Читать книгу Эвакуация. Один в пустом городе - Раф Гази - Страница 9

Во время своего безрассудного бражничества я распевал пьяные песни. Я всегда пою, когда выпью.

Хотя с музыкой у меня сложные отношения.

В школе по музыке – был когда-то такой предмет – больше «тройки» я не получал. Хотя вру, однажды заработал «пять». Наш учитель музыки – высокий дородный мужик, никогда не расстающийся с черным блестящим аккордеоном – не смог скрыть своего восхищения:

– Не попал ни в одну ноту, но зато с каким чувством исполнил!

Это было еще в начальных классах, а исполнял я детскую песенку «Жили у бабуси, два веселых гуся».

Но это был мой единственный публичный успех на «большой сцене», хотя артистические наклонности во мне несомненно присутствовали. Правда, вели себя они до поры до времени тихо и скромно – «на ухо» медведь наступил так наступил.

Еще больше они, эти потенциальные мои способности, затаились после праздничного вечера, посвященного успешному окончанию школы. Нет, я ничего там не исполнял. Исполняла девочка из параллельного 10 «А» класса, она пела хит сезона – «Увезу тебя я в тундру». Такого неудобства и стеснения я в своей жизни больше никогда не испытывал. Хотелось заткнуть уши или даже выбежать из школы, чтобы не слышать этот визгливый, фальшивый голос. Даже мне, с полным отсутствием музыкального слуха, было понятно, что девушка жутко фальшивит. Такое же неудобство испытывали и остальные слушатели, актовый зал притих, ожидая когда закончится эта мучительная пытка. А поймавшая кураж девица и не думала заканчивать. Ободренная воцарившейся тишиной, она продолжала еще с большим неистовством гнусавить «Увезу тебя одну-у-у…»

Вот именно тогда, в тот памятный выпускной вечер я поклялся: никогда не петь! Во всяком случае, публично.

Но я нарушал свой зарок. Правда, не сразу, лет через сорок. Мне на 50 лет подарили гитару, и я стал потихоньку на ней бренчать. Потом самостоятельно изучил ноты, и даже начал писать свои авторские, если так можно сказать, песни. Но на публичный суд выносить их не решался.

Перелом наступил, когда в гостях, в некотором подпитии, разумеется, я вдруг взял в руки гитару и запел. Не скажу, что произвел фурор, но резкого негатива мой дебют тоже не вызвал. А вот жену мою хвалили – она тоже пела вместе со мной.

– Какой у тебя чудный голос! – восхищалась супруга моего товарища.

Но и меня она одобрила, пусть и не в таких восторженных тонах:

– А чего ты стесняешься, в кругу друзей вполне можешь исполнять свои песни.

И меня эти слова буквально окрылили. Дело в том, что хозяйка гостеприимного дома была директором музыкальной школы, и сама играла на скрипке. На самом сложном музыкальном инструменте, между прочим, освоить который может только обладатель абсолютного слуха. А она не просто играла, а была даже призером престижных музыкальных конкурсов. И после такого авторитетного отзыва о моем скромном творчестве мне ничей вердикт уже был не страшен. Я поверил в собственные силы и понял, что публичный позор мне не грозит. В худшем случае – равнодушие, но его можно пережить.

Однако если быть до конца честным, нужно сказать, что первым человеком, который одобрил мое пение и заставил поверить в свои силы, была моя жена. Но жена есть жена, ее мнение не всегда бывает объективным, оно может быть вызвано элементарной жалостью и сочувствием.

Как бы там ни было, я перестал испытывать стеснение и запел. Не на большой сцене, конечно, а в кругу своих близких. Но это меня вполне устраивало.

Ведь петь так, как поет Ильхам Шакиров или Александр Градский, я все равно не смогу.

Помню, как в прошлой, еще до эвакуационной жизни, после неожиданной смерти Градского по ТВ поздно ночью, как дань памяти, показали его старые концерты, и я впервые более менее подробно познакомился с его творчеством.

Видимо, Бог не случайно так рано забрал его к себе, уберегая тонкую музыкальную и ранимую душу от трагических переживаний. Уникальный талант великого Музыканта и в лучшие-то времена был мало кому известен (Градский категорически не признавал пиара), а сейчас и говорить об этом не приходится. Кому нужно его творчество? Пришельцам? Ой, как говорили в Одессе, не смешите мои тапочки! Им вся эта музыка-пузыка, книги-пиги, все эти изящные искусства – им все это до барабана. Похоже, Пришельцы уже стерли все плоды человеческой цивилизации с лица Земли и, загнав людей в Эвакуацию, большую часть их ликвидировали, а меньшую оставили в качестве зомбированных рабов. Хотя, если подумать, зачем им зомбированные люди, когда у них есть чипированные роботы. Как не кощунственно это звучит, но одно злобное чувство все же греет мою изболевшую душу: Пришельцы подчиняют и уничтожают всех людей без разбора, вне зависимости от профессиональной, национальной и конфессиональной принадлежности, малых и старых, мужчин и женщин, здоровых и больных, они уничтожают человечество, как вид. Пришельцы не щадят никого: ни простых работяг, ни важных начальников-боссов, которые, предав свои народы, надеялись получить от новых хозяев какие-то дивиденды. Как же они просчитались!

Но я все-таки о музыке.

Я хоть и не Градский (поэтому, наверное, еще и жив), находясь здесь в изоляции, в своем добровольном заточении, испытываю острую нужду и потребность в музицировании. За последние 15 лет не было, наверное, ни одного дня, чтобы я не держал в руках гитару. А теперь вся моя коллекция музыкальных инструментов сгорела в пожаре.

Жизнь без музыки – это для меня еще одно испытание. Если баня – потребностью тела, то музыка – потребность души.