Читать книгу Вторая жизнь Эми Арчер - Р. С. Пейтман - Страница 5

Просыпаюсь я в кровати Эми. В спину упирается какой-то комок. Отодвигаюсь – и достаю Багпусса.

Он теплый, помятый, когда-то умильная мордочка выражает теперь скорее изумление. Или недоумение: как я могла поверить рассказу Эми? – а может, возмущение: как это я могу не верить?

Стискиваю его крепче и прижимаю к лицу. От игрушки пахнет синтетическим волокном и пылью. Интересно, узнал ли он прикосновение Эми, когда его трогали пальцы Эсме? А я сама узнала? От этой мысли пробирает дрожь.

Поворачиваюсь на другой бок, и на пол падает сочинение Эсме. Оно смято – я на нем лежала, – уголки страниц загнуты и захватаны моими нетерпеливыми дрожащими пальцами. Я уже потеряла счет и не знаю, сколько раз перечитывала его, вглядываясь в каждую строчку, в каждое слово, пока они не начали представляться мне просто бессмысленными закорючками, которые, однако, притягивали и дразнили, словно шифр, что можно разгадать. Шифр так и не поддался, и меня сморил сон.

Снилась мне морская свинка, падающие звезды, недобро следящий за мной взглядом Багпусс, разлагающиеся куклы – и все это сквозь туман, то розовый, как жевательная резинка, то синий, как полицейские мигалки. Эми танцевала, держа в руке щетку для волос вместо микрофона, и вдруг превратилась в Эсме, а та – в Либби, которая протягивала ко мне руки и спрашивала, чего я хочу.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась. Хочу чувствовать, как ее руки обнимают меня. Хочу снова слышать ее смех. Не у себя в голове, а здесь, в доме. В жизни. По-настоящему. Хочу дурачиться с ней, обсыпая друг друга мукой, когда мы вместе печем кексы дождливым субботним днем. Хочу видеть, как плавно двигаются ее безупречные руки и ноги, когда она делает упражнения для танцевальной школы. Хочу гладить ее скаутскую форму, возить ее к подружкам на чаепития со сладостями, препираться с Брайаном по поводу того, что нужно купить ей для школы, и чтобы он целовал меня в знак примирения и смотрел на меня жалобными щенячьими глазами, перед которыми я никогда не могла устоять. Хочу снова почувствовать силу нашей любви вместо вспышек ссор и мучительной тишины.

Я хочу наставлять Эми, чтобы она не вздумала пить и курить, хочу купить ей первый лифчик, ругать ее за то, что не хочет садиться за уроки, что выбирает не тех парней, что поздно приходит домой или устраивает вечеринки без разрешения, когда нас с Брайаном нет дома.

Я хочу хвастаться ее отличными отметками, помогать ей укладывать чемодан, когда она соберется уезжать в какой-нибудь Оксбридж, толкаться локтями на ее выпускном вечере, чтобы сделать приличное фото, утешать ее, когда ее не возьмут на работу, вносить залог за ее первый дом, успокаивать, когда она будет волноваться перед свадьбой, и ворковать над снимком УЗИ, на котором будет ее ребенок. А потом начать все сначала – уже с ее детьми.

Я хочу всего этого. И это возможно. Большая часть, по крайней мере. У Брайана теперь новая жена, Фиона, и воссоединиться уже не получится, но примириться, вернуть те понимание и близость, какие были у нас когда-то, – уже что-то. Если у нас обоих снова будет Эми, может быть, чудеса не закончатся.

Все возможно. Может стать моим. Если позволю себе поверить.

Прилив адреналина поднимает меня на ноги, и я бегу вниз по лестнице. Хватаю свой сотовый со столика в прихожей, набираю номер и жду. Телефон звонит, звонит… и наконец автоответчик сообщает, что Ассоциация медиумов закрыта до второго января.

– Черт!

Подумав, я оставляю сообщение:

– Это Бет Арчер. Мне нужно еще раз встретиться с Ианом Пойнтоном. Пожалуйста, перезвоните и назначьте прием на ближайшее свободное время. Или, может, дадите мне его номер, я сама позвоню? Пожалуйста. Это очень срочно!

