Читать книгу Патрициана - Регина Птица - Страница 7

Норен пришёл в себя в маленькой комнатке, погружённой в полумрак. У одной стены стояла кровать, на которой лежал он сам. В изголовье постели – тумба, на ней – горящая лампадка, глиняный кувшин с водой, стакан и нож в кожаных ножнах. Особенно его заинтересовало последнее.

«Она сама даёт мне возможность себя убить? Какой в этом смысл?»

Оглушающее осознание свободы – от цепей, от плена, от необходимости стоять на коленях и терпеть прикосновения ненавистных рук нахлынули на него. Пусть всё только начиналось, и предсказать, что ждёт его в доме Велены Хейд пленник не мог, но он впервые за долгие годы имел достаточно свободы, чтобы по своему желанию шевельнуть рукой или ногой. Более того, он видел перед собой нож и мог воспользоваться им – чтобы убить проклятую энтари, как хотел того Хозяин. Или… – Норен затаил дыхание при этой мысли, – убить себя самого. Совершить, наконец, поступок достойный катар-талах, а не той жалкой твари, которой он стал.

Несколько долгих секунд Норен смотрел на нож и обдумывал эти два варианта – но принять решение так и не смог. Сквозь маленькое окошко в комнату проникал свет звёзд, и Норен хотел вдохнуть воздух свободы ещё раз. Ещё недавно он не мог представить, что когда-нибудь у него появится такой шанс. А теперь его оставили одного, без оков. Норен закрыл глаза и сделал глубокий вдох, успокаивая взбесившееся сердце.

Опыт, полученный за годы жизни в плену, говорил, что энтари нельзя доверять. Каждое слово патрицианы – двойная ложь.

Голос наставника, который он всё реже слышал в бреду, говорил, что нельзя принимать решения, которые не обратить, если ты полностью не уверен в них.

Норен не был уверен ни в чём.

Он попробовал пошевелиться. Определённо, он выздоравливал. Всё тело ныло, как после простуды, но это само по себе показалось ему прекрасным.

Он протянул здоровую руку и взял нож. Зажав ножны между бёдер, вынул его и осмотрел лезвие. Рукоять была очень простой, перетянутой бычьей кожей только затем, чтобы не скользить в руках. Но лезвие выглядело вполне надёжным.

Он спрятал нож обратно в ножны и, положив назад на тумбу, осторожно сел на постели. Голова слегка кружилась.

Норен протянул перед собой руки и осмотрел покрытые шрамами запястья. Следы от кандалов отпечатались на коже алыми знаками, но кто-то обработал раны. Тут же вспомнив про другую, куда более страшную, он осторожно коснулся плеча и обнаружил, что его затягивает бинт. Страх нахлынул солёной волной, страх остаться калекой был куда сильнее, чем страх возможной смерти или любой другой. Он закрыл глаза, заставляя себя успокоиться и сгорая от презрения к собственной слабости.

«Бесполезная трусливая тварь. Твой хозяин был прав».

Норен сделал ещё один глубокий вдох и попытался заставить себя сосредоточиться на том месте и времени, где он находился сейчас.

Осторожно подвигал прокушенным плечом. Оно было неумело, но старательно перебинтовано. Пальцами уже можно было шевелить, но более серьёзные движения отдавались ноющей болью в повреждённых тканях.

Убедившись в том, что руки целы и даже слушаются его, он осмотрел свои обнажённые ноги и пришёл к выводу, что и там критических повреждений нет. Затем ещё раз обвёл взглядом комнату.

На другом конце постели Норен обнаружил одежду – коричневые кожаные брюки, белую батистовую сорочку и алый бархатный камзол. Норен взял вещи в руки. При ближайшем рассмотрении одежда оказалась весьма поношенной, но абсолютно целой и только что вычищенной. Это было приятно.

