Читать книгу Танки: 100 лет истории - Ричард Огоркевич - Страница 6

Танки стали поступать в войска в начале июня 1916 года, когда британская промышленность выпустила первые изделия этого типа, заказанные Министерством боеприпасов всего четыре месяца назад. Машины именовались проще некуда – Mark I – и почти не отличались от танков Mother, если, конечно, не считать брони, заменившей обычное железо; правда, вооружение половины серийных танков было исключительно пулеметным. Как и прародительница, машины по-прежнему управлялись примитивной системой, оставленной конструкторами не из-за каких-то особых ее качеств, а просто в силу необходимости использовать имеющиеся узлы трансмиссии и за счет этого сэкономить время разработки[78]. Для изменения направления движения приходилось переводить в нейтральное положение шестерни вспомогательной КПП с одной из сторон дифференциала и притормаживать ходовую, пока ведущее колесо с другого борта продолжало вращаться. Вследствие такой схемы для управления танком требовались четыре человека: командир и водитель в носовом отсеке, которые отвечали за двигатель и тормоза, а также два механика – по одному на каждый борт. Добавим к ним по два стрелка в спонсонах, так что полный экипаж состоял из восьми человек.

Сложность управления Mark I усугублялась проблемой связи командира с механиками, да и со стрелками тоже, поскольку располагавшийся посредине корпуса двигатель заглушал голос своим ревом и скрежетом. Кроме того, мотор сильно нагревался и наполнял атмосферу внутри вредными испарениями, отчего экипаж испытывал изрядные неудобства, и не забудем о тряске (неизбежной при отсутствии амортизаторов в подвеске), особенно когда приходилось действовать на пересеченной местности. В таких условиях танки двигались медленнее пехоты, поддерживать которую им полагалось, хотя на ровной поверхности и при твердом грунте могли развивать максимальную скорость в 6 км/ч при дальности около 40 км.

Излишне говорить, насколько отрицательно все указанные недостатки сказывались на эффективности первых танков. Тем не менее это не помешало высшему руководству поставить их на вооружение и в спешном порядке послать в бой всего через семь месяцев после выдачи производственного заказа.

Поразительно быстрые темпы выпуска танков побудили Военное министерство сформировать 16 февраля 1916 года первую танковую часть и увеличить в апреле объем производства с 100 до 150 изделий[79]. В результате к концу июня двум (из шести) рот по 25 машин в каждой был дан приказ о погрузке[80]. Более того, благословив производство танков, Генеральный штаб британских войск во Франции загорелся желанием поскорее опробовать их в деле.

Темп, в котором британская армия признала танки и решилась применить их на практике, до определенной степени следует отнести на счет усилий Суинтона, возвратившегося в Англию в конце июля 1916 года, чтобы стать помощником секретаря так называемого Дарданелльского комитета при кабинете министров. По прибытии он узнал о существовании Комитета по сухопутным кораблям и о его работе над танками[81]. Воспользовавшись своим положением, в августе он добился созыва межведомственной конференции с целью координации действий Комитета по сухопутным кораблям, Военного министерства и Министерства боеприпасов и при этом пользовался любой возможностью продвигать новое оружие. За все свои усилия Суинтон в феврале 1916 года удостоился чести быть назначенным командиром танковых частей, формировавшихся в Англии. В этом качестве он наряду с другими лицами ответственен за странную затею вооружить половину из 150 танков одними лишь пулеметами, опирающуюся на то соображение, будто такие «женские особи» потребуются для обеспечения огневого прикрытия «мужским», хотя последние и сами имели для борьбы с вражескими пехотинцами целых четыре пулемета, не говоря уже о двух 57-мм пушках![82]

Суинтон заслужил право считаться первым, кто в британской армии писал о правилах применения танков, изложив свои представления в докладной «Потребность в истребителях пулеметов», поданной в Генеральный штаб во Франции 1 июня 1915 года[83]. В ней он настаивал на том, что задача «бронированных истребителей пулеметов» состоит во внезапной атаке неприятельских позиций с целью уничтожения вражеских огневых точек и прокладывания таким образом пути наступающей пехоте. Суинтон скорректировал и отточил свои идеи в документе под названием «Соображения о применении танков», написанном в феврале 1916 года[84]. И вновь автор подчеркивал роль танков как средства расчистки поля для атакующей пехоты путем подавления пулеметных гнезд. Таким образом, по его мнению, танкам отводилась ограниченная и весьма специальная роль в рамках окопной войны.

В обоих случаях Суинтон предостерегал от преждевременного применения танков и рекомендовал собрать для внезапной атаки хотя бы 100 машин[85]. Однако еще до поступления первых танков главнокомандующий, сэр Дуглас Хэйг, сгорал от нетерпения ввести их в дело в предстоящем наступлении на Сомме. В сложившейся обстановке требуемую бронетехнику смогли подготовить к отправке только в августе 1916 года, когда две роты и отбыли во Францию. По получении нового оружия Генеральный штаб решил с его помощью оживить выдыхавшуюся наступательную операцию на Сомме. В результате две роты выдвинулись к передовой и 15 сентября 1916 года приняли участие в крупномасштабной атаке на германские позиции. Столкновение это осталось в истории под названием сражения при Флер-Курселетт.

