Читать книгу Зеленые тени, Белый Кит - Рэй Брэдбери - Страница 7

На следующий день мы обошли Кортаун-хаус, старинный особняк, в котором остановился мой режиссер. Здесь был большой луг, а за ним лес, потом опять луг и опять лес.

Посреди луга мы наткнулись на довольно крупного черного быка.

– Ага! – возопил Джон и скинул с себя пальто.

Он стал наступать на быка с криками:

– Ха, торо! Торо! Ха!

Через минуту мне подумалось, что одному из нас суждено умереть. Уж не мне ли?

– Джон! – издал я тихий крик, если такое возможно. – Пожалуйста, надень пальто!

– Хэй, торо! – орал мой режиссер. – Хо!

Бык замер и уставился на нас.

Джон пожал плечами и надел пальто.

Я побежал впереди него, чтобы выбросить Федаллу за борт, собрать команду, попросить Илию предостеречь Измаила, а затем отправить «Пекод» вокруг света.

Так и шли день за днем, неделя за неделей, и каждую ночь я убивал Кита только для того, чтобы он возродился на рассвете, пока я скрывался в Дублине, где непогода наносила удары из своего промозглого морского обиталища и устраивала облавы вместе с проливными дождями, зарядами холода и новыми ливнями.

Я ложился спать и просыпался посреди ночи, думая, что мне послышался чей-то крик или, может, это я сам рыдаю. Я проводил рукой по лицу, но каждый раз оно оказывалось сухим.

Потом я смотрел в окно и думал: «Это же просто дождь, дождь, всегда дождь», поворачивался на бок, опечаленный еще больше, и пытался ухватиться за ускользающий сон.

По вечерам такси увозило меня из каменного Килкока по серому булыжнику, заросшему зелеными бородами, и дождь лил неделями, пока я корпел над сценарием, который будет экранизирован под палящим солнцем Канарских островов в следующем году. Страницы сценария были полны раскаленных солнц и жарких дней, а я печатал их на машинке в Дублине или Килкоке, где под окном зверем выла непогода.

На тридцать пятый вечер в дверь моего гостиничного номера постучали, и я обнаружил, что за ней стоит, переминаясь с ноги на ногу, Майк.

– Вот ты где! – воскликнул он. – Я думал над твоими словами. Хочешь получше узнать Ирландию – я тебе помогу. Я достал машину! Так что давай выметайся и поедем знакомиться с нашей бурной жизнью. А дождь этот – да будет он трижды проклят!

– Точно, трижды! – воскликнул я радостно.

И мы рванули в Килкок в темноте, которая раскачивала нас, как лодку на черной талой воде, и наконец, истекая дождем, как потом, с лицами, усеянными жемчужными каплями, ввалились в двери паба, где было тепло, как в хлеву, потому что у стойки бара толпились спрессованные в компост горожане, а Гебер Финн выкрикивал анекдоты и вспенивал напитки.

– Гебер! – закричал Майк. – Мы готовы к бурной ночке!

– Будет вам бурная ночка!

После чего Гебер скинул с себя фартук, натянул на свои острые плечи твидовый пиджак, подпрыгнул и влез в дождевик, надел кепи и выпроводил нас за дверь.

– Присмотрите здесь, пока я вернусь! – наказал он своим подручным. – Я везу их навстречу самому сногсшибательному ночному приключению! Они еще не догадываются о том, что их там ожидает!

Он открыл дверь. Ветер окатил его полутонной ледяной воды. Это подействовало на его красноречие, и Гебер взревел:

– Пошевеливайся! Вперед!

– Думаешь, стоит? – засомневался я.

– Что ты хочешь этим сказать? – завопил Майк. – Может, предпочитаешь мерзнуть у себя в номере? Переписывать дохлого Кита?

– Ну, – сказал я и натянул на глаза кепи.

Затем, подобно Ахаву, я подумал о своей постели с отсыревшим выцветшим бельем, об окне, по которому всю ночь струилась вода, подобно потокам сознания. Я застонал. Открыл дверь Майковой машины. Залез сначала одной ногой, потом другой. И в тот же миг мы покатились по городу, как шар по кегельбану.

