Читать книгу Женщина и война. От любви до насилия - Рафаэль Гругман - Страница 8

На фронте родился термин «фронтовые жёны», или циничный и неуважительный – «походно-полевые жёны», сокращённо ППЖ. Они были почти у всех офицеров высшего и среднего звена – солдаты позволить такую роскошь себе не могли и с завистью поглядывали на господ-офицеров, у которых фронтовая любовь означала «служебный роман». Младшие офицеры, особенно на передовой, разгуляться не имели возможности (не то что в штабах и во втором эшелоне, где женского персонала побольше, – в госпиталях и банно-прачечных ротах). На передовой шанс заполучить фронтовую жену увеличивался с каждой новой звёздочкой на погонах.

Пример офицерскому корпусу, как обычно, показывал генералитет, которому Сталин без опубликования соответствующего указа Верховного главнокомандующего позволил иметь походно-полевых жён. Сожительниц генералитет и старшие офицеры выбирали из молодых девушек, служивших в штабах машинистками, связистками, врачами и медсёстрами; офицерам среднего звена, привыкшим к окопной жизни, доставались снайперши и санинструкторы. Таков был порядок, заведённый с первых дней Великой Отечественной.

22 сентября 1941 года командующий Ленинградским фронтом генерал армии Жуков потребовал в недельный срок удалить из штабов и командных пунктов командиров дивизий и полков всех женщин, находящихся там под видом обслуживающего персонала, с которыми «ряд командиров, потеряв лицо коммунистов, просто сожительствуют»[11]. Через два дня Жуков направил руководству 8-й армии приказ: «В штабе армии среди командиров частей и соединений развито пьянство и разврат». Но как ни грозен был заместитель Верховного главнокомандующего, это был тот случай, когда приказы его игнорировались и выполнение саботировалось…

На исходе войны, 1 февраля 1945 года, маршал Жуков написал записку командующему 1-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенанту Катукову, Герою Советского Союза (второго Героя Катуков получил 6 апреля 1945 года), и члену Военного совета Попелю, приказав вручить её адресатам лично в руки:

«Я имею доклады особо ответственных людей (намёк на особый отдел. – Прим. Р.Г.) о том, что т. Катуков проявляет полнейшую бездеятельность, армией не руководит, отсиживается дома с бабой и что сожительствующая с ним девка мешает ему в работе <…>

Требую:

1) От каждого из вас дать мне правдивое личное объяснение по существу.

2) Немедля отправить от Катукова женщину, если это не будет сделано, я прикажу её изъять органам СМЕРШ.

3) Катукову заняться делом <…>»[12]

Девка, о которой уничижительно писал Жуков, – гвардии старшина медицинской службы Екатерина Красавцева (по первому мужу, расстрелянному в 1938-м, – Лебедева), служила с Катуковым с 1941 года и после войны официально стала женой командующего. Но был ли безупречен и морально чистоплотен заместитель Верховного главнокомандующего, написавший оскорбительную записку командующему танковой армией? Если бы… Как говорится, чья бы корова мычала. Там, где у кого-то морально-бытовое разложение, у маршалов Жукова, Василевского, Рокоссовского… – «чистая» любовь, позволявшая обзавестись ППЖ. У Рокоссовского помимо тыловой жены за войну набралось пять сердечных подруг (одно- и двухразовые фронтовые жены не в счёт).

Жуков, оставив в тылу двух невенчанных жён, родивших ему трёх дочерей, так увлёкся новой «супругой», младшим лейтенантом медицинской службы Захаровой, что во время визита в СССР генерала Эйзенхауэра, командующего американской армией, сопровождая союзника, в персональный самолет Эйзенхауэра потянул за собой «военно-полевую жену». Будущий президент США во время перелёта в Ленинград изрядно повеселил окружение маршала, когда, не зная реального статуса Лидочки Захаровой, пригласил «супругов» Жуковых посетить после войны Соединённые Штаты Америки.

Александр Бучин, шофер Жукова, вспоминал о фронтовой любви маршала: «Георгий Константинович к ней крепко привязался. Несмотря на свой крутой нрав, к Лидочке относился очень душевно, берёг. <…> Застенчивая, стыдливая, Лидочка не терпела грубостей, а Жуков иногда до слёз её доводил своими солдатскими выражениями, хотя и, не скрывая этого, любил её и старался беречь».

Но только ли Лидочка веселила сердце маршала Жукова? Из показаний адъютанта Жукова, подполковника Сёмочкина, арестованного по «трофейному делу», Жуков неоднократно во время войны уединялся «с разными женщинами в служебных кабинетах, после чего награждал их боевыми орденами».

