Читать книгу Шедевры немецких классиков - Райнер Мария Рильке - Страница 2
Генрих Гейне
Оглавление(1797-18560 выдающийся немецкий лирический поэт, сатирик, публицист, критик. Яркий политический трибун. Гейне был неподражаемым лириком, его поэзию отличают высокий романтизм и неукротимая страстность. Разрушив старую романтику, насыщеую средневековыми образами, Гейне создал новую романтику. Его стихотворения искрятся весёлым остроумием. Он становится поэтом – сатириком. Юмор не покидал его и в неудачах, и страданиях. Он давно стал классиком германской литературы. Многие композиторы писали музыку на слова Гейне. И в песнях пленяет его неистощимый юмор, порой, пронизанный грустью. Надеюсь, мой перевод понравится читателям.
Сосна
Ein Fichtenbaum steht einsam
Im Norden auf kahler Hoeh'.
Ihn schlaefert; mit weisser Decke
Umhuellen ihn Eis und Schnee.
Er traeumt von einer Palme,
Die, fern im Morgenland,
Einsam und schweigend trauert
Auf brennender Felsenwand.
Подстрочник:
Сосна стоит одиноко
На севере, на холодной вершине.
Её клонит в сон, белым покрывалом
Окутали её лёд и снег.
Она мечтает о пальме,
Которая далеко на востоке
Одиноко и молча печалится
На пылающей скале.
перевод Лермонтова:
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.
Мой перевод
Одна, на холодной вершине
Стоит одиноко сосна;
Зимою, укутавшись в иней
И снег, засыпает она.
Мечтает о далях Востока,
Где пальма растёт сиротой,
Безмолвна, грустна, одинока
Над пышущей жаром скалой.
Вариант
На северной, голой вершине,
Растёт сиротою сосна.
Покровом укрыл её иней,
Под ним задремала она.
Ей видятся дали Востока,
Где пальма, маня красотой,
Стоит молчалива, грустна, одинока
Над пышущей жаром скалой.
***
Сосна на – немецком языке мужского рода, на русском женского,
поэтому ниже вариант с кедром.
На северной, стылой вершине,
Укутавшись в снег до весны,
Кедр видит о пальме в пустыне
Его, взволновавшие сны.
Палимая солнцем горячим,
Красавица вечно одна;
В молчанье, тоскуя и плача
Ждёт с севера друга она.
***
“Есть такие вещи, которые непременно нужно перелагать, а не переводить” говорил Генрих Гейне. Я так и поступил, добавив ещё одну свою строфу. В результате сотворчества, получилось стихотворение о тотальном одиночестве человека в этом мире. Каждый и рождается, и умирает в одиночку.
На севере стылом, далёком -
На голой вершине сосна.
Укрытая снегом глубоким,
Сон видит ночами она.
О том, что под солнцем горячим
Красавица – пальма растёт,
Тоскуя, безудержным плачем,
Сердца одинокие рвёт.
И люди весь век одиноки -
С рожденья до вечного сна.
В гордыни – печали истоки,
Тоска – за гордыню цена.
***
Ich weiß nicht, was soll es bedeuten
Daβ ich so traurig bin;
Ein Märchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn.
Die Luft ist kühl, und es dunkelt,
Und ruhig flieβt der Rhein;
Der Gipfel des Berges funkelt
Im Abendsonnenschein.
Die schönste Jungfrau sitzet
Dort oben wunderbar,
Ihr goldnes Geschmeide blitzet,
Sie kämmt ihr goldenes Haar.
Sie kämmt es mit goldenem Kamme,
Und singt ein Lied dabei;
Das hat eine wundersame,
Gewaltige Melodei.
Den Schiffer in kleinen Schiffe
Ergreift es mit wildem Weh;
Er schaut nicht die Felsenriffe,
Er schaut nur hinauf in die Höh’.
Ich glaube, die Wellen verschlingen
Am Ende Schiffer und Kahn;
Und das hat mit ihrem Singen
Die Lorelei getan.
Лорелея
Что стало со мною, не знаю,
Тоскою покоя лишён,
Услышав, не забываю
Я сказку далёких времён.
Жара ослабела, темнеет,
Рейн тих, волны плавно скользят,
Вершина горы пламенеет -
Горит, отражая закат.
Красавица – взглядов услада,
На этой верщине сидит,
На ней золотые наряды
И золотом волос горит.
Червонного золота гребнем,
Расчешет и песню поёт,
Влечёт к себе силой волшебной
Той песни могучий полёт.
Мелодия околдовала -
Плывущего в лодке сейчас;
Стремнина бросает на скалы,
Но с девы не сводит он глаз.
Я знаю, помочь не умея,
Погубит безумца река;
Запев свою песнь, Лорелея
На гибель его обрекла
***
вариант
Что стало со мною, не знаю,
Печалью покоя лишён,
Услышав, не забываю
Я сказку из старых времён.
Прохладно, ночь сумрак сгущает,
Рейн тих, волны плавно скользят,
Вершина над речкой пылает -
Горит, отражая закат.
