Читать книгу Сила мысли - Ричард Бард - Страница 13

Венеция, Италия

Джейк проснулся на одной из четырех двуспальных кроватей, выстроенных в ряд, как будто в комнате общежития при хорошем детском доме. Кристальные светильники, висящие вдоль оклеенных флорентийскими обоями стен, мягко освещали комнату.

Воздух был затхлым, пахло старьем. Это напомнило Бронсону номера, которые он видел на экскурсии по замку Херста в Сан-Симеоне. В промежутках между кроватями были видны два узких арочных окна, запечатанных толстыми зелеными деревянными ставнями, которые были заперты на висячий замок. Немного дневного света просачивалось между досок, образуя узор из тонких линий и полосок солнца по всему полу с мозаичной плиткой. Две другие кровати были смяты, но пусты.

Что это за похищение такое было, черт возьми? Он ожидал увидеть маленькую камеру. А так ему вообще жаловаться не на что.

Пока что, во всяком случае.

Джейк попробовал двигать ногами. От наркотиков его все еще немного шатало. В одних трусах он подошел к богато украшенному ручной росписью умывальнику в дальнем углу комнаты. На мыльнице лежала розовая заколка, а над раковиной висело зеркало в золоченой барочной раме. Лицо Бронсона выглядело изможденным и усталым. Под глазами темнели круги. Все суставы болели. Включив холодную воду, Джейк плеснул ее себе на лицо и провел пальцами по щетине на подбородке. Выглядела она так, будто росла не один день.

Какого черта, сколько времени он уже не дома?

Пленник провел мокрыми пальцами по волосам и внезапно поморщился: место у основания черепа сильно болело. Он обнаружил там бинт, отогнул его и прощупал под ним. Этот участок головы был чисто выбрит, а на коже был след от прокола.

Твою мать!

Джейк уперся руками в прохладный фарфор раковины.

Он заметил небольшой шарик ваты, приклеенный к внутренней поверхности его локтя, и оторвал его, чтобы посмотреть на вену. На руке виднелось два небольших прямоугольника, оставшихся от пластыря по обе стороны от синяка. Ему уже доводилось такое видеть. Кто-то ставил ему капельницу.

Бронсон запрокинул голову и закричал:

– Что, черт возьми, тут происходит?!

Нет ответа.

Пленник попытался открыть тяжелую дверь из древесины грецкого ореха, которая, как он подозревал, могла вести в переднюю. Дверь не двинулась с места. Заперто снаружи. В конце ряда кроватей была еще одна дверь поменьше – она, похоже, соединяла спальню с соседней комнатой. Также заперта.

Выглянув в окно, Бронсон попытался посмотреть сквозь жалюзи, но они были повернуты вверх и закреплены в таком положении. Голубое небо – вот все, что он мог увидеть.

Некоторое время Джейк ходил взад-вперед по комнате, пытаясь справиться с нараставшей внутри паникой. Неожиданно он заметил аккуратно сложенную стопку одежды, которая выглядывала из-под одеяла в изножье кровати.

Белые хлопковые брюки, льняная рубашка и пара обуви на кожаной подошве. Бронсон примерил брюки – сидели идеально. Ну, конечно. Он надел рубашку и ботинки.

Кто-то как будто ждал, чтобы он сперва оделся – мягкий щелчок указал на то, что электронный замок смежной двери открылся.

На этот раз ручка легко провернулась.

Как овца на заклание.

Джейк распахнул дверь в помещение, похожее на большое хранилище и на детскую игровую комнату.

Там были два детских стола со стульями, мягкий диван, несколько кресел и длинный стол вдоль одной стены с двумя компьютерными терминалами. Вдоль двух стен были выстроены высокие книжные шкафы, набитые книгами. В нише, окруженной полукруглыми окнами, стоял рояль, а над ним висела хрустальная люстра. На дальней стене висело большое зеркало, отчего комната выглядела просторнее.

Было включено несколько латунных напольных ламп.

Мозг Бронсона обозрел комнату в одно мгновение, и его внимание приковали мальчик и девочка.

Они сидели за одним из маленьких столиков. Девочка лет шести-семи была одета в розовый свитер на кнопках спереди поверх мягкой ночной рубашки и пижамные штаны с узором из крошечных ромашек.