Из покаянной объяснительной записки Жукова секретарю ЦК ВКП(б) Жданову 12 января 1948 года: «Я подтверждаю только один факт – это мои близкие отношения с Лидией Захаровой. Но она получала ордена и медали не от меня лично, а от командования фронта, наравне с членами команды, которая меня обслуживала в годы войны <…> Я вполне осознаю, что я виноват в том, что был с нею связан и она жила со мной».

Всего же за годы войны Лидочка Захарова получила «от командования фронта» (командующий Жуков) орден боевого (!) Красного Знамени, Красной Звезды, пять медалей и три иностранных награды – не каждый боевой офицер мог похвастаться таким иконостасом.

Несомненно, эта информация была в распоряжении Сталина. Любопытно, какой была бы реакция Жукова, если бы в ответ на его «шалости», включая приглашение Лидочки в самолёт Эйзенхауэра, он получил бы радиограмму из Ставки, в которой Верховный главнокомандующий в том же духе, в каком Жуков писал Катукову, пригрозил бы силами СМЕРШ отобрать у него девку?

Записка «поборника нравственности» маршала Жукова генерал-лейтенанту Катукову наилучшим образом характеризует моральный облик 1-го заместителя Верховного главнокомандующего – он то хорошо знал, что ожидает попавшего в руки СМЕРШ (аббревиатура «смерть шпионам»).

За маршалами бок о бок с фронтовыми жёнами шествовали командармы и начальники политотделов, члены Военных советов, комдивы и политруки… генералы Власов, Черняховский, Еременко…

Сталин сквозь пальцы смотрел на амурные подвиги своих генералов. Они это знали и этим даже гордились. Генерал-майор Сульянов привёл рассказ маршала Рокоссовского, поведанный на совместной рыбалке. Маршалу эту историю рассказал генерал армии Черняховский. Якобы Мехлис, член военного совета 3-го Белорусского фронта, доложил Сталину о любовных похождениях Черняховского. Сталин поинтересовался: «А как воюет Черняховский?» – «Хорошо воюет, – ответил Мехлис и спросил, предвкушая взбучку, ожидающую командующего фронтом. – Так что же делать будем с товарищем Черняховским?» – «Что будем делать? – передразнивая Мехлиса, переспросил Сталин. – Завидовать»[13].

Свидетелей этого разговора нет, и если Черняховский был о нём информирован и поделился с Рокоссовским, бахвалясь и чуть приукрасив детали, то это означало одно лишь: ему о нём рассказал Сталин. С какой целью? Он любил сталкивать людей. Спокойнее, когда подчинённые друг на друга стучат.

Маршал Брежнев – в годы войны полковник – тоже не на шутку влюбился; привёз боевую подругу домой, зашёл в квартиру объясниться с семьёй, попросив фронтовую жену подождать в припаркованной к дому машине, но, будучи слабохарактерным, уступил скандалу, закатанному дочерью, и остался с официальной женой. А Галина Брежнева, увлёкшись впоследствии артистами цирка, в ответ на упрёки отца напоминала ему о фронтовых прегрешениях.

Генерал-лейтенант Власов, командующий 2-й ударной армии и по совместительству заместитель командующего Волховским фронтом, перед тем как в июле 1942-го оказался в немецком плену, забрасывал нежными письмами двух женщин: жену, Анну Власову, и ППЖ, военврача Алечку Подмазенко. ППЖ уехала в феврале 1942-го в тыл, к матери, рожать сына от командующего армией. С отъездом Алечки продолжились любовные подвиги Героя обороны Москвы, обласканного Сталиным за оборонительно-наступательные бои за столицу (Власова вслед за вождём называли «спасителем Москвы»). Следующей фронтовой женой сексуально-неудержимого генерал-лейтенанта стала повариха Мария Воронова. С ней он и попал в плен («влюблённых» сдал староста деревни Туховежи, у которого Власов, переодевшись в штатское, попросил ночлег и еду, неосмотрительно одарив старосту серебряными часами, чем и навлёк на себя подозрение).