Необходима ясность. Может, Пойнтон сумеет помочь. Его предсказание сбылось – и очень быстро. Не в состоянии больше ждать, я бегу к компьютеру на столе в гостиной. Он старый, медленный – потрескивает и гудит, постепенно оживая. Я молюсь, чтобы он хоть раз в жизни не завис и дал отыскать в Интернете контакты Иана.

На сайте Ассоциации медиумов его номера нет, зато на его личном сайте есть все: фото, короткий рекламный текст и телефон. Хватаю трубку и набираю. После пятого гудка он отвечает невразумительным бурчанием.

– Иан? Иан Пойнтон?

– Да. – Голос хриплый.

– Слава богу! Вы должны мне помочь!

– Кто это? – говорит тревожно и недоверчиво, будто я какой-нибудь телефонный хулиган; может, так оно и есть.

– Миссис Арчер. Бет Арчер. Вы сегодня предсказывали мне будущее. В Ассоциации медиумов.

Он кашляет:

– Вчера, хотите сказать?

– Ах да, – тихо говорю я.

Быстрый взгляд на запястье – на часах пять двадцать пять.

– Конечно вчера. Извините. Но… это важно. Просто необходимо… Я…

– Миссис Арчер?

– Зря я позвонила.

– Я уже не сплю. – В его вздохе слышится плохо скрытое недовольство. – Правду сказать, еще и не ложился. Новогодняя ночь все-таки, это же раз в году бывает. – Он зевает. – У вас расстроенный голос.

Я киваю, хотя собеседник этого и не видит.

– То, что вы сказали мне вчера, исполнилось.

– Ну… Извините, если это прозвучит самонадеянно, но это не редкость – то, что мне показывают духи, происходит на самом деле.

– Для меня – редкость. – Прикладываю руку ко лбу и не отпускаю, словно стараясь таким образом уберечь свой рассудок.

– В таком случае признателен вам за благодарственный звонок, но… разве нельзя было отложить его до более подходящего времени? – Недовольство в его голосе сменяется настоящим раздражением.

– Я не за этим звоню, – говорю я быстро. – Нужен еще один сеанс. Прямо сейчас, если можно. Пожалуйста!

– Сейчас?

– Если вам не трудно. – Я выпрямляю спину в ожидании.

– Извините. Не могу.

– Но… – Я ссутуливаюсь. – Почему?

– Потому что в голове у меня сейчас только два духа – Джонни Уокер и Смирнофф. И вообще, я не даю сеансов по телефону. Некоторые экстрасенсы так делают, но для меня из этого никогда ничего хорошего не выходило – и для клиентов тоже.

– Пожалуйста! Вы должны! Я в отчаянии! – Крепче стискиваю в руке телефон.

– Видно. И это не самое подходящее состояние для сеанса. – Его вдруг ставший деловым тон действует мне на нервы. – Думаю, лучше всего будет, если вы запишетесь ко мне на прием в ассоциации. Буду там через две недели. А до тех пор у меня отпуск.

– Но вы должны понять! Я не могу столько ждать. Пожалуйста! Умоляю! Я заплачу, сколько хотите!

Телефонная трубка уже скользкая от пота.

– Дело не в этом, миссис Арчер, – твердо говорит он. – Просто…

– Вы нужны мне, Иан. Вы не можете отворачиваться от людей, которые нуждаются в вашем даре.

Он снова вздыхает и говорит, что попытается, хотя и не в восторге от этой идеи. Подчеркивает: нет гарантии, что получится.

– Возможно, поможет, если вы будете держать что-то в руке. Фотографию или часы. Что-нибудь такое. Но не говорите мне, что это. Вообще ничего не говорите.

Через несколько секунд я возвращаюсь с Багпуссом и фотографией Эми в одной руке и сочинением Эсме – в другой. Пусть он судит, что все это значит, – сама я не знаю, что и думать.

