Читать книгу Из Дневника любительницы парфюмерии - Рауфа Рашидовна Кариева - Страница 4

В 1973 году мне было четырнадцать лет.

В середине лета умер мой дед. Стояла серьёзная жара, под пятьдесят градусов. Организацией похорон занимался старший брат моей матери.

Тело дедушки находилось в самой дальней комнате. На трёх деревянных табуретах стояли носилки, тоже деревянные, и на них, завёрнутый в белую ткань, лежал дед. Всё тело было обложено глыбами льда. Они подтаивали, и вода капала на пол.

Старший брат моей матери меня всю жизнь недолюбливал. Никогда ничего мне напрямую он не говорил, но я ощущала его ненависть всей своей детской душой. Даже однажды спросила у мамы, почему он так меня не любит? Она ответила, что я тут ни при чем. Просто я очень похожа на своего папу, а брат мамы очень не любит его. Так объяснила мне мама. Я поняла.

И вот этот мой дядя проявил-таки свои чувства ко мне напрямую. Он с отвращением сунул мне в руки тряпку и ведро и сказал, чтобы я шла к покойнику и вытирала лужи под его смертным одром. И дело не в поручении данной работы, а дело в его взгляде на меня в тот момент – взгляд был брезгливый. И не по отношению к работе или ситуации. Дядя брезгливо посмотрел именно на меня.

Я понимаю, всем было некогда и кто-то должен был делать эту работу, и я её делала. Четырнадцать лет – это уже не совсем ребёнок. Но я помню ужас, который я переживала в те мгновения. Особенно когда я оставалась в комнате одна – только с покойным дедом. И помню своё концентрированное горе, видя тело так близко, когда на четвереньках ползала вокруг него. И ведь эту работу я делала не пятнадцать минут, а несколько часов – примерно с шести утра и до одиннадцати.

Почему я этот эпизод помню всю жизнь? Потому что я помню своё эмоциональное состояние в возрасте с двенадцати до четырнадцати лет. Это был тяжёлый подростковый период, полный комплексов, непрерывных слёз и душевных терзаний. Фактически я была в то время эмоционально нестабильна и не была способна по психологическому состоянию к такому стрессу, как протирание полов под покойником.

Как объяснение причин моего состояния и как иллюстрация к нему годится следующее воспоминание. За полгода до описываемого дня похорон я была в санатории «Юность» в городе Ессентуки. Санаторий этот для больных детей, и там много медицинских осмотров и процедур. При приёме в санаторий проходят медосмотр. И вот я помню, что стою в трусиках (только в них) возле медсестры, она записывает показатели – только что она меня взвесила, измерила рост и т. п. И вдруг в кабинет входят человек семь женщин средних лет в белых халатах – врачи и медсестры. И моя медсестра им говорит: «Я вас позвала специально посмотреть, какой страшный ребёнок». И кивает на меня. А ведь мне тринадцать с половиной лет, а не месяцев! Я всё понимаю. И такая толпа взрослых тётенек смотрит на меня, как на экспонат Кунсткамеры, они качают головами и причитают: «Какая страшила, ужас».

Я помню этот эпизод всю свою жизнь. И мне жаль этих упитанных сисястых тёток, так как они так и не узнали, что через четыре-пять лет эта «страшила», на которую они пришли посмотреть, стала такой красавицей, что вся их красота, когда они были невестами в восемнадцать лет, вся в совокупности вместе взятая, не смогла бы перевесить мою.

Так в чём причина ужаса врачей в санатории «Юность»? В подростковом возрасте я уже выросла до своего нынешнего роста в 176 см, но вес не набрала – в то время он был в районе сорока килограммов. Много времени я лежала в больницах, родители меня отправляли в санатории, чтобы выровнять вес быстрее. Естественно, организм не мог быстро справиться с нагрузкой. Худоба сопровождалась бледностью, измождённостью, болезненностью. Я действительно была страшной. Но мне никто, кроме мамы, никогда не говорил в лицо, что я страшная. И вдруг я выслушала такое «медицинское» коллегиальное заключение. Я приходила в себя от него все двадцать четыре дня пребывания в санатории. Конечно, такие проблемы с внешностью и здоровьем гарантировали эмоциональную нестабильность и букет подростковых комплексов.