Читать книгу Машина до Килиманджаро (сборник) - Рэй Брэдбери - Страница 5
Женщины
ОглавлениеМоре напоминало огромную изумрудную залу, вдруг озарившуюся светом.
Показалась вспышка. Белое, фосфоресцирующее пламя, как облако пара, вздымалось из глубин осеннего моря. Пузырилась бездонная глотка расщелины на дне. Что-то встревоженно мелькнуло молнией в зеленом небесном зеркале. Древнее, прекрасное создание, в своей праздности покинувшее бездну. Виднелись раковины, пучки морских трав и блеск чешуек, был слышен шепот пузырьков. В теле ее томились причудливые пальцы кораллов и гемисферы диплорий, зрачки желтых ламинарий и локоны водорослей. Она росла с приливами, с течением веков, вбирая души и прах поглощенных водами, тенями ей служили чернила каракатиц, а забавой – любая морская безделица.
Она ждала так долго.
Нечто в зеленом сиянии, дышавшее в осеннем море. Оно не имело ни глаз, ни ушей, ни тела, но видело, слышало и чувствовало. Бесплотная плоть стихии. И была она – женщиной.
Нет, совсем не привычной людскому глазу. Но самая суть ее была женской, мягкой, коварной и скрытной. Она скользила так грациозно. В ней было и женское тщеславие, и все женские уловки.
Темные воды струились вокруг, пронизывали ее плоть, полную чужих воспоминаний, влекомые течением. Воды, несшие праздничные шляпки, дудочки, серпантин и конфетти. Воды играли с пышными лентами ее волос, как ветер с кронами могучих деревьев. Апельсинные корки, салфетки, газеты, яичные скорлупки, угли костров, отгоревших на пляжах ночами, весь хлам людей на земле, чьи длинные ноги топтали пески островов у берега и мостовые каменных городов, тех, что правили воющими металлическими демонами на бетонных автострадах.
Она, мерцая, поднялась из пенной пучины навстречу холодному утру.
Среди пены в холодном утреннем свете мерцали ее зеленые волосы.
Она чувствовала что-то на берегу.
Там был мужчина.
Мужчина, бронзовокожий, с сильными ногами и крепким телом.
Каждый день он входил в воду, купался и плавал. Но не сегодня. Потому что рядом на песке лежала женщина в черном купальнике и тихо говорила что-то, смеясь. Иногда они держались за руки, иногда касались маленькой коробочки, и слушали, как оттуда лились звуки и музыка.
Свечение качалось на волнах, безмолвное. Купальный сезон кончался, пришел сентябрь. Пляж закрывался.
Вот-вот придет день, когда он исчезнет и вряд ли вернется сюда.
Сегодня он должен войти в воду.
Они нежились на песке, негромко пело радио, и им было тепло. Внезапно женщина задрожала всем телом, не открывая глаз.
Мужчина даже не поднял головы, покоившейся на увитой мускулами руке. Он упивался солнцем, дышал им, приоткрыв рот.
– Что такое? – спросил он.
– Кошмар приснился, – ответила женщина в черном купальнике.
– Сны средь бела дня?
– Разве тебе ничего не снится?
– Ничего. Никогда.
– Какой ужасный сон, господи! – теперь дрожали лишь ее пальцы.
– Что же в нем ужасного?
– Не знаю, – отвечала она, словно и вправду не знала. Ей приснилось что-то страшное, но она забыла, что именно. Теперь, не открывая глаз, она пыталась вспомнить.
– Я тебе снился, – сказал он, лениво потягиваясь.
– Нет, не ты, – возразила она.
– Точно я, – улыбнулся он себе самому. – Изменял тебе с другой, ну конечно.
– Нет.
– Мне лучше знать, – настаивал он. – Я развлекался с другой, а ты нас застукала и случайно меня пристрелила, или что-то в этом роде.
Она непроизвольно вздрогнула:
– Прекрати.
– Дай-ка угадаю, – продолжал он, – какой она была? Джентльмены предпочитают блондинок, не так ли?
– Перестань, не шути так, – попросила она, – мне действительно нехорошо.
Он открыл глаза:
– Что, в самом деле так страшно?
Она кивнула:
– Иногда днем я вижу кошмары, а потом весь день чувствую себя так плохо.
– Прости, – он взял ее за руку. – Может, хочешь чего-нибудь?
– Не хочу.
– Ванильный рожок, эскимо? Может, колы?
– Спасибо, дорогой, правда не хочу. Со мной все в порядке. Просто в последние четыре дня что-то не так. Совсем не так, как в начале лета. Что-то случилось.