Не повезло генеральским жёнам. Обе жены, родившие от него детей, официальная и походно-полевая, после перехода Власова на сторону немцев были арестованы НКВД и отбыли в лагерях соответственно восемь и пять лет, затем в ссылке, на поселении. Алевтину Подмазенко реабилитировали в 1987 году, а Анну Власову (официальную жену) – лишь в 1992-м, когда СССР перестал существовать. А ведь всё могло случиться иначе, не угоди командующий в окружение и не попади в плен, где начал сотрудничать с немцами. Окажись Власов удачливее, выйдя из окружения, пусть даже как маршал Кулик, в крестьянской одежде и без документов, в конце войны он, как и Рокоссовский, мог бы стать маршалом, дважды Героем Советского Союза и кавалером ордена «Победа». И его многочисленные жёны были бы счастливы. Их дачи ломились бы от немецких трофеев, примиривших их с действительностью и друг с другом…

К слову сказать, похотливый Власов не обидел и немок: на исходе войны в марте 1945-го справил в Карлсбаде свадьбу с Адель Биленберг, вдовой офицера СС. А что? «Своих» баб, советских, дозволено брюхатить, а «чужих» нельзя, стало быть? Это не только не по-джентельменски, но и не по-генеральски.

…Любвеобильные маршалы по большей части оказались людьми порядочными. Рокоссовский признал отцовство дочери Надежды, родившейся 7 января 1945 года, дал ей свою фамилию и материально поддерживал, но с матерью, миниатюрной блондинкой, военврачом Галиной Талановой, больше не стал встречаться. Галина Таланова маршалу Рокоссовскому свой «талант» уже отдала. Зато другие суровые мужчины, маршалы Конев и Малиновский, с довоенными законными жёнами расстались и с фронтовыми подругами, Тонечкой и Раечкой (глядя на голубков, от умиления хочется прослезиться), после окончания войны официально зарегистрировали походный союз, в котором также произвели на свет ребятишек.

А фронтовой роман командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерала армии Черняховского, которому сам Сталин «завидовал», завершился трагически. 18 февраля 1945 года 38-летний командующий был смертельно ранен осколком артиллерийского снаряда. В тылу остались жена и двое детей, сын и дочь. Им не пришлось пережить то, что испытали жёны и дети других высших офицеров Красной армии, мужья и отцы которых после войны, как маршал Жуков, разрывались между двумя семьями, официальной и неофициальной, и по устоявшейся привычке продолжали сидеть на двух стульях…

* * *

Винить «фронтовых жён» нельзя. Не все женщины способны приспособиться к фронтовому быту, к невозможности ежедневно помыться, справить в укромном месте естественные надобности (в окопах раздельные туалеты не строили) и соблюдать личную гигиену при месячных (мужчины лишены этого «удовольствия»). Можно ли осудить страдалиц за желание облегчить жизнь романом с влиятельным командиром, временно ставшим опекуном? Неизвестно, как повели бы себя на фронте мужчины (автор просит прощения за сюрреализм), если бы по законам природы в репродуктивном возрасте мужская задница ежемесячно кровоточила бы. Стараясь улучшить бытовые условия фронтовой жизни и сделать её человеческой, женщины искали опеки высокопоставленных офицеров. Одни фронтовые жены искренне влюблялись, надеясь связать послевоенную жизнь с материально обеспеченным генералом; другие понимали, что сопротивление бесполезно – имеющие власть жизнь упрямице создадут концлагерную; третьи, лишённые высокопоставленного покровительства, подвергались надругательствам и, дабы избежать невыносимого быта, стремились забеременеть и демобилизоваться из армии.

Тяжелораненый танкист Боднарь вспоминал здоровенных девах, загружавших носилки с ранеными в направлявшийся в Москву санитарный эшелон. Они ехали в соседнем вагоне и всю дорогу распевали весёлые песни – война для них завершилась, они отправлялись рожать. В октябре сорок первого, когда их мобилизовали в армию, девушки получили материнский наказ: «Быстренько забеременей и возвращайся домой»[14].

Ударом по фронтовичкам стал указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года, известивший, что «только зарегистрированный брак порождает права и обязанности супругов». «Господа офицеры», фронтовые мужья походно-полевых жён, не ответственны за зачатых ими детей и не обязаны выплачивать алименты на их содержание.

Это был удар в спину. Прежнее семейное законодательство 1926 года приравнивало фактический брак к юридическому. Дети, появившиеся в гражданском браке (незарегистрированном), в случае его прекращения законом обделены не были. С появлением нового семейного законодательства генеральские жёны восторжествовали, фронтовые – заплакали. Им на память о войне осталось стихотворение Константина Симонова, в котором фронтовичек холодно поблагодарили за «тепло неласкового тела».

Симонов знал, о чём он писал, и не только потому, что его жену, красавицу-киноактрису Валентину Серову, уложил в постель генерал Рокоссовский. Жену ему вернули благодаря заступничеству товарища Сталина. Симонов, свидетель человеческих трагедий, переживаний «временных жён» и забытых девчонок, свою жену простил, потому как и сам грешил. Потому как война. Автор строк «жди меня, и я вернусь, всем смертям назло» от лица офицерского корпуса сказал фронтовым подругам «спасибо». И сухо уточнил, больно и не по-мужски, чтобы на большее «бабьё» не рассчитывало, за то что «пожалела, как умела… теплом неласкового тела». Героям-офицерам потребовались водка и жалость.

