Читать книгу Казахи и Россия - Радик Темиргалиев - Страница 4

Структура власти

Первые степные подданные России

Русские посольства

Самостоятельность и протекторат

Башкирское восстание

Укрепление контактов

В начале 30-ых гг. старшим и, безусловно, самым авторитетным казахским ханом считался хан Абулхаир[6]. Под его руководством в течение 20-х гг. были одержаны значительные победы над соседями и расширена территория казахских кочевий в степи.

Некоторые историки, описывая данный период казахской истории, рисуют довольно стройную структуру Казахского ханства (Казахских ханств). Они делят ханство на три жуза, во главе которых стоят отдельные ханы. Но в реальности самостоятельных улусов было намного больше, чем жузов.

Самые крупные из них. В состав Младшего жуза входили: владение самого Абулхаира, состоявшее из большей части племени алимулы; улус его сына Нуралы, управлявшего племенем байулы; улус султана Батыра[7], которому подчинялась часть алимулинских родов; улус жетыру, которым управляли батыры Бокенбай и Есет.

В Среднем жузе самым крупным считалось владение хана Самеке, которого своим ханом считало большинство аргынских родов. Но не меньшим авторитетом в этом улусе пользовался легендарный бий Казыбек. Ядром другого улуса было племя найман, ханом которого считался хан Кучук, но реальным правителем являлся его брат султан Барак. На границе с кочевьями Младшего жуза часть аргынских родов находилась под управлением батыра Джанибека.

Племена малочисленного Старшего жуза держались обособленно. Их представители не принимали участия в ежегодных курултаях, на которые съезжались все авторитетные вожди Среднего и Младшего жузов. Самым сильным и многочисленным в Старшем жузе являлось племя дулат. Его правителем считался хан Жолбарс, но фактическая власть была сосредоточена в руках знаменитого Толе-бия.

Ханы избирались на народных собраниях – курултаях. Строгих правил наследования не существовало, на белой кошме могли поднять любого чингизида. Однако чаще всего новым ханом избирался сын либо брат покойного правителя. В начале XVIII в. собственным ханом мог обзавестись даже какой-нибудь маленький род, но чаще всего хана избирало большое племя.

Высокий статус чингизидов был связан с их инородным происхождением. Они являлись стержнем, вокруг которого могли объединяться разные племена во время конфликтов, поскольку в первую очередь ханы являлись военными предводителями. Не случайно ташкентский мулла Нурмухаммед в 1735 г., рассказывая российским властям о хане Абулхаире, подчеркивал: «Получил себе ханство по случаю войны зюнгарских калмык владельца контайши».

Другой важной функцией ханов была также связанная с их происхождением возможность посредничества между племенами по различным вопросам. Как гласит предание, хан Аблай завещал потомкам никогда полностью не разрешать споры и тяжбы среди казахов, чтобы чингизиды не утратили своего влияния.

Третью опору власти, обусловленную статусом потомков Чингисхана, В. П. Юдин назвал чингизизмом. Как отмечал И. Г. Георги, «хану оказывают они, правда, не строгое повиновение, однако ж отменное почтение, как будто священной особе».

Репутация фамилии, родоначальником которой являлся Чингисхан, давала ее представителям большие возможности. Поэтому время от времени казахские чингизиды становились башкирскими, каракалпакскими, кыргызскими, ногайскими, туркменскими и хивинскими ханами. Российские власти в силу старинных традиций также признавали право представителей этой династии претендовать на царский титул.

Но для реальной власти этого, конечно, было мало. Казахские ханы не имели права взимать налоги, не могли вершить суд по своему разумению и не обладали почти никакой реальной силой. В мирное время единственной силой, находящейся в их распоряжении, были немногочисленные отряды туленгутов[8].

Более серьезная власть находилась в руках знати «черной кости», поскольку за каждым бием или батыром стояли тысячи его сородичей и соплеменников. Как писал П. И. Рычков, «двинуть киргизов на какое-либо дело можно лишь с одобрения многочисленных родовых глав; веление самого хана имеет сравнительно мало значения». Дань, собираемая с сырдарьинских городов и поселений, или подарки, получаемые от иностранных посланников, большей частью доставались именно главам родов и племен.

