Читать книгу Мои родники - Раиса Белоглядова - Страница 2
Мои родники
ОглавлениеНачну рассказ я свой издалека,
С эпохи той, где нас в проекте нет.
Где жили мои предки и родня,
Где жил когда-то молодой прадед.
Про деда слышала от бабушки своей,
(Вопросы иногда ей задавала).
Она боялась говорить о нем,
Украдкой только слёзы вытирала.
Не смела говорить о братьях, сёстрах,
Но я, став взрослой, поняла причину:
В те годы страх сковал сердца людей.
Боялись арестов, чёрную машину.
В глуши рязанской, в тихой деревушке,
На переходе двух больших веков,
Родилась бабушка моя Наталья
У Тюриных в семье. У батраков.
«Мякину* ели, лебеду сажали,
В хлеб добавляли отруби и жмых.
В полях у барина мы лён трепали,
Да малышами скот пасли для них.
Чтоб как-то выжить, – ели подорожник,
Траву мокрушник, мёрзлую кору.
Не думала, что проживу так долго,
Всегда казалось, с голода умру.
А прадед ваш с германцами сражался,
В солдатах службу нёс и ранен был.
Служил царю. Калекою остался.
Домой вернулся он совсем без сил.
И братья были у меня и сёстры.
Семья большая, дружная была.
Да только отмотали свои вёрсты,
Давно их нет. А я пока жива.
А если нет, то нет и разговора.
Врагов народа вспоминать нельзя.
Все умерли от голода и гнёта».
И по щеке опять текла слеза.
«Враги народа». С ними нету дружбы.
И пусть тебе он брат или отец,
Ты должен отказаться от родства,
Иначе ждёт тебя расстрел, конец».
Такую вот беседу вечерами
При свете ламп и стук веретена
Вела тихонько бабушка Наталья,
Рассказывая про свои года:
«Потом колхозы дружно создавали,
Землицы дали небольшой кусок.
На ней трудились с мужем вечерами,
Чтоб урожай собрать хороший впрок.
Да только урожай весь отбирали —
Стране платили свой колхозный долг.
И снова мы в морозы голодали,
Зато стране отдали свой оброк.
Детей в семье у нас рождалось много,
Хотелось много нам иметь детей.
Но детки чахлые росли и умирали.
Кормить-то не чем было малышей.
Потом война нагрянула внезапно,
Ваш дед ушёл фашистов бить на фронт.
И снова мы без отдыха трудились,
Да из болота добывали торф.
Когда нам разрешили переехать,
То согласились быстро мы с семьёй.
Всем обещали от совхоза домик,
Кусок земли, работу и покой.
Как страшно было ехать в неизвестность,
Но обещали нам большой надел.
Всей деревенькой с места сорвались мы,
Чтоб жить вдали от родины своей.
На разных поселили хуторах нас.
Землёй не обделили, видит Бог.
Не каждый смог прижиться – выгнал страх,
Но мы прижились. Здесь теперь наш дом».
Молитвенник свой часто доставала,
Читала что-то, молча, в полутьме.
Потом опять в тряпицу убирала
И прятала в заветном сундуке.
Я помню свою бабушку Наталью,
Её весёлое и доброе лицо.
И руки, вечно заняты работой,
То прялкой, то вязаньем, то клубком.
Свою родную бабушку Наталью
Я мамой называла с первых дней.
И не могла её я звать иначе —
Для меня она роднее всех родней.
Она со мной нянчилась с рождения.
Всегда была у ней я на виду.
За мной она следила неустанно,
Как же я её иначе назову?
Ещё когда была совсем ребёнком,
Меня просили все ответить на вопрос:
– Малышка, у тебя, теперь две мамы?
– Одна. – закрыв от удивления свой нос.
– А это кто? – махнув одним движеньем
Спросила тётя Валя у меня.
Я на неё взглянула с удивленьем:
–Так Вы же знаете, что бабушка моя.
– Но ты сейчас её назвала мамой.
И раньше называла. Почему?
– Так моя мама называет её мамой.
Иначе как её я назову?
Промчалось детство, улетели годы.
Осталась школа где-то позади.
Уехала работать в дальний город,
Чтоб там своё призванье обрести.
Когда ты часто думаешь о ком-то
На протяжении многих-многих лет,
То непременно он к тебе заглянет
И, может быть, даст правильный совет.
Ко мне недавно мама заглянула,
Присев ко мне на правое плечо,
Спокойно так на ушко мне шепнула:
«Не торопись ты, поживи ещё».
Она и раньше тоже приходила.
Вела со мной беседы тет-на-тет.
Частенько всё вопросы задавала,
Ругала, что горит напрасно свет.
Всё говорила, что живу отлично,
Что мне не надо воду вверх таскать,
Что не имею я скотины, огорода,
Не надо мне его копать и поливать.
Не надо в лес ходить мне за дровами,
Не надо сена запасать скоту.
Нет надобности мне стирать руками,
Из русской печи выгребать золу.
«Как хорошо живёшь ты, моя дочка.
В твоей квартире есть все чудеса.
Нет печки, но всегда тепло зимою,
И быстро приготовлена еда».
«Да, верно, мама. Мне легко живётся.
Вода сама приходит ко мне в дом.
Машинка всю одежду постирает,
И нет проблемы у меня с бельём.
Живу без печки и без огорода,
И нет коровы у меня в хлеву.
В моей квартире чисто и просторно.
И от работы я не устаю.
И сыну тоже, что живёт в деревне,
Своё хозяйство не трудно содержать.
Когда есть техника, то легче втрое.
Уметь лишь надо ею управлять».
А бабушка меня не навещала.
Видать, дорогу не нашла ко мне.
А может быть, она переродилась
И снова ходит где-то по земле.
Возможно, что, она родилась в Польше
И часто посещает божий храм.
Тот храм я видела во сне однажды.
И даже видела себя я там:
Девчонкой босоногой в божьем храме,
Кому-то помощь оказать смогла:
Уроненную шляпу, человеку,
Смогла поднять тогда и подала.
Тот человек казался мне знакомым,
Он быстрым шагом к выходу пошёл.
За ним из храма вышла на брусчатку,
Да только далеко уже ушёл.
Тот человек в пальто и чёрной шляпе
За угол дома быстро отошел.
Одна осталась там стоять на горке,
А обернувшись, увидела собор.
Взметнувшись ввысь высокими шипами,
На фоне неба был огромен он.
Зажатый с двух сторон домами,
Манил к себе и издавал трезвон.
Проходят годы память всё стирает.
Всё дальше детство движется назад.
Теперь сама с годами постарела,
А детям, внукам всего не рассказать.
Зачем им знать о той тяжёлой доле,
О том, что не видали никогда.
Им не понять те горести и беды,
Да и не надо. Пусть живут всегда.
Пусть будут сыты и всегда одеты.
Насилия не знают и беды.
Пусть не тревожат их мои беседы,
Пусть не гнетут их тяжкие труды!
Всё чаще снится мне моя деревня,
И даже не деревня – хуторок,
Где я бегу девчонкой босоногой
За бабочкой с холма на бугорок.
Где сено ворошили жарким летом,
Сгребая граблями в большой стожок,
Где землянику в травах собирали,
Чтоб досыта наполнить свой роток.
Моя деревня где-то затерялась
В далёком детстве средь снегов и гроз.
От хуторочков следа не осталось.
Остался лишь один чертополох.
В конце двадцатом умерла деревня.
На карте ничего уж не стоит.
И не найти ни камня, ни дощечки.
В садах лишь ветер листья теребит.
* Мякина – труха от сена, мусор при обмолоте зерна, отруби, полова