Читать книгу Честь русского солдата. Восстание узников Бадабера - Раиса Родионова - Страница 5

День был самым неприметным. Но что-то было не так. Началось все с того, что было ужасно душно. Несмотря на осень, жара не спадала. В доме работал кондиционер, и прохладный воздух наполнял помещение, в котором группа единомышленников решала обыденные вопросы. Хозяин дома, седовласый мужчина, потирал виски. Неожиданно у него разболелась голова. Да так сильно, что хоть волком вой. От нестерпимой боли он встал и подошел к окну. Распахнул настежь створки. Со двора вместе с духотой ворвался легкий аромат осенних цветов. Весь двор был украшен ими.

– Уважаемый господин, чем я могу вам помочь? – тут же подбежал к нему один из помощников. – Совещание уже закончилось?

– Да, закончилось. Расходимся.

Двор наполнялся людьми. Обсуждая разные вопросы, прощаясь, они покидали этот гостеприимный дом.

– Вы что-то бледный, – сказал помощник, у окна наблюдая за всеми. Он был готов в любой момент прийти хозяину на помощь.

– Голова раскалывается.

– Может, вам доктора пригласить?

– Не надо! – Хозяин кивком головы прощался с гостями. Они дружно покидали гостеприимный дом.

– Прилягу. Надо поспать, может, пройдет, – он плотно прикрыл окна и направился в спальню. Лег на белоснежную, благоухающую свежестью постель. Долго не мог заснуть. Наконец-то задремал. Через какое-то время он проснулся в холодном поту. Он видел сон – он стоял в комнате, разговаривал со своей мамой, и вдруг, откуда ни возьмись, появлялась маленькая цифра 26. Она начинала расти и расти, пока не заполнила почти всю комнату. Она вдавливала в стену, он начинал задыхаться. А мама его взволнованно металась, пытаясь его защитить, кричала. Коварная цифра раздавила маму… и он сразу проснулся. Прислушался к себе, сердце учащенно билось в груди, а головная боль вроде бы прошла, но почувствовал необъяснимую тревогу. Посмотрел на часы и ужаснулся: проспал-то всего ничего!

– Ах, Аллах, а мне показалось, что я долго спал, даже странный сон увидел, – проворчал он. Вставать не хотелось, он перевернулся с боку на бок, попытался заснуть. Уснуть не смог.

– Хочешь не хочешь, а придется вставать, что без сна валяться? – рассудил он и неохотно приподнялся на локтях. В спальне было темно, он вглядывался в темноту. Потом, уже окончательно раздосадованный тем, что мало поспал, он включил ночник. Комната наполнилась матовым светом. Но вдруг лампочка ночника начала неожиданно мигать, лопнула и засыпала осколками ковер.

– Не понял, – буркнул он тихо. На мгновение он впал в оцепенение, а потом начал собирать осколки лампочки уже при свете мобильника. Тусклый луч фонарика на мобильнике тоже внезапно погас… А тут еще некстати телефон в руке зазвонил какой-то исковерканной мелодией, такой, будто ее ускорили, а через мгновение мобильник тоже погас и не включался, хотя заряд в нем был.

– Что за дела? – удивился он. Все тело сковало: ни пошевелиться, ни подняться – ничего. Силой воли он встрепенулся. Оцепенение прошло. К горлу подкатил комок. Во рту пересохло. Резко поднявшись, он повернул выключатель. Яркий свет ослепил глаза. Прищурился, привыкая. Пошел за водой, хотелось пить, – и тут он ощутил волну животного страха: возникала непонятная мелкая дрожь, ощущение взгляда на себе. Показались какие-то тени. Мучили кошмары. Дерзкий, смелый по натуре, Раббани был не робкого десятка, но тут было все странно и непонятно, а в голову впилась цифра 26. Он никак не мог понять – откуда и почему?!

В столовой на столе стоял изящный серебряный кувшин на круглом подносе из чистого серебра. Он налил себе в хрустальный стакан, окаймленный золотой нитью, родниковой воды и залпом ее выпил. Полегчало. Затем прошелся по комнате. Бросил взгляд во двор и увидел, что к лампе ночного фонаря слетелось множество насекомых. Они кружили в хороводе, обжигая крылья.

– Ох уж эти неразумные твари. Летят к горячему свету на свою погибель.

Наблюдательный с детства, он замечал любую мелочь.

– Так какое сегодня число? – спросил он сам себя. – Надо же, мне приснился удивительный сон, за такой короткий промежуток забытья!

Странно? Снов он вообще не запоминал, а тут все четко запечатлелось в мозгу с цифрой 26.

– Очень странно, – проворчал он, пройдя бесцельно по комнате, он оказался у большого зеркала, что висело на стене. Остановился. Внимательно взглянул на свое отражение. Перед ним – пожилой мужчина с седыми волосами и грустными глазами. Ничто так не выдает усталость, как глаза. После бессонной ночи появляются припухлости, синяки, глазные яблоки испещрены красной сосудистой сеткой

– Ну, что ты, дорогой, сегодня не спишь? Такой взъерошенный? – он провел рукой по седой шевелюре. – Да, годы неумолимы. Вот ты уже разменял восьмой десяток. 71 год, – проговорил он и улыбнулся своему отражению, натянув на голову традиционный головной тюрбан. Улыбка получилась невеселой. Рассматривая этого старика в отражении зеркала, он рукой провел по своим воспаленным глазам. И зачем-то прикрыл их.

Мгновенно, как наяву, промелькнул перед его глазами тот странный сон. Этот сон поднял его с постели, вселил в него душевную смуту и чувства неясной тревоги. Снилась ему его мама, он отчетливо слышал ее голос.

– Сынок, ты мне так и не рассказал о том взрыве, о котором так много говорят вокруг.

– Мама, о каком взрыве вы говорите? Я воин ислама, и в моей жизни было столько всего, и взрывов в том числе было много.

– Сынок, я мать и очень переживаю за своего любимого сыночка, – четко продолжал он слышать голос матери во сне.