Зажмуриваюсь и задерживаю дыхание. Хоть бы экстрасенс сказал что-нибудь определенное.

– Извините, – говорит он через несколько минут. – Как я и ожидал. Ничего. Темнота и тишина.

Наклоняюсь ближе к трубке:

– Попробуйте еще. Пожалуйста!

Неотрывно смотрю на фотографию Эми, надеясь, что изображение передастся Иану на его третий глаз, но он опять говорит, что ничего не видно. Вся сжимаюсь, чтобы заглушить рыдания.

– Наверное, лучше на этом закончить, – произносит он, снова подавляя зевоту.

– Погодите. Вы…

Я сажусь прямо, перевожу дыхание и только после этого нахожу в себе силы договорить. Боюсь услышать его ответ – боюсь того, что́ он будет значить для меня и к чему это приведет.

– Вы верите в реинкарнацию? – выпаливаю я.

Кажется, в этих словах вызов.

– В реинкарнацию? – В голосе мужчины сквозит удивление. – Ну да, я читал кое-какие воспоминания о прошлых жизнях, – продолжает он после секундного молчания. – Это было впечатляюще. И видел, как некоторые из моих коллег проводили сеансы регрессионной терапии – с поразительными результатами. Так что да, я верю в реинкарнацию.

– Регрессионной терапии? – У меня широко распахиваются глаза.

– Люди вспоминают прошлую жизнь под гипнозом.

– Это оно! – Я резко вскакиваю, Багпусс и сочинение падают из рук, и только фотографию Эми держу крепко; голос срывается от надежды и слез. – То, что мне нужно! Это истребит все сомнения.

– Вы явно… слишком взволнованы, миссис Арчер. Если хотите попробовать регрессионную терапию, лучше подождать, пока немного не придете в себя. Это и так-то дело непростое.

Но я слишком возбуждена, и его доводы не действуют.

– Можно записаться на прием? Прямо сейчас?

– Как я уже сказал, у меня отпуск. И в любом случае я не занимаюсь регрессионной терапией. Нет квалификации. – Медиум вздыхает. – А теперь мне и правда нужно идти. Поспать хоть немного. Чек можете прислать через ассоциацию.

Я вешаю трубку и вытираю глаза рукавом. Сама не знаю, чего от него ждала, но чувствую разочарование. Что угодно, лишь бы не молчание! Даже самый слабый намек на отклик мог бы сдвинуть баланс в ту или иную сторону, а тишина и пустота оставляют меня по-прежнему на грани.

Ставлю фотографию Эми обратно на каминную полку. Теперь ее улыбка уже не кажется такой милой и беззаботной. Кладу Багпусса на диван. Глаза-бусинки так и впиваются в меня. Бросаю сочинение на стол, и слова будто скатываются с его страниц. Хватаю пальто с вешалки в коридоре и выбегаю за дверь.

Шагаю ровно, быстро, четко, а потом – торопливо, лихорадочно. Сама не знаю, куда иду. Останавливаюсь перевести дыхание, оглядываюсь – не смотрит ли на меня кто? Где я? Что делаю? Но вокруг никого. Весь город очарован новогодним сном.

И все же, кажется, я слышу шаги.

Бегу вдоль улицы. Подбегаю ближе к реке, пробираюсь среди бутылок от шампанского, пивных банок, коробок из-под бургеров и раскисших бумажных ленточек. Иду путями, о которых раньше и не догадывалась, сворачиваю то влево, то вправо – куда ноги несут. Главное – не останавливаться.

На Боро-Хай-стрит приходится обходить компанию, выплясывающую буйную конгу.

– С Новым годом! – кричит один из танцоров.

Хватаюсь рукой за стену и иду дальше. Держусь за нее, не решаясь оглянуться на весельчаков.

– Господи, вот это набралась!

– Интересно, что она пила? Мне бы сейчас того же!

Их смех обжигает. Бегу дальше и наконец выныриваю у входа на рынок «Боро».