Не сдержавшись, он потёрся щекой о нежную ткань сорочки. На глазах проступили слёзы. Он давно уже забыл, что прикосновения к чему-либо могут доставлять удовольствие.

Осторожно, стараясь не тревожить рану, Норен натянул брюки и рубаху. Рядом на полу обнаружилась пара таких же поношенных, но вполне добротных, а некогда даже роскошных сапог.

Сапоги он тоже трогать не стал, хотя уже заметил в них большую пользу – они позволяли спрятать кинжал.

Поколебавшись, Норен взял нож и засунул его под матрас. Расхаживать с оружием по дому вряд ли пристало, даже если это дом энтари – рассудил он. Взял в руки лампаду и поднялся на ноги.

Уже вставая, бросил взгляд на окно в изголовье кровати – в тёмно-синем небе плыл умирающий серп луны. В ту ночь, когда он видел её в прошлый раз, луна была полна.

Норен невольно шагнул к окну, выглядывая наружу – окна выходили на сад, отгороженный от города забором вдалеке.

Меж стройными стволами олив царила тишина, лишь слабо отблёскивала в темноте поверхность фонтана и тихонько журчали струи воды. Над простым бассейном возвышалась стела. С её мраморного бока смотрел грозный лик незнакомого божества – хранителя дома.

Чуть в стороне виднелась гранитная глыба мавзолея – памятника предкам, которые покровительствовали каждой знатной семье.

В саду и дальше, за оградой, царила тьма. Не горели лампады ни в одном окне. Только далеко-далеко за перекрёстком мерцали огни факелов и скользили тени людей.

Ещё дальше, за чёрными контурами домов, виднелось море. Норен на мгновение зажмурился, не веря своим глазам. До сих пор он не оказывался так близко к морю никогда. Открыл глаза и долго смотрел на тусклые огоньки звёзд. По ним он ориентировался хорошо, и теперь впечатывал в память незнакомый рисунок созвездий – небо Рима он тоже видел в первый раз.

Наконец, отвернулся и направился к двери.

Выйдя за дверь, Норен оказался на узком балконе, отгороженном витым парапетом от нижнего этажа. Балкон, на котором стоял Норен, опоясывал залу со всех сторон. Кроме той двери, которая оказалась у него за спиной, здесь находились и другие. Заглянув в одну из них, он увидел такую же небольшую комнатку, как и та, которую выделили ему. Света нигде не было – единственную лампаду он держал в руках.

Одинокая узкая лестница в дальнем углу вела вниз.

Там, под парапетом, виднелся украшенный мозаикой пол. Отдельные кусочки самоцветов, сложенных в фигуры героев и богов, откололись, и сам пол покрывала пыль.

Лунный свет, падая через отверстие в потолке, освещал облупившиеся фрески, которые покрывали стены: лазоревые, красные и охристо-жёлтые всполохи смешивались в одно бесконечное батальное полотно. Внизу, под самым отверстием, находился прямоугольный бассейн, в середине которого стоял высеченный из оникса многохвостый дракон.

У самого выхода, в небольшой нише дремали двое человек – крупный мужчина с короткими и курчавыми, как у многих латиносов, волосами устроился на скамье, укрывшись потускневшим алым плащом. Мальчик в одной набедренной повязке из белого льняного полотна свернулся калачиком у его ног.

Норен стиснул зубы – он не понимал, что заставляет одних людей так унижать других. Но тут же заставил себя сосредоточиться на более важных вещах – например на том, что присутствие охраны означало, что он не сможет так запросто покинуть дом.

Норен прикрыл глаза, прислушиваясь к движениям воздуха вокруг.

Дом, в котором он оказался, насчитывал два этажа. Центральный вход его смотрел на одну из вершин капитолийских холмов. Небольшой садик с фонтаном – не тот, что Норен видел из окна – отделял передние ворота от парадного входа. Массивные двери с литыми волчьими мордами прятались среди стройных колонн. Снаружи всю виллу окружала глухая стена, часть которой Норен уже видел живьём.