– Расскажи мне, что произошло там, в Бадабере, 26 апреля 1985 года? Сколько людей погибло и почему это случилось?

– Ой, мама, мама, зачем вам это надо?

– Я мама и как любая мама на земле носила родного ребенка у сердца и вскармливала дитя не для погибели…

Ведь у каждого погибшего человека тоже есть мамы. А у всех мам на земле есть сердца и слезы, которыми они могут залить землю, – чуть ли не простонала мама.

Тяжелый глубокий вздох вырвался из его груди, но глаза Раббани не открывал. Так и стоял прислушиваясь. От этих слов ком в горле застрял и выступил холодный пот. Все, что происходило с ним сегодня, было впервые, непривычным, было как наяву. Все картинки промелькнули четко. Они были цветные. Его мама стояла перед ним в красивом афганском наряде, словно готовилась на праздник. Он увидел, как слезы стекали с ее глаз по морщинистому лицу. Ему хотелось подойти к ней, прижать ее к себе и произнести слова утешения.

– Ой, мама, ну что сегодня за день? Зачем эти вопросы и разговоры? Э-хе-хе! – вздохнул он в ответ и обернулся к матери. – Мама, все, что я делал в жизни, я делал в угоду Аллаху, убивал врагов Аллаха во имя его.

– Сынок, говорят о том, что наш Всевышний Аллах и Создатель-Бог – один для всех людей на земле, к какой бы нации и вероисповеданию они ни принадлежали. И что Аллах – это любовь и понимание.

– Кто говорит?

– Люди!

– Мама, вы меньше слушайте людей. Я воин ислама – это главное! Я очищал наш Афганистан от чужестранцев тоже во имя любви к своему народу. Я был всегда за свой простой народ и его благополучие.

– Но ведь твои единомышленники убивали не только неверных, но и тех, кто искренне молился Аллаху и почитал его, своих же, афганцев.

– Да, они молились, но были на стороне неверных, а потому заслужили смертной казни.

– Не понимаю. Они, так же как и ты, сын, были истинными мусульманами, вспомни нашего дальнего родственника, которого повесили свои же, мусульмане.

– Мама, мама, это все политика! И не женское дело!

– Дорогой мой сын, выходит, что, убивая неверных, твой народ живет в достатке и любви? Посмотри на афганцев. Простой народ живет в нищете. Сколько горя и убитых вокруг?! Разве от твоих жертвоприношений народ стал счастливее? Они что, все разбогатели, купаясь в крови шурави? Ты подумал о матерях убиенных тобой шурави? Сколько горя пришлось испытать всем матерям, и твоим воинам ислама, и матерям твоих врагов?!

– Мама, ну что за разговор вы затеяли? Это мой Афганистан, и я шурави сюда не приглашал.

– Как же, сынок, мне ли об этом не говорить, когда во многих семьях, и советских, и афганских, льются слезы матерей от горя. Разве этому нас учит Великий Аллах?

– Мама, ведь вы сами меня с детства учили совершать намаз во имя Аллаха.

– Да, сынок! Я учила совершать намаз и почитать Аллаха во имя любви на земле, а не сражаться друг с другом только для того, чтобы властвовать и богатеть. Неужели моему сыну не хватает этой власти? Ты ведь среди всех самый образованный. У тебя столько умных статей, и ты один среди всех в совершенстве знаешь несколько иностранных языков: английский, французский, пушту и таджикский. Ты профессор, и за тобой идут более двадцати тысяч молодых мужчин, которые малограмотные, а иные и вообще безграмотные, но искренне тебе верят. Они верят каждому твоему слову!

– Мама, ну что сегодня за день? Не о том вы говорите. Я всегда почитал Аллаха и во имя него готов всех врагов уничтожить.

– А люди говорят, что Аллах – это не война, а мирная жизнь и уважение друг к другу.

– Не слушайте вы эти сплетни. Правда, в народе говорят: «Собаки не лают на припаркованные машины», а вы уже в раю, перед очами Аллаха, и гневите его своими словами.

– Сынок, я не политик. Я просто твоя мама, которая любила тебя всегда. Даже тогда, когда ты начал возглавлять этот, будь он неладен… Как его называют? Учебно-террористический центр «Исламского общества Афганистана», так вроде бы? И не выговоришь сразу.

Будь неладен этот центр, тобой было уничтожено много людей. Я люблю и уважаю тебя, сынок, но я хочу понять.

– Мама, это трудно понять. Мы с вами родились и живем в Афганистане. В такой стране, как Афганистан, все мешают друг другу. Войны здесь были, есть и будут всегда. Это бизнес, это политика, это наркотики. Мне вам, мама, трудно все объяснить.

– Сынок, как мне было хорошо, когда ты занимался просто своим производством. Давал возможность простым людям вокруг тебя зарабатывать. Создавал ковры и продавал их. Я гордилась тобой, родной мой сынок, всегда.

От этих слов в голове у него стало как-то неуютно, он открыл глаза и удивленно оглянулся вокруг. Никого. Он был один, но присутствие своей мамы он ощущал всей душой. Такого с ним не было никогда!

– Надо же, разговор, как наяву, – вслух произнес он. Оглянулся. – Сегодня все было не так. Разговор с самим собой.

Его мучила неистовая жажда, словно он пробирался под палящими лучами солнца в знойной степи. Этот странный сон давил огромной тяжестью. Все как-то не так. Встряхнув с себя это необъяснимое и непознанное доселе чувство, он взглянул в окно.

За окном темный вечер. Даже отсюда, сквозь окно, он видел на небе яркие звезды. Все так же у яркой лампы фонаря во дворе кружились насекомые. Он увидел своих помощников. Они в готовности ждали его указаний. Скользнув по ним взглядом, он направился утолять жажду, продолжая наблюдать за насекомыми.

Прошел на кухню. Подержал в руках кувшин, на стенах которого отражались блики хрустальной люстры, наполнил стакан. Вернул кувшин на поднос. Медленно, наслаждаясь каждым глотком, утолил жажду родниковой ключевой водой.

