Читать книгу Хильдегарда Бингенская - Режин Перну - Страница 3

1098 год. Могучая волна проходит в это время по всему известному миру – и на Востоке, и на Западе. Мир в буквальном смысле стронулся с места. Но не по приказу кесаря, как в прежние времена, когда, чтобы сохранить целостность границ между римским миром и варварами, приводились в готовность целые армии. Нет, совершенно спонтанно толпы народа заволновались и пришли в движение по призыву Папы, прозвучавшему в кафедральном соборе Клермона в день «зимнего» святого Мартина, 18 ноября 1095 года. Урбан II обратился к христианам, призывая их помочь восточным братьям и отвоевать святой град Иерусалим.

Прошедший век доносил из тех мест лишь самые дурные вести. Христиане узнали, что самое святое место – Гроб Господень – было разорено по приказу халифа Хакима; затем до них дошла весть о разрушении 1009 года – а именно, 18 октября, поскольку арабские хроники скрупулезно отметили дату – и о приказе не оставлять камня на камне от ротонды, некогда воздвигнутой на том месте императором Константином. Паломничества христиан в святые места полностью не прекратились, но стали реже, и те, кто оттуда возвращался, рассказывали всяческие ужасы о гонениях и зверствах, жертвами которых становились христиане. С течением времени положение лишь ухудшалось: турки-сельджуки, обращенные в ислам, обрушились на Малую Азию и поколебали силы Византии, пытавшейся остановить их натиск в Малазгерде. После этого они напали на армянские племена, варварски истребили их и разрушили их столицу Ани. Участь сирийцев была не лучше, и Антиохия, несмотря на оборону, в 1084 году попала в руки турок. Призывы о помощи все множились, достигая Европы через Средиземноморье, о котором арабские летописцы самонадеянно говорили, что «больше ни щепки не приплывет по нему с Запада».

Ответ на обращение Папы превзошел все ожидания и вызвал бурное движение по всей Европе. Не только рыцари и сеньоры, большие и малые, «брали в руки крест», но и масса крестьян и городских жителей устремилась в эту авантюру, масштаб которой сами участники осознавали плохо, и, вслед за несколькими страстными проповедниками, самый известный из которых во Франции именовал себя Петром Отшельником, отправились в вооруженное паломничество. Это был порыв настолько же сильный, насколько неорганизованный; и после всех попыток выжить с помощью грабежей он не мог не закончиться поражением. При этом мы можем лишь изумляться организационному духу, который выказали главные сеньоры, назначенные своими правителями возглавить движение, а также выбору трех разных маршрутов для пересечения Европы, с последующей встречей в Константинополе. Ни один глава государства, ни один король или император, не пустился в этот путь. Одно это ясно отличает явление, которое мы называли крестовыми походами (напомним, что сам термин появляется только в XVII в.), от завоевательных набегов, которые с тех пор совершались в Европе один за другим.

Путь был долгим: поход длился три года. В 1098 крестоносцы остановились перед Антиохией, в городских укреплениях которой, как говорят, насчитывалось триста шестьдесят башен. Крестоносцам понадобился год усилий и бесчисленных попыток взять город, в которых хитрость тесно переплеталась с мужеством. Однако уже с 1098 года крестоносцы на своем пути приступают к возведению собора, посвященного святому Павлу – в Тарсе, откуда он был родом. Тут мы касаемся еще одной характерной черты этого бурлящего мира: страсти к строительству. Город Клермон, в котором состоялся церковный собор1, насчитывал не меньше пятидесяти четырех храмов в то время, когда там находился Папа Урбан II. Впрочем, Папа совершает настоящий «обход» произведений романского искусства, поскольку во время своего путешествия он освящает церковь Шез-Дье, главный алтарь только что построенного огромного аббатства Клюни, которое вплоть до XVI в., до воссоздания собора Святого Петра в Риме, останется самым большим строением христианского мира; затем церковь Сен Флур, монастырский храм Сен Жеро д’Орильяк, собор Святого Стефана в Лиможе и церковь монастыря Сен-Совер в том же городе; потом новые алтари в аббатстве Сен-Совер в Шару и Сент-Илер в Пуатье. Он торжественно освящает церковь коллегиального капитула Сен Сернен в Тулузе, соборы в Магеллоне и Ниме и алтарь новой базилики Сен Жиль дю Гар. Мы назвали только главные этапы этого путешествия, которое наши современники, любители романских древностей, могут воспроизвести шаг за шагом. Неудержимое стремление строить неразрывно связано с распространением городов. Древние городища расширяются, множатся новые; и это будет продолжаться больше столетия. Средневековье замков – это вместе с тем и средневековье городов, не говоря уже о монастырях, которые вырастают повсюду. После 910 года Клюнийская реформа вызовет к жизни небывалый расцвет монашества. Нашествия предыдущих двухсот лет способны были уничтожить прекрасный христианский мир VI и VII вв., но теперь он чудесно возрождался из руин. После реформы Клюни, реформы Робера Молемского и с основанием аббатства Сито (как раз в том же 1098 году) жизнь по уставу святого Бенедикта глубоко обновляется, и возникают условия для расцвета монашеской жизни. Решающий импульс ей даст, спустя некоторое время, святой Бернард. Основание Ордена картузианцев святым Бруно в 1104 году, а чуть позже (в 1120 г.) – рождение Ордена премонстратов благодаря святому Норберту, свидетельствуют о духовном огне, которым пылала эта удивительная эпоха.