Ближайшие комнаты были пусты. Только в нескольких, на таких же узких кроватях, как у него, дремали слуги.

Та, кого называли Велена Хейд, находилась на нижнем этаже, прямо под ним. Просторные комнаты, в одной из которых находилась патрициана, от зала отделяла раздвижная деревянная перегородка.

Хейд возлежала на просторной кровати с балдахином. Норен не заметил, чтобы энтари была чем-то занята, и предположил, что та уже спит. Это показалось ему хорошей возможностью рассмотреть свою противницу поближе.

Миновав балкон, Норен стал спускаться по лестнице вниз и только теперь получил возможность разглядеть гравюру, украшавшую перегородку: из пенящегося океана, на фоне тонущего в дымке горизонта, вздымалось гибкое тело многоголового чёрного змея. Три пары глаз пристально смотрели на крылатые, замедлившего ход.

Усмехнувшись этой иллюзорной угрозе, Норен бесшумно пересёк атриум и раздвинул перегородки.

По другую сторону находился кабинет. В центре стоял большой стол из чёрного дерева, на котором лежали приборы для письма. Возле него – изысканное кресло с алыми подушками и деревянными подлокотниками. По сторонам – несколько скамеек для гостей. Вся мебель – с точёными ножками, украшенными инкрустациями из слоновой кости и бронзы. Тут и там стояли светильники в высоких канделябрах, но ни один из них не горел. Зато жаровня в углу пылала, и от неё по всей комнате распространялось тепло.

Дальнюю стену заменяла бархатная занавесь, и, приоткрыв её, Норен увидел обнесённый четырьмя стенами сад. По периметру просторное помещение окружала великолепная белая колоннада. С потолка между колонн свисали мраморные диски, на поверхности которых виднелись новые эпизоды из жизни священных предков. Лёгкий ветерок заставлял их слегка колебаться, и от того вся колоннада казалась подвижной и живой.

Лекарственные растения источали пряные ароматы, и Норен ненадолго закрыл глаза, позволяя себе отдаться на волю чувств. После долгих лет в затхлой темнице, а затем в бараке для рабов, это место казалось раем. Запахи мирта и самшита, лавра и олеандра щекотали ноздри.

Он снова поднял веки, разглядывая оплетённые плющом колонны. Под ногами расстилались клумбы с фиалками и нарциссами, лилиями и ирисами. Однако не укрылось от его глаз и то, что кипарисов и платанов давно не касались ножницы садовника, а роскошные цветы перемежались сорняками.

Норен снова прикрыл глаза, но теперь уже для того, чтобы определить направление. Покои хозяйки находились справа, вход в них укрывала одна из колоннад.

Норен спустился вниз, прошёл по усыпанным гравием дорожкам и бесшумно, как ему казалось, отворил дверь.

Однако стоило пересечь порог и взглянуть в сторону кровати, как Норен встретился с тяжёлым немигающим взглядом Велены Хейд.

Высокая кровать с тяжёлым пологом стояла в глубокой нише в стене, так что к ней можно было подобраться только с одной стороны. Расшитое серебром покрывало с яркими пурпурными, лазурными и жёлтыми полосами было отброшено в сторону и частично сползло на мозаичный пол. Множество подушек лежали тут и там. Стену с окном, смотревшим на океан, прикрывали густо драпированные бархатные шторы.

В углу на столике с резными ножками в виде звериных лап, каких в этом помещении было множество, стоял мраморный бюст. Лицо мужчины, которого он изображал, походило на лицо Велены, но высокие скулы и впалые щёки делали его заметно старше на вид.

Норен не был уверен, какая реакция последует за его дерзким проникновением. Однако ему показалось, что он должен что-то сказать. И он сказал:

– Спишь с открытыми глазами?