– До чего же хорошая водица! – причмокнул он. – Сколько стран объездил, но такой воды, как в Афганистане, не пробовал. Красив мой Кабул! Особенно когда расцветают маки.

Прошел в зал, взял с журнального столика в руки пульт от телевизора и нажал на кнопку. Мгновенно экран телевизора наполнился голубым мерцающим светом, и появилась передача. Он переключал с одной программы на другую; в глаза бросились титры: «Русские не сдаются!» Сцена за сценой сменялись кадры в передаче об узниках Бадабера. И он увидел самого себя, свое интервью на эту тему.

– Странный сегодня день, – вслух произнес он. – Все не так. Все странно. Все необычно!

Выключил телевизор, опустился на мягкий роскошный диван и вновь прикрыл глаза. Воспоминания о прошлом поочередно, сцена за сценой, проносились в голове, словно это было здесь и сейчас. Давно прошедшее событие промелькнуло в сознании так быстро, будто бы и не было тех десятилетий. Странно, но в его памяти неожиданно возникли четкие детали тех событий. Вот он услышал грохот того мощного взрыва в Бадабере, увидел копоть, почувствовал запах гари, услышал стоны и крики.

– Я думал, что этот эпизод моей жизни навсегда ушел из моей памяти, – вслух сказал он и поднялся с дивана. За окном все та же сцена. В доме тишина, все знали о том, что у него болит голова.

– Э-хе-хе, жизнь – удивительная штука: прошло много лет, а ты вспомнил тот злополучный день. Но почему именно сегодня? – тихо прошептал он. – Сон с цифрой 26, мама в красивом наряде…

Бесцельно прошелся по дому. Вокруг была роскошь. Чего он добился в жизни? К чему стремился? Ведь он был храбрым воином ислама. В его жизни было много жестоких сражений, где смерть неслась с косой, не щадя ни своих верных подданных, ни сынов противника. Кровь лилась рекою, но тот взрыв. Неожиданная тревога в душе возрастала.

– Надо же, – усмехнулся он, – ты на старости лет, дорогой, начал сам с собой разговаривать. Что за сантименты? – Блуждал он взад и вперед, не находя себе места. Рука потянулась к пульту. Он вновь включил телевизор. Передача о тайне Бадабера, которую он тщательно пытался столько лет скрывать, продолжалась. Тогда, когда он давал интервью настырному журналисту, он, конечно, о многом умолчал. А как иначе? Не мог же он раскрыть интересы другого государства, которое показывало свой нейтралитет в этой необъявленной войне против ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

Только сейчас, сидя дома, он мог дать воспоминаниям властвовать над своей памятью в деталях. Он вспомнил, что, когда все стихло, после взрывов, пришлось заметать следы.

– Быстро все убрать! – приказал он своим подчиненным, вытирая пыль, гарь и пот с лица.

Подчиненные выполняли его приказы безоговорочно. Надо было ликвидировать и убрать следы взрыва, для этого пригнали из темниц подвала подталкиваемых дулами автоматов военнопленных, среди которых были в основном члены афганской армии и несколько советских солдат, принявших ислам. Работа закипела.

– Ну, что там? Сколько истинных мусульман полегло? – грустно спросил он, когда его верные воины доложили о том, что все прибрано.

– Дорого отдали свои жизни эти советские парни, – переминался с ноги на ногу один из его советников. – Мы старались вернуть базу.

– Я не спрашиваю, что вы старались сделать. Я спрашиваю о количестве жертв.

– Уважаемый, печально. Много.

– Сколько? – жестко выкрикнул он.

– Погибло двадцать восемь пакистанских военных и девять представителей власти. Около ста наших верных сынов ислама и шесть американских советников, – низко склонив голову перечислял советник.

– Что значит около?

– Так ведь многих просто разорвало на части.

– Продолжай!

– Полностью уничтожен арсенал, – вздохнув, ответил он, – в числе потерь: три установки «Град», более сорока единиц орудий, минометов и пулеметов, десятки тысяч ракет и снарядов.

– Все?! – грозно взглянул он на советника. Слушая доклад своего заместителя, он все больше и больше злился. Он сжал кулаки, еле себя сдерживал от ярости.

– Уважаемый, не все, – переминался с ноги на ногу заместитель, опустив глаза в землю, не смея их поднять на Раббани.

– Ну, говори, не тяни!

– А еще погибла канцелярия тюрьмы, а с ней, к сожалению, и деньги в сейфе, и списки узников. На том месте одни развалины, вон, смотрите, – он указал рукой в сторону, где только вчера они сидели в уютном помещении под кондиционером и распивали вкусный чай.

– Деньги – это плохо. Списки – это хорошо. Пусть же имена этих непокорных неверных канут в бездну, – громко сказал он, сплюнул и пошел прочь.

Спустя два дня после восстания лидер одного из воюющих афганских кланов, небезызвестный Гульбеддин Хекматиар, издал приказ, посланный всем подчинявшимся ему отрядам моджахедов: «Русских в плен не брать! При захвате уничтожать на месте на всей территории Афганистана».

Тогда казалось, после этого страшного дня, что он все улики уничтожил, все кануло в Лету. Но вот прошли годы, и по телевизору говорят о тех событиях, о которых свидетели должны молчать.

Сейчас, когда он сидел на мягком диване роскошного богато убранного дома, память вернула его в дни войны, в дни борьбы с русскими, как их называли моджахеды, «шакалами».

Ненависть к шурави не угасла в его душе. Вновь он зло выключил телевизор. Будто телевизор мог изменить его настроение.

– Мой Всемогущий Аллах, я тебе служил верой и правдой, что же я не так делал? – громко сказал он и с трудом поднялся. Прошелся по комнате и вновь вернулся к дивану. Тяжело опустился на мягкий диван, провалился в его роскоши. Делать было нечего. Сна не было, поэтому он вновь включил телевизор. По телевизионному ящику – все та же передача о тайне Бадабера. Тайна Бадабера притягивала его словно магнит. Он то включал, то выключал телевизор. Одно нажатие кнопки пульта, и экран оживал.