– Не с нами же случилось, – ответил он.
– Нет-нет, конечно, не с нами, – поспешно согласилась она. – Ты не чувствуешь, что что-то изменилось вокруг? Даже пирс не такой, как раньше, и парк развлечений, и все остальное. Даже у хот-догов вкус другой.
– То есть как это?
– Они на вкус какие-то старые. Трудно объяснить. У меня аппетит пропал. Скорей бы уже кончился отпуск. Правда, больше всего на свете мне сейчас хочется домой.
– Завтра и так последний день. Ты же знаешь, чего мне стоила эта лишняя неделя отпуска.
– Знаю, – ответила она. – Все вокруг мне теперь кажется странным, переменившимся. Я не понимаю. Почему-то вдруг мне захотелось убежать отсюда.
– Может, сон виноват? Я с блондинкой, и внезапная смерть?
– Да прекрати же, – взмолилась она. – Нельзя так говорить о смерти!
Она прижалась к нему:
– Если бы я только знала, в чем дело.
– Не бойся, – он погладил ее. – Я не дам тебя в обиду.
– Все дело в тебе, а не во мне, – прошептала она. – Мне показалось, ты устал от меня и бросил меня.
– Зачем же? Я люблю тебя.
– Я такая глупая, – она натянуто рассмеялась. – Боже, какая же я глупая.
Они тихо лежали под солнечным небом.
– Знаешь, – проговорил он задумчиво, – я что-то тоже почувствовал. Здесь что-то изменилось. Что-то не так.
– Хорошо, что ты тоже это понял.
Он сонно покачал головой, чуть улыбнулся, зажмурился, поглощая солнце.
– Мы сходим с ума, – бормотал он, – мы сумасшедшие. Оба.
Морские волны мягко касались берега, трижды.
Настал полдень. Солнце нещадно палило в небе. Горячие, блестящие белые яхты качались в водах гавани. Ветер принес запах жареного мяса с луком. Песок шелестел, причудливо растекался узорами, как огромное плавящееся зеркало.
Слышно было, как тихо звучит радио. Они лежали на песке, как две темных стрелы, неподвижно, настороженно прислушиваясь. Чуть трепетали их ресницы, и языки касались пересохших губ. Соленый пот выступал на бровях, но его тотчас иссушало солнце.
Не открывая глаз, мужчина поднял голову, словно услышал что-то.
Радио вздохнуло.
Он опустил голову, но ненадолго.
Она почувствовала, что он снова приподнялся. Приоткрыв один глаз, увидела, что он осматривается, облокотясь на песок, глядит на пирс, на небо, волны и пляж.
– Что-то не так? – спросила она.
– Да вроде ничего, – ответил он, вновь распростершись на песке.
– Ничего? – переспросила она.
– Кажется, я что-то слышал.
– Наверное, радио.
– Нет, не радио. Что-то еще.
– Значит, не наше радио, а чье-то еще.
Он не отвечал, и она чувствовала, что он сжимает и разжимает кулак.
– Да что за черт, – напрягся он, – опять.
Теперь прислушались оба.
– Ничего там нет…
– Тише! – крикнул он. – Господи, да что же это…
Волны бросались на берег, безмолвные зеркала с шуршанием разлетались тысячей осколков.
– Кто-то поет, слышишь?
– Что?
– Клянусь, там кто-то поет.
– Чушь какая.
– А ты послушай!
Снова прислушались.
– Вообще ничего не слышу, – холодно ответила она.
Мужчина встал. В небе не было ничего, как и на пирсе, на песке, и в палатке с хот-догами. Под солнцем царила тишина, только ветер шумел в его ушах, шевелил волоски на руках и ногах.
Он направился к воде.
– Стой! – крикнула она.
Он обернулся, смотря сквозь нее, все еще вслушиваясь.
Она сделала радио погромче. Оттуда раздавалось:
– Я нашел себе малышку на миллион…
Он поморщился, недовольно вскинул руку:
– Выключи.
– А мне нравится! – Она включила музыку на всю катушку, прищелкивая пальцами, качалась в такт, пытаясь улыбаться.
Было уже два часа.
Вода была как парное молоко. Старый пирс утомленно раскинулся посреди марева.
Птицы застывали в небе. Солнце кипятило зеленые воды, омывавшие пирс, пронзали лучами колыхающуюся рябь.
Белая пена, кораллы, прах и ламинарии затаились среди волн.
Загорелый мужчина все еще лежал на песке, и рядом с ним женщина в черном купальнике.
