Читать книгу Второе признание (сборник) - Рекс Стаут - Страница 9

Спустя четыре с лишним часа, в девять вечера, Вульф зевнул так широко, что я даже испугался.

Мы с ним сидели в той самой комнате, где я спал в субботу (если можно назвать сном то, что творит с вами убойная доза снотворного). Сразу после того, как Гвен своим уходом закрыла совещание в библиотеке, Вульф поинтересовался, где он может чуточку вздремнуть, и миссис Сперлинг предложила эту спальню. Когда я проводил его туда, он прямиком направился к одной из полутораспальных кроватей, проверил ее на прочность, стащил покрывало, снял пиджак, жилет и ботинки, лег и уже через три минуты храпел так, что его было слышно в Китае. Я снял покрывало с другой кровати, взял лежавшее под ним одеяло, укрыл Вульфа и вышел, борясь с искушением тут же последовать его примеру.

В семь часов нас позвали обедать, и мне пришлось выполнять обязанности посыльного, чтобы уведомить миссис Сперлинг, что в силу сложившихся обстоятельств мы с мистером Вульфом предпочли бы перекусить сэндвичами у себя наверху или вообще не обедать. Было приятно видеть, какое облегчение немедленно отразилось на ее лице. Но даже в столь критический момент она не посрамила себя как хозяйка: вместо сэндвичей нам принесли студень, оливки с кружочками огурца, горячий ростбиф, три вида овощей, салат из латука и помидоров, холодный ореховый пудинг и полный кофейник – так, ничего особенного, но все вполне съедобное. Вульф без лишних слов расправился со своей порцией, за исключением студня, который он ненавидел, и салатной заправки, попробовав которую поморщился.

Я бы нисколько не удивился, вели он мне сразу после совещания в библиотеке отвезти его домой, но он остался, и это тоже меня не удивило. Представление, разыгранное им перед Сперлингами, в сущности, не было представлением. Он вовсе не притворялся, и мне также было не до шуток. А коли так, нечего было удивляться, что Вульф хотел узнать о решении Гвен как можно скорее; к тому же он мог понадобиться, пожелай она что-то уточнить или поставить дополнительные условия. Мало того, если бы Гвен дала отбой, он вряд ли тут же поспешил бы домой. Надо было уладить со Сперлингом уйму разных вопросов, а когда мы все-таки покинули бы Стоуни-Эйкрз, то направились бы вовсе не к себе на Тридцать пятую улицу, а шмыгнули бы в какую-нибудь лисью нору.

В девять часов вечера, налюбовавшись на зевавшего Вульфа, я стал подыскивать какой-нибудь предлог, чтобы слегка размять мускулы; увидел кофейный поднос, забытый в комнате прислугой, которая унесла после обеда остальную посуду, и решил, что он подойдет. Я взял поднос, отнес вниз и оставил на кухне. Людей поблизости не наблюдалось. Желая перекинуться с кем-нибудь парой слов, я предпринял небольшую рекогносцировку. Для начала заглянул в библиотеку. Дверь была приоткрыта, за письменным столом сидел Сперлинг и просматривал какие-то бумаги. Когда я вошел, он окинул меня взглядом, но ничего не сказал.

Секунду поколебавшись, я сообщил:

– Мы ждем у себя наверху.

– Знаю, – проронил он, не поднимая головы.

По-видимому, он счел, что разговор на этом закончен, и мне оставалось только ретироваться. Гостиная пустовала, на западной террасе тоже никого не оказалось. В салоне для игр, находившемся пролетом ниже, было темно. Щелкнув выключателем, я выяснил, что здесь тоже безлюдно. Мне пришлось снова подняться наверх и доложить обстановку Вульфу.

– Дом вымер, остался один Сперлинг. Наверное, переписывает завещание. Вы так всех застращали, что бедняги попросту смылись.

– Который час?

– Девять двадцать две.

– Она сказала: перед сном. Позвони-ка Фрицу.

