Читать книгу Разум убийцы. Как работает мозг тех, кто совершает преступления - Ричард Тейлор - Страница 4

В какой-то степени преступника выдала карта лояльности супермаркета Sainsbury’s. Покупая черные мусорные пакеты, чтобы складывать в них части тел жертв, он не мог устоять перед списанием бонусных баллов. Полиция поймала его благодаря камерам наблюдения.

Речь идет об Энтони Харди, также известном как Кэмденский потрошитель. Чтобы понять, как связана его любовь к бонусным баллам и моя работа, нам нужно вернуться в 2002 год, когда полиция приехала в его лондонскую квартиру, ошибочно полагая, что это будет совершенно обычный вызов. После ссоры с соседкой из-за протекающей трубы 51-летний Харди написал на ее двери непристойное слово аккумуляторной кислотой. Когда полицейские проникли в его квартиру, их насторожило, что дверь в спальню заперта. «Что там?» – спросили они. Харди делал вид, что у него нет ключей, пока один из офицеров не нашел их в кармане его пальто. Полицейские открыли дверь.

В комнате была кровать, рядом с которой стояло ведро с теплой водой и видеокамера на штативе. На постели лежало тело 38-летней женщины по имени Салли Роуз Уайт.

Вам может показаться, что факты говорят сами за себя. Разумеется, Харди обвинили в убийстве, однако след от укуса на правом бедре Салли и небольшая ссадина на голове не были смертельными травмами. А судмедэксперт Фредди Пател, обнаружив признаки ишемической болезни сердца, пришел к выводу, что вероятной причиной смерти стал сердечный приступ.

После этого у полиции не было иного выбора, кроме как снять с Харди обвинение в убийстве. Двенадцатого марта 2002 года он признал себя виновным в порче соседской двери, и в соответствии с законом «О психическом здоровье» его перевели из тюрьмы Пентонвиль в психиатрическую больницу святого Луки в Максвелл-Хилле. Там он находился под наблюдением специалистов и прошел лечение от «аффективного расстройства». В психиатрии термин «аффективные расстройства» обозначает целую группу психических недугов, включая депрессию. Они могут различаться по степени тяжести от двухнедельной подавленности, потери интереса к жизни, усталости, чувства собственной бесполезности и так далее до тяжелого состояния, сопровождаемого мыслями о самоубийстве и психотическими эпизодами. К этой группе также относится биполярное расстройство, при котором наблюдаются отчетливые маниакальные эпизоды, характеризующиеся повышенной раздражительностью, приподнятым настроением, снижением потребности во сне, ускорением речи (речевой напор), ощущением собственной грандиозности[1] и так далее.

В случае Харди проблема заключалась в легком или умеренном снижении настроения, которое усугублялось употреблением алкоголя. В прошлом у него, вероятно, были сильные перепады настроения. Из-за необычных обстоятельств оценку риска должен был провести судебный психиатр.

С этого момента я и взялся за дело.

Судебные психиатры составляют немногочисленную группу врачей. Из 330 тысяч медиков, зарегистрированных в Генеральном медицинском совете Великобритании, судебных психиатров около 350 человек, и о нашей работе известно немного. В отличие от клинических психологов, у нас есть медицинское образование. Мы в первую очередь является психиатрами, а во вторую – судебными экспертами. Мой путь к этой профессии был извилистым и непродуманным. Я провел шесть лет в медицинской школе и три года работал младшим врачом в отделении неотложной помощи и зарубежных больницах. Затем я поступил на шестилетний курс психиатрической подготовки. Это была многогранная программа, за время которой мы набирались опыта в таких областях, как психозы, зависимости и детская психиатрия. В итоге я выбрал судебную медицину, но о причинах, побудивших меня принять это решение, задумался уже позднее.

Меня часто спрашивают: «Вы работаете с мертвыми?» Ну, мне часто приходилось это делать в прошлом, начиная с третьего дня обучения в Университетском колледже Лондона, когда мы познакомились с трупами, которые нам предстояло анатомировать месяцами. В то время как судмедэксперты используют свои знания для установления причины смерти жертвы, судебные бухгалтеры, одонтологи, токсикологи и антропологи применяют свой опыт в суде. Специалисты моей профессии интересуются мертвым телом исключительно с целью узнать, что оно может рассказать о психическом состоянии преступника. Эта специальность находится на пересечении психиатрии и юриспруденции, и это значит, что нам часто приходится оказывать помощь преступникам с психическими заболеваниями. Мы оцениваем состояние пациента, пишем отчет и как независимые эксперты даем показания в уголовных и гражданских судах о психиатрическом статусе подсудимого. Мы можем сыграть решающую роль в деле об убийстве: подсудимого могут признать невиновным по причине невменяемости или приговорить к более мягкому наказанию в связи с ограниченной вменяемостью, содействием совершению самоубийства или провокацией (потерей контроля). Исход дела в большей или меньшей степени зависит от мнения психиатра, которое может быть яростно оспорено.