Он бы не удивился, если бы энтари, сорвавшись с места, вскочила и ударила его. Впрочем, Норен рассчитывал, что та ещё не до конца проснулась и это дало бы ему шанс ускользнуть.

Хейд даже не шевельнулась.

– Да, – сказала она равнодушным и твёрдым голосом.

Затем плавно и неторопливо, как ленивая дикая кошка, приподнялась на подушках и провела рукой по растрёпанным волосам. Норен заметил, что Велена одета точно так же, как и он, по-мужски – в одну только свободную батистовую сорочку и кожаные брюки, только её штаны были чёрными и поношены чуть меньше. Лицо патрицианы выглядело скорее усталым, чем невыспавшимся.

Она встала и подошла к столу. Норен увидел, что стол ломится от яств и накрыт на двоих.

– Лемера сегодня не пришла, – сказала патрициана медленно. Она прикрыла глаза и отвернулась от стола. Велену мутило. Ей вполне хватило долгого рабочего дня и вечера в обществе Юстиниана, чтобы чувствовать себя вымотанной и разбитой. Никакие крылатые сейчас были ей не нужны. Она уже не знала, зачем решила купить этого гладиатора и что собирается с ним делать. И, самое главное, Велена не хотела думать об этом прямо сейчас.

И в то же время мысль о том, что остаток этого долгого осеннего вечера она проведёт в одиночестве, пробуждала в патрициане неясную тоску.

– Садись, – сказала она, кивая Норэну на один из стульев.

Норен посмотрел на стол, уставленный блюдами с мясом, рыбой, свежими и маринованными овощами. Он не помнил, когда видел еду последний раз, но прекрасно понимал, что тем осторожнее нужно быть. Один вид всех этих яств – красиво сервированных и лежащих на столе, не в пример всему тому, что он ел последние годы, – вызывал у него едва сдерживаемое желание наброситься на это всё, не дожидаясь разрешения Велены. И всё же Норен лишь расставил пошире ноги, скрестил руки на груди и спросил:

– Предполагается, что я буду тебя развлекать? – спросил он.

– Предполагается… – медленно и задумчиво повторила патрициана, а затем произошло то, чего Норен ждал с того момента, как вошёл в комнату.

Велена молниеносно подхватила кнут, брошенный валяться на кресле, и ударила им туда, где должен был стоять Норен.

Только потому, что крылатый ждал этого с самого начала, он успел отскочить и, перекувырнувшись, оказаться около стола. Он схватил нож, лежавший около тарелки Велены, и, зигзагами уходя от ударов кнута, следовавшими один за другим, в три скачка оказался около патрицианы. Если бы его левая рука работала чуть лучше, чем никак, возможно, он бы выбил ею кнут из рук хозяйки и всадил нож в открытое в разрезе рубахи горло. Однако вместо этого Норен обнаружил, что, и без того отбросив кнут в сторону, Велена перехватила его удар, а свободной рукой развернула его спиной к себе.

Пока Норен молча пытался вырваться, Велена произнесла:

– Отлично, – и спокойствие её голоса внезапно передалось убийце, будто ледяная вода, смывающая ярость и безумие, застилавшие глаза. Он расслабил руку, подчиняясь воле энтари, и та мгновенно отпустила его.

– Я, кажется, придумала, для чего ты мне пригодишься. Садись и я расскажу.

Патрициана выпустила пленника, и Норен инстинктивно сделал шаг в сторону, на ходу поворачиваясь к ней лицом. Он понимал, что бой проигран, но побороть привычки, выработанные годами обучения, не мог.

Велена смотрела на него. Насмешка исчезла из зелёных глаза, и теперь Норен, к собственному удивлению, видел в них тревогу. Эта тревога не имела ничего общего со страхом смерти, который Норен не раз видел в чужих глазах.

Этот взгляд зачаровывал его, сковывая ненависть не хуже уверенных рук. «Что за руна даёт ей эту власть?» – снова подумал Норен и отвёл глаза.