Мы с Фрицем разговаривали всего час назад, но что за беда – платил-то за звонки хозяин дома! Поэтому я не раздумывая подошел к телефонному аппарату, стоявшему на столике между кроватями, и набрал номер. Никаких новостей. Энди Красицкий трудился на крыше вместе с пятью рабочими и сообщил, что оранжерею уже почти застеклили, так что сюрпризы погоды она должна выдержать; Теодор еще не пришел в норму, но пообедал с аппетитом, и все в таком же духе.

Я повесил трубку, передал содержание разговора Вульфу и добавил:

– Сдается мне, весь этот ремонт – напрасная трата денег клиента. Если Гвен все-таки велит нам добыть доказательства и мы затаимся в своей лисьей норе, для чего стеклить оранжерею? Пройдут годы, прежде чем вы снова ее увидите, если вообще увидите. Кстати, я обратил внимание, что себе со Сперлингом вы предоставили шанс отказаться от этой авантюры, а обо мне даже не вспомнили, лишь вскользь упомянули, что о местонахождении вашего тайного убежища будет знать только мистер Гудвин. У самого мистера Гудвина спрашивать не обязательно. А если ему покажется, что он не так самолюбив, как вы?

Вульф, только что снова взявший в руки книгу Лоры Хобсон, которую специально отложил, чтобы послушать, что сказал Фриц, сердито взглянул на меня.

– Да у тебя самолюбия раза в два больше, чем у меня, – проворчал он.

– Ага, вот только самолюбие самолюбию рознь. Может, я люблю себя настолько, что не согласен подвергаться такому риску.

– Тьфу! Неужто я тебя не знаю?

– Разумеется, знаете, сэр. Но и я знаю вас не хуже.

– Тогда перестань пороть чушь. Как, скажи на милость, мне удастся провернуть такое дело без тебя?

И он опять уткнулся в книгу.

Он явно полагал, что осчастливил меня этим комплиментом, поэтому мне пришлось подойти, плюхнуться на кровать и сделать счастливое лицо. Все это мне очень не нравилось, и Вульфу, я знал, тоже. У меня возникло дурацкое ощущение, будто все мое будущее зависит от вердикта симпатичной веснушчатой девчонки, и хотя я не имел ничего против симпатичных девчонок, с веснушками они или без, это было уже слишком. Однако Вульфа я ни в чем не винил, потому что видел, что другого выхода у него нет. Я прихватил из гостиной пару свежих журнальчиков, но даже не открыл их, а вместо этого валялся на кровати и прикидывал, не разыскать ли мне Мэдлин, чтобы выяснить, не сможет ли она каким-то образом повлиять на вердикт. Тут затрезвонил телефон. Я перекатился на постели и дотянулся до трубки.

Это была одна из служанок. Она сообщила, что звонят мистеру Гудвину. Я поблагодарил ее, затем в трубке раздался знакомый голос.

– Алло! Арчи?

– Он самый.

– Это твой друг.

– Да слышу я. Сейчас догадаюсь. Тут такая сложная система связи. Я сейчас в спальне вместе с мистером Вульфом. Если я снимаю трубку, то попадаю на внешнюю линию. Однако на твой звонок ответили внизу.

– Понятно. Я сижу здесь и смотрю на индейца, который держит бумаги. Я выходил прогуляться, но на улице такая толчея – пришлось смыться. И вот я здесь. Жаль, что ты не смог явиться на встречу.

– Мне тоже. Может, еще получится, если ты не будешь метаться и подождешь. Ладно?

– Ладно.

Я повесил трубку, встал с кровати и сообщил Вульфу:

– Сол куда-то пошел, заметил, что за ним хвост. Он улизнул и приехал к нам, чтобы рассказать об этом. Он сейчас там. Какие будут распоряжения?

Вульф закрыл книгу, заложив пальцем страницу.

– Кто за ним следил?

– Навряд ли ему это известно. Во всяком случае, он не сказал. Вы же слышали, что я говорил о здешней телефонной связи.

