Читать книгу Цепкие лапы Родины - Ринат Маракулин - Страница 4

После бани они кое-как натянули на себя свежевыданную форму, плотно пропахшую складским затхлым запахом, и, волоча вещмешки с «парадкой», поднялись на третий этаж – в казарму учебного корпуса.

Напротив входа, возле тумбочки с телефоном, стоял солдат, одетый в форму старого образца, с красными погонами на кителе, в бриджах и кирзовых сапогах, в зимней шапке. Вслед за старшиной они прошли по широкому коридору к дверям каптерки. Старшина выдал каждому красные погоны, петлицы, золотистые эмблемки рода войск, кокарды. Показал дверь бытовки[23], где все это надо будет приспособить на форму.

Следующие полдня ушло на пришивание погон, петлиц и прочей фурнитуры. Позднее их отвели в кубрик[24], показали, кто где будет спать и как застилать койку. Как выяснилось, это целое искусство, требующее длительного опыта.

Вечером всех построили на взлетке[25] и повели строем в столовую. Там еще ужинала другая рота солдат. Пришлось минут пять стоять в фойе, после чего дежурный лейтенант приказал зайти в столовую. Получив тарелку с едой и стакан с чаем, Микола сел на свободную скамью у одного из столов, рядом с Серёгой Тихоновым, с которым они прибыли в роту вместе. Чисто интуитивно прибывшие вместе старались держаться один другого и дальше.

В тарелке была какая-то каша-размазня малоприятного вида. Понимая, что здесь ничего другого ему не предложат, Микола постарался поесть хотя бы немного. Впрочем, много не смог бы и по другой причине – очень быстро скомандовали строиться. Набив в рот как можно больше хлеба и запив его чаем, Микола торопливо отнес тарелку и стакан к посудомоечной и побежал на выход.

Последнее построение было в 21:30 – на вечернюю поверку, после чего дежурный офицер приказал готовиться ко сну. В 22:00 подали долгожданную команду «отбой»…

– Рота, подъем!!! – послышался истошный крик дневального.

Шесть утра. С верхних и нижних полок с грохотом посыпались на пол солдаты. Очень дико было после гражданки оказаться среди толпы коротко стриженных, одетых в белуху[26] парней, падающих как гигантский снегопад сверху на пол, лихорадочно натягивающих форму. Сразу в строй на «взлетку». После построения – несколько минут на туалет, умывание, и бегом на зарядку…

Очень быстро все почувствовали голод. Здесь кормили каким-то жутким пойлом, да и то съедать обычно не успевали: раздавалась команда строиться.

Зарядка с каждым утром все более зверская. Обычно впереди несется лейтенант в кроссовках, за ним галопом солдаты в кирзачах, злые и голодные. Если кто-то падал, его затаптывали сзади бегущие. Поэтому Микола всегда старался бежать среди последних.

Днем опять строевая, муштра, грубые окрики шакалов[27], построения через каждые полчаса. Кто-то не выдержал, ударившись в бега. Таких быстро поймали и отправили на губу[28].

* * *

В помещение почты забежала молоденькая черненькая девушка и, подойдя к стойке заказной корреспонденции, по привычке протянула паспорт. Приемщица равнодушно окинула ее взглядом, сразу обернулась к полке с ячейками, наполненными письмами. За последний месяц девушка приходила почти каждый день, и она ее хорошо запомнила. На этот раз на имя Регины Гек в ячейке лежал конверт без марки.

– Дождалась?! – улыбаясь, приемщица протянула письмо девушке.

– Спасибо, спасибо! – воскликнула та, хватая конверт…

Регина присела за свободный стол, вскрыла письмо и достала сложенный тетрадный листок, исписанный знакомым мелким почерком.

«Здравствуй, дорогая!

Наконец-таки выдалась свободная минутка, и я могу написать тебе письмо.

Нас закинули в какую-то глухомань в Московской области. Говорят, примерно полгода будем зависать в учебке, учиться военным премудростям. Как и обещали в военкомате, попал во внутренние войска. С одной стороны, стрёмно: на гражданке их не сильно-то уважают, с другой – какая разница, казарма, она и в Африке казарма. Будь то хоть стройбат, хоть ВДВ. Везде гоняют, везде муштра.

Что еще о своей жизни рассказать? Утром – подъем, построение, кросс на два километра, зарядка. Потом строем с песней в столовую. Затем утренний развод и занятия – в основном строевая подготовка и уставы. На обед опять строем, с песней. После обеда обычно дают немного времени на отдых, удается бляху почистить на поясном ремне. В три часа снова развод, снова занятия. Вечером – ужин, вечерняя поверка. Прогулка по части – снова строем с песней. Вечерние «развлечения»: то соревнования по отжиманию, то еще какую-нибудь хрень придумают. Иногда отдохнуть удается:

замполит или лекцию вумную прочитает, или какие-нибудь анкеты писать заставляет.