Над водой, как облако тумана, плыла музыка. В ней угадывались шепот глубин и минувших лет, морская соль и странствия, нечто чужое, но вместе с тем столь знакомое. Звук ее был подобен волнам на берегу, каплям дождя, подземной реке. Так пел голос безвременья в морской раковине. Так, вздыхая, шептали воды в опустевших трюмах затонувших галеонов. Так свистел ветер в белом черепе на горячем песке.
Но радио заглушало все.
Свечение, легкое, словно женщина, устало скрылось в глубине. Так мало времени осталось. Они вот-вот могут уйти. Пусть он войдет в воду, хотя бы на миг… Создание колебалось в толще вод, чувствуя его лицо, его тело. Жаждало затянуть его вниз, кружиться и играть с ним здесь, на глубине в десять фатомов, увлекая подводным течением.
Ощутить, как вода заберет тепло его тела, как он напитает ее своим горячим дыханием.
Теперь волны качали ее, мягкую, изменчивую, в теплых водах мелководья под палящим солнцем.
Он не должен уйти. Если он уйдет, никогда не вернется.
Сейчас. Пульсировали полушария диплорий. Сюда. Она звала его сквозь безветрие жаркого дня. Иди к воде. Сюда, звала его музыка. Иди же.
Женщина в черном купальнике крутила ручку приемника.
– Внимание! – заорало радио. – Только сегодня, только сейчас, приобретайте новое авто в…
– Господи! – мужчина убавил громкость. – Оглохнуть можно!
– А я люблю, когда громко, – парировала женщина, оглядываясь на море.
Было три часа. Солнце и не думало скрываться.
Он поднялся, вспотевший.
– Хватит, пойду-ка окунусь, – бросил он.
– Ой, а принесешь мне хот-дог?
– Давай потом.
– Ну пожалуйста, – она надула губки. – Я хочу сейчас.
– Какие соусы?
– Все. Знаешь, а возьми-ка три.
– Три? Аппетита, говоришь, нет? – Он потрусил к палатке.
Она подождала, пока он уйдет. Выключила радио. Долго лежала и слушала. Ничего не было слышно. Она смотрела на воду, пока от солнца не стали слезиться глаза.
Море затихло. Куда ни глянь, лишь солнечные блики блестели на морской зыби. Но она продолжала всматриваться в воду, и лицо ее было мрачным.
Он вернулся.
– Черт, песок раскалился так, что чуть ноги не сжег! – Он устроился на одеяле. – Вот, это все тебе!
Она взяла три хот-дога, задумчиво пожевала один. Затем отдала ему два оставшихся:
– Кажется, я переоценила себя. Съешь лучше ты.
Он молча поглощал хот-доги. Когда закончил, проворчал:
– В следующий раз не жадничай так, ладно? Не пропадать же добру.
– Пить хочешь? – она передала ему термос. – Допьешь лимонад?
– Не откажусь, – он опустошил термос. Затем хлопнул в ладоши: – Ну, а теперь купаться. – Он взволнованно смотрел на море.
– Совсем забыла, – спохватилась она, – купишь мне масло для загара? Мое кончилось.
– В сумочке посмотри, там же что-то было.
– Уже ничего не осталось.
– Сказала бы, когда я шел за хот-догами, – хмыкнул он, – ну да ладно. – Он вприпрыжку помчался обратно.
Когда он скрылся, женщина достала из сумочки флакон с маслом, наполовину полный, вылила остатки в песок, присыпав их хорошенько, и улыбнулась, взглянув на море. Затем встала у кромки воды, всматриваясь в бесконечно набегавшие волны.
«Тебе его не достать, – подумала она. – Кто ты или что ты такое, я не знаю, но он мой, и ты его не получишь. Я не знаю, что здесь такое творится, правда, не знаю. Зато я знаю, что вечером мы уедем отсюда семичасовым поездом. Завтра нас здесь не будет. Можешь ждать сколько влезет, море, океан, не знаю, как тебя там. Делай что хочешь, со мной тебе не тягаться».
Она подняла камень и швырнула в море.
– На, подавись!
Он уже стоял рядом.
– Ой! – она отскочила.
– Что стряслось? С кем это ты тут болтаешь?
– Что, правда? – удивилась она. – Принес масло? Намажь мне спинку, пожалуйста.
Он вылил немного масла на ладонь и принялся втирать его в золотистую кожу женщины. Она хитро посматривала на воду, кивая, будто говоря: «Что, съела, ты? Ха-ха!», и довольно мурлыкала, как кошка.
– Вот, все, – он протянул ей флакон.
Он уже был по пояс в воде, когда она закричала:
– Куда же ты? Давай-ка назад!