Вульф кивнул и на минуту задумался.

– Ехать далеко?

– О, я как-нибудь справлюсь, даже и в темноте. Чаппакуа в семи минутах езды, Маунт-Киско – в десяти. Особые указания будут?

Он сказал: никаких, но добавил, что, раз уж Сол все равно у нас, пусть побудет там и дождется от нас новостей. После этого я отчалил.

Я вышел через западную террасу – это был ближайший путь к кустам, за которыми я оставил машину. В доме наконец затеплилась жизнь. Пол и Конни Эмерсон смотрели в гостиной телевизор, а Уэбстер Кейн был на террасе – кажется, расхаживал туда-сюда. Я на ходу обменялся с ними приветствиями и продолжил путь.

На дворе было темным-темно, звезды прятались за тучами, зато ветер совсем стих. По дороге в Чаппакуа я предавался праздным размышлениям, гадая, кто висел у Сола на хвосте – городская полиция или полиция штата? А, В, С или D? Потом позвонил из аптеки к нам домой, поговорил с Солом, но толком ничего не выяснил. Сол рассказал только, что не знает этого человека и что отделаться от него оказалось не так-то просто. Я понимал, что на этот счет Солу Пензеру можно верить, и, поскольку никаких других новостей у него не имелось, велел ему устроиться в одной из свободных комнат, потом побаловал себя колой с лимоном, вернулся к машине и покатил обратно в Стоуни-Эйкрз.

К этому времени Мэдлин присоединилась к супружеской паре, расположившейся в гостиной, точнее, мне следовало бы сказать, что, когда я вошел, она была там. Она преградила мне путь; ее большие темные глаза были широко распахнуты, но на сей раз ей было не до флирта – ведь в доме творились такие вещи!

– Где это ты был? – спросила она.

Я объяснил, что ездил в Чаппакуа, чтобы позвонить. Мэдлин взяла меня за руку и увела в зал для приемов. Там она обернулась и заглянула мне в лицо:

– Ты видел Гвен?

– Нет. А где она?

– Не знаю. Но думаю…

Она осеклась. Тогда я сказал:

– Наверное, забилась в какой-нибудь укромный уголок, чтобы хорошенько поразмыслить.

– Ты уходил не для того, чтобы встретиться с ней?

– Теперь моя очередь задавать вопросы, – запротестовал я. – Я – не червяк, я тот, кто на него работает. С чего бы это ей со мной встречаться?

– Да нет, – замялась Мэдлин, – просто после обеда она сказала папе, что сообщит ему о своем решении, как только будет готова, и ушла к себе в комнату. Я пошла за ней, чтобы поговорить, но она меня выставила, и я отправилась к маме. Немного погодя я опять заглянула к Гвен, на этот раз она позволила мне высказаться, а потом заявила, что собирается ненадолго выйти из дома. Мы вместе спустились вниз. Она ушла через заднюю дверь, а я вернулась к маме. Когда я снова спустилась, то увидела, как ты выходишь из дому, вот и решила, что ты, возможно, встречался с ней.

– Нет, – пожал плечами я. – Может, в доме ей плохо думалось, и она решила прогуляться. В конце концов, Гвен сказала, что даст ответ перед сном, а сейчас еще нет и одиннадцати. Дай ей время. А вот тебе не мешало бы отдохнуть. Как насчет партии в бильярд?

Мэдлин пропустила мое приглашение мимо ушей.

– Ты не знаешь Гвен, – заявила она.

– Да уж, пожалуй.

– Соображает она хорошо, зато упряма как мул. Вся в папу. Да если б не он, Луис давно бы ей надоел. А теперь, боюсь, как бы чего не вышло. На первый взгляд этот твой Ниро Вульф сделал все, что мог, но кое-что он упустил. Папа нанял его, чтобы он собрал на Луиса компромат, который вынудит Гвен оставить мысль об этом браке, верно?

– Верно.

