Читать книгу Не все ли равно, что думают другие? - Ричард Фейнман - Страница 5

Когда я был ребенком и жил в Фар-Рокуэй, у меня был друг по имени Берни Уокер. У нас у обоих были «домашние лаборатории», и мы ставили всякие «эксперименты». Однажды мы что-то обсуждали – нам было тогда, наверное, лет одиннадцать-двенадцать, – и я сказал:

– Но ведь мышление – не что иное, как внутренний разговор с самим собой.

– Да ну? – сказал Берни. – Ты знаешь, какой безумной формы коленвал в автомобиле?

– Да, и что?

– Ладно. А теперь скажи: как ты его описываешь, когда говоришь сам с собой?

Так я узнал от Берни, что мысли могут быть не только вербальными, но и визуальными.

Позже, в институте, я заинтересовался снами. Я задавался вопросом, как образы – при том, что глаза закрыты, – могут казаться столь же реальными, как если бы на сетчатку глаза попадал свет: стимулируются ли нервные клетки сетчатки неким иным способом – возможно, непосредственно мозгом, – или же у мозга есть «отдел трезвых суждений», который во время сновидения напивается в стельку? Хотя меня очень интересовало, как работает мозг, в психологии я удовлетворительных ответов на эти вопросы так и не нашел. Вместо этого там были всякие труды по толкованию сновидений и прочее.

Когда я учился в аспирантуре в Принстоне, вышла некая невразумительная психологическая статья, породившая множество дискуссий. Автор решил, что «чувством времени» в мозгу управляет химическая реакция с участием железа. Я мысленно сказал себе: «Ну и как, черт возьми, он сумел это выяснить?»

А выяснил он это вот как: его жена страдала хронической лихорадкой, при которой температура постоянно то повышалась, то понижалась. У него почему-то возникла идея проанализировать ее чувство времени. Он заставлял жену самостоятельно, не глядя на часы, отсчитывать секунды и проверял, сколько времени у нее уходит на то, чтобы сосчитать до 60. Он заставлял ее – несчастную женщину – считать целыми днями и заметил, что, когда температура у нее повышалась, она считала быстрее; когда температура понижалась, она считала медленнее. А следовательно – подумал он, – то, что управляет в мозгу «чувством времени», должно происходить быстрее, когда у нее есть температура, чем тогда, когда у нее температуры нет.

Будучи парнем весьма «ученым», психолог знал, что скорость химической реакции меняется с температурой окружающей среды и описывается неким уравнением, зависящим от энергии реакции. Он измерил разницу в скорости счета своей жены и определил, как температура влияет на скорость. Затем он попытался найти химическую реакцию, скорость которой менялась бы в зависимости от температуры так же, как скорость счета его жены. Он обнаружил, что лучше всего этой закономерности соответствуют реакции железа. Таким образом он сделал вывод, что «чувством времени» его жены управляет химическая реакция с участием железа, которая протекает у нее в организме.

В общем, мне это показалось полной чепухой – в его длинной цепочке рассуждений было довольно много сомнительных моментов. Но вопрос был интересный: чем в действительности определяется «чувство времени»? Если вы пытаетесь считать с постоянной скоростью, от чего эта скорость зависит? И что должно с вами произойти, чтобы она изменилась?

Я решил это исследовать. Для начала я сосчитал секунды – разумеется, не глядя на часы, – в медленном, ровном ритме: 1, 2, 3, 4, 5… Когда я добрался до 60, прошло всего 48 секунд, но это меня не беспокоило: задача состояла не в том, чтобы отсчитать ровно минуту, а в том, чтобы считать с одной и той же скоростью. В следующий раз, когда я досчитал до 60, прошло 49 секунд. Еще в следующий раз – 48. Затем 47, 48, 49, 48, 48…. Итак, я выяснил, что могу считать почти с одинаковой скоростью.

Далее, если я просто сидел, не считая, и ждал, пока, по моим прикидкам, пройдет минута, результаты были очень нерегулярные, с большим разбросом. Таким образом я обнаружил, что отмерить минуту чисто наугад довольно трудно. Но, считая, я мог получить высокую точность.

Теперь, когда я знал, что могу считать со стандартной скоростью, вставал следующий вопрос – что влияет на скорость?

Возможно, она как-то связана с частотой сердцебиения. Итак, я стал бегать по лестнице вверх и вниз, вверх и вниз, чтобы заставить сердце биться быстрее. Потом я вбежал к себе в комнату, бросился на кровать и сосчитал до 60. Я также попытался бегать вверх и вниз по лестнице и мысленно считать на бегу.

Другие ребята, видя, как я бегаю вверх-вниз по лестнице, смеялись: «Что ты делаешь?»

Я не смог им ответить – и благодаря этому открыл, что не могу говорить, когда считаю про себя, – и продолжал дальше бегать вверх-вниз по лестнице, выглядя как идиот. (Ребята в аспирантуре привыкли, что я выгляжу как идиот. В другой раз, например, парень вошел ко мне в комнату – я забыл запереть дверь во время «эксперимента» – и обнаружил, что я, стоя на стуле в тяжелом овчинном тулупе, высунулся в открытое настежь окно (в разгар зимы), в одной руке держу кастрюльку, а другой размешиваю ее содержимое. «Не отвлекайте меня! Не отвлекайте меня!» – сказал я. Я размешивал «Джелло»[9] и внимательно наблюдал за ним: мне было любопытно, станет ли «Джелло» сгущаться на холоде, если его постоянно размешивать.)