Танки рассредоточили по фронту десяти стрелковых дивизий по две или три штуки для атаки вражеских огневых точек в качестве средства поддержки пехоты. Всего в распоряжении командования находилось 49 танков, из которых на исходные вышли только 32; девять затем возглавили натиск пехоты, обстреливая неприятельские позиции из пушек и пулеметов, тогда как девять других поддерживали свои войска, аналогичным способом подавляя очаги сопротивления противника. Из оставшихся четырнадцати девять сломались, а еще пять увязли в грязи[86].

Достижения танков в премьерном для них сражении особо выдающимися не назовешь, и вклад их в продвижение британских войск на Сомме – всего-то километра полтора или два – оказался скромным. Однако, если принять во внимание примитивную природу первых танков, их врожденные недостатки, а также возрастной фактор – новому оружию едва «исполнилось» три месяца – и недостаточную подготовку экипажей, участие гусеничной бронетехники в наступлении на Сомме заслуживает признания в качестве значительного достижения.

Вместе с тем применение танков на Сомме традиционно подвергается критике как преждевременное. Чаще всего предполагается, что командованию удалось бы добиться лучших результатов, собрав для первой атаки больше бронетехники. Но в его оправдание можно сказать, что поспешный ввод бронетехники в бой позволил быстрее обрести опыт ее использования[87]. Не поспоришь с тем, что получение некоторых неприятных уроков при столь раннем выступлении танков (та же недостаточная подготовка личного состава) можно было предположить и до Флер-Курселетт.

Хотя танки и не оправдали всех ожиданий командования, все-таки их первое применение произвело на Хэйга благоприятное впечатление. В результате на совещании в Военном министерстве, созванном всего через четыре дня после премьерного показа нового оружия, ответственные лица приняли решение о размещении заказа более чем на 1000 танков[88]. Однако из-за проволочек соответствующее распоряжение не было оформлено до 14 октября, соответственно, свои плоды этот шаг начал приносить только в марте 1917 года, когда производственники закончили первую машину из серии Mark IV. В конечном счете промышленность дала военным 1015 танков данного типа[89], а тем временем, чтобы не останавливать производство, заводы загрузили заказом на 100 Mark II и Mark III, очень схожих с первоначальным Mark I.

После дебюта на Сомме танки некоторое время применялись в небольших по размаху операциях, пока в апреле 1917 года не разыгралась битва при Аррасе, для которой британцы располагали 60 танками. Технику опять разбросали по атакующим пехотным формированиям, и пусть на отдельных участках она действовала успешно, большинство машин попросту увязли в размытом сильными дождями грунте. Но в следующем крупном боевом столкновении с участием танков, третьем сражении при Ипре (называемом также сражением при Пашандале), бронетехнике с июля по октябрь 1917 года довелось действовать даже в худших условиях. Местность в том районе представляла собой некогда осушенные болота, вновь превращенные в грязевое море в результате сочетания двух факторов – артиллерийских обстрелов и не менее сильных проливных дождей. Количество имевшихся в наличии танков достигло 216 и включало несколько новейших Mark IV, отличавшихся от Mark I некоторыми усовершенствованиями, в том числе лучшим бронированием[90]. Командование, однако, вновь распределило бронетехнику по фронту для усиления нескольких пехотных дивизий, при этом местность серьезным образом затрудняла движение танков, которые часто увязали в грязевой жиже, что помогало неприятельской артиллерии выводить машины из строя.

На третьи сутки наступления под Ипром командир танкового корпуса, бригадный генерал Х. Дж. Эллес, окончательно осознал тщетность всех усилий и выступил с предложением вывести уцелевшую технику из боя для позднейшего ее массированного применения на более подходящей местности[91]. В то же самое время его начальник штаба, подполковник Дж. Ф. Ч. Фуллер, предложил замысел проведения «однодневного танкового рейда» – чего-то вроде упреждающего или отвлекающего удара на сообразной задачам местности и без прелюдии в форме традиционной артподготовки. Как следует из воспоминаний Фуллера, результатом его затеи стало сражение при Камбре, вошедшее в историю как первая крупномасштабная танковая атака[92]. В действительности же размах битвы при Камбре превзошел спланированное Фуллером, к тому же в ней важную роль сыграли и другие военные, в частности командующий 3-й армией генерал Бинг, на чьем участке фронта и велись бои[93].

Для сражения собрали все имевшиеся в наличии танки: 378 боевых, 54 устаревших (для подвоза припасов), десять машин радио- и телефонной связи и еще 34, чтобы для облегчения действий кавалерии расчищать территорию от колючей проволоки и помогать наводить мосты[94]. Сосредоточение 476 танков, а также накапливание топлива и боеприпасов для них проводилось в условиях строжайшей секретности, и вот 20 ноября 1917 года танки выстроились одной линией на фронте в одиннадцать километров. С началом движения бронетехника гусеницами смяла колючую проволоку, прикрывавшую позиции противника, огнем подавила неприятельские пулеметы, очищая путь для наступавшей следом пехоты. Артиллерия, насчитывавшая 1000 орудий, молчала до тех пор, пока танки не вступили в дело, чтобы не встревожить врага раньше времени, а потому атака увенчалась полным успехом.

С танками во главе наступающие прорвали оборонительные рубежи, известные как линия Гинденбурга, и продвинулись вперед на глубину до одиннадцати километров, чего не удавалось достичь, несмотря на куда большие потери, за три месяца кровопролитных столкновений под Ипром. Операция продемонстрировала то, насколько эффективными могут оказаться танки в деле штурма вражеских позиций, если применять их на подходящей местности, пусть даже понесенный к концу сражения урон (в основном от огня неприятельской артиллерии) и составил 112 машин[95]