Не нам решать, кто совершил преступление (хотя мы можем определять готовность задержанного к допросу в полиции, поскольку психически нездоровые люди могут признаться в том, чего они не делали). Нас больше интересуют причины совершения преступления, и мы в основном сосредоточены на человеке, находящемся под стражей. Каким он был до совершения преступления? Почему и при каких обстоятельствах произошло убийство? Можно ли содержать его в тюрьме? Способен ли он участвовать в судебном процессе? Какую ответственность он несет: полную или частичную? Объясняются ли его действия психическим расстройством?

Затем мы должны решить, что будет с убийцей после признания вины. Куда он попадет: в психиатрическую больницу или тюрьму? Каким его признают: сумасшедшим или виновным? Или и тем и другим? Если убийца направится в больницу, какой уровень безопасности необходимо обеспечить? Можно ли ему помочь? Есть ли шанс на выздоровление?

Осмыслил ли он – и мы – совершенное преступление? Можем ли мы разработать план профилактики рецидивов? Безопасно ли выпускать его на свободу?

Все эти вопросы возникают после задержания. Хотя мы обычно не участвуем в профилировании неизвестных подозреваемых, нас часто просят оценить риск, который представляют для общества люди, еще не совершившие серьезных преступлений. Одна из таких оценок была связана с Энтони Харди.

Я хорошо помню беседу с этим пациентом. Я разговаривал с ним 28 августа 2002 года. В его прошлом было много необычных деталей. Психиатрические опросы конфиденциальны, но биография преступника и отрывки из специальных отчетов уже находятся в открытом доступе, поэтому я могу говорить о них здесь. Харди родился в городе Бертон-апон-Трент, графство Стаффордшир. Говорили, что он прилежно учился в школе и стремился скрыть свое низкое происхождение. Во время учебы в Имперском колледже Лондона он познакомился со своей будущей женой Джудит. В 1972 году они поженились, впоследствии родили четырех детей и долгое время прожили в Австралии. Несмотря на случаи домашнего насилия и неоднократные измены супруга, его жена несколько раз соглашалась помириться с ним.

В Австралии у него были проблемы с полицией из-за серьезного нападения на Джудит, которое он совершил в 1982 году. Он ударил ее по голове бутылкой замороженной воды, а затем попытался утопить в ванне. Харди намеренно взял сосуд такой формы, чтобы по травмам головы можно было предположить, что Джудит поскользнулась и ударилась о бортик ванны. Идею заморозить воду он, вероятно, взял из рассказа Роальда Даля «Агнец на заклание», в котором женщина до смерти забивает мужа замороженной бараньей ногой, а затем угощает ей следователей. (В СМИ много говорят о пагубном влиянии видеоигр и рэпа, а о вреде рассказов Роальда Даля – ни слова.) Как бы то ни было, с Харди сняли обвинения, и брак распался, однако до официального развода прошло еще четыре года. Мужчина потерял работу (он был инженером), и его социальное положение ухудшилось. Сначала он был водителем пикапа, а затем стал просто безработным.

По возвращении в Великобританию у Харди диагностировали биполярное расстройство, аномальные свойства личности и алкоголизм. Он отсидел в тюрьме пару коротких сроков за порчу дома бывшей жены и угон автомобиля ее нового партнера. Мужчина несколько раз лежал в психиатрических больницах, проживал в различных лондонских ночлежках и был судим за воровство и пьяный дебош. В 1998 году Харди арестовали, после того как проститутка обвинила его в изнасиловании, но позднее обвинения были сняты из-за отсутствия доказательств. К 2002 году, получая пособие, пьянствуя и страдая от диабета, он вел в основном затворническую жизнь в убогом жилье в многоквартирном доме недалеко от Роял-Колледж-стрит в Камдене.

