Читать книгу A.L.I.V.E. Записки о старом мире - Рей Лювицкий - Страница 3

В лесу

14 марта. Темнело. Солнце только что зашло, постепенно вечерний холод обступал меня. Я развел небольшой костер на опушке этого огромного и дикого леса, казалось, ничего не предвещало беды…

Когда я вышел к этому лесу из какой-то заброшенной деревни, он казался огромной темно-красной стеной. Этот сосновый бор был настолько большим, что, заходя в его царство – царство могучих, но аномальных деревьев и мутантов, которые лишь отдаленно напоминали то, чем они были до Раскола, – становится действительно жутко. А сосны были необычны настолько, что их кроны были слегка красными, даже немного рыжими, и никто не знает, из-за чего. Были они и весьма высокие, около 20—30 метров в высоту. Да, пуща была жуткая, но самое страшное это не деревья и медведи со слона, но тишина, а особенно ночью… Как раз об одной из таких ночей я и хочу рассказать.

Как я уже сказал, я только что вышел из старой, всеми забытой и оставленной деревни, я был измотан и поэтому решил устроить привал. Я начал жарить дичь, которую как раз убил перед этим в пустошах. Под кроной этих сосен и кедров было теплее, чем в этих хладных и голых степях, где деревьев ничтожно мало, я не жалел, что покинул эти морозные равнины. После, когда уже пришла темная и глубокая ночь, а я уже доел своей ужин и хотел хоть немного подремать, я услышал их.

Тихие голоса, они словно перешептывались за этой лесной стеной, вначале я подумал, что это сон, я резко встал и начал прислушиваться, однако голоса никуда не исчезли. Я всмотрелся в лес, тот уже не казался рыжим – нет, эта была черная бездна. И пока я смотрел в эту бездну, она смотрела на меня. Голоса приближались, становились четче, но я все равно не понимал, о чем они шепчутся. Это был незнакомый мне язык – нет, этот язык был не человеческим… Любопытство и стремление хоть как-то повлиять на ситуацию заставили меня войти в это царство тьмы. И тьма обступила меня, дикий древний страх пробуждался во мне, тот, что отпугивал древних людей от гремучих лесов. Недаром столько жутких сказок о лесных глубинках. Я взглянул вверх, и мои глаза уловили небольшие желтые блестящие огоньки. Это были огромные желтые глаза, их была тысяча, они смотрели со всех сторон. Как только я повернулся бежать обратно, чтобы поскорее убраться из этого проклятого рыжего леса, один из них бросился на меня, огромный, ростом с мелкого шакала, паук кинулся на меня, как волк на овечку. В шоке я отбросил его со всей силой, что у меня была, выхватив впопыхах ружье, я выстрелил в этого черного как уголь паука. Выстрел отбросил его назад, но не убил. Я выскочил из леса, взял какую-то ветку, порвал рукав своей куртки, обмотал получившейся тряпкой ветку, облил ее бензином, который как раз нашел в той заброшенной деревне, о которой писал выше, и получился факел. Позже я понял, что все это я сделал буквально за секунды. Я поразился своей реакции, никогда я ничего так быстро не делал, как тогда, на той злосчастной опушке. Дальше я разлил немного бензина на подступах к лесу, чтобы эти твари не смогли преследовать меня. Но один из пауков успел и вышел из своего королевства тьмы, медленно он полз ко мне, а мои выстрелы только злили его. Тогда от отчаяния я кинул в него факел, паук, к моему счастью, вспыхнул и с ужасными взвизгами побежал обратно в свой черный лес. Я думаю, что он выжил, потому что именно как раз тут из леса выходит небольшая речушка, которая ниже впадает в прекрасное озеро. Может, он и выжил, но других я смог отпугнуть. Я собрался и пошел обратно в пустоши, лучше быть замерзшим, чем съеденным стаей пауков. Я никогда больше не зайду ни в один лес, что растет в Дикоземье.

II
Волчий Дом

18 марта. На равнинах снова холодно, ночью вообще невозможно, однако мысль, что и самая темная ночь предвещает скорый рассвет, то и самая холодная температура предвещает скорое потепление. Сегодня я нашел дорогу, это была старая трасса, асфальт весь потрескался, местами дорога прерывалась небольшими прудами, местами заросла дикими, почти непроходимыми кустарниками. Я шел по ней и видел оставленные поселения предков, такие небольшие деревушки, в некоторых еще стоят вроде целые дома, где-то десять, где-то восемь, а где-то осталось лишь несколько. Вот в одной из таких я встретил их…