Биев и батыров, управлявших племенами и родами, никто не назначал и не избирал. Их власть не передавалась по наследству. Человек, прославившийся умом, справедливостью, знанием степных законов и прецедентов, постепенно становился популярен как третейский судья и приобретал репутацию бия. Человек, неоднократно проявивший себя в ходе военных столкновений, становился известен как батыр. Самые выдающиеся бии и батыры в силу своего авторитета со временем приобретали власть над целым родом или племенем и представляли его интересы на народных собраниях, переговорах и т. п. Но и их власть была не безграничной, и им постоянно приходилось подтверждать свое право на первенство. Потеряв репутацию в глазах племени, вождь сразу же терял влияние.

Самые крепкие позиции в общей структуре власти принадлежали находящимся на низовом уровне аксакалам – главам больших семей. В условиях неограниченной полигамии такие отцы семейств располагали десятками, а иногда и сотнями отпрысков, беспрекословно подчинявшихся главе своего клана. Данный вид подчинения являлся не только и не столько данью патриархальным традициям. Старики были носителями драгоценных знаний, без которых в суровых степных условиях выжить было нельзя.

Как пишет Н. Э. Масанов, «чаще всего нормальное функционирование кочевого типа хозяйства обуславливалось в прямом смысле слова, прежде всего, качественно-количественным объемом знаний общественного лидера и каждого индивида. …Как правило, о всех нюансах и особенностях природных циклов, географии расположения сезонных пастбищ, кратчайших и разнообразных маршрутах кочевания, мест водопоя, гидрохимического состава водных источников, циклов продуктивности растительного покрова, степени его поедания и усвоения скотом, процесса нажировки и качества физического состояния животных, атмосферных осадков и паводкового разлива рек, времени установления и схода снежного покрова и о многом другом знали только лишь отдельные аксакалы (седобородые)».

Именно сообщество аксакалов зачастую определяло общественное мнение. Игнорировать их не могли ни ханы, ни бии, ни батыры.

К 1730 г. казахам удалось завершить тяжелую войну с джунгарами, вытеснив их как из Присырдарьинского региона, так и из степей Сары-Арки[9]. На западе за Яик были выдавлены калмыки. Продолжались лишь конфликты с башкирами, которые не удавалось окончить миром. Стороны, устав от войны, решили пойти на переговоры. В знак доброй воли влиятельный казахский батыр Бокенбай оказал содействие в освобождении сорока башкирских семей, проживавших среди каракалпаков. Это были дети и внуки участников башкирского восстания 1662–1664 гг., после поражения бежавших на р. Сырдарью. Здесь они оказались в зависимости от каракалпакских ханов и были обложены ежегодной податью.

Но переговоры зашли в тупик, поскольку не размен пленников и возврат угнанного скота были камнем преткновения, а установление принадлежности территорий. Стороны не могли прийти к согласию, поскольку не без оснований считали себя законными владельцами бывших земель Ногайской Орды. В итоге они решили обратиться к российской императрице как к своеобразному третейскому судье. Летом 1730 г. группа казахской знати во главе с ханом Абулхаиром снарядила в Россию посольство, которое имело на руках прошение, в котором от лица хана говорилось следующее: «Наше заявление к Вашему величеству состоит в том, что с подданным Вам башкирским народом, который находится за Уралом, у нас близких отношений не было. Желая быть совершенно подвластным Вашему величеству, я посылаю своего посланника вместе с Вашим подданным Алдарбаем. Этот Алдарбай требовал посланника от нас к Вашему величеству, и поэтому мы Абулхаир-хан, с подвластным мне многочисленным казахским народом Среднего и Малого жузов, все преклоняемся перед Вами, являемся Вашими слугами и все вместе с простым народом, желаем Вашего покровительства и ожидаем Вашей помощи, чтобы с подданным Вам башкирским народом, находящимся за Уралом, жить в согласии».

Ключевыми словами, повторенными для верности дважды, являлось указание, что башкиры находятся «за Уралом». Здесь имеются в виду горы Южного Урала, занимающие значительную часть территорий современной Башкирии и Челябинской области. Таким образом, казахи просили признать их завоевания и помочь заключить мир с башкирами. Ни о чем большем речь в послании не шла.