– А Ниро Вульф повернул дело так, что теперь возможны четыре варианта развития событий: либо он откажется от работы, либо папа его уволит, либо Гвен ему поверит и бросит Луиса, либо он продолжит расследование и найдет доказательства. Но он выпустил из виду, что есть еще и пятый вариант. А вдруг Гвен уехала вместе с Луисом, чтобы выйти за него? Это ведь тоже возможно, не так ли? Захочет ли папа, чтобы Вульф продолжал выслеживать Луиса, если тот станет мужем Гвен? Гвен это вряд ли устроит. – Пальцы Мэдлин вцепились в мою руку. – Мне страшно! Думаю, она уехала именно к нему!

– Будь я проклят! Она взяла с собой чемодан?

– Нет. Она же понимает, что я попыталась бы ее остановить, и папа тоже… Да все мы! Если твой Ниро Вульф такой умник, почему он не предусмотрел этой возможности?

– Он не всезнайка. Девицы, сбегающие из дому, чтобы тайком выйти замуж, не относятся к его компетенции. Но я-то!.. Господи, какой же я болван! Давно она ушла?

– Наверное, с час… Да, около часа назад.

– Машину брала?

Мэдлин покачала головой:

– Я нарочно прислушалась. Нет.

– Значит, она должна была… – Я смолк и наморщил лоб, пытаясь угадать. – Если мы ошиблись и она просто вышла подышать воздухом, чтобы лучше думалось, или решила встретиться и переговорить с ним, куда бы она направилась? У нее есть любимое место?

– Их несколько. – Мэдлин тоже наморщила лоб. – Старая яблоня на лугу позади дома и лавровые заросли в низине у ручья, а еще…

– Фонарик есть?

– Да, есть…

– Принеси.

Вскоре она вернулась с фонариком, и мы вышли через парадную дверь. Очевидно, вариант с яблоней показался ей более предпочтительным; поэтому мы обогнули дом, пересекли лужайку, нашли лазейку в живой изгороди, а затем через ворота вышли на луг. Мэдлин позвала сестру, но та не откликнулась. Мы добрались до старой яблони: там никого не было. К дому мы вернулись задворками, пройдя мимо конюшни, псарни и других хозяйственных построек, по пути заглянув в конюшню – вдруг Гвен приспичило явиться на романтическое свидание к любимому верхом на лошади, – однако все стойла были заняты. Ручей находился в другой стороне, ближе к шоссе, и мы направились туда. Мэдлин время от времени окликала Гвен по имени, но не слишком громко, чтобы ее не услышали в доме. В руках у нас обоих были фонарики. Я включал свой только при необходимости, потому что наши глаза уже успели привыкнуть к темноте. Подъездная аллея привела нас к мосту через ручей, тут Мэдлин резко свернула влево. Признаться, по части ходьбы по пересеченной местности в темноте мне было до нее далеко. Ветви кустов и нижние сучья деревьев так и цеплялись ко мне со всех сторон, и если Мэдлин почти не пользовалась фонариком, то я беспрестанно шарил лучом под ногами. Мы были примерно в двадцати шагах от подъездной аллеи, когда я, поведя фонариком влево, вдруг заметил на земле под кустом нечто необычное. Мэдлин, шагавшая впереди, опять позвала Гвен. Я остановился. Тогда она окликнула меня:

– Ты идешь?

Я отозвался, снова пошел за ней и уже открыл было рот, чтобы сказать, что немного задержусь, а через минуту догоню ее, но тут она снова выкрикнула имя Гвен, и из-за деревьев до нас донесся слабый голос. То была Гвен.

– Да, Мэд, я здесь!

Мне пришлось на время отложить обследование предмета, лежавшего под кустом. Мэдлин издала возглас облегчения и бросилась вперед. Я устремился за ней и, не успев и глазом моргнуть, тут же очутился в зарослях, продираясь сквозь которые чуть не угодил в ручей; вырвавшись на свободу, я пошел на голоса, и вскоре луч моего фонарика высветил две фигурки на дальнем краю небольшой полянки. Я двинулся к ним.