Финн за рулем вел неистовые речи, то буйно-веселые, то – как прозревающий король Лир.

– Бурная ночь, говорите? Вперед! Ты думал, что в Ирландии все только и норовят попортить тебе кровь и отравить существование?

– Я знал, что где-то должна быть отдушина! – проорал я.

На спидометре было сто километров в час. В ночи справа и слева проносились каменные стены. Огромное черное небо проливалось дождем на огромную черную землю.

– Точно, отдушина! – сказал Финн. – Если бы церковь только знала, а может, она думает про нас: «Мерзавцы несчастные!» И не вмешивается.

– Куда нам?

– Туда! – крикнул Финн.

На спидометре было сто десять. Мой желудок окаменел, как мелькающие по обеим сторонам заборы. Мы взлетели на холм, спустились в долину.

– А чуть быстрее можно? – попросил я, надеясь на обратный эффект.

– Можно! – сказал Финн и довел скорость до ста двадцати.

– Вот теперь замечательно, – сказал я слабым голосом, думая о том, что нас ждет впереди.

Что творится за этими слезоточащими каменными стенами Ирландии? Найдутся ли где-нибудь в этой промозглой стране ослепительные персиковые ренуаровские женщины со знойной, как очаг, плотью, к которой можно протянуть руки и согреться? Теплится ли под этой пресыщенной дождем кремнистой почвой, у самой окоченевшей сердцевины ее жизни огонек, который, если его раздуть, разбудит вулканы и обратит в пар дожди? Есть ли здесь багдадский гарем, где струятся шелка и ленты, где цвет кожи у обнаженных женщин совершенно превосходен и неповторим? Мы миновали церковь. Нет. Миновали монастырь. Нет. Проехали деревню, дрыхнувшую под стариковскими соломенными крышами. Нет. Хотя…

Я посмотрел на Гебера Финна. Его впередсмотрящие глаза испускали пронзительные лучи, от которых искрился дождь, распарывалась тьма и можно было ехать без фар. Я подумал про себя: «Жена, дети, простите меня за то, что я сейчас делаю, как бы ужасны ни были мои прегрешения, ведь это Ирландия в дождливый и безбожный час, далеко от Голуэя, куда мертвым положено идти умирать».

Ударили по тормозам. Мы проскользили добрых девяносто футов, мой нос при этом был расплющен о ветровое стекло. Гебер Финн вышел из машины.

– Вот мы и на месте!

Его голос звучал словно у человека, поглощенного пучиной дождя.

Я заметил дыру в стене – широко распахнутую крошечную калитку.

Мы с Майком вынырнули из машины вслед за Финном. Я увидел в темноте другие машины и множество велосипедов. Но ни единого огонька. Да уж, это действительно должно быть бурное мероприятие, раз оно окружено такой тайной, подумалось мне. Я натянул кепи, чтобы дождь не полз по моей шее.

Пока мы протискивались через дыру в заборе, Гебер поддерживал нас за локти.

– Вот! – сказал он с хрипотцой. – Держи. Прими, чтобы кровь в жилах не стыла!

Я почувствовал, как моих пальцев коснулась фляжка. Я залил ее содержимое в свои котлы, чтобы пропустить пар по трубам.

– Великолепный дождь! – сказал я.

– Этот человек спятил.

Финн выпил после Майка, который был всего лишь тенью среди теней.

Я озирался вокруг. Мне казалось, что это полночное море, а люди, подобно лодчонкам, снуют по двое или по трое по журчащим потокам, опустив головы и что-то бормоча.

«Боже мой! Что бы это значило?» – спрашивал я себя, снедаемый любопытством.

– Постой! – прошептал Финн. – Сейчас начнется!