Миссией, прибывшей в Россию, было доставлено и устное послание хана Абулхаира. В нем говорилось, что он уполномочен всеми остальными ханами просить принять Киргиз-Кайсацкую Орду в число подданных ее величества Анны Иоанновны. Это был заведомый обман, поскольку о замысле Абулхаира знало всего несколько батыров из малочисленных родов. Несмотря на изначальную сомнительность подобной инициативы, ханская печать, скреплявшая послание, вызвала доверие у российских властей, и обращение Абулхаира было с удовлетворением встречено в Петербурге. Свою роль сыграли и башкирские батыры, посвященные в планы заговорщиков. 19 февраля 1731 г. Анной Иоанновной была подписана грамота о приеме казахов в российское подданство. Для приведения к присяге новых подданных 30 апреля к Абулхаиру было направлено посольство под началом А. И. Тевкелева. Он был мусульманином по вероисповеданию, владел многими восточными языками и считался одним из самых крупных специалистов в России по взаимоотношениям с азиатскими народами.

В начале июля посольство прибыло в Уфу, где была сделана длительная остановка для завершения всех приготовлений. Здесь к миссии присоединилась группа башкирских старейшин во главе с батырами Алдаром и Таймасом. По их инициативе в казахскую степь были отправлены гонцы, известившие Абулхаира о скором прибытии российского посольства. В ответ казахский хан направил батыра Суиндыка, который заверил российского посланника, что в степи его ждут с нетерпением. Кроме того, казахский батыр принес сенсационную новость: среднеазиатские правители, якобы беспрекословно подчинявшиеся воле Абулхаира, также изъявили желание принять российское подданство.

Получив такие известия, А. И. Тевкелев в сопровождении большой свиты из дворян, драгун, казаков и башкир немедленно двинулся в путь. В ставку хана на р. Иргиз посольство прибыло 6 октября. По прибытии посланника ожидал крайне неприятный сюрприз. При тайной ночной встрече Абулхаир поведал посланнику, что он решил просить российского подданства без ведома других ханов, султанов и вождей «черной кости». Растерявшийся от такой новости, А. И. Тевкелев стал спрашивать хана о причинах, подтолкнувших его совершить столь грандиозный обман. Абулхаир ответил, что в противном случае его обращение наверняка осталось бы без ответа, в то время как российское подданство является единственным способом разрешить все насущные проблемы.

Самой главной проблемой оказалась потеря присырдарьинских городов в результате казахско-джунгарской войны. Население этих городов больше не собиралось подчиняться казахским ханам и султанам, а без контроля над городами власть правителей становилась эфемерной. Восстановить власть над Ташкентом и Туркестаном и продолжить борьбу против джунгар мешали непрекращающиеся конфликты с калмыками и особенно с башкирами, не желавшими отказываться от потерянных земель.

Положение казахов существенно осложнялось поддержкой, которую оказывали их противникам яицкие и сибирские казаки. Поэтому казахам был необходим статус российских подданных. «Можно видеть, – замечал Абулхаир, – как Аюка, хан калмыцкой, так и башкирцы, ежели не могут управитца с неприятельми собою, то охранены бывают протекцию Е. и. в. Також-де б и он, Абулхаир-хан, был охранен Е. и. в. протекциею».

Как заверил казахский хан российского посланника, казахи легко согласятся принять подданство, для чего надо подкупить самых влиятельных племенных вождей, и если «знатны старшина на то склонятца… киргис-кайсацкие народы от старшин отстать не могут». А. И. Тевкелев был вынужден согласиться с предложением хана. Но все оказалось не так просто. Вероятно, многие влиятельные старейшины и до прибытия посольства чуяли неладное, поэтому стали препятствовать контактам Абулхаира и А. И. Тевкелева.

После первой встречи в руки казахских джигитов, присматривающих за ханской ставкой, попал башкир Кидряс, провожавший до юрты Абулхаира. Кидряс был связан, утром племенные вожди подвергли его допросу. По словам самого башкира, он, несмотря на угрозы и побои, отговорился тем, что ходил на ханскую кухню поесть мяса. Но, вероятно, Кидряс все-таки проговорился либо старейшины не поверили ему. После допроса они ворвались в ставку Абулхаира, где состоялся весьма неприятный для хана разговор.

В результате жизни хана Абулхаира стала угрожать опасность. Он спешно отправил одного из своих туленгутов к А. И. Тевкелеву, срочно требуя подарков, чтобы задобрить возмущенную знать. Посланник, видимо, не оценив реально обстановку, отказал. Однако вскоре туленгут передал, что без подарков А. И. Тевкелеву грозят серьезные неприятности. Встревоженный посланник пообещал туленгуту лично доставить требуемые подарки. Но к нему пришел представитель старейшин и от их лица потребовал немедленно явиться в ханскую юрту. А. И. Тевкелев был вынужден подчиниться.