Ножки ее утопали в пушистых розовых тапочках – по бокам шлепали маленькие заячьи уши. При виде Джейка ее большие карие глаза расширились еще больше. Она наклонила голову вниз, спрятав лицо за темными длинными прямыми волосами, а потом, оставив цветные карандаши, поспешила к роялю, таща за собой маленького плюшевого мишку. Забираясь на скамейку, девочка нарочно старалась не смотреть в сторону Бронсона. Она усадила рядом с собой медведя, и ее маленькие ручки стали скользить по слоновой кости клавиш. Она играла, прикрыв глаза, и ее маленькое тельце, казалось, освобождается от напряжения, качаясь в такт музыке. Незнакомый мотив звучал мягко и навязчиво.

Это было прекрасно.

– Сарафина не будет говорить с вами, – заявил мальчик. Он был одет в теннисные туфли, джинсы и черную футболку с надписью «Звездные войны». У него было плотное телосложение, темная смуглая кожа, крючковатый нос и темные, проницательные глаза. Бесстрашные.

– А почему? – спросил Джейк, войдя в комнату и сев в мягкое кресло рядом со столом, за которым сидел этот ребенок.

Мальчик болтал, как будто обращаясь не непосредственно к Джейку, а куда-то в пространство:

– Она никогда ни с кем не говорит, никогда. Она итальянка. Не знаю даже, говорит ли она вообще по-английски.

Говоря, ребенок был полностью поглощен одним цветным карандашом. Он крутил его, как волчок, снова и снова.

– Кроме того, она любит музыку, а не слова, и ее еще не исправляли. А меня вот исправили, видите? – Он повернул голову и развел кудрявые темные волосы, открывая уже хорошо заживший шрам на затылке длиной в четыре дюйма.

Бронсон задохнулся. Он невольно протянул руку к небольшой ране на собственном затылке. Просто прокол, не длинный шрам.

Пока.

Мальчик принялся крутить карандаш, как будто без этого он не мог говорить без остановки.

– Вот почему я говорю по-английски. Я его только что выучил. Меня зовут Ахмед. Мне одиннадцать. Почему вы здесь? Вы тоже больны? Вы здесь первый взрослый. Как тебя зовут? Тебе языки или цифры нравятся?

– Ух ты, большой уже какой парень, – ответил Бронсон, поворачиваясь на стуле к мальчику. – Давай помедленнее. Один вопрос за раз, хорошо? Меня зовут Джейк. Приятно познакомиться, Ахмед.

Мужчина протянул руку для рукопожатия, но Ахмед мгновенно пнул на пол свой деревянный стул и с перекошенным от страха лицом спрятал руки за спину.

– Не трогай!

Убрав руку и повертев ладонью в воздухе, Джейк сказал:

– Хорошо, не трогаю. Извини.

Мальчик расслабился и на мгновение затих.

Из своих последних библиотечных изысканий Бронсон запомнил, что такое поведение нередко встречается у некоторых детей, страдающих аутизмом: они необъяснимо боятся физического контакта. Некоторые из них проживают всю свою жизнь, так и не узнав, насколько приятно может быть прикосновение другого человека.

Это был просто один из многих вариантов поведения, характерных для аутизма и других отклонений подобного рода. Было еще много других, таких как двигательные нарушения, общение жестами вместо слов, истерики, смех или плач по непонятным причинам, отсутствие реакции на звук… Список можно было продолжать бесконечно.

Джейк вспомнил, как читал, что дети и взрослые с аутизмом могут нормально функционировать и показывать улучшение при соответствующем лечении и образовании. Но экспериментальные импланты в мозге? У детей?

Эти два ребенка явно относились к школе Франчески Феллини и участвовали в работе Института перспективных исследований мозга. Франческа и ее головорезы похитили Джейка, чтобы держать его здесь вместе с этими детьми? Бессмыслица какая-то. Он снова потер рану на затылке.

Какие чертовы опыты она надо мной ставит?

Бронсон вновь посмотрел на мальчика. Тот опять начал вертеть карандаш.

– Вы знаете, где мы находимся, Ахмед? – спросил мужчина.

– Конечно, это наш дом. Вы будете моим новым папой? Хорошо бы. Хочется, чтобы был папа.

Маленькая девочка, Сарафина, вдруг перестал играть на пианино.

Бронсон оглянулся и заметил, что она наклоняет голову в их сторону.

– Мой отец говорил на дари, – добавил Ахмед. – и мама тоже. А вы говорите на дари, Джейк?

– Нет, только по-английски.

– Научитесь дари. Вам это будет легко после того, как вас исправят. Раньше я говорил только на дари. Доктор Баттиста называет его моим базовым языком. Но он говорит, английский тоже важен.

Карандаш вертелся, набирая скорость, как и речь, которая лилась из Ахмеда потоком.