И вот в этом активно развивающемся мире, трудно точно определить, когда именно, в семье местной знати пфальцграфства родилась девочка, родители которой, Хильдеберт и Матильда (по-немецки Мехтильда), были, вероятно, родом из Бермерсхейма, графства Cпонхейм. Она была десятым ребенком в семье и при крещении получила имя Хильдегарда. Это было неприметное рождение в семье, знатность которой не отразилась ни в каких значительных событиях; но оно оказалось удивительно соответствующим богатой и беспокойной эпохе конца века. В следующем году, 15 июля, крестоносцы взяли Иерусалим.

Казалось, девочка была похожа на всех остальных. Похожа, да не совсем, ведь уже с раннего детства ей случалось порой изумлять свое окружение. Одно свидетельство, приведенное позже (во время процесса канонизации), рассказывает, как она, обращаясь к своей кормилице, воскликнула: «Посмотри-ка на этого хорошенького теленочка внутри коровы! Какой он беленький, с пятнышками на лбу, на ногах и на спинке!». Когда спустя некоторое время теленок появился на свет, он совершенно соответствовал описанию Хильдегарды, которой было тогда пять лет. Но, говорит она сама, даже еще раньше, «когда мне шел третий год, я вдруг однажды увидела такой свет, что душа моя была потрясена, но, поскольку я была еще совсем маленькая, я ничего не могла рассказать». И она продолжает: «На восьмом году жизни меня принесли в духовную жертву Богу, и до одиннадцати лет я видела много вещей, о которых иногда по своей простоте рассказывала, а слушавшие меня недоумевали и спрашивали друг друга, откуда мне это приходит и что это такое. Сама я тоже удивлялась, так как то, что я видела в своей душе, иногда представало мне и как внешнее видение, а видя, что такого не было ни с кем другим, я стала всеми силами скрывать видения своей души. Я не знала многого во внешней жизни, потому что часто болела уже тогда, когда меня кормила мать, и потом тоже; это мешало моему развитию и не давало набраться сил».

Когда Хильдегарде открывалось что-либо, она спрашивала у своей кормилицы, видит ли та. Но та ничего не видала, и девочка стала бояться и не решалась больше ни с кем делиться тем, что ей дано было видеть. И все-таки иногда в разговорах ей случалось сказать о событиях, которым только еще предстояло произойти, а когда ей открывалось какое-либо видение, она начинала говорить о вещах, казавшихся ее слушателям весьма странными. После, когда иссякала сила видения, заставлявшего ее открывать вещи, превосходившие то, что она могла знать и понимать в ее возрасте, ей делалось стыдно, она часто плакала и, сколько могла, пыталась хранить молчание. Опасаясь, чтобы окружающие не спросили ее, откуда приходит у нее такое знание, она вообще не решалась больше ничего сказать.

Можно предполагать, что это дитя с хрупким здоровьем обладало даром как бы двойного зрения, который вызывал у окружающих то изумление, то беспокойство. Некоторые психологи нашего времени признают за детьми способности к интуитивному постижению, намного превосходящие способности взрослых. В случае Хильдегарды, вероятно, ее семья с самого раннего ее детства поражалась необычайному дарованию девочки, а сама она очень стеснялась его. В нашем веке мать Терезы Мартен, будущей сестры Терезы Младенца Иисуса, тоже очень рано заметила у своей дочери некое предопределение свыше.

Когда Хильдегарде исполнилось семь лет, родители поручили ее воспитание одной молодой женщине благородного происхождения, дочери графа Спонхейма по имени Ютта. Ютта вела затворническую жизнь в монастыре Дизибоденберг, неподалеку от Альзея, где они жили. Она взяла на себя ответственность за девочку, выказывавшую столь необычные задатки. В те времена было в порядке вещей отдавать ребенка – мальчика или девочку – на воспитание в монастырь. Монастырь, где Ютта вступила на путь монашества, был двойным, то есть имел и мужскую, и женскую общину, а основан был тремя или четырьмя веками раньше одним из тех ирландских монахов, которые, вслед за святым Колумбаном, покинули свой остров, чтобы в буквальном смысле засеять монастырями всю Европу. Некоторые, как, например, монастырь Санкт-Галлен (Святого Галла) около Констанцского озера, просуществовали, претерпев изменения, вплоть до наших дней. А Хильдегарда впоследствии напишет житие святого основателя Дизибода.

