Читать книгу Воровской излом - Равиль Валиев - Страница 5

Часть первая
Глава 2

Оглавление

Боль была повсюду. Штиль дикой слабости перемежался ураганом пульсирующей рези. Воздух приходилось с трудом продавливать в легкие, что требовало осознанного решения, взамен подаренного Богом безусловного рефлекса.

И еще – воняло. Запах рвоты сводил с ума, заставляя тело извиваться в конвульсиях, раз за разом исторгая из себя отраву.

Борис последний раз изогнулся, со стоном впуская в себя морозный воздух. Окружающее пространство оглушающим ударом вернуло его в действительность. Боль и холод. Он с трудом открыл глаза. Повернул голову и попытался сфокусировать зрение.

Темнота, перемежаемая расплывчатыми огоньками. Он разогнул скрюченное в пароксизме боли тело и перекатился на спину. Стало легче, хотя при этом многочисленные копья тотчас вонзились в кожу спины.

Небо. Ночь. Луна. Боль и холод.

Разум наконец-то начал возвращаться в многострадальную голову. Вместе с тем пришло осознание бедственного положения.

Он лежал на колючем щебне откоса железнодорожной насыпи. Практически голый на весеннем морозе – хотя штаны, рубашку и носки грабители великодушно оставили, но пар изо рта недвусмысленно намекал на серьезную проблему. Ноги затекли и почти не ощущались.

Борис напрягся и, опираясь на непослушные руки, с трудом стал на четвереньки. Резко замутило. Он оглянулся.

Мерцающие в лунном свете ниточки рельс уходили влево и вправо, теряясь в дымчатой дали. На границе зрения, в просвете черных силуэтов деревьев, дразнило скопище светлых пятен. Москва. Место, куда Борису жизненно необходимо добраться. Неумолимый инстинкт диктовал свои условия – чтобы выжить, нужно было двигаться. Рефлексия откладывается на потом. Как и вспоминания.

Он собрал силы и с трудом встал на подкашивающиеся ноги. Резко закололо в подошвах. Слава богу, чувствительность не пропала, значит, есть шанс! Он еще раз осмотрелся. Требовалось хоть что-то, что могло его обогреть. Ничего. Только свист ветра и дикий холод.

Неподалеку, рядом с откосом, темнел какой-то массивный предмет. Зрение изредка ловило на его боках металлический отблеск. Не в силах противиться возникшему желанию и неуместной надежде, Борис поковылял по ледяным шпалам.

Небольшой металлический ящик с двумя тонкими тросиками, прикрепленными к рельсам, разделенным стыком. Борис напряг память – холод и невыносимая боль в ступнях успешно стимулировали замерзающий разум.

Путевой ящик. Какая-то штука для связи на железной дороге – всплыли давно забытые знания из института. Связь! Сознание зацепилось за слово. Пришло решение: нарушив контакты, он привлечет к себе чье-нибудь внимание.

Борис осмотрел ящик, но кроме этих тросиков, закрепленных болтами на боковых сторонах рельса, ничего не было. Беспомощно оглянулся – ничего подходящего для взлома не видно. Инстинкт вновь подсказал решение. Он проковылял к краю насыпи и подобрал большой камень. С трудом донес и уронил его на ящик. С надеждой нагнулся посмотреть. Увы.

После бесконечных секунд отчаяния Бориса захлестнула неожиданная злость. Злость на весь этот несправедливый мир, на собственную глупость. Он поднял голову и отчаянно закричал в холодное пространство, но пар изо рта слоистым покрывалом перекрыл мерцание равнодушного небосвода.

Воспоминания о пережитом мгновенно и безжалостно заполнили его разум. Боже, какой он глупец!