Он тупо смотрел на голубой экран. Видел сюжеты видеозаписей из его центра. Бадабер был его детищем, святым смыслом его жизни. Пакистанский лагерь для беженцев, под видом которого находился учебно-террористический центр «Исламского общества Афганистана», был смыслом его жизни, и он свято верил в свои идеалы. В него были вложены огромные денежные средства и душевные силы! На территории центра располагалось шесть складов с боеприпасами и три подземные тюрьмы, где содержались советские и афганские военнопленные. Режим содержания – особо строгий, изолированный. В подземные тюрьмы попадали неисправимые шурави – захваченные в бою, оказывавшие сопротивление, не принявшие ислам. Советских военнопленных держали, используя на самых тяжелых работах – на каменоломнях, погрузке-разгрузке тяжеленных ящиков с боеприпасами. За малейшую провинность, а зачастую и без таковой, жестоко избивали, пытаясь сделать их послушными рабами.

Все это тщательно маскировалось от общественности, поэтому узники подземных тюрем были безымянны. Вместо советских фамилий и имен – мусульманские имена. Строптивых и непокорных клеймили по примеру фашистских палачей. Морили голодом, давая в сутки глоток воды и скудную соленую пищу. Держали их закованными в кандалы, от которых на руках и ногах гноилась не только кожа, но и кости. Склоняли к предательству, чтобы заставить их сражаться против коммунистов. Надзиратели военнопленных, воспитанные с малолетства на фанатизме против неверных, оттачивали свое мастерство. Изощренные мастера того света – так называли охранников в Бадабере – придумывали самые изуверские пытки. Особенно заботились о том, чтобы человек «дышал запахом смерти» с первого часа неволи, пытаясь тем самым сломить дух советских военнопленных и военнослужащих афганской армии.

– Да, что за день сегодня? – вслух произнес он.

Он сидел на диване, погрузившись в свои думы. И сквозь громкость телевизионной передачи цепкая память, как морская волна, из пучин вод выплескивала детали давно прошедших дней. Дышать становилось труднее, сердце учащенно билось в груди, словно сжимая оковами.

Но тут неожиданно двери в комнату приоткрылись. На пороге появился высокий статный молодой афганец. Он внимательно посмотрел на хозяина, сидящего у телевизора.

– Уважаемый, как вы? Головная боль ушла? Может быть, врача пригласить? Он ждет указаний, – выпалил он сразу все вопросы.

– Спасибо, все хорошо. Боль прошла. Вот смотрю передачу о взрыве в Бадабере.

– Мне мой отец об этом рассказывал. Я еще тогда не родился. А мой отец был там с вами.

– Помню. Твой отец был храбрым воином. Да упокоит Аллах его душу, – сказал он, поднимая руки, сложив их лодочкой, произнес «Аллаху акбар», затем этой намоленной энергией сделал жест ладонями, словно умылся, как бы встряхивая все плохое с лица. Молодой афганец, присев на корточки, одновременно повторил этот жест.

– Благодарю вас за теплые слова в адрес моего отца, – охранник резко поднялся. – Мы чтим его память. И я хочу быть настоящим воином ислама, – поклонился он. – Я готов для борьбы с шурави…

– С шурави? Русскими? – удивленно спросил хозяин. – Их давно нет в Афганистане. Они покинули в феврале 1989 года нашу страну.

– Я готов сражаться с любым врагом.

– А ты много знаешь о врагах? Знаешь, кто такие шурави были?

– Только то, что мне мой отец рассказывал и его друзья…

– Да, шурави – русские солдаты прославили себя своей стойкостью, готовностью стоять до конца и пожертвовать собой ради выполнения поставленной им задачи. Менялись времена, правители, государственное устройство страны, но простой русский солдат не изменял своим принципам, оставаясь верен долгу и присяге. А ты сможешь быть таким же бесстрашным, как они? – в упор был задан вопрос молодому человеку.

– Не знаю, мой господин. Но я постараюсь.

– Мне приятна твоя скромность и честный ответ. – Лицо парня зарумянилось, ему была приятна похвала.

– А поклясться на Коране сможешь? – кивнул хозяин в сторону, где находилась священная книга.

Молодой человек замялся, покраснел, а затем поднял глаза на своего господина и тихо произнес:

– Готов.

– Ладно, верю! Принеси мне хорошего чая с лимоном.

– Слушаюсь, – ответил парень и скрылся за дверью.

Пока ушли за чаем, он уставился в экран телевизора. Смотрел отрывки передачи и разговаривал сам с собой.

– Да, надо согласиться – шурави были настоящими воинами! – его удивляло и восхищало то, как советские воины – вчерашние школьники, мальчишки – одержали победу в своем самом главном бою. Молодые парни, им бы жить и жить. Иметь детей, продолжать свой род. Но шурави не сдавались. Они понимали, что выхода нет, и поэтому дрались до последнего. Они не жалели ни себя, ни охранников, ни своих ненавистных врагов.

– Мне хотелось бы иметь в своем подчинении таких храбрецов. Да, они настоящие воины, – вслух произнес он, вглядываясь в сцены телевизионной передачи и вспоминая восстание в Бадабере. За время плена советские солдаты превращались в ходячие искалеченные скелеты. И эти тринадцать изможденных, но так и не сломленных советских военнопленных больше суток вели бой в лагере Бадабер с противником, в сто раз превосходящим их по силам. И это был настоящий бой. Против них выступили регулярные части пакистанской армии, сотни афганских воинов ислама и их американские инструкторы, которыми руководил он, будущий президент Афганистана Бурхануддин Раббани.

– Интересно, почему я об этом именно сегодня вспоминаю? – удивился он сам себе. Но неподвластные ему воспоминания нахлынули, как весенний бушующий поток вод с гор, сметая все на своем пути, и удержать эти воспоминания было невозможно.

