Читать книгу Блуждающие чародеи. Миниатюры. Стихи. Рисунки - Рена Яловецкая - Страница 2

Содержание искусства проявляется силой переживания в единстве со взлетом фантазии. Мы часто говорим: он талантлив, ему дано природой. Но бывает и по-другому – некий человек не подозревает, чем наполнена его душа, вдруг берет краски, копеечное железное перышко и неожиданно для себя соединяет цветовые разливы, штрихи со своей памятью. Нечто похожее случилось у моей подруги Рены Яловецкой.

Рена, ну что можно сказать о твоей новой книге «Блуждающие чародеи» – что она развивает предыдущие темы, что ты хранишь доступный тебе, а теперь и твоим читателям детский мир, что творчество включает в себя преображенную фантазией реальность, что, быть может, тебя когда-то заставляли учить гаммы, а со двора тонкие крики друзей и солнце сияет, и ты одна в слезах, долбя по ненавистной клавиатуре, знаешь цену безотчетному братству в счастливой детской беготне, и только ты знаешь: там во дворе музыканты, там главное событие твоей жизни, но какое до них дело родителям, они тиранят свое чадо, убежденные, что творят вундеркинда дворового разлива.

А может, и не было никакого усердия за фортепиано, это моя фантазия, а была музыка, и музыканты явились, но простыл их след; они в твоей душе дуют в трубы, бьют в барабаны, и звучит нетрезвая скрипка, а перед тобой – открытая акварель, и ты, насыщая кисточку краской, улетаешь мечтой в то сладостное время, разливая ее в радужных озерах, ручьях, тропинках.

Твоя память одушевляет и проявляет сквозь время тот давний оркестрик. Вот этот кларнет, кажется, Изя, а тот долговязый Гурий, который усердно дует в трубу, на него стреляет глазами красотка двора Дебора, а ты ей грозишь (про себя, конечно) стиснутым потным кулачком, но, все поняв, Елиазар улыбнулся, проложив смычком длинный, только тебе одной предназначенный звук. В дуновении флейты растворился Ефрем, Яков крутит в воздухе барабанными палочками – жонглер, одним словом, Эмиль надсадно взвизгивает смычком, а птицы на плечах, коленях передразнивают его, аккомпанируют. За контрабасом не виден совсем Иоаким. О, как хочется подрасти, влюбиться вот в него, скрытого контрабасом, он остановился, усердно «перепиливает» смычком огромный музыкальный короб. Скорей бы подрасти и влюбиться, я бы этой Деборе тогда бы показала! Они сплетают звуки, подмигивают друг другу, кисточка зависает над бумагой, вот-вот, еще мгновение, и они растворятся в слепящем до слез воздухе.

Сладостно сияние детского рая. Ты продлеваешь его своими линиями, чтобы чей-то внимательный взор сквозь пелену времени услышал опьяненный воздухом праздник. Творчество учит ходить, ты падаешь, встаешь, идешь дальше.

Рена, мысленно живя в еврейском местечке, ты переложила через память на бумагу то, что композитор запечатлевает нотными закорючками. Твои акварели звучат, и, быть может, вправду кто-то услышит твоих музыкантов сквозь твои рисунки и сочинит звучащее изображение. И пусть этим кто-то будет ребенок, который без тирании родителей сядет за фортепиано или возьмет скрипку, и, о, чудо, под его пальцами польется наивная мелодия, о которой автор и не подозревал, как ты когда-то не думала, что ты тоже художник.

Твой Юра Норштейн