Внешне Харди выглядел внушительно: он был тяжелым и высоким, выше 180 сантиметров. Во время опроса его речь была размеренной и он, похоже, тщательно обдумывал свои ответы, прежде чем их озвучить. Мужчина отрицал какие-либо маниакальные или депрессивные симптомы и практически не проявлял эмоций, что в психиатрии называется уплощенным аффектом. Он практически ничего не рассказал о преследовании бывшей жены, хотя однажды проделал долгий путь до Бери-Сент-Эдмундса, чтобы бросить камень в окно ее дома. Помню, он заставил меня чувствовать себя неловко. Пациент неохотно говорил на опросе, и его внутренний мир остался для меня загадкой. Однако Харди сказал, что ему быстро становится скучно, он склонен к импульсивным поступкам и любит острые ощущения. Он признался, что испортил соседке дверь, написав на ней «отвали, шлюха», а затем влил аккумуляторную кислоту в прорезь для писем, используя в качестве воронки отрезанное горлышко бутылки из-под сидра. Мужчина сказал, что в то время много пил, а также утверждал, что не помнит, как Роуз Уайт оказалась в его квартире, хотя предполагал, что, возможно, сам пригласил ее туда. Он признался, что ранее снимал проституток в районе Кингс-Кросс. Одна из работавших в тот день медсестер сказала, что Харди очень огорчили мои расспросы об умершей женщине. По его словам, они заставили его задуматься о самоубийстве.

Все еще находясь в больнице, он согласился принять участие в программе реабилитации алкоголиков, и ему разрешили в течение дня проводить время дома. Никаких проблем с этим не возникло. Он выразил сожаление по поводу того, что некрасиво поступил с соседкой, и больше не проявлял к ней враждебности.

Мы составили отчет (что необычно, и я, и два моих стажера провели опрос, чтобы сравнить записи), в котором отметили историю враждебного отношения к бывшей жене и тот факт, что нам стало некомфортно, когда Харди говорил об умершей женщине по имени Роуз (особенно о видеокамере на штативе). Мы порекомендовали проинформировать местную комиссию Межведомственного соглашения о защите общественности [1], возглавляемую полицейским и сотрудником службы пробации, чтобы она могла составить план дальнейших действий до его выписки из больницы. Мы пришли к выводу, что он мог представлять серьезную опасность для женщин, не связанную с его психическим состоянием и употреблением алкоголя. Однако нам также пришлось учитывать тот факт, что, судя по результатам вскрытия, он не был виновен в смерти Роуз Уайт.

Я больше не встречался с Харди и в течение следующих месяцев был занят другими делами. Так было до кануна 2003 года.

У меня два мобильных: личный и рабочий. В ту ночь персональный телефон лежал у меня в кармане брюк, а второй – в куртке, висевшей в узком коридоре рядом с кухней и у подножия маленькой лестницы из трех кривых ступенек.

Нашему старшему ребенку тогда было три года, а младшему – год. Пойти на новогоднюю вечеринку мы не могли, поэтому пригласили гостей на ужин. На улице было сыро и ветрено, поэтому я был даже рад, что мы остались дома. Кроме того, я готовил, а значит, был в своей зоне комфорта.

Поскольку мы с женой оба были врачами, работавшими на полную ставку, домашняя жизнь требовала сложного разделения труда. Мы по очереди забирали мальчиков из детского сада в зависимости от того, кто раньше заканчивал. Как и у большинства молодых родителей, у нас был очень напряженный график, но я с радостью променял стирку и уход за детьми на роль шеф-повара. В будни я предпочитал делать что-то простое, например запекать куски рыбы в духовке, но по выходным тратил время на приготовление пасты с морепродуктами. Это помогало мне отвлечься от работы. Более того, разъезжая по тюрьмам и малоизвестным психиатрическим больницам, я не упускал возможности заглянуть к поставщикам интересных продуктов. По пути из тюрьмы Холлоуэй я заезжал в сицилийский гастроном, возвращаясь из Уормвуд-Скрабс – в магазин специй. Еще я всегда посещал один из немногих сохранившихся рынков морепродуктов.

В тот вечер к нам в гости должны были прийти два психиатра. Я успел выпить бутылку отличного красного вина и был занят приготовлением грандиозного ужина. Поскольку я был увлечен и слушал песню Майлза Дэвиса Maxis Making Wax, до меня не сразу донеслись звуки рабочего телефона, находившегося в коридоре. К тому моменту, как я не без усилий достал его из кармана куртки, звонивший успел положить трубку.