Никого. Ларьки закрыты, тенты в разноцветную полоску свернуты под темными металлическими арками. Земля вокруг усеяна пустыми бутылками и банками, кучи мусора выглядят празднично из-за блестящих конфетти и помятой пластиковой трубы, запахи пива и мочи смешиваются с привычным ароматом, устоявшимся здесь за «тысячи лет» торговли: опилки, подгнившие овощи, кровь. Запах чего-то вечного, сталкивающегося с временным. Праздника и разложения.

Колокола Саутуоркского собора звонят восемь раз. Оглушительный звук отдается у меня в голове. Бегу туда, завороженная надеждой найти прибежище. Спасение. Истину.

Сворачиваю за угол, молясь на бегу, чтобы собор был открыт. Серо-бежевый храм упирается верхушкой в светлеющее небо, словно старается обратить на себя Божье внимание. Тяжелые деревянные двери приоткрыты. Скрипят, когда я распахиваю их и врываюсь внутрь через еще одну дверь. Женщина в рабочем халате, протирающая тряпкой церковные скамьи, вздрагивает от неожиданности.

– Ох, напугали вы меня! – Она нервно улыбается.

Взгляд у нее бегает в разные стороны, словно она прикидывает, сумеет ли убежать, если понадобится. Я пытаюсь перевести дыхание, убираю за уши растрепавшиеся волосы. Старательно выдавливаю улыбку.

– Можно войти? – спрашиваю шепотом.

– Мы готовимся к благодарственному молебну. – Тон сухой, официальный, словно я нахально вторглась на чужую территорию.

– Пожалуйста, – произношу я, протягивая к ней руки. – Мне просто нужно присесть, подумать. Помолиться.

– Да, – медленно говорит женщина. – Можно, наверное. – Она встряхивает пыльную тряпку и чихает. – Ну, если вам не помешает пылесос… Двери храма Божьего всегда открыты, как говорится.

Она включает пылесос и начинает водить им возле купели. Я иду по центральному проходу. Пристальные взгляды святых на витражах почти скрывает полумрак. Склоняю голову под этими взглядами. Иисус смотрит с презрением.

На цыпочках подхожу к алтарю, но женщина, полирующая перила, показывает налево, где ряд скамей заканчивается у входа в маленькую часовню. Вывеска на двери гласит, что это Гарвардская часовня для уединенной молитвы и тихих размышлений.

Вхожу. Сажусь на стул в дальнем углу, радуясь, что можно прислониться к колонне рядом. Потираю виски – вот бы еще умолк этот пылесос! Вскоре он и правда умолкает.

В часовне так тихо и спокойно, что кажется, будто я слышу, как оплавляются свечки у алтаря. Я долго-долго смотрю в арку окна… Наконец все цвета начинают сливаться, и маленькие фигуры, стоящие на коленях перед самодовольным Иисусом, тонут в них.

Подпись поясняет, что старинное окно было разрушено во время бомбежки Лондона. Профессора и бывшие студенты Гарварда собрали средства для реконструкции в память основателя университета, которого когда-то крестили в этом соборе. Судьба протянулась сквозь огромное расстояние, сквозь бурный океан к дальним мирам, дотянулась сквозь время, чтобы исправить разрушенное. Исцелить. Может быть, и Бог сделал то же самое, когда послал мне Эми в обличье Эсме.

Внезапная вспышка солнечного света. Окно загорается, и ярче всего светятся красные буквы в центре. VERITAS. Истина.

Мое сердце колотится. Молю, чтобы Господь направил меня, так же истово, как молилась когда-то о том, чтобы Эми вернулась живой и невредимой. Горькие слезы обжигают лицо.

– Помоги мне, – всхлипываю. – Прошу Тебя, помоги…

Чувствую справа движение и отрываю взгляд от окна. В дверях стоит молодой человек в серой рубашке и белом пасторском воротничке. Лицо мягкое, встревоженное.

– Простите. – Он входит в часовню. – Что-то случилось?

– Ничего. – Я вытираю лицо рукавом пальто.