Что ещё тебе, ППЖ, надо? Господа офицеры, суровые мужчины, привыкшие к походной жизни, жалеть не обучены. Впрочем, и страна, в которой им выпало жить, не обучена жалеть. Никого. Но надо отдать должное Константину Симонову. Он посочувствовал. В стихотворении «Сын», написанном в 1954 году на основе реальных событий, описана обычная для того времени трагедия, напомнившая автору кинофильм «Военно-полевой роман» Петра Тодоровского:

* * *

Были политработники, пытавшиеся воспрепятствовать моральному разложению войск. 25 ноября 1943 года и.о. начальника Политуправления Ленинградского фронта генерал-майор Холостов доложил Командующему войсками фронта генералу армии Говорову и члену Военного совета генерал-лейтенанту Кузнецову о фактах бытового разложения высших офицеров 86-й стрелковой дивизии. В докладной записке указывалось, что все командиры стрелковых и артиллерийских полков, начальник контрразведки «Смерш» и заместитель командира дивизии по политчасти обзавелись временными женами. Чаще всех меняли жён те, кому по должности полагалось следить за моральной чистотой войск: председатель Военного трибунала дивизии «женился» три раза, начальник штаба сожительствовал с пятой «женой», комдив – с 19-летней девушкой, забеременевшей от него, а начальник разведки штаба дивизии (не иначе как в немецком тылу. – Прим. Р.Г.) заболел венерической болезнью и заразил временную жену[15].

Оргвыводов не проследовало. Записку спрятали в сейф, сохраняя на будущее, на случай «открытия дела».

Подобная ситуация была почти во всех воинских подразделениях. Незащищёнными оказались даже сугубо женские боевые части. В ноябре 1942-го по личному указанию Сталина началось формирование первой отдельной женской добровольческой стрелковой бригады (ОЖДСБр) численностью семь тысяч человек, состоящей в основном из 19-20-летних девушек. Однако воевать девчатам пришлось с соотечественниками – на женскую бригаду, как пчёлы на мед, накинулись командиры-инструкторы, и девушки не выдержали натиска, начались «небоевые потери»: в январе, через два месяца после начала формирования, пятьдесят восемь «бойцов» демобилизовали по причине беременности. С декабря по февраль, не выдержав «тягот армейской службы», из бригады дезертировало шестьдесят девушек – двух беглянок, отказавшихся на кушетках выполнять свой «гражданский долг», в январе 1943-го приговорили к расстрелу. Желающих попасть под трибунал поубавилось, и ежемесячно около ста девушек отправлялись в тыл улучшать демографию. Летом 1944-го бригаду, так и не дошедшую до фронта, расформировали. Женщин, оставшихся боеспособными, распределили по подразделениям[16]. Таких случаев было немало – женщины-военнослужащие, спасаясь от домогательств, «выскакивали замуж» за нелюбимого, но влиятельного командира или спешили забеременеть и демобилизоваться из армии, развернувшей охоту на женщин.

Немногие девушки, ушедшие на фронт добровольцами, представляли, что их ожидает в армии. Из воспоминаний студентки исторического факультета Московского университета, в дни обороны Москвы записавшейся на курсы медицинских сестёр. Сердобольный профессор провёл со студентками разъяснительную беседу:

«Я пришёл вам сказать, что главной задачей, которую вы призваны выполнять на фронте, будут не перевязки. И не помощь на поле боя. Ваша задача будет поднимать настроение воинов… Ну, скажем, обслуживать армию в качестве женщин… Так сказать, половое общение, без которого мужчинам бывает очень трудно. Вы должны понять: для солдат и офицеров, которые будут отлучены от своих семей, вы будете единственными женщинами… Так что перед тем, как идти в армию, подумайте.

Мы всё выслушали, но <…> не поверили этому профессору. Потому что у нас никогда и нигде не обсуждалась проблема, которую мы теперь называем проблемой секса. Однако сейчас я думаю, что этот человек во многом был прав <…>»[17].

Во всех армиях, сражающихся во Второй мировой войне, были организованы солдатские и офицерские бордели (подробнее в III и IV частях), в Красной армии по идеологическим соображениям официально этого быть не могло, а неофициально… многое решалось в индивидуальном порядке. Где-то по любви, где-то по принуждению, а где-то – потому что такова жизнь. Се ля ви. Об этом следующая история.