При встрече поздним вечером в присутствии старейшин А. И. Тевкелев преподнес Абулхаиру подарки и грамоту императрицы, во всеуслышание объявив ее содержание. После удаления посланника в ханской ставке разгорелся скандал. Абулхаира спасли лишь ссоры между вождями из-за дележа подарков, оставлять которые хану никто не собирался. Дело дошло до поединков на плетях и саблях.

По всей видимости, эти конфликты привели к расколу среди старейшин. От них решили отделиться около трех десятков биев и батыров. Но в силу малочисленности они не собирались заступаться за хана или посла, несмотря на крайнюю необходимость защиты. Как сообщали А. И. Тевкелеву башкиры, старейшины решили целиком вырезать посольство.

После таких известий посланник устроил совет с предводителями сопровождавшего его башкирского отряда. Он поделился своими тревогами, спрашивая, как можно избежать грозящей опасности. В ответ башкирские батыры заявили, что реальную защиту могут обеспечить только вожди союза жетыру Бокенбай-батыр, его зять Есет и двоюродный брат Кудайназар.

Такой неожиданный совет, по всей видимости, вызвал серьезные сомнения у А. И. Тевкелева. Он решил отправить человека к Абулхаиру, чтобы просить хана о защите посольства от нападения. К удивлению посланника, от хана также был получен совет обратиться за помощью к Бокенбай-батыру. Следовательно, между башкирскими старейшинами и Абулхаиром также велись переговоры, ускользнувшие от внимания российского посланника. За помощью к батыру был отправлен башкир Таймас, который еще с башкирско-казахских переговоров 1730 г. сумел завязать с ним хорошие отношения.

Реакция Бокенбая, который кочевал неподалеку, была незамедлительной. Она свидетельствует, что батыр был полностью посвящен в детали заговора и являлся одним из главных его участников. При встрече с Бокенбаем, Есетом и Кудайназаром, состоявшейся 8 октября, А. И. Тевкелев пытался вести себя в соответствии со статусом посланника великой державы. Он стал объяснять, что убийство российского посланника будет грозить казахам серьезными последствиями.

Такое начало разговора пришлось не по нраву Бокенбаю. Он напомнил собеседнику, что хивинскому хану, вырезавшему большой российский отряд, все легко сошло с рук. Таким образом, было выражено сомнение в беспокойстве России из-за бесследной пропажи своего посольства.

А. И. Тевкелев пытался объяснить казахскому батыру, почему Россия не смогла отомстить за гибель Бековича-Черкасского и его солдат, но потом стал умолять Бокенбая спасти ему жизнь. Взамен посланник обещал всевозможные милости и награды от Российского государства, предложил товаров на 500 рублей. Это составляло треть всех подарков, предназначенных для степной элиты.

Перемена тональности в разговоре помогла найти общий язык, Бокенбай согласился взять под свою защиту посланника и способствовать принятию казахами российского подданства. Но эти обещания и демонстративный отказ батыра от подарков вызвали подозрения у А. И. Тевкелева. Он не верил, что «киргиз-кайсаки» действительно хотят принять российское подданство.

Вечером 9 октября состоялась еще одна их встреча. Батыр сообщил о завтрашнем большом собрании казахских старейшин, на которое будет приглашен и российский посланник. Согласно собственному плану склонения старейшин к присяге, Бокенбай попросил А. И. Тевкелева вести себя уверенно и бесстрашно, обещая личную защиту. Посланник согласился с инструкцией, попросив Бокенбая тайно пройти церемонию принесения присяги, против чего батыр не возражал. Тут же Бокенбай поклялся на Коране быть верным России и стал, таким образом, первым российским подданным среди казахов.

Вряд ли визиты Бокенбая были секретом для остальных родоначальников, поскольку они продолжали препятствовать встречам А. И. Тевкелева и Абулхаира, находящихся под домашним арестом. Но Бокенбаю никто не смог помешать. В эти два дня Бокенбай, Есет и Кудайназар виделись и с Абулхаиром, которому были даны такие же инструкции. Переговоры проходили и с представителями противоположного лагеря, в ходе которых было решено провести курултай. Батыры, воспользовавшись разногласиями в стане «противной партии», сумели переманить на свою сторону некоторых старейшин.

Утром 10 октября начался курултай, который, скорее, можно было назвать судом, поскольку в нем должны были решаться судьбы хана и посланника. Старейшины «с великой яростию и гневом» стали спрашивать у А. И. Тевкелева, с какими целями он прибыл. Посланник повторил сказанное ранее. Эти слова стали основным свидетельским показанием для обвинения Абулхаира, преступившего степные законы: он собирался принять российское подданство без ведома племенных вождей. По этой причине бии требовали смертной казни для своего хана.