– Если хотите поговорить…

– Нет, – быстро произношу я и заставляю себя улыбнуться, чтобы смягчить резкость. – Но спасибо.

Священник достает из маленького шкафа коробку свечей и зажигает одну, чиркнув спичкой. Огонек тусклый, неровный, но, постепенно разгораясь, становится выше и ярче.

Молодой пастор убирает коробку обратно в шкафчик и улыбается:

– Хорошо. Оставлю вас с миром.

Если бы это было так просто…

– Погодите, – говорю я. – Пожалуйста.

Указываю глазами на стул рядом. Слуга Божий принимает приглашение:

– Чем могу помочь?

Я закусываю губу:

– Вы решите, что я просто сумасшедшая, отчаявшаяся женщина, и, бог знает, может быть, это так и есть, но… – Я качаю головой.

– Продолжайте, – мягко говорит он.

Я с трудом заставляю себя взглянуть мужчине в глаза и спрашиваю, верит ли он в возможность реинкарнации.

Мой собеседник приподнимает брови:

– Признаюсь, не ожидал. – Улыбка у него скорее сочувственная, чем насмешливая. – Но вопрос не такой уж глупый. То есть совсем не глупый. – Он ерзает, стул под ним скрипит. – Видите ли, я полагаю, что на свете все возможно, может быть, даже реинкарнация…

– Но?..

– Но думаю, что вряд ли.

Сердце у меня будто падает.

– Это логика или вера? – спрашиваю я, хотя и не уверена, что это имеет значение.

– И то и другое. Это подрывает основы веры. – Он кладет руку на сердце. – Моей веры. Однако миллионы практикующих христиан думают иначе. Наша церковь обширна во всех смыслах: в ней есть место и для людей, которые верят в то, что другие могут счесть глупостью или несообразностью.

Я проглатываю комок и киваю.

– А почему вы спрашиваете? – Он склоняет голову набок.

– Просто так, – отвечаю я быстро. – Все эти предновогодние разговоры… Вы же знаете: новая жизнь, конец старой, мечты. Все во всем сомневаются, все анализируют.

– Это немного действует на нервы. Правда? Но в то же время и воодушевляет. Вселяет надежду. – Он кладет руку на мою. – В конечном счете все мы находим утешение в какой-нибудь вере: в буддизме, в христианстве или в «Манчестер юнайтед». Верить во что угодно лучше, чем не верить ни во что. Главное – чтобы вам это казалось правильным, истинным.

– Но как можно быть уверенным, что чувства не обманывают? – В моем голосе снова прорывается отчаяние.

– Ну разумеется, у нас у всех бывают сомнения, – говорит он, неторопливо пожимая плечами.

– Даже у вас?

Он встает и улыбается.

– Вы не поверите, – показывает он на свой пасторский воротник, – но это не спасает от минут колебаний. Да я бы и не хотел. Сам Господь каждый раз возвращает меня на путь веры – и от этого знания моя вера крепчает. – Он проходит мимо свечи, и пламя, затрепетав, гаснет. Струйка дыма поднимается, как маленький серый призрак. – Вот видите, – говорит священник. – Даже свет Божий иногда приходится зажигать заново. – Он зажигает свечу и уходит.

Над дверью висит красная табличка, на ней золотыми буквами – одно слово.

VERITAS

Я быстро отворачиваюсь и долго смотрю на вновь зажженную свечу. Сильное ровное пламя завораживает. Мне так не хватало яркого, ясного света надежды и опьяняющего тепла любви, так хочется снова почувствовать их жар! Может, Эсме – последний шанс… Если я решусь ей поверить.

Сходство девочки с Эми поразительно. Ее память о прошедших событиях сверхъестественна. Точность непостижима. Ни одна из тех подробностей, что она мне назвала, не упоминалась в прессе, не считая того, что Эми увлекалась «Spice Girls», а это вряд ли такая уж большая редкость для десятилетней девочки того времени. Эсме произносила каждое слово с непоколебимой уверенностью, без тени сомнения. Не могла же девочка, тем более маленькая, разыграть такой спектакль так безупречно, уверенно.

