Читать книгу Девушка без имени - Рати Ошун - Страница 5

Олег

Смотрю в огромные голубые глаза, где-то в их глубине прячется надежда, а на поверхности растерянность. Она спрашивает: «Почему оттолкнул? Что я сделала не так?».

Нам предстоят долгие объяснения. И мне впервые в жизни страшно, что не справлюсь. Взял на себя слишком много, рискнул не только собой, но и жизнью этой девочки. Вот только, неужели лучше, если она попадет в этот закрытый клуб и останется рабыней навсегда? Возможно, та проще и легче, но это неправильно. Глядя в голубые глаза, я осознаю это, как никогда, ясно.

Поглаживаю пальцами мягкие ворсинки халата на ее плечах. Осталось убедить себя, что реакция в моих штанах на юную, обнаженную и все согласую девушку – это норма. Держаться придется за двоих. Это будет тяжело и сложно. В конце концов, я мужчина и далеко не железный.

Если сорвусь, то что потом? Когда Бабочка придет в норму и узнает, что все это не обязательно – точно возненавидит меня.

Больше этого боюсь, что девушка не сможет адаптироваться и придется отдать ее Рекрутову. В его странную организацию, где теперь будут работать ее однокашницы.

Она вздрагивает и опускает взгляд, будто вспомнила о чем-то. Точно, правила. Теперь стоит напротив и тяжело дышит, глядя куда-то в район грудной клетки, и улыбается.

Немую сцену прерывает урчащий желудок…

Я дебил. Кретин. Девочка неизвестно сколько моталась по лесу, а я даже чаем не напоил. Наверное, голодная.

– Есть хочешь?

Кивает и опускает взгляд в пол, как будто ей неуютно. Отпускаю и бегу к холодильнику. Там гора продуктов, тетя Маша позаботилась, чтобы я не умер с голоду. Надо что-то быстрое. Заглядываю в морозилку. Во, пельмени! На это хватит моих кулинарных талантов.

Внезапно из моих рук решительно вырывают пакет пельменей.

– Что? – не понимаю.

Бабочка хмурит брови. Настроена воинственно.

– Я не должен готовить?

Кивает. Бросает пельмени на разделочный стол и делает жест ладонью, мол, подожди. Убегает в комнату. Не сразу соображаю, что за блокнотом. Как неудобно, что не может говорить. Интересно, каким был бы ее голос?

Приятным и щекочущим или неожиданно низким? Может, звонким, совсем детским или ровным, как у учительницы? Даже предположить не могу. Кажется, эта малышка может обладать всеми голосами сразу. Я их уже слышу, но пока не могу разобраться в этом гуле, понять ее окончательно.

Несмотря на запрет, достаю кастрюлю и ставлю рядом с пельменями.

Вбегает в комнату и оттесняет от стола. Быстро пишет что-то в уже частично исписанном блокноте:

«Мужчина не должен готовить!»

– А я думал, мужчина не должен спрашивать разрешения у женщины, что ему стоит делать, а что нет, – не отказал себе в удовольствии найти противоречие в ее словах и действиях.

Сильный характер. Какой ей Хозяин? Она меня пытается строить и под себя подмять!

Опускает взгляд, вновь забывшись.

«Простите» – на листочке.

«Я все приготовлю сама! Я умею. Я хорошая женщина, я вам докажу!»

Глупенькая. Маленькая, юная и глупенькая девочка. Знаю я. Все знаю. Понял уже, что хорошая.

Делаю короткий шаг вперед и подцепляю пальцами острый подбородок, заставляя посмотреть на меня. Хочу, чтобы она услышала.

– Я знаю, что ты хорошая женщина, Бабочка. Ты большая молодец. Ты сильная и красивая. Слышишь меня?

Кивает.

– Хорошо. А теперь слушай внимательно. Хороший мужчина, а я хороший мужчина, должен заботиться о хорошей женщине. Беречь ее и помогать. Ты устала, бегала весь день по лесу. Тебе, наверное, было страшно? Потом этот осмотр и новые люди. Я просто хотел позаботиться о тебе и приготовить ужин, – смотрю в голубые глаза и понимаю, что вопреки воле тону в них.

Погружаюсь медленно, как в чистые лесные озера. Они медленно смывают с меня всю грязь и опыт, что оставила жизнь. С ней хочется стать беззаботным мальчишкой, просто смеяться и любить. Но я уже давно не мальчишка и ситуация не располагает к впадению в детство.

Выкручивается из моих рук и пишет на листочке:

«Я приготовлю. Можно?»

– Если хочешь, готовь. Приправы на верхней полке справа.

Снова кивает и начинает энергично хозяйничать. Устраиваюсь поблизости, подпирая плечом обшитую деревом стену, и наблюдаю. Бабочка порхает, как будто попала в свою стихию. Быстро разбирается с индукционной плитой и кранами, ставит воду. Находит специи, достает целую кучу. Я бы ограничился лаврушкой и перцем, но здесь, кажется, работает мастер.

Ловлю у себя на лице улыбку. Приятно, когда для тебя готовят. Давно такого не было. Нет, на этой кухне побывала уйма женщин: жены друзей и деловых партнеров, тетя Маша. Но никто не готовил здесь только для меня, хотя именно для этого была сделана кухня. Чтобы моя жена готовила здесь для семьи вкусные обеды, пекла оладьи по выходным и печенье.

В общем, когда-то я был мальчишкой, мечтающим об идеальной жизни. Дом от пола до потолка, от занавесок до ковриков – воплощение этой несбывшейся мечты.

Бабочка

У меня все еще мурашки по коже от его слов. Готовлю на автомате. Не знаю почему, но эти занятия в пансионе мне всегда нравились. Все получалось как-то само собой, я ни разу не пересолила суп, у меня не убегало молоко и не склеивались макароны. Просто чуйка и все тут.