Там падают в Рейн водопады,
Прекрасная дева сидит,
На ней золотые наряды
И золотом волос горит.
Червонного золота гребнем,
Расчешет и песню поёт,
Забвенье проклятием древним
Мелодия людям несёт.
Красавица околдовала,
Плывущего в лодке сейчас;
Безумца бросает на скалы,
Но с девы не сводит он глаз.
Я знаю, помочь не умея,
Погибнут ладья и гребец;
Всех, слышавших песнь Лорелеи,
Настигнет печальный конец.
***
Два гренадёра
Nach Frankreich zogen zwei Grenadier`,
Die waren in Russland gefangen.
Und als sie kamen in`s deutsche Quartier,
Sie liessen die Koepfe hangen.
Da hoerten sie beide die traurige Maehr:
Dass Frankreich verloren gegangen,
Besiegt und zerschlagen das grosse Heer,-
Und der Kaiser, der Kaiser gefangen.
Da weinten zusammen die Grenadier`
Wohl ob der klaeglichen Kunde.
Der eine sprach: Wie weh wird mir,
Wie brennt meine alte Wunde.
Der Andre sprach: das Lied ist aus,
Auch ich moechte`mit dir sterben,
Doch hab`ich Weib und Kind zu Haus,
Die ohne mich verderben.
Was scheert mich Weib, was scheert mich Kind,
Ich trage weit bess`res Verlangen;
Lass sie betteln gehen, wenn sie hungrig sind,-
Mein Kaiser, mein Kaiser gefangen!
Gewaehr`mir Bruder eine Bitt`,
Wenn ich jetzt sterben werde,
So nimm meine Leiche nach Frankreuch mit,
Begrabe mich in Frankreichs Erde.
Das Ehrenkreuz am rothen Band
Sollst du aufs Herz mir legen;
Die Flinte gieb mir in die Hand,
Und guert`mir um den Degen.
So will ich liegen und horchen still,
Wie eine Schildwacht, im Grabe,
Bis einst ich hoere Kanonnengebruell,
Und wiehernder Rosse Getrabe.
Dann reitet mein Kaiser wohl ueber mein Grab,
Viel Schwerter klirren und blitzen;
Dann steig`ich gewaffnet hervor aus dem Grab-
Den Kaiser, den Kaiser zu schuetzen.
Два гренадёра
Во Францию два гренадёра
Брели из России домой,
Услышав в пути разговоры,
Поникли они головой.
Империи слава забыта,
Не слышно великих имён,
Могучее войско разбито,
А сам император пленён.
Убили печальные вести,
Прощаясь, один говорит:
Домой не вернуться нам вместе,
Жгут раны и сердце болит.
Хотел умереть бы с тобою -
Ему отвечает другой,
Но дома детишки с женою
Погибнут, случись, что со мной.
Пусть кормят детей подаянья,
Судьбу за другое кляну,
Страшнее любого страданья
Мысль: Наш император, в плену!
Клянись мне бессмертной душою
Глаза после смерти закрыть,
Взяв мёртвое тело с собою,
Во Франции похоронить.
Вот крест, он вручён за отвагу,
Положишь на сердце моё,
На пояс повесишь мне шпагу,
А в руки дашь это ружьё.
В могиле я, как в карауле,
Начну с нетерпением ждать,
Когда, презирая свист пули,
Поднимется новая рать.
Услышав шаги над могилой
И песню трубы боевой,
Я встану и с новою силой
Пойду с императором в бой.
***
Посольство
Седлай, раб, лошадь порезвей,
Скачи через поля,
Спеши добраться побыстрей,
До замка короля.
Проникни в замок, не жалей
Ни хитрости, ни трат;
Узнай, какой из дочерей
Шьют свадебный наряд
Коль волос тёмный, всё бросай,
Стрелой неси ответ;
А светлый, шаг не ускоряй -
С доставкой спешки нет.
В пути верёвку для меня
Купи у мастеров,
Вези, не торопя коня,
Вручи, не тратя слов.
***
Валтасар
Всё ближе полночь, Вавилон
В покой и сумрак погружён.
Лишь во дворце огонь горит,
Там царь со свитою не спит.
Набит гостями тронный зал,
На пир созвал их Валтасар.
Нарядные гости сидят за столом,
Пьют чашу за чашей с искристым вином.
Властитель глядит на ликующих слуг,
Но крики восторга не радуют слух.
Лицо от вина стало ярче пожара,
Безумная дерзость растёт в Валтасаре.
Он в пьяном азарте молчать не привык,
Вино развязало глумливый язык.
Хвастливо и нагло на Бога клевещет,
Толпа с диким криком ему рукоплещет.
А он, не сдерживая нрав,
Кричит, к себе рабов позвав:
Несите утварь, гляну сам
Чем был богат и славен храм.
Внесли, он кубок золотой
Схватил преступною рукой.
И осушил, не тратя слов,
Вином, наполнив до краёв,
А после с пеною у рта,
Кричит: Везде моя пята.
Я Вавилона царь и Бог!
Святыни храма – прах у ног.