Он вспомнил, как он обещал восставшим выполнить их требование, хотя прекрасно сознавал, что этого он не сделает ни за что. Советские военнопленные просили пригласить представителя советского посольства. Он хорошо понимал, что это значит обнародовать тайну Бадабера. Факт тайного содержания военнопленных в объявившем себя нейтральным Пакистане является грубейшим нарушением элементарных норм международного права. И тогда им был отдан приказ – любым способом покончить с непреклонными шурави. Его головорезы и пакистанские войска выполнили приказ. Не найдя другого способа справиться с тринадцатью парнями – советскими военнопленными, на мятежников бросили тяжелую технику и звено вертолетов пакистанских ВВС.

Бунтари, в свою очередь, тоже понимали, что в живых их не оставят никого, а потому и решили подорвать себя вместе с арсеналом боеприпасов. Ведь весь арсенал этого склада был предназначен для уничтожения таких же парней из СССР, как и они, которые выполняли по приказу своего правительства интернациональный долг по оказанию помощи простому афганскому народу в борьбе с этими моджахедами.

Намерение обеих сражающихся сторон совпало. И в один и тот же момент посыпались снаряды на боевой склад, и парни из СССР запалили шнур и выдернули чеку из гранаты для подрыва склада – раздался мощнейший взрыв. Земля под ногами дрогнула. В небо поднялся огромный столб огня и дыма, вся территория центра была охвачена пожаром.

Советские военнопленные погибли, заодно уничтожив огромное количество оружия и живой силы противника. Несколько часов свободы и сладкая месть мучителям того стоили. На месте взрыва не осталось ничего, кроме воронки площадью 80 метров. Территория учебного центра была покрыта слоем осколков снарядов, ракет и мин.

Бадабер был уничтожен.

– А сколько сил, денег и надежд было вложено в этот центр, – вспомнил он и нервно стал ходить по комнате.

Принесли поднос с чаем и сладостями.

– Прошу вас, господин, я принес еще и рахат-лукум, – вежливо говорил молодой человек, расставляя на столике приборы, наливая чай.

Цвет ароматного чая напоминал цвет солнечного янтаря, а запах усиливал аппетит. Хозяин с наслаждением сделал несколько глотков.

Помощник стоял невдалеке, и ему льстило, что он угодил хозяину.

– Разрешите, я вам покажу альбом моего отца?

– Ты что, его носишь с собой? – удивился Раббани и отставил чашку чая в сторону.

– Да, – искренне признался молодой человек и полез во внутренний карман, – храню при себе. – И он протянул измятый небольшой кожаный альбом.

– Время летит! – вздохнув сказал хозяин, перелистывая фотографии, с которых на него смотрели его молодые воины. – Да, вот они – настоящие воины ислама!

– Узнаете, мой господин? – улыбнулся молодой парень. – Это я.

– Ох, какой маленький герой! – улыбнулся Раббани.

Рассматривая фотографии одну за другой, он задержал свой взгляд на карточке, где на стуле сидел один из военнопленных. Этого парня пытались склонить на свою сторону, чтобы он стал сотрудничать.

– Это же надо, – вслух проговорил он, – память играет со мной сегодня в рулетку.

– Не понял, – удивленно посмотрел на него молодой человек.

– Да я так. Вспомнил дни своей молодости.

– А-а. Когда отца похоронили, этот альбом передали семье. С тех пор я ношу его с собой.

– Ты, дорогой мой, этот альбом храни дома. Незачем его с собой носить. Вдруг в плен попадешь?

– Так я же на своей земле!

– Так-то оно так, но лучше дома, отдай родным.

– Будет сделано, господин.

Сердце Раббани вновь заколотилось в груди. Он сделал глоток чая. Это его немного успокоило. Чай был ароматным. После выпитого чая он вновь перелистал альбом.

Были тут и те фотографии, где простой народ возмущался.

Память вновь возвращала его в бурную молодость. Будто он смотрел кинофильм о своей боевой жизни.

– Возьми и передай этот альбом в семью, нечего его носить с собой.

– Да, господин! Вам еще сделать горячий чай?

– Нет. Достаточно.

– Тогда я уношу остывший?

За парнем закрылась дверь.

Раббани оглянулся вокруг, вздохнув, запрокинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Из телевизора доносились голоса.

– Бадабер! Бадабер! Бадабер! – пробормотал он вслух. Память напомнила ему о том, как он принуждал каждого воина поклясться на Коране, чтобы сохранить секрет Бадабера.

– Зря не болтай, гляди в оба, военную тайну храни до смерти! Аллах все видит, – говорил он своим подчиненным во время инструктажа. Он жестко требовал от своих верноподданных хранить тайну Бадабера.

Надо признать, и под страхом смерти они молчали.

После того злополучного взрыва неудачи стали преследовать его. Потянулась череда невезений. Надо было перебираться с разрушенного взрывом места, где руины и зияющие воронки в сырой земле напоминали о его крахе, где все горело и полыхало.

Наблюдая за пожарищем, за продолжающимися взрывами боевого склада с боеприпасами, он понимал свое бессилие. Хотелось рвать и метать. Рушились его планы.

Зачистив руины бывшего укрепленного центра, заметя все следы, он перебрался со своими боевиками на территорию запасного варианта. Одно утешало: хорошо, что часть боеприпасов удалось переправить в запасные хранилища задолго до восстания. Но и там его ожидал новый неприятный сюрприз. И сейчас, сидя в уютном доме на роскошном диване, он вновь вспомнил прошлое.

От этих воспоминаний у него защемило в груди, он вспомнил о спасительной таблетке, которую тут же положил под язык.

Затем он поднялся, дошел до стойки бара, где стояли флаконы с лекарствами. Накапал себе несколько капель в хрустальный стакан с золотой каемкой, добавил воды и быстро осушил его. В комнате запахло лекарством. Да, в этот вечер воспоминания не давали ему покоя.

– Что за вечер сегодня? – громко спросил он, присел, прикрыв глаза.

Он вспомнил, как однажды ему через несколько месяцев после полного уничтожения его засекреченного центра Бадабер пришлось потерять еще один склад. Все его надежды тогда рушились как карточный домик. От воспоминаний о том, как это было, в душе его промелькнула молния. Вдруг он ясно вспомнил тот день.