Чего я ожидал? Может, сцены из старинного фильма, когда невинного вида парусник внезапно сбрасывает с себя палубные надстройки и как по волшебству появляются орудия и открывают огонь по врагу? Или стены фермы разваливаются словно картонка, вылезает пушка по прозвищу Длинный Том и изрыгает снаряд по Парижу за пять сотен миль? А здесь, думал я, неужели случится так, что осыплются эти камни, распахнется настежь дом, зажгутся розовые огни и из чудовищной пушки выскочит дюжина розовеньких девочек, не ирландских недомерков, а гибких, упругих француженок, и бросится прямо в объятия этого благодарного собрания?

Зажглись огни.

Я зажмурился.

Вот все безбожное мероприятие разворачивается предо мной под дождем.

Огоньки замигали. Люди заторопились.

Из коробочки на дальнем конце каменного двора выскочил и побежал механический кролик.

Восемь псов, выпущенных из ворот, с лаем понеслись за ним, описывая большой круг. Из толпы не донеслось ни крика, ни шороха. Головы медленно поворачивались вслед за псами. Тускло освещенную площадку поливал ливень. Дождь капал на твидовые кепи и тонкие матерчатые пальто. Дождевые капли отскакивали от густых бровей и острых носов. Дождь барабанил по ссутуленным плечам. Кролик юркнул в свою электрическую нору. Псы с лаем сбились в кучу. Свет погас.

В темноте я обернулся и уставился на Гебера Финна.

– Итак! – крикнул он. – Делайте ваши ставки!

В десять часов мы примчались обратно в Килкок.

Дождь шумел, как океан, долбящий по шоссе исполинскими кулаками; мы так и подъехали к пабу, облитые великой приливной волной.

– Ну, – сказал Гебер Финн, глядя не на нас, а на мельтешащие у нас перед глазами «дворники». – Хорошо!

Мы с Майком поставили на пять забегов и вместе проиграли фунта два или три.

– Я выиграл, – сказал Финн. – И кое-что поставил от вашего имени. В последнем забеге, клянусь, мы все выиграли. Давайте я вам верну ваши выигрыши!

– Гебер, – сказал я, шевеля задеревеневшими губами, – это совсем не обязательно.

Финн пихнул мне в ладонь два шиллинга. Я не стал сопротивляться.

– Так-то лучше! – сказал он. – Теперь выпьем еще напоследок. Угощаю!

Майк привез меня в Дублин.

Выжимая кепи в вестибюле гостиницы, он посмотрел на меня и сказал:

– Вот это и есть бурная ирландская ночка!

– Бурная, – признал я.

Мне было противно подниматься к себе в номер. Поэтому я уселся на часик в читальном салоне сырой гостиницы и воспользовался привилегией путешественника – стаканом и бутылкой, предоставленными изумленным портье. Я сидел в одиночестве, прислушиваясь к дождю, стучащему по холодной гостиничной крыше, думая о смахивающем на гроб ложе Ахава, которое дожидалось меня под барабанную дробь непогоды. Я думал об одной-единственной теплой вещи, существовавшей в эту ночь в отеле, в городе и во всей Ирландии, – о заправленном в пишущую машинку сценарии, где обитали южно-тихоокеанское солнце, горячие ветры, увлекающие «Пекод» навстречу погибели, раскаленные пески и женщины с черными пылающими глазами-угольями.

И я думал о темени за городом, о вспыхивающих огнях, о бегущем электрическом кролике, лае псов, исчезнувшем кролике, погасших огнях и о дожде, хлеставшем по отсыревшим плечам и вымокшим кепкам, о замерзших носах и воде, просачивающейся сквозь твид, источающий запахи овечьей шерсти.

Поднимаясь к себе, я посмотрел в залитое дождем окно. Под уличным фонарем проезжал велосипедист. Он был в дымину пьян. Велосипед вихлял по мостовой, а седока при этом рвало. Но останавливаться из-за этого он не стал, а, продолжая блевать, тупо, урывками крутил педали. Я смотрел, как он исчезает в промозглой мгле.

Затем я на ощупь нашел свой номер, чтобы забыться в нем.