– Он хочет, чтобы я смог научить своих друзей, которых он пытается исправить. Но я предпочитаю дари. Давайте вы его выучите, и мы будем говорить на дари вместе? Я еще по-итальянски говорю. Так вы теперь будете моим папой?

Джейк увидел, что Сарафина посмотрела на него при упоминании слова «папа», как будто ожидая его ответа. Возможно, она и не говорит по-английски, подумалось Бронсону, но очень может быть, что понимает этот язык.

– А где сейчас твой отец, Ахмед? – спросил Джейк.

– Умер, – ответил мальчик без какого-либо выражения. – И мама тоже. У Сарафины тоже. Так вы будете моим папой?

Джейк посмотрел на девочку. Она отвела взгляд, но слух ее явно был направлен в их сторону – она как будто отчаянно хотела услышать ответ мужчины. Плюшевый мишка был крепко прижат к ее груди. По розовой щеке сбежала крошечная слеза.

Бронсон не знал, что и сказать. Он почувствовал скрытую боль этих детей, как будто они были его собственными. Ему непреодолимо захотелось обнять их, чтобы защитить, чтобы спасти от того, что здесь происходит. Джейк закрыл глаза, силясь сдержать волну охватившего его чувства сострадания. Он хотел не отпускать их, успокоить их боль.

Как будто услышав его мысли, Сарафина уставилась на него с удивлением, глядя ему прямо в глаза. Это напомнило ему взгляд того маленького ребенка в библиотеке.

– Cosa? Che ha detto?[8] – спросила вдруг девочка.

Она вытерла глаза и позволила легкой улыбке озарить ее лицо, а потом, схватив медведя, соскользнула со скамьи и, подойдя к Джейку, положила свою маленькую ручку на его руку. Было видно, что она изо всех сил старалась смотреть ему прямо в лицо.

Бронсон улыбнулся ей.

– Что она говорит? – спросил он Ахмеда.

Мальчик переводил взгляд с Джейка на Сарафину и обратно. Его рука неподвижно зависла над карандашом.

– Я… Я никогда не слышал раньше, чтобы она говорила. Доктор Баттиста удивится. Только как она может говорить, если ее еще не исправляли? Почему…

– Ахмед, – перебил его Джейк. – Что она сказала?

– Она хочет знать, что вы только что сказали, когда закрыли глаза, – перевел ребенок дрожащим голосом. – Но вы ведь на самом деле ничего не сказали? Я за вами наблюдал. Губы у вас не двигались. Но я-то слышал. Как будто у себя в голове.

Неужели это правда?

– Что ты слышал? – спросил Бронсон.

Но прежде чем Ахмед ответил, Сарафина сжала руку Джейка и заворковала по-итальянски. Мужчина посмотрел на мальчика в надежде на перевод.

– Она говорит, вы совсем как ее папа и ее дедушка, что все будет хорошо, потому что вы здесь, и что… она тоже вас любит! – выпалил Ахмед.

Джейк накрыл руку девочки своей и улыбнулся. Она, видимо, только этого знака и ждала, потому что сразу запрыгнула к нему на колени и уткнулась лицом ему в грудь. Ее нежность окутала его, как уютное одеяло.

Ахмед печально сдвинул свои темные брови. Он выпустил карандаш, и тот вылетел со стола.

– Она ни с кем не разговаривает! Что происходит? Вы теперь будете ее отцом? А я?

Глядя поверх головы Сарафины, Джейк тепло улыбнулся Ахмеду, протягивая ему руку и приглашая присоединиться к объятию. Мальчик сделал полшага вперед. Его небольшая фигурка немного зашаталась, словно протестуя против этого движения. Бронсон видел, как он боролся с демонами, которые делали прикосновение таким страшным.

Он думал о том, что сказал Ахмед. Оба ребенка слышали или чувствовали его мысли, хотя он не сказал их вслух. Это действительно произошло. Мужчина попробовал действовать мыслью, притягивая Ахмеда с их помощью все ближе к себе, источая ауру безопасности и любви. Наконец он взял трепетную руку мальчика в свою, и тот, поколебавшись напоследок, позволил себя обнять. Он вздрогнул, стиснув Джейка с неистовостью тонущего ребенка, который хватается за сильные руки отца.

Бронсон держал обоих детей и чувствовал, что он не в состоянии понять внезапное ощущение привязанности по отношению к ним. Посреди кошмара, в который превратилась его жизнь, это было, конечно, последним, чего он ожидал.

И лучше этого не было ничего.

Все события последних нескольких дней привели его к этому, и он обрел цель, понял, что может кое-что сделать, прежде чем умрет.

Что бы ни случилось, этим детям он поможет.