– Что за переполох? – спрашивала Гвен у сестры. – Господи, я всего-то вышла прогуляться летней ночью, что такого? К тому же ты видела, как я уходила, разве нет? Ты даже сыщика с собой прихватила!

– Это не просто летняя ночь, – отрезала Мэдлин, – и тебе, черт возьми, это прекрасно известно. Откуда мне было знать… Ты даже не накинула кофточку!

– Ладно, успокойся. Который час?

Я посветил фонариком на запястье и сообщил:

– Пять минут двенадцатого.

– Значит, этим поездом он тоже не приехал.

– Кто? – спросила Мэдлин.

– А как ты думаешь? – Гвен с трудом сдерживалась. – Пресловутый опасный преступник, кто ж еще! Ох, наверное, он и в самом деле преступник. Хорошо, пусть он действительно преступник. Но я не могу просто взять и вычеркнуть его из жизни, сперва мне надо обо всем ему сообщить, причем не по телефону и не письмом. Я позвонила ему и попросила приехать сюда.

– Вот как, – проговорила Мэдлин отнюдь не тоном любящей сестры. – Может, тебе удастся заставить его разоблачить Икса, а потом и перевоспитать.

– Нет, – возразила Гвен, – перевоспитание – твоя епархия. Объявлю ему, что между нами все кончено, и привет. Я предпочла сама управиться с этим, а уж потом рассказать все папе и остальным. Он должен был приехать в девять двадцать три, взять на станции такси и встретиться со мной здесь. Я решила, что он опоздал на поезд… А теперь понимаю, что он не сел и на следующий… Но будет еще… Который час?

– Девять минут двенадцатого, – ответил я.

– Будет еще поезд в одиннадцать тридцать две. Я дождусь его, а уж потом уйду. Вообще-то не в моих правилах дожидаться мужчину целых два часа, но тут другое дело. Ты согласна, а, Мэд?

– Прислушайтесь к совету сыщика, – подал голос я. – Думаю, вам следует снова ему позвонить и выяснить, что произошло. Почему бы вам, девушки, не вернуться в дом и не сделать, как я говорю, а я пока побуду здесь на случай, если он все же появится. Обещаю, что не скажу ему ни слова, только предупрежу, что вы скоро вернетесь. И не забудьте захватить кофту.

Мое предложение пришлось им по душе. Правда, я забеспокоился, что на обратной дороге девушки, чего доброго, вздумают освещать себе путь фонариками, пока не выберутся на подъездную аллею, но они повернули в противоположную сторону, решив срезать путь и пойти через розарий. Я дождался, пока они не отошли на порядочное расстояние, затем зашагал в направлении аллеи, освещая фонариком то место на земле под кустом, где лежал обнаруженный мной предмет.

Итак, вопрос первый: мертв ли он? Да, он был мертв. Второй вопрос: как его прикончили? Тут уже нельзя было ответить столь однозначно; впрочем, вариантов нашлось не так уж много. Третий вопрос: когда наступила смерть? Имея некоторый опыт в подобных делах, я позволил себе сделать одно предположение. Четвертый вопрос: что у него в карманах? На сей раз, учитывая обстоятельства, мне потребовалось потратить куда больше усилий и времени, чем в ту воскресную ночь, когда я обыскивал его на обочине после предварительных манипуляций Рут Брэйди. Тогда я действовал крайне осмотрительно, но нынче одной осмотрительности было мало. Своим носовым платком я тщательно протер внутри и снаружи его кожаный бумажник и прижал к нему с обеих сторон пальцы покойника, стараясь, чтобы отпечатки выглядели случайными и беспорядочными, а затем положил бумажник обратно в карман. В нем лежала целая пачка купюр – видно, после того как мы обчистили беднягу, он обналичил чек. Мне очень хотелось проделать то же самое и с партийным билетом в целлофановой обложке, но увы – его нигде не было. Естественно, я разозлился и хорошенько прощупал все швы и подкладку. Билета не было.