Одна из веток этой трассы как раз здесь заворачивала и уходила на восток в тупик, тупиком и была эта деревня. Первое, на что покосился мой взгляд, был еще стоявший небольшой деревянный бревенчатый дом. Бревна, из которых он был построен, были темно-серыми от частых дождей, местами прогнили, местами покосились, окон же почти не было видно, трава была настолько высокой, что не только их не было видно, но и сам дом издалека нельзя было приметить. Трава такая же серая, как бревна древлянки, такая же мертвая, как и весь этот край… Деревья еще были голыми. «В этом году будет поздняя весна», – подумал я. Деревья окружали дом, словно вороны после битвы, однако же и настоящие вороны летали тут, все каркая и каркая, нагнетая тяжелые мысли. Я подошел ближе к этой еле стоящей избушке, в которой когда-то кто-то жил, готовил кушать, ложился спать, думая о прожитом дне, о грядущем завтра, о том, как хорошо было бы уехать в город… Никакой двери не было, она пропала или просто сгнила уже очень давно, дверной проем покосился вправо, через него не было видно ничего, сплошная темень, но я все же решился зайти, наверное, просто из любопытства. Правильно еще предки говорили, что оно до добра не доведет. Я лишь поднял взгляд, чтобы получше осмотреть помещение, как я увидел их. Два волка стояли в углу оскалив зубы и внимательно смотрели за моими движениями. Они, видимо, спали, когда я вошел, может быть, мой осторожный шаг и не разбудил бы их. Но фонарь, прогнавший их любимую тьму, ради которой они и поселились в этом почти сгнившем доме, разбудил их. Это были не белые дикоземские волки – нет, это были какие-то другие, этот вид, видимо, как-то мутировал и очень слабо напоминал нормальных, привычных нам волков, в отличие от тех же белых дикоземских. Шерсти у них было мало, будто она когда-то была пушистой, но сейчас выпадает, а скоро вообще исчезнет, сделает их совсем лысыми. Окрас был черный, местами темно-коричневый, но больше всего мне запомнились яркие огромные желтые глаза. Они смотрели так пристально, так внимательно, словно видели сквозь меня, казалось, что они и внутренности мои видят, словно рентген какой-нибудь. Бесспорно, они бы увидели мои внутренности и не только увидели, если бы не моя удача. Как только я заметил, что нахожусь не один, то сразу же начал пятиться назад к выходу. Громкий треск – видимо, я наступил на какую-то занесенную ветром ветку, черный, как грозовое облако, волк, кинулся на меня. Я услышал звук удара железа об пол, упала моя канистра с бензином, мощным ударом винтовки я ударил волка, быстро успев подняться, я выстрелил. Я стрелял не целясь, я стрелял, просто чтобы отпугнуть их, но попал в лапу одного из животных, он протяжно заскулил и отступил назад, второй еще не успел сориентироваться, а я бросился к выходу. Резко повернувшись обратно, я стрельнул последний раз, то был выстрел в канистру, хлопок, и пламя начинало обнимать этот уже давно мертвый для людей дом, но еще живой для других. Я уже отошел метра на два от избушки, повернулся, так сказать, последний раз взглянуть на деревню, а увидел, что волки выбрались из горящей ловушки. Один, прихрамывая, посмотрел в мою сторону, внимательно взглянув на мою винтовку своим пристальным взглядом, он повернулся и похромал в противоположную сторону от меня, второй последовал за ним. Они ушли в сторону леса. Эх, жаль, теперь снова придется искать бензин.

III
Брошенные

Я пошел дальше по дороге, которая когда-то была большой автомагистральной артерией в построенном человеком мире, мире городов и дорог, соединяющих их между собой, как вены или артерии пропускают кровь внутри человека, они пропускали потоки транспорта, двигающиеся между яркими огоньками цивилизации.

У предков к концу XX было так много совершенно разных машин, поездов, самолетов, сейчас все гниет и ржавеет, оставленное, брошенное, уже ненужное ни одному человеку. Трасса, как я писал выше, уже мало напоминала себя, какой она была давным-давно, когда на ней еще колесили фуры, автобусы и другой автотранспорт предков. «Вокруг одна холодная степь, эх!» – со вздохом подумал я, пока шел по центру дороги, кругом была куча машин, так и оставленных прям на ней: легковые, внедорожники, даже фуры иногда встречались, говорят, этот равнинный и холодный регион пострадал больше всех во время Раскола. Я подошел к одной уже весьма ржавой огромной фуре, прицеп да и она уже весьма сгнили от частых дождей и ветров, так что сейчас фура чуть ли не осыпалась, но, к моему счастью, полный бак еще был целым. Я слил бензин в канистру, которую нашел на бензоколонке по дороге сюда. Повернувшись на запад, направился в том направлении, солнце уже заходило, скрываясь за далекой рыжей полосой одноименного леса. Спустя километра два, я набрел на одну из древних автобусных остановок. «Видимо, где-то был населенный пункт, поселок, может, даже маленький городок, он когда-то давным-давно светился ночью, как светит тусклая лампа на столе», – вот такие мысли пришли, когда я набрел на эту уже древнею остановку.

– А вот и наш городок, – вслух сказал я, увидев вдалеке серые малоэтажные дома.

«Ну, может, схожу туда завтра, а пока нужно отдохнуть», – подумал я и начал разводить костер. Стены остановки когда-то были облицованы разбитой цветной керамикой: тарелками, чашками, сейчас следов этой керамики почти не осталось, крыша осыпалась, наверное, еще лет двадцать назад, а сегодня через осыпавшуюся крышу рос красивый тополь. Лучи заходящего солнца весело поблескивали на дорожном знаке, на котором был нарисован прямоугольник с колесами, видимо, таким был автобус у предков.

«Эх, сейчас бы сесть на какой-нибудь автобус, – подумал я, – чтобы уехать туда, где хорошо, эх»….

Что-то я сегодня расписался тут, хватит.

Из записок Странника, данные записки

выходили под заголовком Старый мир.