Читать книгу Вытащи меня из ямы - Ренат Тажеев - Страница 5

Мой прошлый разговор с Вейгом и Стивом, кажется, возымел эффект и мне дают что-то типа премии. Это выглядит как жалкая подачка, но я очень рад этим деньгам. Я прекрасно понимаю, что это ненадолго, – я раздам кое-какие долги, расплачусь за квартиру, и у меня останется ещё несколько сотен. Так что, в принципе, я смогу протянуть ещё недели две. Это будут хорошие дни, когда я смогу не думать о деньгах в моём кармане и смогу больше сосредоточиться на работе.

Про разговор о моей новой должности пока ничего не слышно. Забегая вперёд, я представляю, что Стиву теперь постоянно придётся так просить за меня или мне самому нужно будет напрячься и выпросить премиальные. И это не сможет продолжаться долго.

А пока я хочу отдохнуть от тяжёлых мыслей. Я снова смогу сам купить себе выпивки. Сегодня я могу это себе позволить. Купить нормальной еды. Уже жду, когда отправлюсь в супермаркет и почувствую себя полноценным членом этой человеческой массы, тратящей деньги.

Так хочется сделать всё самому. Собственно, и праздновать я буду сам. Один. Не хочу ни с кем делить своё недолгое счастье. Даже с Катрин.

Но не всегда всё выходит так, как мы планируем. Вечером раздаётся звонок моего сотового. Это мой старший брат. Кажется, мало, что может сейчас испортить мне настроение, а редкие разговоры с братом могут легко вогнать меня в уныние. Мы очень редко видимся и ещё реже созваниваемся, поэтому я несколько удивлён его внезапному появлению в моей новой жизни. Мы с ним никогда особо не враждовали и до некоторых пор даже были очень близки.

Мне едва исполнилось восемнадцать лет, когда из госпиталя позвонили и сообщили, что у отца, который попал туда после второго инфаркта, ночью случился ещё один приступ. Мы с братом сразу отправились в госпиталь и провели там несколько часов, пока врачи боролись за его жизнь, пытаясь вновь заставить его сердце работать. Но его сердце остановилось и больше не поддавалось никакой врачебной магии. Отец был уже мёртв, когда мы сидели в зале ожидания и молились без слов.

Мы остались вдвоём, и с тех пор что-то словно надломилось в наших отношениях. Мы не стали ненавидеть и уж тем более винить друг друга в смерти отца. Мы просто отдалились, каждый заперся в своей скорби, боясь нарушить идиллию своего горя. Папа был единственным связующим звеном, которое держало нас с братом вместе долгие годы, несмотря на все разочарования и обиды, которые мы без труда ему доставляли. Не удивительно, что, в конце концов, его сердце не выдержало. Я почти не навещал его, когда он попал в госпиталь второй раз с очередным инфарктом. Я думал, раз он выкарабкался однажды, то сможет это сделать и ещё раз. Но я был не прав и это самая большая ошибка в моей жизни, которую я, наверно, никогда не смогу себе простить и забыть. Я и не хочу забывать.

Если у человека в жизни есть рана, которая постоянно болит, это становится самым верным стимулом не допустить появления ещё одной такой раны. Пусть эта рана кровоточит. Пока это не смертельно, с этим можно жить, периодически меняя повязку. Пусть эта боль никогда не даёт о себе забыть. На её фоне всё остальное будет казаться всего лишь жалким укусом какого-нибудь мелкого насекомого. Этому нас тоже учил наш отец.

Мы с братом были плохими учениками.

Однако Даниэль – так зовут моего брата – смог сделать так, чтобы Роман Таневский, наш отец, им гордился. У брата своя адвокатская контора. Это приносит ему стабильный годовой доход и постоянные семейные разборки.

Так уж сложилось, что того, что было у брата, никогда не было у меня и наоборот; так мне в большой, а брату в меньшей степени везло в отношениях с женским полом, а брату больше везло в денежных вопросах. И как мы с ним не старались изменить это проклятье в стили Вуду, у нас ничего не получалось. Брат был женат уже дважды. Сейчас у него третий брак и он уже близок к той стадии, когда о нём говорят «трещит по швам». Согласитесь, назвать это везением можно с большой натяжкой. Я же, наоборот, всегда хорошо ладил с противоположным полом. Из этого, правда, ничего серьёзного пока не вышло, но в таких делах спешка может быть довольно губительным фактором и мой брат живой тому пример. Мне спешить некуда. В отличие от своего старшего сородича, я финансово зависим от множества обстоятельств и это не прибавляет мне смелости сделать из моего везения нечто социально правильное, то есть жениться. Исключением не являются и новые события, связанные с Катрин, в которых я так же, никак не затронут финансово. Это не делает из меня крутого парня.