Неожиданно для своих судей Абулхаир не попытался оправдаться и заявил, что он просил подданства исключительно в своих интересах, надеясь с помощью российской императрицы укрепить свою власть. Хан добавил, что предпочитает погибнуть, чем пребывать в прежнем состоянии формального монарха, чей статус подобен положению домашней скотины, жизнь которой всецело находится в руках ее хозяина.

После подобной пламенной речи бии вынесли смертный приговор и А. И. Тевкелеву. По их мнению, он прибыл в качестве не посланника, а разведчика, задачей которого было «смотреть киргис-кайсацкого войска, и высмотреть» для последующей войны России против казахов. В ответ российский посланник, отличавшийся незаурядными ораторскими способностями, упрекнул старейшин за их неподобающее отношение к представителю великой страны, не нуждающейся в подобных подданных, в то время как казахи, напротив, кровно заинтересованы в ее покровительстве. Завершая речь, А. И. Тевкелев предложил старейшинам в случае окончательного отказа от принятия российского подданства немедленно отпустить его на родину.

Эти слова, конечно, ничего не значили для биев, их мнение не изменилось. Но взявший слово батыр Бокенбай заявил, что от имени своего рода желает принести присягу на верность Российской империи, и предложил Абулхаиру пройти эту церемонию первым. Хан принес клятву на Коране. Затем эту процедуру повторили Бокенбай, Есет, Кудайназар и еще 27 старейшин, которых батырам удалось привлечь на свою сторону. Таким образом, суд был сорван.

Конечно, большинство старейшин оставалось при своем мнении, его не удалось поколебать ни подарками, ни уговорами. «А протчие киргис-кайсацкие старшины, – сообщал в своем журнале А. И. Тевкелев, – большая часть не присягали, стали быть противны, и потом отослали ево, Тевкелева, в свой обоз». Но в отличие от конфликта с Абулхаиром, располагавшим разве что парой сотен туленгутов, ссора с влиятельными батырами, за спинами которых стояли все роды жетыру, была чревата опасными последствиями. Поэтому выступление Бокенбая не переросло в побоище. Смертные приговоры для хана и посланника не были утверждены.

Истинные причины, подтолкнувшие Абулхаира к принятию российского подданства, были достаточно прозрачны. А. И. Тевкелев отмечал, что «подлинное намерение Абулхаир-хана чрез многие разговоры узнал, и он мне объявил, чего ради он один без согласия других просил быть в подданстве всероссийском: первое – ханы у них несамовластные, второе ненаследные, а он, Абулхаир-хан, желает, чтоб протекциею Е. и. в. быть ему самовластным и дети б ево по нем были наследники, так как Аюка-хан волен над своими калмыками».

Те же расчеты подтолкнули к принятию российского подданства и других чингизидов в обмен на поддержку. 3 декабря того же года российским подданным пожелал стать сын покойного хана Каипа султан Батыр, обладавший значительным влиянием в Младшем и Среднем жузах. Вместе с ним присягнул старший сын Абулхаира Нуралы, который являлся самостоятельным правителем улуса. 19 декабря присягу на верность России принес хан Среднего жуза Самеке[10].

Несмотря на присяги ханов и султанов, большинство старшин, то есть биев и батыров, являвшихся реальной властью в степи, продолжали относиться крайне отрицательно ко всему происходящему. А. И. Тевкелеву едва удалось сохранить свою жизнь, год спустя он был вынужден тайно бежать в Россию. Российские власти к тому времени собирались выкупать пропавшего посланника.

Несмотря на пережитые мытарства и сомнительные результаты, вернувшийся из казахской степи А. И. Тевкелев вел себя как триумфатор. Как он утверждал, в личном разговоре с ним во время Каспийского похода Петр I говорил о необходимости, не считаясь с издержками, хотя бы формально оформить над казахами российский протекторат, поскольку их земли являются ключами и воротами в Азию. Получалось, что А. И. Тевкелев, привезя тексты присяг с тамгами казахских правителей, полностью выполнил наказ покойного государя.

Дополнительную весомость его утверждениям добавляло прибытие вместе с ним в Санкт-Петербург сына Абулхаира – султана Ералы. Вдогонку за ними в Россию приехали посланцы из казахского Старшего жуза, которые также просили российского подданства. Прошение было подписано влиятельными представителями этой части казахской элиты – Кодар-бием, Толе-бием, Сатай-батыром и Хангельды-батыром.