Он посмотрел на нее, как на чужую.
– Господи, что опять не так?
– Ты же только что наелся и напился, в воду нельзя, а вдруг судорога?
– Бабкины сказки, – насмешливо бросил он.
– Сказки или нет, подожди еще часик, слышишь? Я же волнуюсь, боюсь, что ты можешь утонуть.
– Ох, – мрачно вздохнул он.
– Идем, – женщина развернулась, и он поплелся за ней, оглядываясь на море.
Три часа. Четыре.
В четыре десять погода стала меняться. Женщина на песке, видя это, успокоилась. С трех часов набегали облака, а теперь с бухты внезапно принесло туман. Жару сменил холод. Поднялся ветер. Показались черные тучи.
– Будет дождь, – сказала она.
– А ты и рада, – подметил он, – что все тучами заволокло, а ведь это, может, наш последний день.
– Я слушала прогноз погоды, – поделилась она, – вечером будет ливень, и завтра весь день. Может, уедем сегодня?
– Останемся, вдруг будет ясно? Хочу еще денек поплавать. Между прочим, сегодня я так и не купался.
– И так неплохо было: поболтали, наелись, просто время пролетело.
– Да уж, – он разглядывал свои руки.
Белые полосы тумана стелились над песком.
– Смотри, – обрадовалась она, – мне дождик на нос капнул! – Она странно засмеялась. Ее глаза светились, она помолодела. Она почти что ликовала. – Старый добрый дождь!
– И что здесь смешного? Глупенькая.
– Собирайся, а то нас накроет! – скомандовала она. – Давай, поможешь с одеялами. Бежим скорей!
Он медленно, задумчиво свернул одеяла.
– Черт, хоть последний раз бы поплавать. Разок окунусь, и все. – Он улыбнулся. – Всего на минуту!
– Нет, – побледнела она. – Простудишься, а мне с тобой нянчиться!
– Ладно, ладно. – Он отвернулся от моря. Накрапывал дождь.
Шагая впереди, она направлялась к отелю, тихо напевая что-то себе под нос.
– Постой! – окликнул он.
Она застыла. Не обернулась. Лишь слышала, как удалялся его голос.
– Кто-то в воде, – кричал он, – кто-то тонет!
Ноги не слушались ее. Она слышала, как он побежал прочь.
– Жди здесь! – кричал он. – Сейчас вернусь! Там кто-то в воде! Кажется, женщина!
– Позовем спасателей!
– Никого нет! Поздно! – он со всех ног несся к воде.
– Вернись! – кричала она. – Там никого нет! Вернись, не надо!
– Не переживай, я сейчас! – отозвался он. – Вон там женщина тонет, видишь?
Сгущался туман, на песке чертил узоры дождь, из глубины вод поднималось сияние. Он бежал к воде, и женщина в черном купальнике бежала за ним, бросив все вещи, умоляя и захлебываясь слезами.
– Не надо! – кричала она, простирая к нему руки.
Он скрылся среди черных волн.
Женщина в черном купальнике ждала на берегу, под дождем.
В шесть часов среди туч промелькнуло солнце. Слышалась барабанная дробь дождя, стучавшего по воде.
В глубине моря шевельнулось белое свечение.
Нечто из пены, водорослей, с длинными прядями зеленых волос, качалось на мелководье. В колеблющемся мерцании, на дне, покоился мужчина.
Такой хрупкий. Пузырилась пена. Мелькала галька, билась о гемисферы кораллов, словно ускользающая мысль, и исчезала. Мужчины. Хрупкие. Ломаются, как куклы. Ничего особенного в них нет. Всего минута под водой, и им становится плохо, они уже не замечают ничего вокруг, только брыкаются и раскрывают рот, а затем перестают двигаться. Совсем. Как странно. Столько дней ждать, и ради чего?
Что с ним теперь делать? Голова болтается, рот распахнут, глаза тоже, взгляд застыл, а кожа бледнеет. Глупый мужчина, просыпайся! Очнись!
Вода закружила его.
Мужчина безвольно обмяк, и рот его был широко раскрыт.
Зеленоволосое, фосфоресцирующее создание отступилось от него.
Освободило его. Волна принесла тело назад, на берег. К жене, что ждала его под холодным дождем.
Дождь барабанил по черной воде.
Было слышно, как под свинцовым небом, в сумерках, на берегу кричит женщина.
«Ах, – древний прах колыхнулся в волнах, – как же это по-женски! Ей он тоже больше не нужен!»
В семь часов хлынул ливень. Стало темно, совсем холодно, и в отелях на всем побережье включили отопление.