Так или иначе, после того как я проверил все комбинации бега вверх и вниз по лестнице и лежания на кровати – сюрприз! Частота сердечных сокращений не оказывала никакого влияния. И поскольку, бегая вверх-вниз по лестнице, я очень разгорячился, я сделал вывод, что и температура тоже никак с этим не связана (хотя я должен бы был знать, что на самом деле температура при тренировках не повышается). Фактически я не смог обнаружить ничего, что оказало бы влияние на мою скорость счета.

Мне надоело бегать вверх-вниз по лестнице, и я стал считать, делая то, что все равно должен был сделать. Например, когда я сдавал вещи в прачечную, я должен был заполнить квитанцию – сколько там футболок, сколько кальсон и так далее. Я обнаружил, что могу заполнить графу «кальсоны» или «футболки», но не смог сосчитать носки. Их было слишком много: я уже использую свою «счетную машину» – 36, 37, 38, – а тут передо мной лежат все эти носки – 39, 40, 41… Как мне сосчитать носки? Я обнаружил, что могу выстроить их в геометрические фигуры – к примеру, квадрат: пара носков в этом углу, пара в том; пара здесь и пара там – восемь носков.

Я продолжил игру в подсчеты с помощью трафаретов и обнаружил, что могу посчитать строки в газетной статье, объединяя их в трафареты «3, 3, 3 и 1», чтобы получить 10; тогда 3 таких трафарета, 3 таких трафарета, 3 таких трафарета и 1 такой трафарет дают в сумме 100. Этим методом я стал проходить газетную страницу сверху вниз. Когда я досчитал до 60, я знал, где нахожусь по трафаретам, и мог сказать: «Я досчитал до 60, и здесь 113 строк». Я обнаружил, что, считая до 60, могу даже читать статьи, и это не оказывало влияния на скорость! Фактически я мог, считая про себя, делать все, что угодно, – только, конечно, не говорить вслух.

А если печатать на машинке – перепечатывать слова из книги? Я обнаружил, что могу делать и это, но это повлияло на мое время. Я был взволнован: наконец-то я, похоже, нашел нечто, что оказывает влияние на мою скорость счета! Я стал исследовать дальше. Когда я печатал простые слова, то продвигался вперед довольно быстро, считая про себя – 19, 20, 21, – продолжая печатать, считая – 27, 28, 29, – продолжая печатать, пока – «Что, черт возьми, это за слово?» – «Ах, да», – и затем продолжал считать – 30, 31, 32 – и так далее. До 60 я дошел с запозданием.

После некоторого самоанализа и дальнейших наблюдений я понял, что́, по всей вероятности, произошло: добравшись до трудного слова, которое, если можно так выразиться, «требовало больше мозгов», я прервал счет. Моя скорость счета не уменьшилась; скорее сам счет время от времени приостанавливался. Счет до 60 сделался для меня настолько автоматическим, что сначала я даже не заметил, что он прервался.

На следующее утро за завтраком я сообщил о результатах всех этих экспериментов своим соседям по столу. Я перечислил им все, что я смог сделать, пока считал про себя, и сказал, что единственное, чего я во время мысленного счета делать совершенно не могу, – это разговаривать.

Один из парней – его звали Джон Тьюки – сказал:

– Я не верю, что ты можешь читать, и не понимаю, почему ты не можешь говорить. Держу пари, что я могу одновременно говорить и считать про себя, и держу пари, что ты не можешь читать.

Итак, я устроил демонстрацию: мне дали книгу, и я какое-то читал, считая про себя. Дойдя до 60, я сказал: «Стоп!» – 48 секунд, мое среднее время. Затем пересказал им то, что прочитал.

Тьюки был поражен. После того как мы протестировали его несколько раз, чтобы понять, каково его среднее время, он начал говорить: «У Мэри был ягненочек; я могу сказать все, что хочу, и никакой разницы не будет; не понимаю, чего ты беспокоишься, – бла-бла-бла, и наконец: – Всё!» Он уложился в свое время секунда в секунду! Я не мог в это поверить!

Какое-то время мы это обсуждали – и сделали открытие. Оказалось, что Тьюки считал по-другому: он визуализировал проходящую перед глазами ленту с цифрами. Он мог говорить «У Мэри был ягненочек» – и смотреть на ленту! Ну, теперь все стало ясно: он «смотрит» на свою ленту, поэтому не может читать, а я «говорю» про себя, когда считаю, поэтому я не могу говорить!

После этого открытия я попробовал проверить, можно ли, считая мысленно, читать вслух – никто из нас этого сделать не смог. Я предположил, что надо использовать тот участок мозга, который не связан с произнесением слов и восприятием зрительной информации, а потому решил использовать пальцы, поскольку тут участвовало осязание.

Вскоре я преуспел в том, чтобы считать на пальцах и читать вслух. Но я хотел, чтобы весь процесс в целом был умственным и не опирался ни на какую физическую активность. Тогда я попытался, читая вслух, вообразить ощущение от движения пальцев.

Это у меня так ни разу и не получилось. Я предполагал, что так было потому, что я недостаточно практиковался, но, вероятно, это просто невозможно: я ни разу не встречал того, кто может это сделать.

С помощью этого эксперимента мы с Тьюки обнаружили, что то, что происходит в голове у разных людей, когда они думают, будто делают одно и то же – что-нибудь столь же простое, как счет, – для разных людей различно. И мы обнаружили, что можно извне объективно протестировать, как работает мозг: не надо спрашивать человека, как он считает, и полагаться на его собственные наблюдения за собой; вместо этого достаточно пронаблюдать, что он может и чего не может в то время, когда считает. Этот тест является абсолютным. Тут никак не смошенничаешь и не сфальсифицируешь.