Отрываю взгляд от свечи. Смотрю вверх. Камни и арки потолка соединяются, как пальцы молитвенно сложенных рук. На одном из камней светится позолоченный шестиугольник, в центре которого по ярко-красному фону бегут золотые буквы.

VERITAS

Встаю, чтобы уйти, но задерживаюсь в дверях часовни. Смотрю на табличку над головой, на камень в потолке, на сияющий прямоугольник окна.

VERITAS

Тройное подтверждение.

Трижды повторенная истина.

Иду по проходу к дверям, потом выхожу на Боро-Хай-стрит. Все это время меня преследует эхо собственных шагов. Остановившись перевести дыхание, чувствую на себе чей-то взгляд – и нервно оборачиваюсь.

На меня глазеют пустые оправы из витрины оптики. Реклама бифокальных очков заверяет, что я все увижу в новом свете. Чувствую, как безумие шевелится внутри, словно паук в углу. Делаю глубокие, медленные вдохи, в точности как учил доктор Морган.

Это была идея Брайана – пойти к психиатру – последняя отчаянная попытка заставить меня начать новую жизнь. Вначале мы вместе ходили на прием к специалисту по проблемам переживших тяжелое горе – в душный кабинетик в местной клинике. Брайану понадобилось совсем немного времени, чтобы обратить на меня обвиняющий перст, вслед за прессой.

Сначала-то муж убеждал меня не обращать на писак внимания, говорил, что им нужен козел отпущения, раз уж полиция не нашла преступника. Говорил, что я была хорошей матерью, но в глазах у него читалось совсем другое. Черная тень сомнения.

Это я виновата, что Эми пропала. Это я за ней не следила, когда должна была стоять рядом, не спуская глаз. Это я отпустила дочь одну, через дорогу, играть без присмотра, лишь бы она не путалась под ногами.

Ответом на его нескончаемые обвинения были все те же знакомые до боли слова. До ворот парка от нашего дома каких-то пятьдесят метров, машин на дороге почти нет, на площадке она была вместе с подругой, ей было десять лет, она была разумной, смышленой девочкой. Ее должен был забрать надежный взрослый. Откуда мне было знать, что подружка убежит и бросит нашу дочь?

И вообще, чем я в этот вечер была так занята? Собирала нас обоих на вечеринку, важную для него и для его бизнеса. А он где был? На работе, заканчивал рекламу какой-то паршивой туалетной бумаги, которая вполне могла бы подождать день-другой. Разве что дело не в аврале, просто какой-нибудь большеглазой сослуживице не терпелось сделать себе имя. Мы оба не смотрели за ребенком.

Психотерапевт ерзал, заикался – и в конце концов предложил нам ходить на прием по отдельности. Тогда Брайан отказался вообще.

– Бет, мы только и делаем, что ходим кругами, – сказал он, сжимая кулаки. – И это больно. Я должен справиться сам. По-своему. Может быть, и тебе стоит попробовать.

– Не могу. Мне легче, когда есть с кем об этом поговорить. Лучше бы это был ты, но…

Еще какое-то время я походила к психотерапевту, но состояние не улучшалось – и тогда Брайан предложил обратиться к психиатру. Злил скрывавшийся в этом предложении тонкий намек, что вся проблема во мне, но я понимала, что нужна помощь.

Доктор Моран и правда помог, по крайней мере поначалу.

В тихом кабинете с видом на пышный, чистый садик в его доме в Далвиче доктор внимательно слушал мои рассказы об Эми и впитывал мою злость и муку, как губка воду. Но когда он стал пытаться зайти дальше, разобраться в моем прошлом и в отношениях с Брайаном, я начала сопротивляться.

– Все это не имеет никакого отношения к гибели Эми! – Я выставила ладони перед собой, удивляясь, как он сам этого не понимает.

– Но это имеет отношение к тому, как вы продолжаете жить без нее, – кивнул он.

– Без нее мне жизни нет.

