Читать книгу Адгезийская комедия - Рахиль Гуревич - Страница 4

Бабушкины истории о Веретенце я не любила, как чувствовала, что всё это добром не кончится, но слушала учтиво, всё-таки любимая бабушка рассказывает. А мама просто обожала бабушкину историю, она была просто очарована Веретенцом. Когда-то давно она участвовала в конкурсе дизайнеров и сшила целую коллекцию «Веретнец» на тему метро, прокладчиков и подземелий. Но никакую премию и призёрство не получила, она говорит, что демонстраторы, ну манекенщики еле согласились надеть вещи, а жюри сказало, что мамина коллекция − плагиат. Мама очень расстроилась – ведь она вручную расписала чёрный шифон серебристой краской. Бабушка успокаивала, убеждала маму, что на конкурсе всё куплено, там все свои, и что главный приз – швейная машина с программным управлением всё равно досталось той клуше, которая вышивает, машинка-то была для вышивки. Бабушка забрала все мамины костюмы для любительского театра, а нам подарила шикарную книгу из краеведческого музея − тяжёлую, с картинками и толстыми страницами. Я так боялась этой книги, убрала её в мамин заветный ящик под кровать, сунула книгу на самое дно…

− В старые времена на месте Веретенца было городище, − рассказывала бабушка, − а потом деревни. И усадьба барская там, где сейчас администрация, и церковь там, где и сейчас церковь, церковно-приходская школа на месте дома культуры. Ну ремёсла по домам – делали прялки, очень хорошая древесина в Веретенце. Коровы паслись там, где сейчас новый город, птица разная бегала. Всё как везде: поместья, усадьба, крестьяне. Ну и дрязги вокруг трона. Боярину Веретенцу имение пожаловал сам Юрий Долгорукий, Веретенец – это прозвище по названию места. В петровские времена потомок самого первого Веретенца впал в опалу и убёг за границу. Но разных не прямых потомков осталась много, и Веретенец всё время кому-нибудь переходил по наследству. Постепенно деревни пришли в запустение, веретёна и прялки стали выпускать в далёких мануфактурах, а не в родных избах, недалеко стали прокладывать железную дорогу. После реформы освобождения крестьян случился бунт − крестьяне возмутились огромными суммами, которые им надо было платить за свободу, они все хотели строить железную дорогу, а их не отпускали с земли, требуя выкуп. Вся семья владельца усадьбы была убита, родственники наотрез отказались ехать в разоряющееся и заложенное имение. Об этом из газет узнал барон Веретенец, седьмая вода на киселе, но потомок того, который сбежал при Петре. Он мог бы остаться в Литве, там его опальные предки прекрасно прижились и разжились за полтора столетия, но наш барон был бедовый, страшный авантюрист, карточный шулер, и немного мошенник. Ему льстило, что он может стать хозяином имения, а деньги на выкуп имения из заклада собирался выиграть в карты. Если вдруг что, он мог сбежать обратно, даже паспорт ненастоящий у него имелся.

− Бандит, да, бабушка?

− И да, и нет. Он был образованный, инженер, да ещё из древнего рода. Понятие чести для него не пустой звук, – дальше бабушка пускалась в родословную, уверяла, что он её родственник. − Барон был не женат, и не собирался, но фамилию свою внебрачному сыну, твоему, Мальвинушка, прапрадеду дал, не забывал его.

− Этот барон сразу стал ходить и пробовать грунт, изучать его. Он как чувствовал: деньги лежат под ногами. Первым делом он снарядил крестьян снимать слои грунта. Пахать-то было проблематично в Веретенце.

− Почему, бабушка?

− Село Веретенец как проклятое. По весне − на полях, в поместье, повсюду из земли появлялись булыжники, валуны – ну, камни. Иногда высотой до метра, чаще меньше! Почему тут и прялки-то стали делать. Деревьям подземный валун мешал. Выжившие деревья, часто изогнутые уродливым образом, были незаменимы для прялок, особенно для веретён – веретено же вертится быстро, оно гладкое-гладкое, ну в общем… качественная тут древесина, даже хвойные − ель, сосна, а уж про липу и говорить нечего.

− А почему камушки лезли из земли?

− Не камушки, а глыбы. Когда-то давно тут перемещалась и взрывалась земля. Сейсмическая активность мезозойской эры.

− Какой эры?

− Ты же смотрела мультфильм про потепление, как льды таили?

− Нет.

− Как мамонт и белка всех спасали?

− Значит тут как в мультфильме?

− Приблизительно. Даже скелет мамонта здесь наш барон нашёл на раскопках. Кости мамонта сохранились в музее среди черепков и всего, что ещё отыскал наш прародитель.

Бабушка долго объясняла мне, что такое скелет.

− В Веретенце всё рано или поздно, выходит на поверхность, это закон. Когда барон разбогател, он, зная, какие здесь у нас почвы и пласты, не стал прятать свои драгоценности в землю.