Итак, Ютта взяла в свои руки воспитание необычной ученицы, которую ей доверили. Биографы Хильдегарды рассказывают, что она научила ее псалмопению и игре на десятиструнном инструменте, под аккомпанемент которого их в то время пели. Всякое воспитание тогда начиналось с обучения пению и пению псалмов, а «научиться читать» означало «изучить Псалтирь». Возможно, потом воспитанники старались отыскать в рукописях Библии тексты выученных наизусть псалмов. Это был в каком-то смысле общепринятый метод обучения: слова были им уже знакомы, так что чтение и письмо, по сути, состояли в том, чтобы найти и воспроизвести то, что память уже запечатлела. Хильдегарда впоследствии скажет, что, хотя она изучила текст Псалтири, Евангелия и главных книг Ветхого и Нового Завета, она никогда не занималась ни исследованием смысла слов, ни разделением их на слоги и не имела представления о грамматических формах и временах. Ютта несколько пренебрегала преподаванием грамматики, устремив все внимание на сами тексты.

Здоровье ее ученицы по-прежнему было слабым. Позднее ее биограф в житийном стиле, который был тогда в ходу, так опишет состояние Хильдегарды: «Сосуды скудельные испытываются в горниле, а мужество совершенствуется в немощи, посему в немощах телесных она не знала недостатка, и обнаруживались они почти с самых нежных лет, были многочисленны и почти непрестанны, можно сказать, она редко держалась на ногах». Она призналась Ютте в своих тайных видениях, и Ютта обратилась за советом к одному из монахов мужской части монастыря по имени Вольмар, который вскоре стал советником, а затем помощником и другом Хильдегарды, каковым и оставался на протяжении почти тридцати лет. Он же исполнял обязанности ее секретаря, когда в этом возникла необходимость.

Детство, полное болезней и тайных, скрываемых от всех, видений, – таково начало жизненного пути Хильдегарды в стенах монастыря Дизибоденберг, в долине реки Наэ. Достигнув соответствующего возраста, она выразила желание принять постриг и стать монахиней из числа тех (кажется, их было немного), которые жили в монастыре под опекой Ютты. Ей было, скорее всего, лет четырнадцать или пятнадцать (возрастом совершеннолетия для девушек в те времена считались двенадцать лет, а для мальчиков – четырнадцать). Ранняя юность Хильдегарды, как и детство, была скрыта от людских глаз, подобно существованию любой монахини, жившей по бенедиктинскому уставу.

Нам более или менее известно, как протекала жизнь монахинь-бенедиктинок в стенах монастырей. Их день и ночь размерены каноническими часами, так как, за исключением особо уважительных причин (например, слабого здоровья), ночной сон прерывался службой Утрени, которая совершалась сразу после полуночи. Час восхода был для монахов и монахинь часом Хвалы, за которой следовало богослужение Первого часа. Затем, как правило, совершалась Евхаристическая Литургия, а после нее в большинстве монастырей следовал завтрак. Затем наступало время Третьего часа, название которого означало третий час после восхода солнца (то есть 8 или 9 часов, в зависимости от времени года), а потом – время работы, вплоть до Шестого часа (то есть 11 или 12 часов). После этой службы был обед, а потом – свободное время до Девятого часа (14 или 15 часов), по завершении которого монахини вновь брались за труд, физический или интеллектуальный, личный или совместный. Час вечерни означал окончание дня (18 или 19 часов); за ним следовали вечерняя трапеза и свободное время, то есть часы рекреации, которые, как правило, проводились вместе. Затем часто происходило собрание в зале капитула, где все обитательницы монастыря собирались вокруг аббатисы. Затем, на закате, совершалось последнее богослужение – Повечерие. В монастыре воцарялось молчание, чтобы не мешать отдыху и молитве.

Вся Псалтирь – сто пятьдесят псалмов – за неделю прочитывалась полностью. Молитва, молитвенное размышление и труд на протяжении дня чередовались, с поправками, которые вносили разные литургические периоды: время покаяния (Адвент и Великий Пост), праздники, то есть, прежде всего, конечно, Рождество и Пасха, и многочисленные праздники памяти святых, из которых самым торжественным был день Сретения, праздник Пресвятой Девы2, потому что в этот день в память о Христе – свете народов, явленном в Храме Его Пречистой Матерью, богослужение совершалось при зажженных свечах.

Ютта умерла в 1136 году, и, по-видимому, число монахинь ее общины в монастыре Дизибоденберг к этому времени возросло. Тотчас после ее смерти монахини выбирают Хильдегарду аббатисой. Ей должно было вскоре исполниться сорок лет. Она не имела понятия, что близка к решающему событию своей жизни, которое направит ее на совершенно новые пути.