Брат говорит, что соскучился и хочет увидеться сегодня. Я милостиво приглашаю его посетить мою скромную обитель, благо все необходимые расслабляющие вещества для этого уже имеются.

– Скоро буду, – говорит брат.

Через час мы уже курим, закидываем в себя какую-то еду, запиваем всё это сангрией и смотрим очень популярный и дико пошлый сериал по кабельному телевидению.

Странно, но сегодня я рад видеть Даниэля и его присутствие нисколько меня не раздражает. Оно даже придаёт мне сил. Мне так о многом надо рассказать ему. Я почти забыл, что он единственный родной мне человек в этом забытом всеми небесными силами городе.

Мы пьём сангрию сегодня.

Я рассказываю ему о том, что, возможно, скоро женюсь на Катрин, о том, что это фиктивный брак и о причинах, по которым это нужно Катрин.

– Ты же знаешь, что это дерьмо незаконно, так?

– Я сейчас разговариваю со своим старшим братом, а не с юристом, – говорю я.

– Да, но всё равно.

– Я это всё знаю, Дан. Но фиктивность этого брака сама по себе фиктивна.

– Ну, если вы оба соответствуете всем требованиям штата, то никаких проблем возникнуть не должно. Но юристы её матери могут захотеть тебя проверить тебя. Так что придётся ещё доказывать правдоподобность вашего брака.

– Так, ладно, брат. Тогда прикинем. Мы оба совершеннолетние, оба являемся гражданами, не являемся родственниками и со вчерашнего дня это брак по обоюдному согласию.

Катрин никогда особо не нравилась Даниэлю, но мой брат не из тех, кто будет предвзято относиться ко всем, кто по каким-либо причинам им не симпатичен. Тем больше, он не собирается мне навязывать своё видение ситуации. Как юрист, он предлагает помощь в составлении и проверки всех документов по завещанию и по брачному договору.

– Ты опять поругался с Ким? – я решаю перевести все стрелки на брата.

– С чего ты взял?

– Когда ты последний раз был тут просто так?

– Хороший аргумент, но нет.

– И что с ней не так?

Он устало разводит руками.

– Всё немного сложнее, чем кажется.

– Не расскажешь?

– Ну, – вздыхает он, – взять хотя бы то, что он полностью пытается контролировать все мои расходы и приходы. Этого мало?

– Наверно.

– Говорю тебе, она пытается вытрясти из меня всё до последнего пенни. Кажется, деньги – это всё, о чём она думает. А сама она между прочим так и не работает.

– И что подсказывает тебе твой опыт?

– А ничего, – говорит он с натянутой улыбкой. – А кроме того, она всё реже позволяет мне видеться с дочерью. А ты знаешь, что это худшее, что может сделать женщина.

У Даниэля есть дочь от первого брака. Моя прекрасная и любимая племянница Кэрри.

– Ты уж извини, брат, что тебе приходится это выслушивать.

Я хлопаю его по плечу и делаю глоток сангрии.

– Для этого ты здесь, брат.

– Знаешь, я со всяким могу смириться, но это всё просто выводит меня из себя. Я никогда ей сильно ни в чём не отказывал, хотя мы знавали и не лучшие времена, когда мне наверно стоило её притормаживать. Но сейчас это просто какой-то ахтунг.

– Отправь её обратно в Лос-Анджелес. Обратно к шесту, в чём проблема?

– Проще её пристрелить, если честно. Я сто раз предупреждал её, что подам на развод, но она тут же превращается в пушистую и ласковую собачонку. Блядь. А проходит всего два дня, и она опять находит какую-то ерунду, как повод для ругани.

– Может это у неё болезнь какая?

Я знаю, что брат со мной не согласится.

– Шутишь, да? Какая к чёрту болезнь? – взрывается Даниэль. – Болезнь, ага. Шопофрения и бабкомания. Плюс к этому мозгодолбофилия! Вот и все её болезни. Тут медицина бессильна.

– Ну, ты же всё-таки юрист, – говорю я, пытаясь звучать, как можно убедительнее, – есть же какие-то дыры в законе, в вашем брачном договоре или как там у вас, я не знаю.

Брат на минуту замолкает и уходит в глубокую задумчивость. Я наливаю себе ещё сангрии и делаю неутешительные выводы, что брат всё ещё что-то испытывает к своей супруге. Будет просто отвратительно, если это любовь.