− А он разбогател?

− Сказочно, душка, сказочно.

− А как?

− Во-от. Слушай. К нашему с тобой барону явился странный человек в высоких сапогах.

− В ботфортах?

− А ты откуда знаешь?

− Мы с мамой в коллекцию такие шили. Ещё мы с тобой в театре смотрели − там Золушка была, а тыквы не было, и принц был в ботфортах и даже крыса-кучер в ботфортах. А почему человек странный? Тогда же в ботфортах все ходили.

− Ходили в сказках или какие-нибудь богатеи. И не по Веретенцу! Здесь в то время царила злость и ненависть. Дороги и те заросли. Люди не могли собрать урожай, они варили зимой коренья. Они убили хозяев, не только потому, что те требовали выкуп, они убили от безнадёжности. Но объявился новый хозяин, который сказал: уходите, я вас отпускаю без выкупа, я обойдусь без убийц.

− Так и сказал?

− Не знаю, как он сказал, но знаю, что никто не ушёл, а кто ушёл, те вернулись.

− Это из-за того человека в ботфортах?

− Как ты догадалась?

− А что тут догадываться? Люди ели корешки, но вдруг вернулись.

− Да. Гость предложил барону сделку. Причём, он сказал, что предлагал это и предыдущим владельцам, но те отказались наотрез.

− А что за сделка? Что надо сделать барону для человека в ботфортах?

− Ему ничего не надо было делать. Он просто дал барону хорошую идею. Ведь это самое дорогое в делах, да и не только в делах.

− Что он сказал, бабушка?

− Он предложил продавать камни.

− Огромные булыжники?

− Вот именно. Человек в ботфортах сказал, что эти камни нужны повсюду.

− Для чего?

− Для кладбищ. Рано или поздно все умирают, и всем нужны камни на могилку.

− Когда ты умрёшь, бабушка, я обязательно буду приходить к тебе на могилку и обязательно найду для тебя самый большущий и самый красивый камень весь в красно-белых прожилках, какие стоят здесь у пруда! У тебя будет самый красивый камень из всех камней! – Мы сидели тогда с бабушкой на лавочке, ну я и брякнула так от любви. Бабушка и не расстроилась, она только посмеялась, и потом иногда припоминала мне эти слова.

− Вот и барон понял всю выгоду и принял деньги от человека в ботфортах. На эти деньги он привёз невиданных сильных приземистых лошадей с мохнатыми ногами, мужики сколотили повозки и что-то типа ковша экскаватора − вроде как машины Кулибина. Барон постоянно про этого Кулибина говорил. Первые камни пришлось развезти самим, предлагать на кладбищах. Все приценивались и склонялись к покупке, на их кладбищах не было таких огромных валунов. А все на свете состоятельные родственники хотят видеть на могиле камень побольше, покрасивее и покрупнее. А потом, на следующий год, могильщики соседних мест сами потянулись в Веретенец, а за ними подтянулись из дальних краёв. Все хотели для могил необычные камни. Булыжники и валуны в Веретенце стали свозить в одно место, под навес. Там барон с них что-то счищал, что-то отколупливал, изучал под микроскопом. Это происходило как раз на месте, где сейчас стоят наши дома.

− А человек в ботфортах?

− Он попросил в благодарность за идею и деньги, данные на первую транспортировку камней, открыть гранитную мастерскую и стать барона единоличным хозяином, а не назначать директора.

− Зачем?

− Барон удивился. Село небольшое, умирают не так чтобы часто, даже редко. Но в Веретенец стали приезжать не только могильщики, но и агенты из похоронных контор, они ехали издалека. Они оставляли заявки. Камни понадобились отшлифованные.

− Почему?

−Потому что с кварцем и слюдой, красиво же, особенно после дождя. Они прочные, и без проблем поддаются гравировке. Гравёры делали на камнях надписи. И теперь каждую весну селяне ждали не как вечное мучение, а как манну небесную. Ну если только булыжник не поднимал дом. Через три года барон выкупил имение и поместье, затем соседние тоже заложенные земли, через ещё пять лет барон рассчитался с долгами и стал богатеть. Лошади-тягачи стояли в огромной как бы сейчас сказали комфортабельной конюшне, на выстроенном кирпичном заводе появились первые станки и машины для обработки камней. На всех кладбищах появились могильные камни из Веретенца.

− А человек в ботфортах?

− Говорили, что иногда в гранитных мастерских рядом с бароном видели человека, взявшегося как бы ниоткуда, из пустоты. Вот его нет − а вот он есть… Этого человека видели и на кладбище, и в городе, но все описывали его по-разному. Барон всю жизнь был ему благодарен. Его дело продолжили и расширили совсем другие люди, и не дельцы, а учёные. И продолжается это дело до сих пор.

− И сейчас камни лезут?