– Уважаемый господин, – прибежал к нему тогда его помощник Мамадер. Это был крепкий мужчина с седыми волосами, с пронзительным взглядом глубоко посаженных карих глаз. На седой голове красовался белый тельпак из ткани. – У нас произошла беда: утечка информации.

– В чем дело, Мамадер? – нахмурив брови, грозно спросил он.

– Русскими обнаружено и отбито одно из самых больших хранилищ боеприпасов под Гератом, – выпалил тот скороговоркой и потупил взгляд, уткнувшись носом в грязный носовой платок.

– Что?! – грозно насупил брови Раббани. – Как это произошло?

– Наша разведка доложила, что эту высоту, внизу которой находился наш засекреченный склад боеприпасов, обнаружила русская разведгруппа.

– Сколько человек было в этой группе?

– Около 40 человек.

– А наших воинов ислама сколько?

– Наших более 300 воинов.

– Что?! И эта маленькая группа шурави вступила в бой с такой численностью воинов ислама, которые знают все тропы в Афганистане?!

Наступила мертвая тишина.

– И уничтожила склад боеприпасов? – Раббани вскочил, прошелся, затем остановился. – Подумать только, кучка шурави!!!

– Да, уважаемый господин! Наши исламские верные воины, используя террасы и скрытые подступы, подошли незамеченными наблюдателями на расстояние 200 метров к советской группе. С наступлением сумерек, под прикрытием нашего массированного огня, воины ислама бросились в атаку с двух направлений. Их действия координировались по рации. Бой был жестким, но спустя 20 минут наша атака была отбита этими шурави.

– Как? Я спрашиваю, как это атака была отбита, если численное преимущество на нашей стороне?

– Погиб ваш верный помощник Абдурахмон, и это внесло сумятицу. Он был храбрым воином!

– Сколько еще погибло?

– У нас 15 воинов ислама убиты, около 30 ранены, поэтому мы ближе чем на 60 метров к русским подойти не смогли, они грамотно заняли оборону.

– Ужас! – только и смог сказать Раббани.

Все молча наблюдали за ним.

– Слава Аллаху, почтим память погибших, да упокоит их души Всемогущий, – наконец сказал он и, сложив руки в намазе, совершил ритуал омовения. – Воины ислама, как истинные дети Аллаха, попали прямо в рай.

– Аминь, – вторил ему Мамадер.

– Но как, скажи мне, как это могло случиться, что мой подготовленный отряд потерпел поражение?

– Наши воины, по всей видимости, не ожидали такой наглости и сопротивления со стороны русских. В результате жестокого боя захватить высоту нам не удалось. Нам пришлось, неся тяжелые потери, отступить.

– У русских какие потери?

– По нашим данным и по данным, полученным благодаря перехвату их связи, у них погибло шестеро десантников, восемь получили ранения, из них трое – тяжелые.

– Их осталось мало! Приказываю открыть шквальное огневое воздействие из безоткатных орудий, минометов, стрелкового оружия, гранатометов. Пусть выпустят несколько десятков реактивных снарядов. Необходимо уничтожить шурави полностью и спасти наше хранилище, чего бы это ни стоило!

– Будет сделано, – сказал помощник и, отдавая распоряжение по рации, убежал. Эхом стали отдаваться в горах раскаты орудий. Потом все ненадолго стихло.

– Ну, что там происходит? – нервно спросил он, нахмурив брови.

– Вторая атака на сей раз началась с третьего направления, где русские и не ожидали. Но и эта атака была отражена этими шурави, им пришла на помощь выдвигавшаяся на усиление поста группа. Затем началась третья, самая дерзкая наша атака. Под прикрытием массированного огня из пулеметов и гранатометов воины ислама, не считаясь с потерями, шли в полный рост. Но, увы, атака вновь была отбита.

– Приказываю моим воинам отойти и занять более удобные позиции и, прикрываясь огневой мощной атакой, уничтожить этих шурави, – ненависть возрастала внутри Бурхануддина Раббани. – Они что, заговоренные? Их надо уничтожить, чтобы было неповадно находиться в Афганистане.

– Хорошо! Будет сделано! – помощник низко поклонился и с рацией в руках, отдавая распоряжения, удалился.

По его приказу началась новая атака, одна из самых ожесточенных атак на высоту. Используя мертвые пространства, под плотным огнем воины ислама подошли к склонам высоты с трех направлений, в том числе через минное поле. На западном направлении им удалось приблизиться на расстояние 50 метров, а на отдельных участках – на бросок гранаты. Но и это не помогло, потому что в небе показались вертолеты русских. Огневой поддержкой они помогли шурави-десантникам. Воины ислама ничего не смогли сделать. Русские захватили их склад вооружения и боеприпасов.

Сейчас, сидя у себя в кабульском доме, он вспоминал все подробности своих тогдашних невезений. Он все думал: «Почему именно сегодня прошлое так меня беспокоит?» Но он этого не мог понять. Прошло столько лет. Казалось, что детали тех невезений давно стерты. Но оказалось, что все это крепко сидит в глубине его памяти.

Эти воспоминания раздирали ему сердце. Пробежала боль внутри. Он положил руку к груди, прочитал молитву, подняв глаза кверху, скосил взгляд в окно. Уголок неба в окне был усеян звездами. Небеса являются одним из главных источников божественного надела и всевозможных благ. И это действительно так. Живительный дождь, оживляющий землю, падает с неба. Солнечный свет и тепло, в которых нуждается все живое на земле, приходит к нам с неба. Воздух, которым дышат люди и животные, находится в небе. Именно поэтому верующие поднимают руки к небу и просят Милостивого Творца удовлетворить их потребности и нужды. И это ни в коем случае не значит, что Всевышний Аллах находится только на небе; Он везде, то есть Он превыше пространства, Раббани в это свято верил. По окончании прочитанной молитвы, опять сложив ладони так, будто две половинки книги, лодочкой, он шепотом произнес слова благодарности. Потом из этой лодочки, как бы умываясь, попытался смыть эти тревожащие душу воспоминания. Он вспомнил, что читал в юности в одной религиозной книге о том, что в более древних религиях соединение ладоней означает объединение солнечной и лунной энергии. Умывшись этой энергией, он почувствовал облегчение. Он улыбнулся, поблагодарив Всевышнего.