Лишь речь замолкла на устах,
Как грудь царя запомнил страх.
За ним притих огромный зал,
Никто перечить не дерзал.
Рука над каменной стеной
Возникла вдруг перед толпой.
Всё пишет, и пишет на белой стене,
И буква за буквой сгорают в огне.
Тараща глаза, царь на надпись смотрел,
Колени дрожали, как смерть побелел.
Рабы онемели, ни вздоха, ни звука,
У многих молитвенно сложены руки.
На зов пришли маги но, как ни гадали,
Значение пламенных строк не узнали.
К утру царя настигла кара -
Убили слуги Валтасара.
***,
Раненый рыцарь
Напомню историю старых времён,
Печальнее вряд ли бывала:
Однажды жил рыцарь, был в даму влюблён,
Она не стыдясь, изменяла.
За это в душе он её презирал,
Боль в сердце была нестерпимой.
И стыд, и позор много раз испытал,
Узнав вероломство любимой.
Он бросил перчатку, тем вызывал на бой
За взгляды, усмешки, намёки:
Мной будет убит в поединке любой,
Кто видит в любимой пороки.
Никто не решился обидеть её,
Лишь сердце молчать не желало:
Пришлось ему в сердце направить копьё,
Чтоб плакать и ныть перестало.
***
Сновидения
1.
Мне снились: необузданность страстей,
Прекрасный локон, мирт и резеда,
Мелодий сумрак, песен череда,
Губ сладкий вкус и горький яд речей.
Развеял ветер юные мечты,
Поблекли краски, выцвел твой портрет,
Остались только рифмы и сонет,
Воспевший мной любимые черты.
Осталась песня, ветер, ринься вслед!
Невидимую на лету поймай,
И вместе с нею милой передай
Прикосновением воздушный мой привет.
2.
Я видел странный, страшный сон
И страх, и радость нёс мне он.
С тех пор видений жуткий вид
В моих глазах всегда стоит.
Мне видится прекрасный сад,
Из юной зелени наряд,
Цветы смотрели на меня
Глазами рос – начала дня.
Там птицы щебетом с ветвей
Мне пели о любви своей,
А солнце с синей высоты
Купало в золоте цветы.
Благоухал весенний сад,
За ветром реял аромат.
Сад пел, смеялся и сверкал
К себе радушьем привлекал.
Среди цветов играл струёй
Источник с чистою водой;
Там дева, краше нет её,
Стирала белое бельё.
Сладка улыбка, ласков взгляд
Обнять блондинку был бы рад,
Но я тогда был тем смущён,
Что девушка не явь, а сон.
Она, нагнувшись к струям вод,
Чуть слышно песенку поёт:
Струись, струись мой ручеёк,
Чтобы наряд готов был в срок.
Я подхожу к ней в тишине,
Шепчу: Скажи, красотка, мне
К чему усердие твоё,
Кому стираешь ты бельё?
В ответ сверкнул девичий взгляд,
Шепнула тихо: Твой наряд,
Его оденешь в смертный час,
Сказала и пропала с глаз.
Я прочь бегу от колдовства,
Всё гуще на ветвях листва,
Смеркается, темнеет лес,
Я жду, и жду сигнал с небес.
Вдруг слышу в чаще дальний стук,
Как будто кто – то рубит сук,
Иду на звук, спешу найти,
Вдруг дуб встречаю на пути.
Вершиной и ветвями дуб
Тянулся вверх, как дым из труб,
Касаясь голубых небес,
Казался чудом из чудес.
С ним рядом девушка стоит,
Меня пугает её вид,
Она дуб рубит топором,
Разносит эхо звон и гром.
Я, потеряв ударам счёт,
Услышал, что она поёт:
Сверкай руби, руби сверкай
Гроб другу делать помогай.
Я, к ней приблизившись, сказал:
Пока на стук к тебе шагал,
Я исходил немало троп.
Скажи, кому готовишь гроб?
Она не медля: Хочешь знать?
Не трудно правду мне сказать:
Сегодня, этот дуб рубя,
Я гроб готовлю для тебя.
Сказав мне тихо свой ответ
Исчезла, вижу – девы нет,
Растаяла, как в небе дым,
Тут я от страха стал седым.
Стою в пустыне, сам не свой,
Не понимая, что со мной.
Седой, лицо белее мела,
Страх дрожью сотрясает тело.
Шагнул и снова лес кругом,
Блуждаю в круге роковом;
Вновь вижу деву вдалеке
С тяжёлым заступом в руке.
Девица заступ свой берёт,
Копает яму и поёт:
«Остра лопата, сталь крепка,
Пусть яма будет глубока».
Я к ней иду, смотрю в упор
И затеваю разговор:
Я вижу яму, но кому
Её копаешь, не пойму.
В ответ на ухо говорит:
Не зря твоя душа болит,
Поверь на слово мне, чудак,
Тебя здесь ждёт могильный мрак.
На дно могилы посмотрел
И дикий страх мной овладел;
По телу трепет пробежал,
Я на ногах не устоял.