Вот и сейчас, все по наитию. Специи, соль. Мысли же далеко. Хороший мужчина должен заботиться о женщине. В пансионе нам никогда об этом не говорили. Может, это правило его дома? Прежний Хозяин прислал мне свои, у этого могут быть другие.

Мне они пока нравятся, как и каре-золотистые глаза, смотрящие в самую душу, будто насквозь видят. Его пальцы, которые держали меня за подбородок, тоже нравятся. А еще мне нравится на него смотреть, хоть и нельзя. Изучать лицо, каждую черточку.

Хочется взять альбом и зарисовать каждую волосинку на голове, длинные ресницы, скулы и подбородок, ровный нос и улыбку. Она у него хорошая. Кошусь краем глаза и вижу, как приподняты уголки губ, морщинки вокруг глаз и чуть видно белые ровные зубы.

Интересно, если я попрошу альбом и карандаши, он не будет против?

* * *

Ох, не так меня учили, но я была так голодна, что буквально проглотила свою порцию пельменей и чуть не обожгла язык чаем. Тепло по телу.

Олег, к моему стыду, ел спокойно и с удовольствием. Смакуя, кажется, каждую пельменину то ли сознательно, то ли просто так привык. Почувствовала себя неловко из-за обжорства.

Мы сидели на диване рядом, ели молча. Поймала себя на том, что опять втихую его разглядываю, одной рукой таская маленькие шоколадные печеньки из вазочки на столе.

– Очень вкусно, я бы так не смог, – улыбнулся мужчина, отодвигая в сторону пустую тарелку.

Ура! Он доволен! Теперь меня поцелуют? Я же справилась. Заслужила. Или нет? В растерянности.

Олег ничего не делает, просто собирает тарелки и относит в посудомоечную машину, потом возвращается ко мне.

Снова жду. Смотрю чуть ниже его лица, чтобы не разозлить.

– Ты можешь смотреть на меня, Бабочка. В этом нет ничего страшного. Все люди смотрят друг на друга, это не запрещено законом, – снова улыбается.

Садится на диван рядом. Нет, невозможно. Я хочу ближе. Собираю внутри себя смелость, ложусь на диван и кладу голову ему на колени. Хотя бы так. Я заслужила, чтобы меня погладили?

Мадам Аида говорила, что Хозяева могут трепать по голове, если довольны. Нас на занятиях тоже иногда гладили за послушание, мне нравилось.

Тяжелая рука на волосах. Медленно гладит спутавшиеся, все еще чуть влажные после душа, светлые пряди, а я млею. Растекаюсь лужицей на его коленях, от его брюк почему-то пахнет алкоголем. Нас учили в нем разбираться, чтобы не подвести Хозяев. Виски. Хороший, выдержанный и совершенно точно дорогой.

– Все будет хорошо, – устало произносит Олег, пропуская мои волосы между пальцев. – Как-нибудь мы со всем разберемся. Знаешь что, Бабочка. Я должен тебе рассказать. Мир не такой…

Он говорит и говорит, а я плыву на волнах его голоса и спокойствия по узкой реке в страну снов. Надеюсь, он повторит мне все это завтра.

Олег

– Мир не такой, как вам рассказывали в пансионате. Здесь нет Хозяев. Ты можешь быть какой угодно, Бабочка. Можешь жить, с кем захочешь. Ехать, куда захочешь. Заниматься тем, чем захочешь. Мир огромный и в нем нет тех границ, которые тебе нарисовали. Ты не должна вцепляться в меня, понимаешь?

Говорю, медленно перебирая пальцами шелковистые волосы. Мягкие и слегка влажные, кажется, могу вечно сидеть вот так в тишине этого дома и раз за разом запускать в них пальцы. Да, Олег, похоже ты дошел до стадии, когда тебе нужна кошка, а не женщина.

Опускаю взгляд вниз и понимаю, что зря тут распинался. Бабочка уснула у меня на коленях и тихо сопит, подложив под щеку ладошку. Осторожно, боясь разбудить, отвожу светлую прядь с ее лица. Есть время рассмотреть девушку.

Бледная кожа. Провожу пальцами по щеке, мягкая и нежная на ощупь. Щечки, кстати, да. Еще не сошла с нее та легкая детскость, хоть скулы и очерчены достаточно остро. Маленький носик, очень аккуратный и чуть вздернутый. Тени от длинных ресниц, свои. На Бабочке ни грамма косметики. Странно темные для блондинки тонкие брови и не очень высокий лоб.

Губы – отдельная тема, которая точно будет являться мне в самых неприличных снах. Искушение, чистое искушение. Полные, красивой формы, но нижняя чуть-чуть больше, она смешно закусывает ее во сне. Мягкие. Я точно помню. Их хочется целовать. Ответить на их прикосновения, когда Бабочка так наивно бросилась мне на шею, хотелось до боли во всем теле. И глядя на них сложно не думать о…

Не думать, Олег! Сам себя одергиваю и сажаю на строгий ошейник, но не могу удержаться и провожу пальцем по губам. Она целует палец сквозь сон, едва уловимо.

Меня же прошибает разрядом. Вдоль всех мышц пролетает и подгоняет кровь к члену.

Надо что-то делать!

Унести ее в комнату, не искушать себя.

Аккуратно поднимаю невесомую Бабочку. С трудом уговариваю себя на втором этаже свернуть направо в гостевую спальню, а не утащить ее в свою. Каким-то чудом это удается.

В момент, когда рухнул на свою кровать, и подумал не мог, что проснусь два часа спустя от дикого крика из комнаты немой девушки…