− Ну что ты. Все камни давно откопали. Здесь теперь город. Говорю: дело барона продолжается по-другому. Когда про камни узнали, их стало не хватать. И барон решил не ждать вёсен, а добывать камни из-под земли. Так появились шахты.

− Это на нашем флаге?

− Да. На гербе города − шахта. С первой шахты прошло много лет, но и по сей день в Веретенце выпускают специальные механизмы, они бурят землю, чтобы прокладывать подземные тоннели. Такие машины нужны везде, где строят метро.

Помню, я очень удивилась, даже поразилась. Я ездила с мамой на метро и считала, что оно как-то возникло само собой. Я называла его «подземный город». Оказывается, его прокладывали, как кроты прокладывают свои ходы – так объяснила мне бабушка.

Бабушка всю жизнь занималась тем же, что и барон: по местности и пробам грунта определяла, какие богатства скрывают недра земли. Она рассказывала, что месторождения «не любят», когда их находят. Нефть или газ так могут «обидиться и уйти», пропАсть, если геологи чуть запоздают и разработка месторождений начнётся не сразу. Бабушка была и отличным водителем – в молодости в экспедициях научилась. Бабушка так ругалась за рулём на машины рядом. Мама тоже восхищалась бабушкиным вождением, а бабушка отвечала, что если бы мы знали, по какому бездорожью ей приходилось гнать уазик, то удивились бы, как она осталась в живых.

Но на самый главный вопрос я так и не получила ответ. Кто был этот человек в ботфортах и куда он исчез, и зачем ему так были нужны гравировочные мастерские? Бабушка сказала мне прочитать книгу из музея, которую она нам подарила, тогда я узнаю. Но я не умела читать, и не стала говорить, что спрятала книгу. После я прочитала её конечно, но всё то же, ничего нового. Единственное − книга заканчивалась на том, что подвыпивший загулявшийся сам писатель этой книги встретил на кладбище странного человека в сапогах. Тот поговорил с ним по душам, пообщался. Человек в сапогах сказал, что он был тут на похоронах и остался подумать о вечном, побыть с погребённым покойным, а сейчас идёт на поминки. А на следующий день тот подвыпивший и загулявшийся писатель, протрезвев, узнал, что на веретенецком кладбище в тот день никого не хоронили…

Когда началась школа, я почти перестала ездить к бабушке, но мы болтали по телефону каждый вечер, и я спросила о финале книжки. Бабушка как-то замялась и ответила, что сама толком не знает. Она сказала, чтобы я запомнила: человек с кладбища − не человек.

− Как так?

− Ты же читала про Медной горы Хозяйку?

− Бабушка! Так ты мне читала!

− Тем более. Вот и этот человек такой хозяин.

− Но она злая была. Значит и он злой?

− Нельзя так рассуждать: злой или не злой.

− Почему?

− Потому что добрых нет.

Это «добрых нет» меня, что называется, добило. Я возненавидела книгу, вырезала картинку с бароном под корешок, смяла её и выбросила в мусор, книгу сунула обратно в ящик, снова припрятала её на самое дно. Как в фильме про игру «Джуманджи». Я не хотела больше слышать эту историю, не хотела и слышать об этом странном человеке-нечеловеке.

Я испугалась не просто так с бухты-барахты. Когда я жила у бабушки первый год, то есть мне было года три-четыре, мне приснилось, что в окно стучится зверь. Зверь, но почему-то в рубахе с оборками и похожий на человека: крупный нос, лапы такие с волосатыми пальцами… Он стучал в окно там, где занавески не сходились, и луна освещала комнату. Комнату освещал и ночник, может быть луны и не было. Я просто дико завыла, так испугалась. Но бабушка появилась далеко не сразу, кажется она смотрела телевизор на кухне, она любила почаёвничать ночью, как она говорила «побыть один на один с разными мыслями и тенями прошлого». В довершении ко всему на следующий день я качалась на качелях у лесного озера. Качели были привязаны между двух крючковатых берёз, а под берёзами росла брусника, её никто не срывал, даже странно. Я три дня качалась, и три дня эта брусника была. И вдруг мне показалось, что в бруснику прошмыгнула змея. А я с детства боялась змей и даже червяков. Просто дико боялась. И после этого случая я больше к качелям не подходила, сколько бы раз мы с бабушкой ещё на это озеро не приходили, не приближалась даже. Пляжные завсегдатаи озера – толстые голые отдыхающие со своими худосочными детьми всё меня звали на качели и недоумевали, спрашивали: не встретила ли я в траве страшного гнома. Именно тогда я полюбила пруд с кувшинками в центре Веретенца, там точно нет никаких змей, ковриков, а на них пузатых загорающих. Сейчас-то я понимаю, что скорее всего прошмыгнула просто ящерица, а я приняла её за змею, но − понимаете? − тогда мне точно показалась, что была змея, и почему-то она била хвостом о землю – змеи же так не умеют…