– Есть, – говорит брат, – но дело в другом. Видишь ли, брак, – это очень странная штука, брат. Ты женишься, чтобы заботиться и защищать женщину, которую любишь, но в конечном счёте оказываешься сам защищённым меньше, чем чёртов кролик в шляпе фокусника.

Я усмехаюсь.

– И самое ужасное, что ты постоянно ловишь себя на мысли, что ты будешь делать, когда всё закончится. Что если однажды ты проснёшься и осознаешь, что рядом никого больше нет.

– Ты пытаешься меня запугать или что?

Брат улыбается в ответ.

– Нет, просто у каждого брака свой путь к счастью. Я иногда рассуждаю, что если наш путь вот такой.

– Да уж, – говорю. – Каждый третий удачный.

– Согласен, иногда это очень смахивает на лотерею.

Я делаю ещё один глоток и пожимаю плечами.

– Брат, если хочешь узнать моё мнение, то этот брак не очень похож на призовой. Прости.

– Да всё порядке, – шмыгает носом Дан. – Я найду способ осадить эту кобылу, обещаю. Рано или поздно не выдержу и дам ей пинка. Единственный плюс этого брака – отсутствие детей. Таких же спиногрызов, как она я б не вытерпел. Я люблю детей и был бы счастлив, появись у меня ещё один ребёнок. Кэрри уже большая и ей не помешал бы брат или сестра, чтоб с ранних ногтей училась заботиться о ком-то кроме себя. А то потом вырастают такие кровососущие дуры, как, к примеру, её же мать.

Мы допиваем бутылку вина.

– Что ты думаешь делать дальше? – спрашивает Даниэль.

– Что?

– Ну, когда вы с Катрин поженитесь. Чем думаешь заниматься?

– А чем я ещё могу заниматься? Буду работать, как работал.

– То есть ни на какую часть наследства ты не претендуешь? – брат, словно пытается выпытать у меня признание.

Я говорю ему предельно честно, как есть. Самое последнее, что я сделаю в своей жизни, это стану обманывать собственного брата.

– А какое я имею право? Это деньги Кат и как она скажет, так и будет. Я, если честно, не хочу иметь с этим делом. Просто хочу ей помочь. Поженимся, уладим все юридические вопросы и разбежимся.

– А если не отпустит?

– Кто? Кат и не отпустит? Да ладно тебе. Она сама намекала на подобный расклад.

– Может это её хитрость? Не хочет тебя пугать раньше времени. А потом возьмет, да и не отпустит. И ты прилипнешь к чужим деньгам и будешь вечно находиться в состоянии, будто ты ей ещё и должен. Поверь моему горькому опыту, брат, женщины хитрее, чем кажутся.

Все снова оказываются умнее меня.

Сначала мои друзья посеяли во мне зерно сомнений, теперь мой собственный брат. Все хотят мне добра, а в итоге я опять пытаюсь найти во всём этом что-то негативное и начинаю невольно разгадывать якобы коварный план Катрин.

Да нет, Катрин не такая, думаю я про себя.

– Скажу тебе только вот что, Рен. Ни в коем случае не влюбляйся. Иначе будет всё так, как я тебе рассказал.

– Спасибо, конечно, но я думаю, что до этого не дойдёт. Ни до первого, ни до второго, – отшучиваюсь я и пытаюсь встать на ноги.

– Рано меня благодарить, – говорит мой брат, почёсывая затылок. – Вот когда вы дойдёте до стадии распада, тогда-то ты мне спасибо и скажешь, брат.

И только теперь я замечаю нечто странное. Я тянусь к руке брата и ещё выше задираю рукав его свитера. Он пытается одёрнуть руку, но я лишь сильнее в неё вцепляюсь.

– Что это, Данни?

– Что?

– Этот шрам, – говорю я. – Откуда он?

– А, это, – отмахивается он – разбил дома о раковину, случайно.

Он криво улыбается, из чего мне становится ясно, что он что-то недоговаривает.

– Брат, не ври, – говорю я, рассматривая рану, – Если б ты поранился о разбитую раковину, было бы несколько рваных краёв. А тут, один ровный порез, как будто тебя полоснули ножом или бритвой.

– Нечего рассказывать.

– Я не хочу думать о худшем. Уж лучше пусть это будет Ким. Это она?

– Да не обращай ты внимания. Обычная бытовая травма, всего-то.

Я с подозрением смотрю на Даниэля. Хоть мы и редко видимся, но никогда до этого брат мне не лгал и ничего от меня не скрывал. Возможно, он делает это из лучших побуждений, поэтому я больше ничего ему не говорю. Это его дело. Но я нутром чую, что это дело рук Ким.