Посмотрев на экран, я встревожился. Мне звонил Дуг Кардинал, медбрат психиатрического отделения, ответственный за связи с полицией. Как это ясно из названия его должности, он выступал в качестве посредника между нами и правоохранительными органами. Сам факт звонка означал, что произошло что-то плохое, а то, что он пытался связаться со мной, когда я не на дежурстве, было поводом для очень серьезного беспокойства.

Я попытался ему перезвонить, но у него включился автоответчик. Мне в голову пришла мысль, что он, вероятно, под землей в камере предварительного заключения, поэтому я вернулся к Майлзу Дэвису. Однако былое умиротворение меня покинуло, и его сменило навязчивое беспокойство. Если все врачи боятся принять неправильное решение и навредить пациентам, у нас, судебных психиатров, есть два других страха. Во-первых, мы опасаемся, что пациент покончит с собой. Ежегодно в мире совершается около 800 тысяч самоубийств – в два раза больше, чем убийств. В 2018 году в Англии и Уэльсе было совершено 6507 самоубийств, что вполне типично. Эта цифра почти в 10 раз превысила число убийств и затмила количество жертв дорожно-транспортных происшествий (1770). Из 6507 самоубийц у 1700 человек были проблемы с психическим здоровьем. Таким образом, это трагическая, но характерная особенность работы психиатра. Во-вторых, мы боимся, что пациент убьет другого человека. Ежегодно в Великобритании приблизительно 75 убийств из 800 (около 10 %) совершается людьми с психическими заболеваниями. Из них примерно две трети совершают пациенты, проходящие лечение у психиатра.

Иными словами, больные убивают относительно редко, но, когда это происходит, последствия обычно катастрофические. Это самый страшный ночной кошмар любого судебного психиатра.

На этом этапе я, конечно, думал об убийцах из своего списка пациентов и размышлял, кто из них мог натворить дел. Я подумал о Гэвине Фолкнере, больном шизофренией уроженце Глазго, который зарезал ножом незнакомца и бросил его тело в Риджентс-канал, после того как жертва предположительно начала насвистывать песню David Watts (Гэвину долгое время мерещилось, будто Пол Уэллер[2] его преследует). Или, возможно, это был Пол Кеннеди, веселый ирландец, живший в муниципальной квартире рядом с пабом. Он обезглавил прихожанина саентологической церкви[3], думая, что у него роман с его девушкой. Мужчина действовал в состоянии патологической ревности (слово «патологический» в медицинских и психиатрических терминах означает любое отклонение, обусловленное заболеванием или находящееся за пределами того, что мы называем нормальными эмоциональными состояниями).

В течение получаса я еще дважды перезвонил Дугу, но оба раза попадал на автоответчик. К нам приехали гости, но даже еще один бокал вина не помог мне отвлечься от работы. Я ушел на кухню и снова набрал номер Дуга. На этот раз он наконец снял трубку и подтвердил мои худшие опасения: произошло нечто серьезное, а именно убийство. В мусорном баке нашли части человеческого тела. Расследование велось в разных направлениях, но одного из бывших пациентов разыскивали «для помощи полиции в расследовании».

Этим пациентом был Энтони Харди.

Это стало для меня неожиданностью. Насколько мне было известно, его направили на принудительное шестимесячное лечение на основании закона «О психическом здоровье», и он до сих пор должен был находиться в психиатрической больнице. Позднее выяснилось, что его без моего ведома выписали еще в ноябре, однако на тот момент я был сбит с толку новостью о том, что он не в больнице и что его разыскивает полиция в связи с делом об убийстве.

Надежда все же еще оставалась. Возможно, пациента добавили в стандартный список подозреваемых, поскольку годом ранее в его квартире обнаружили тело женщины, умершей от сердечного приступа. Тот факт, что полиция хотела побеседовать с Харди, мог ничего не значить. Надежда теплилась во мне примерно час, пока мне не перезвонил Дуг. В тот момент я нарезал недоготовленный кусок оленины.

– Не хочу тебя огорчать, Ричард, но Харди точно является главным подозреваемым, – сказал он.

– Ясно, – ответил я, чувствуя, как сердце уходит в пятки. – А почему ты так думаешь?

– В его квартире обнаружили обезглавленный торс, завернутый в мешки для мусора.