– Как красив мой Афганистан! – громко сказал он. – И хвала Аллаху, что я могу ему служить!

Но, прикрыв глаза, он вновь вспомнил подробности того дня, когда был уничтожен еще один его склад боеприпасов. Он вспомнил, как он был в ярости, узнав о потере.

– Вы с ума сошли! – кричал он тогда, услышав доклад своего советника о захвате еще одного склада русскими. Известие это взбесило его. Он метался, как раненый тигр в запертой клетке, пытаясь все вокруг сокрушить.

– Но воины ислама сражались, как львы, – пытался тогда вставить слово его советник.

– Этот укрепрайон, крупный стратегический наш объект с мощными оборонительными коммуникациями внутри горного массива в зоне афгано-иранской границы провинции Герат, нужен нам! – кричал он в гневе в тот день. – Как вы допустили его захват!!!

– Мы пытались, – оправдывался тогда его советник.

Но договорить советник не успел. В руках у Раббани был крепко сжат пистолет. Прозвучал выстрел в упор. И его советник кулем свалился наземь.

– Да что же это такое? – возмущался он тогда, не замечая конвульсий своего умирающего помощника. – Грамотно оборудованное кольцо обороны, в том числе средствами ПВО, системой коммуникаций, широкий арсенал различного вооружения и боеприпасов, склады продовольствия и медикаментов оказались в руках шурави. У-у-у, – кричало внутри него бешенство. Все летело прахом в тартарары.

– Уважаемый, господин, – низко склонили головы его воины тогда, – видит Аллах, все подступы к базе были плотно заминированы. На этой базе находилось много арабских, иранских и пакистанских наемников, обученных в тренировочных лагерях, расположенных за границей. Они опытные воины ислама. В ночное время группы наших воинов беспрепятственно могли переправляться через приграничную зону. Воины ислама – храбрые воины, но объяснить наш провал мы не можем.

– Так в чем дело? Уберите тело моего советника и предайте земле, как истинного воина, – смягчился он тогда, немного остыв от бешенства.

– Не знаю, уважаемый господин, – вступил в разговор инструктор из Пакистана, – но русские шурави будто заговоренные.

– Мне наплевать на то, что они заговоренные. Ты знаешь, сколько все это стоит? Какие огромные деньги вложены?

– Уважаемый, я все понимаю. И понимаю то, что другие полевые командиры «семерки» получали финансовую помощь не только от ЦРУ, но и от заинтересованных исламских организаций. Все понимаю, но, несмотря на большую плотность огня из крупнокалиберных пулеметов и зенитных установок, наличие у воинов ислама большого количества ПЗРК, шурави отбили эту базу. А когда шурави оказались уже в самом складе, произошла еще одна неприятность.

– Разве может быть худшее еще?

– Да, уважаемый! Наша разведка рассказала следующее. Передам вам дословно. Произошло это так: когда советские воины ворвались в склад боеприпасов, то обнаружили…

– Что? Что они могли там обнаружить особенное? – вскрикнул Раббани в ярости и нетерпении, перебивая инструктора, нервно мечась в пространстве.

– Не говорить, уважаемый? – дрогнувшим голосом спросил он, потупив взгляд.

– Говори! – Раббани грозно посмотрел на инструктора.

Зная крутой нрав Раббани, инструктор, тщетно подбирая, слова поведал следующее:

– Ворвавшись на наш склад боеприпасов, советские воины стали готовить его к уничтожению. Но тут один из них заметил, что на внутренней стороне крышки ящика со снарядами написано углем: «Мы, русские солдаты, в плену в Бадабере, ждем пом.». Эту крышку шурави унесли с собой. И, вероятно, эта надпись оказалась в особом отделе.

– О Аллах! Чем я тебя разгневал? – слушая инструктора, воскликнул Раббани. – Как? Когда и кто смог это сделать, написать, и чем? Огрызком угля? Где он это взял?

– Возможно, при разгрузке ящиков? А угольков много в кузне.

– Куда смотрела охрана?

– Русские изобретательны, даже под страхом смерти.

– Вы мне рассказали так, словно просмотрели кинофильм, откуда такие подробности?

Вокруг Раббани наступила гнетущая тишина.

– Это все видел и слышал один из наших воинов. Он был тяжело ранен, спрятавшись, он стал свидетелем этого происшествия. Затем он бесшумно ускользнул, долго полз к нашим, добравшись до наших, он рассказал обо всем.

– Приведите его ко мне!

– От потери крови он умер и его уже предали земле…

Неожиданно прогремел взрыв, эхом отдаваясь по округе.

Раббани схватил бинокль. Наблюдая в него в том направлении, где произошел подрыв его очередного склада, он кулаком ударил о скалу, повредив тем самым себе руку.

– Мой Всевышний Аллах! За что мне эти невезения! – взмолился он тогда сквозь боль в руке. Он был в ярости.

В тот же самый момент русские воины ликовали от удачи. Они уничтожили склад противника, спасая чью-то жизнь. Какой-то снаряд не долетит до очередной жертвы!

– Сколько спасенных жизней на земле, – проговорил сержант Равиль Хамитов, отплясывая чечетку и размахивая каской.

– И кто придумал эти смертоносные орудия убийства себе подобных? – подошел к нему товарищ.

– Кто-Кто? Богатые, жирные бандиты, прикрывая себя именем Аллаха и Кораном. Мой дедушка тоже мусульманин, пять раз в день читает молитвы, прошел Отечественную войну и сейчас как аксакал нашего аула помогает людям.

– Ты прав, сержант, – похлопав его по плечу, сказал капитан, – истинные верующие не творят зла, а всякая бестия прикрывается религией в свое оправдание.