– Но может быть, – сказал он, сдвигая вместе кончики пальцев. – Если вы захотите.

Он утверждал, что смерть Эми нанесла мне такую страшную травму еще и потому, что во всех остальных отношениях моя жизнь не удалась.

– Вы отказались от карьеры в рекламном бизнесе, чтобы растить дочь. Утратили статус, который давала работа, утратили независимость. Ощущение своего места в мире. Теперь, когда Эми нет, у вас остался только брак. – Он еле заметно пожал печами. – Может, этого мало?

Мало. Всегда было мало. Да и как могло быть иначе? Ведь одной из частей этого уравнения была я.

Нас с Брайаном свела вместе реорганизация отдела в небольшом рекламном агентстве. Меня, к удивлению и облегчению, не уволили, и, к еще большему удивлению, я стала работать в паре с ведущим специалистом фирмы.

Он не захотел сидеть у себя в кабинете и сразу потащил меня в соседнее кафе. Наши отношения начались на фоне сигаретного дыма, в запахах табака и подгорелых тостов. Там все пылало и тлело, и наша страсть не стала исключением.

Сидя в кабинке с шаткими кожаными креслами и облупленным столиком из формайки, он выдавал один броский слоган за другим. Я была просто секретаршей – записывала под диктовку, обрабатывала его идеи, чтобы выходили доходчивые рекламные тексты. Тексты, которые получали награды.

Он помог мне казаться лучше, чем я была, и моя благодарность переросла в любовь. Его любовь пробудила моя уступчивость, которой не стало, когда появление Эми изменило мои приоритеты.

То, что я считала родительской ответственностью, он принимал за мелочный контроль. Я хотела для Эми самого лучшего и делала для этого все, что могла. Муж хотел того же, но считал, что девочка будет счастливее, живя своим умом, как независимая личность. Либеральное воспитание, как он это называл. Я же называла его опасным, для ленивых. Закипали ссоры, тлели обиды.

– Проблема не в моем браке, – заверила я доктора Моргана.

– Частично в нем. Поработайте над этим, и тогда, возможно, вам удастся привести в порядок остальное.

Как будто это так просто.

– Это не вернет Эми, – проговорила я сквозь сжатые зубы.

– К сожалению, ее ничто не вернет. Но если вы с мужем будете любить друг друга с той же страстью и глубиной, с какой сейчас обвиняете, возможно, в один прекрасный день у вас появятся новые дети.

– Никто не заменит Эми! – Одна мысль об этом меня потрясла; я почувствовала себя предательницей, отступницей.

– Я не говорю о том, чтобы заменить Эми, – твердо произнес психиатр. – Я говорю о том, чтобы вы нашли себя.

Больше я к нему не ходила. Через несколько месяцев мой брак рухнул под тяжестью интрижки, что Брайан завел на работе.

– Фиона ни в чем не виновата, – сказал муж. – Дело в тебе, в твоей нездоровой зацикленности.

– Это не зацикленность!

– Да? А как же, по-твоему, это называется?

– Любовь.

Ясно и понятно, к какому заключению пришли бы они с доктором Морганом, если бы я сказала, что Эми вернулась. Сказали бы, что я обманываю себя. Невротичка. Сумасшедшая.

Может, так оно и есть.

Прижимаюсь головой к окну оптики. Холодное стекло успокаивает. Взгляд падает на плакат о проверке зрения.

«Что проходит мимо вас?»

Под ним выставлены контактные линзы «Clear View».

«Загляните в будущее».

Я снова прислоняюсь головой к окну. Часы собора отбивают полчаса. Вспоминаю о том, что видела в Гарвардской часовне.

VERITAS

Опять слышу слова священника: «Сердце подскажет, во что верить». Вижу инициалы Эми, выцарапанные на крыльце. Блеск ее волос. Чувствую под рукой мягкие, теплые локоны Эсме. Мгновенное узнавание, вспышка надежды на будущее. Внезапное решение.

Достаю телефон из кармана пальто. Сообщение для Либби написано и отправлено в мгновение ока.

«Я верю».