Это произвело положительное впечатление на правительство, оно решило незамедлительно приступить к освоению края. Прошения казахских правителей были удовлетворены: казахи были признаны народом, находящимся под имперской протекцией. При этом все казахские улусы продолжали считаться самостоятельными владениями, контакты с которыми осуществляются через Коллегию иностранных дел.

В соответствии с прошением Абулхаир-хана было решено воздвигнуть новый город на границе с казахской степью. Для этого была образована Оренбургская экспедиция, главой которой был назначен И. К. Кириллов. В послании Анны Иоанновны подчеркивалось, что город этот строится прежде всего для хана Абулхаира. Границей между империей и казахскими владениями в соответствии с пожеланиями новых подданных провозглашался Яик (Урал). Таким образом, российской императрицей были признаны итоги казахско-башкирских и казахско-калмыцких столкновений 20-х гг. XVIII в.

Конечно, императрица вряд ли представляла историю противоборства степных народов за земли современного Западного Казахстана. Но подготовившие данное решение российские чиновники И. К. Кириллов и А. И. Тевкелев хорошо понимали сложность задачи. Казахи так просто не расстанутся с завоеванной (с их точки зрения, отвоеванной) территорией, и самостоятельно справиться с ними калмыки и башкиры не смогут. Даже при успешной координации действий яицких казаков, калмыков и башкир для вытеснения казахов обратно за Эмбу пришедшие на данную территорию кочевые улусы окажутся в чрезвычайно уязвимом положении из-за отсутствия условий для защиты. Таким жестом российские власти повышали доверие к себе среди новых подданных, демонстрируя им выгодность сотрудничества с Россией. Правда, побывавший в Петербурге сын Абулхаира султан Ералы, был оставлен в качестве аманата (заложника).

Достижения Абулхаира произвели очень сильное впечатление на степную элиту. В начале 1734 г. российского подданства вновь попросил хан Самеке. Под влиянием приближенных он отказался от присяги и ранее совершил два неудачных набега на башкир. В следующем году российскими подданными решили себя признать правители найманов хан Кучук и султан Барак.

Планы российских властей, встретившие позитивный отклик у казахских правителей, вызвали бурное возмущение среди башкир, недовольных несправедливым, на их взгляд, разграничением территории. В начале 1735 г., когда полным ходом шли подготовительные работы для возведения нового города[11], в Башкирии начались съезды племен. В результате этих совещаний башкиры почти единогласно приняли следующее решение: «Всеми силами противиться, и город Оренбург строить не давать, толкуя, что из-за того уже им никакой воли не будет». Так началось новое большое башкирское восстание.

Хан Абулхаир сразу предложил российским властям свои услуги, которые были приняты. 23 октября 1736 г. И. К. Кириллов с удовлетворением писал: «…из Средней и Меньшей орды кайсаки войною ходили на Сибирскую и Ногайскую дороги и многих башкирцов побили и разорили, а других в полон взяли… Абулхаир-хан… намерен еще над ворами-башкирцами поиски чинить по первому зимнему пути, покамест снега не оглубеют».

Весной 1737 г. И. К. Кириллов умер. Новым начальником Оренбургской экспедиции, переименованной в Оренбургскую комиссию, стал В. Н. Татищев. В императорском указе о его назначении выражалось пожелание, чтобы «киргиз-кайсаки в наилучшем приласкании были, и от всяких противных предприятий удержании особливое попечение имелось».

Тем временем существенные изменения претерпели отношения Абулхаира с башкирской знатью. Осенью 1737 г. он стал обещать повстанцам, что сможет прекратить войну. Но для этого они должны признать своим ханом сына Абулхаира Кожахмета. Башкиры, понесшие тяжелые потери в борьбе на два фронта, выказали готовность принять нового правителя.

Действия казахского хана вызвали раздражение российских властей, но они опасались объединения восставших башкир и казахов. Поэтому были снисходительны и к двойной политике хана, и к последовавшим в 1737–1738 гг. набегам казахов на яицких казаков и калмыков. В соответствии с установками правительства В. Н. Татищев сумел выпроводить Абулхаира за Яик без применения угроз и силы. Посланник начальника Оренбургской комиссии поблагодарил хана за труды, вручил подарков на 100 рублей и объявил, что российские войска смогут добить мятежников без его помощи.