Перед глазами всплыло рыжее лицо Митьки, и неожиданно изнутри, медленно, но неотвратимо проявилось странное смутное чувство. Борис на секунду замер – он до сих пор не знал, что способен испытывать его столь ярко. Ненависть. Она неожиданно придала ему силы. Он схватил камень и принялся раз за разом опускать его на этот треклятый трос, остервенело вколачивая в металл свою глупость, свое высокомерие и самонадеянность.

Через несколько казавшихся бесконечными минут Борис без сил опустился на колени – ядовитое чувство ненависти высосало почти всю энергию. Сквозь слезы, не веря себе, он посмотрел на болтающийся обрубок троса. Он все же победил…

Теперь осталось дождаться какой-нибудь реакции. Тело неумолимо сковывала немота, потянуло в сон. Он с трудом поднял голову. Расплывшееся сознание подсказало – пока можно прилечь рядом с ящиком, на этот мягкий пучок травы… Травы!

Собрав последние силы, обдирая о щебень в кровь коленки, он дополз до края насыпи и скатился в густую стену сухостоя. Едва восстановив дыхание после ошеломительного падения, начал набирать полные пригоршни жестких стеблей и набивать ими рубашку и брюки. Было колко и противно, но стало ощутимо теплей. Наконец, набив травой носки, он перевел дух.

Спать захотелось еще сильней, но тянущая боль в ступнях ослабла – сухая, пахнущая тленом и пылью трава, как и ожидалось, стала неплохим теплоизолятором. Мерзли голова, открытые части рук и ног, но, как надеялся Борис, жизненно важные органы он защитил.

Теперь нужно было дожить до помощи. Он пошевелил пальцами ног – боль ощущалась на грани восприятия. Плохо. Если он перестанет их чувствовать – конец.

С тоской прислушался, но в ответ только ветер и шелест голых веток, поющих свою тоскливую песню. В глаза кольнул далекий отсвет городских огней. Нужно идти, иначе смерть, Борис понимал это со всей ответственностью. Холод, даже такой слабый – ну, сколько там, минус два, три градуса неумолимо высосет из него жизнь.

Он с трудом поднялся на ноги – отравленный, ограбленный, обмороженный и такой нелепый в штанах, рубашке и носках, набитых сухой травой. Сделал первый шаг. Затем второй, третий…

Что заставляет нас жить? Простой вопрос, который вряд ли задает себе среднестатистический человек, который практически бессознательно балансирует между жизнью и смертью, крайне редко отвлекаясь на то, чтобы задуматься над этим простым фактом. «Человек закован в свое одиночество и приговорен к смерти», – великий Лев Николаевич с высоты своей мудрости знал, о чем говорил.

Смерть поджидает нас повсюду. С момента рождения, который сам по себе есть акт величайшей опасности, всю жизнь мы двигаемся по полю вероятности, где процент, позволяющий выжить, явно меньше многочисленных возможностей умереть. При этом мы лихорадочно стремимся сохранить себя в вечности. Через дела, через детей. Суетимся.

Но все это невозможно делать без воли. Есть воля – есть человек! Нет воли – нет человека!

Воля и жажда жизни заставляют нас сделать и первый крик, и первый шаг. Первый поступок и первое предательство – на это тоже нужна воля.

Борис, стиснув зубы и почти ничего не видя слезящимися глазами, делал шаг за шагом. Спасая не только свое тело, но и выковывая в этой мучительной борьбе свой характер. Он боролся с холодом и безучастным пространством, с желанием лечь и уснуть. Именно воля, заложенная в нем, не позволяла ему сдаться. Воля, делающая сейчас из слюнтяя мужчину.

Он шел, спотыкаясь на шпалах, упрямо опустив подбородок, не замечая приближающийся мутный огонек путевой дрезины. Он интуитивно знал – Бог спасает всех…

– …Что же это делается-то? – Тихий, сварливо-скрипучий голос настойчиво тянул Бориса из топкой трясины. – Как же так можно-то, а? И-эх, люди, люди…

Истерзанное сознание отказывалось выползать из безопасного убежища, но голос был настолько назойлив, что сопротивляться ему не было сил. Против своей воли он прислушивался к монотонному потоку слов, произносимых явно пожилым человеком, привыкшим общаться с самим собой. Тело наслаждалось восхитительным теплом, и Борис не спешил открывать глаза.