– Мир настолько прекрасен, богатства земли щедры. Господь Бог един, так чего не хватает, чтобы людям жить в мире и согласии? – удивленно произнес якут.

– Зависть. Ревность. Власть, – ответил один из бойцов.

– Ух ты, каков наш философ, – улыбнулся другой.

– Становись! – услышали они зычный голос командира. – Надо успеть до заката в часть. Берегите крышку с надписью. В этом необходимо разобраться.

Вспоминая прошлое, Раббани вздохнул, да правда в жизни говорят: «Истина в том, что шила в мешке не утаишь». Так, по крупице, тайна Бадабера стала просачиваться в мир, в подтверждение мощного взрыва появились фотографии из космоса в одной из газет.

Раббани подошел к окну. За окном темно, только мигают огни, да и его отражение в стекле. Перед ним отражение усталого человека, КОТОРОМУ СЕГОДНЯ НЕТ ПОКОЯ.

– Как давно все это было, а коварная память вернула его в молодость, полную тревог, волнений, побед и поражений – подумал он, всматриваясь в даль.

Память догоняла его из прошлого, несмотря на прошедшие десятилетия. Тогда совсем незначительная часть уцелевших афганских воинов ислама, бросив оружие и боеприпасы, вместе с ним и с уцелевшим отрядом пакистанских наемников «Черные аисты» ушли за границу. Это был провал. Это была катастрофа для молодого предводителя моджахедов – борца против коммунистов. Прошли годы, вот он, с поседевшими волосами, с глубокими морщинами на лице и со шрамами в душе, в кабульском доме всматривается в ночной любимый Кабул и удивляется этому странному вечеру в его жизни. Поражается тому, почему именно сегодня нахлынули эти давно прошедшие события? Удивляется этим унизительным для него воспоминаниям.

Отошел от окна и опустился на диван, положил таблетку под язык.

Несмотря на спасительную таблетку под языком, давно прошедшие события из его жизни сдавливали ему грудь. Дышать было трудно, но постепенно успокоился.

По телевизору все еще шла передача о Бадабере. Он тупо смотрел на экран и слушал свое интервью с экрана. Да, тогда во время съемок этой передачи он не сказал правды в эфир.

– Где эта, правда? – Глубоко вздохнув, он просто выключил телевизор. – Что за день воспоминаний?! – произнес он и попытался подняться с дивана. Несмотря на недомогание, поднялся легко, и тут он вновь услышал голос матери.

– Сынок, дорогой, жизнь, как бумеранг – все, сделанное тобой, возвращается к тебе. То, что ты посылаешь людям, возвращается обратно. Наша жизнь – зеркальное отражение, – пронеслись в голове мамины слова.

– Что за чудеса? – оглядевшись, удивленно произнес он. – Надо немедленно обратиться к врачу. Начались галлюцинации – этот мамин голос. Утром немедленно обращусь к врачу, – рассуждал он вслух. – Воспоминания прорвались из глубины памяти на поверхность – это понятно. Но вот мамин голос – это совсем непонятно. Завтра, не откладывая, надо будет обратиться к доктору-психиатру.

Он направился к выходу. Хотелось на вечерней прохладе прогуляться по двору. Навстречу ему, улыбаясь, шли его помощники.

– Мы рады вас видеть, уважаемый, в полном здравии, – сказал один из них, прикладывая руку к груди. Он хотел было еще что-то сказать, но в этот момент раздался мощный взрыв. Сверкнул яркий, ослепительный огонь в глаза, мощный удар в грудь… От ударной волны, те, кто был рядом, разлетелись по сторонам. Он ничего не успел понять. Все стихло в черной темноте. И сплошная темнота проглотила его в свою утробу.

В народе говорят: «Сколько веревочке ни виться, а кончику быть».

Так закончилась жизнь известного полевого командира, на счету которого множество уничтоженных жизней.

Отголосок того взрыва в Бадабере, в результате которого геройски погибла маленькая группа, состоящая из нескольких советских и афганских военнопленных, бумерангом вернулся к нему, к начальнику того закрытого террористического центра по подготовке моджахедов.

Утром во всех газетах Кабула, по телевизору, и в интернете пронеслось известие о том, что 20 сентября 2011 года бывший афганский президент Бурхануддин Раббани был убит в собственном доме, куда один из талибов пронес бомбу, спрятанную в тюрбане. Бурхануддин Раббани свою жизнь посвятил тому, что был против «проникновения в страну коммунизма». Его организация наиболее тесные связи поддерживала с арабскими мусульманскими деятелями Египта, Саудовской Аравии, Ирана и Пакистана.

Вот так бесславно закончилась жизнь человека, который тщательно скрывал имена погибших советских военнопленных.

Тайна Бадабера и имена молодых советских парней канули в вечность.

Какими словами утешить горе матерей, которые до сих пор не знают о судьбах своих 18-летних сыновей, ушедших исполнять свой интернациональный долг? До сих пор нет могилок, где каждая мама могла бы посидеть и поговорить с сыном…

«Достойные смоленские жители – любезные соотечественники! С живейшим восторгом извещаюсь я отовсюду о беспримерных опытах и верности и преданности вашей… любезнейшему отечеству. В самых лютейших бедствиях своих показываете вы непоколебимость своего духа… Враг мог разрушить стены ваши, обратить в развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжелые оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы россияне».

Эти слова из письма полководца М. И. Кутузова смолянам выгравированы на пьедестале памятника героям – защитникам отечества.

«…Ведем сраженье, но уходят силы,

Живых все меньше, шансы неравны…

Знай, Родина, тебе не изменили

Твои в беду попавшие сыны!»

Слова из песни ВИА «Голубые береты»

«Военнопленные и пропавшие без вести – неизбежные жертвы всех войн и вооруженных конфликтов. Афганская война не стала исключением. По официальной статистике, за время боевых действий на территории Афганистана пропало без вести или попало в плен 417 советских граждан…»

Цитата из газеты «Киевские ведомости».