«Что ж, это весомое доказательство», – подумал я, ощущая, как волоски у меня на затылке встают дыбом.

– Он в камере предварительного заключения? – спросил я.

– Нет, он в бегах. Преступление тяжкое.

У меня появилось странное ощущение отстраненности, будто все это происходило не со мной. Убийство – нет, двойное убийство – совершил человек, чье психическое состояние мы оценивали всего несколько месяцев назад. Я лихорадочно думал о том, как это могло случиться. Мой разум переключился на случай Кристофера Клуниса, больного шизофренией мужчины, который убил Джонатана Зито на станции «Финсбери-парк» в 1992 году. Хотя изначально этой истории уделили мало внимания, долгая кампания, организованная женой Джонатана Джейн, вызвала интерес общественности. Оказалось, что Клунис проходил лечение в девяти психиатрических больницах за пять лет и нападал на других пациентов и медсестер с ножом. На момент роковой встречи с Джонатаном Зито его осмотрели несколько лондонских психиатрических бригад и выписали из больницы. Он жил один в ночлежке и не принимал лекарства.

Благодаря расследованию дела Клуниса, опубликованному вскоре после моего прихода в психиатрию, специалисты стали уделять больше внимания оценке риска и превентивным мерам. Доказательством этому служил тихий разговор между двумя старшими психиатрами в больничной столовой, который я случайно услышал. Они обсуждали своего коллегу, принявшего участие в расследовании. Согласно правилам, мы должны были тщательно планировать, обсуждать и документировать выписку пациента из больницы и последующее наблюдение за ним. Однако оценка риска вроде той, что мы провели в случае Энтони Харди, – это нечто совсем другое. Обычно мы опрашивали пациентов, которые не подвергались принудительному лечению, но имели признаки опасного психического состояния или поведения. Я всегда считал, что оценка риска не слишком надежна. Сегодня мы используем более структурированные и доказательные инструменты, сочетающие актуарный[4] и клинический подходы, однако они не были распространены в 2002 году. Наши навыки прогнозирования улучшились, но они все равно далеки от идеала. Это примерно то же самое, что пытаться в сентябре составить прогноз погоды на первое июля следующего года: можно говорить об определенных климатических закономерностях, но нельзя предсказать дождь в конкретный день, выходя за общие рамки низкого, среднего или высокого риска.

Если нельзя дать надежный прогноз, тогда мы должны хотя бы попытаться управлять риском. Если психиатры не рекомендуют незамедлительно задержать пациента и направить его в Бродмур (психиатрическую больницу со строгим надзором), то всегда есть вероятность неожиданного тропического шторма – летального исхода, который поставит под сомнение правильность принятого решения. Мои наставники говорили: «Прикрывай свою спину и держи все документы наготове» и «Начинай с расследования убийства и двигайся в обратном направлении».

В случае Харди мы, как всегда, изучили историю риска. Она была основана на выводе о том, что смерть Роуз Уайт наступила по естественным причинам. Таким образом, хотя в анамнезе была склонность к жестоким действиям, а также угрозы и агрессия в адрес проституток и сексуальных партнеров, в нем не было убийств. Видеокамера на штативе была пугающей деталью, и она пробуждала тревожные мысли о том, что могло происходить в спальне. Но, поскольку в ней не оказалось пленки, у нас не было никакой информации о садомазохистских практиках, и мы не обладали достаточной квалификацией, чтобы оспаривать выводы судмедэксперта. Нам пришлось оставить эти подозрения при себе.

Теперь, однако, я мысленно вернулся к телу Роуз. Вероятно, оно имело гораздо большее значение, чем мы предполагали. Что на самом деле произошло с той женщиной?

Когда 2003 год официально начался и гости ушли, эти мысли не давали мне покоя, пока я в одиночестве загружал посудомоечную машину. В ту ночь заснуть так и не удалось.

* * *

В первый день нового года я проснулся с ощущением ужаса глубоко внутри. Придав лицу смелое выражение, я помог мальчикам подняться с постелей и подготовиться к предстоящему дню. Старший жевал вареное яйцо и играл с солдатиками.

На улице было пасмурно, моросил дождь. Я наблюдал через двери, как стоящий в саду мелкий зеленый бассейн в форме черепахи наполняется водой. Я попытаться отвлечься от мрачных мыслей, занимаясь домашними делами, например оттиранием воска от свечи с обеденного стола. Празднование Нового года оказалось не таким расслабляющим, как ожидалось.