– Как же можно, раздетым, ночью по морозу-то, а? Совсем не думают люди. И еще казенное имущество портят.

Борис почувствовал щекочущий мясной запах и неожиданно для себя громко икнул.

Он открыл глаза и сонно заморгал. Взгляд сфокусировался на лице мужчины, с тревогой заглядывающего Борису в глаза. Сеточка морщин вокруг слегка выцветших карих глаз, седая клочковатая бороденка – он не был так стар, как казался по голосу. Лет пятьдесят пять, наверное… с хвостиком.

– Очнулся, паря? – неуверенно спросил мужчина. – А я тебе вот, бульон приготовил. Замерз ты…

Он поднял металлическую эмалированную кружку на уровень глаз Бориса. Тот сглотнул слюну и медленно огляделся.

Небольшая комната. Тусклая лампа под газетным абажуром тщетно силилась осветить темные углы. Раскаленная докрасна железная печка распространяла волны благодатного тепла. В углу – заваленный хламом письменный стол и кособокий шкаф. Все потрепанное, старое и неровное. Нужно признать – под стать гостеприимному хозяину.

Обоняние дразнил запах куриного бульона, который перебивал терпкий запах пыли, золы и давно не стиранной одежды.

Борис, закутанный до глаз в теплое ватное одеяло, лежал на низкой тахте, всей кожей ощущая ее бугристую поверхность.

– Ну? – настойчиво повторил хозяин, приподнявшись с деревянной табуретки. Кружка опасно накренилась в его руках.

– Очнулся, – прохрипел Борис, опасливо косясь на руки мужчины.

– Вот и хорошо! Пей! – Хозяин протянул ему кружку.

Борис выпростал одну руку – до слез не хотелось выбираться из этой уютной берлоги, – взялся за горячий сосуд и с восторгом вдохнул живительный аромат. Горячий комок провалился в горло, растапливая холод, казалось, навечно поселившийся в теле.

– Вот… – заботливо придерживая донышко, довольно пробормотал хозяин, – пей давай. Курочка недаром под солнышком ходила, здоровья тебе накопила. А то, видишь, по морозу-то топтаться – не ровен час и отдашь богу душу… Ты чего, милок, ночью, раздетый по железке-то шарился?

Он забрал пустую кружку из слабых рук Бориса и проницательно прищурился.

Борис понял – нужно говорить. И говорить только правду. Несмотря на свой простецкий вид, мужчина таил в себе какую-то загадку.

– Меня ограбили, – просто признался Борис.

После мгновенной паузы хозяин всплеснул руками, брызнув на стену остатками бульона.

– Ах, подонки! Совсем совесть потеряли. Это же надо было так над человеком измываться, изверги…

Он вскочил на ноги и принялся метаться в тесном промежутке между шкафом и обшитой облезлым дерматином входной дверью. Стала заметна сильная хромота мужчины.

– Как можно живого человека на мороз? Как? Это же верная смерть! Хорошо я на сигнал выехал – кто-то порвал путевой шлейф… А если бы чуть позже?

– А вы – кто? – Борис вставил вопрос и глубже зарылся в постель.

Мужчина резко остановился, пожевал губами. Затем быстрым движением вытер правую руку о штанину и протянул ее Борису.

– Муравьев. Виталий Савельевич. Дежурный по перегону, – церемонно произнес он.

Борис пожал шершавую ладонь.

– Самохин Борис Федорович. Строитель. – Борис неосознанно повторил чужую интонацию.

Они несколько секунд смотрели друг на друга, затем неожиданно для самих себя громко рассмеялись.

Воровской излом

Подняться наверх