Я обожаю кофе, поэтому помыл турку, положил в нее немного молотых зерен из моей любимой алжирской кофейни в Сохо и зажег конфорку. Жена старалась меня приободрить, хотя успела привыкнуть к моим приступам тревожности, связанным с работой.

«Все никогда не бывает так плохо, как ты думаешь», – сказала она. Несомненно, она подразумевала убийство, произошедшее несколько лет назад за два дня до нашего свадебного путешествия, которое пришлось отложить. Я был благодарен ей за утешительные слова, хотя у меня было предчувствие, что все окажется еще хуже, чем предполагалось.

Я подумал о своем стажере Крейге. Добросовестный и внимательный, он являлся одним из лучших учеников, которые у меня когда-либо были, но сейчас юноша находился в блаженном неведении о событиях прошлой ночи. До 10:00 я бродил по кухне – три чашки эспрессо не помогли успокоиться – и потом позвонил ему, чтобы сообщить плохие новости.

«Мне бы очень хотелось перечитать наш отчет, – сказал я ему. – По-моему, Харди не был маниакальным, как считаешь? Судя по тому, что я слышал о преступлениях, он был слишком организованным для такого».

Под словом «маниакальный» я подразумеваю период времени, в течение которого пациент находился в экспансивном или раздражительном настроении, а также был постоянно активным или энергичным. Чтобы это была мания, он должен пребывать в таком состоянии бо́льшую часть дня в течение как минимум недели, и оно не должно быть напрямую связано с действием наркотиков или алкоголя.

Разумеется, никто из нас не мог знать наверняка. В то время подробности были, мягко говоря, расплывчатыми. Тем не менее я чувствовал беспокойство Крейга. «Не переживай, – сказал я ему. – Ответственность лежит на мне. Ты ведь работал под моим руководством».

Вопросов не последовало. Разговор на этом завершился.

Следующий звонок Дугу Кардиналу позволил прояснить некоторые подробности: бездомный, искавший еду, нашел человеческие останки в мусорном баке рядом с домом Харди на Роял-Колледж-стрит в Камдене. Это случилось 30 декабря. Бездомный открыл черный мешок для мусора и, ощутив омерзительный запах, увидел в нем пару человеческих ног. Он сообщил об этом в полицию, и место, где была сделана находка, оцепили. Впоследствии было установлено, что человеческие останки принадлежали двум женщинам: 34-летней Бриджит Макленнан и 29-летней Элизабет Валад, работавшим проститутками в районе Кингс-Кросс.

На следующий день полиция получила ордер на обыск квартиры Харди на основании событий, произошедших ранее в этом году. Оказалось, что беспокоиться не стоило. Прибыв на место, полицейские увидели, что входная дверь открыта.

Внутри горел свет, но квартира была пуста. Дверь спальни была заперта, и под ней лежала тряпка, которая никак не сдерживала отвратительный запах, исходящий из комнаты.

Отперев дверь, полицейские обнаружили верхнюю часть торса, частично завернутую в черные мусорные пакеты и замотанную изолентой. Торс принадлежал Макленнан. Позднее были обнаружены две части ноги Валад. В мусорном баке у дома полиция нашла руки и левую стопу Валад, а также нижнюю часть торса Макленнан. Другие части тел находились в разных местах Камдена и были впоследствии обнаружены. Головы и кисти рук обеих женщин так и не нашли.

Лично для меня произошедшее имело все признаки убийства на сексуальной почве (нельзя было забывать о видеокамере на штативе), причем серийного. Я был знаком с типологией мест сексуальных преступлений, разработанной сотрудниками ФБР Робертом Ресслером и Джоном Дугласом [2] в 1980-х годах. И знал, что такие убийства делятся на организованные и неорганизованные (однако британский криминалист Дэвид Кентер впоследствии подверг критике эту чрезмерно упрощенную дихотомию [3]). Как бы то ни было, место организованного преступления не помогало определить наличие или отсутствие у убийцы психического заболевания, поскольку даже в бреду люди могут быть способны к целенаправленному планированию. Однако обертывание торсов казалось слишком большим шагом для человека в маниакальном состоянии.

Я воспользовался модемом и, как только раздался знакомый звук соединения, ввел пароль и открыл электронное письмо Крейга, в котором был наш отчет. Прочитав его, я испытал облегчение оттого, что он был очень подробным. Это хотя бы немного меня утешило.