Больше всего напрягает необходимость почти весь день, с 6 утра и часов до 9–10 вечера, ходить в кирзовых сапогах и в зимней шапке – даже в казарме! Еще одну заботу придумали. Каждый вечер на ворот кителя, со стороны шеи, надо пришивать белую тряпицу – «подшивой» называется. На следующий вечер отдирать, стирать, гладить и пришивать заново. Как здесь говорят, чем бы солдат ни занимался, лишь бы только задолбался. А так, в общем, говорить больше особо нечего. За меня красноречиво скажет безымянный солдатский стихоплёт:

Ну, как-то так, в общем.

Ты не представляешь, как мне тоскливо без тебя. Бывает, задумаешься – вспоминаю тебя, наши встречи теплыми летними вечерами… Твои ароматные гладкие черные волосы, твои глаза… и вдруг грубый окрик да матюки возвращают в реальность. После отбоя плюхаюсь в койку, и снова хочется вспомнить о тебе, но почти сразу вырубаюсь.

Что еще добавить… Пиши, не забывай. Адрес на конверте. Пока служить буду здесь, а там – не знаю. Как карта ляжет. От меня здесь ничего не зависит.

Целую, жду ответа, как соловей лета! Твой Николя».

Регина аккуратно сложила письмо обратно в конверт, убрала его в сумочку и выскочила из почты, поспешив домой.

Дома, уединившись в своей комнате, она еще раз перечитала письмо, вглядываясь в каждую строчку, вдумываясь в каждое слово…

26 ноября по российскому телевидению сообщили, что антидудаевская оппозиция, вооруженная всеми видами оружия вплоть до танков, вошла в Грозный, однако они тут же были сожжены или захвачены. В танках на самом деле находились офицеры и прапорщики российской армии, завербованные Федеральной службой контрразведки в подмосковных танковых частях. Значительную часть танкистов взяли в плен, многих из побросавших оружие пехотинцев – тоже. Однако в плен брали только солдат и офицеров славянской внешности, попадавшихся чеченов убивали на месте выстрелом в живот…

* * *

Примерно через неделю, после обеда, когда у солдат имелось немножко свободного времени, в казарму вошел старшина и отдал дневальному стопку писем. Дневальный крикнул кого-нибудь из кубрика, за почтой. Один из солдат взялся читать фамилии на письмах, остальные хватали полученные конверты или выкрикивали фамилии адресатов.

– Шамрай! – заорал солдат.

– Иду! – отозвался Микола.

Сразу два письма: одно из дома, другое от Регины. Микола вернулся в кубрик, присел на табуретку возле окна и торопливо распаковал письмо Регины…

Что в нем было?.. Кто знает, о чем может написать девушка своему далекому солдату. Приветствия, слова любви, обычное перечисление событий повседневной жизни. Что еще можно написать о скучной повседневности гражданской жизни… Однако почему-то именно этих писем, этих строк ждет с нетерпением солдат. Почему-то именно они так дороги…

– От телки?.. – послышался рядом голос.

Микола обернулся. Рядом стоял, улыбаясь, Серёга Васильченков.

– Авжэж[29]! – отозвался Микола. – Как догадался?..

– У тебя на роже написано! – Серёга взял из его рук письмо и демонстративно понюхал. – «Шанель номер пять»!

– Юмор в коротких штанишках! Иди лучше бляху почисть, а то уже шанель скоро надевать надо будет! – ответил Микола, выхватывая у него письмо…

После развода новобранцев отправили в ленкомнату[30]. Все сели за парты, замполит начал читать что-то нудное про российскую символику – про герб и флаг. Слушать было неохота, из головы не выходило письмо от Регины. Микола посмотрел в окно, возле которого сидел. Мимо учебки тянулась асфальтовая дорога, за ней виднелось небольшое двухэтажное строение – офицерский клуб, чуть левее – плац, чуть правее – одноэтажный корпус санчасти. В промежутках между ними росли аккуратно подстриженные кусты и редкие высокие деревья. Вспоминалась Регина, ее гладкие черные волосы, ее звонкий голос, ее глаза…

Вспомнилось, как он обнимал ее в последние минуты перед их расставанием… Много бы он сейчас отдал, чтобы вновь обнять ее крепко-крепко и прижать к себе сильносильно, как никогда еще не обнимал и не прижимал…

– Шамрай! – Замполит смотрел на него. – Может, ты знаешь, отчего у орла на гербе две головы?

Микола, мигом выйдя из забытья, поднялся:

– А чего тут знать?.. Мутант!..

Солдаты дружно засмеялись.

7 декабря в Москву прибыли еще семь российских военнопленных и останки троих погибших при штурме Грозного. Этот печальный груз, именуемый у военных как груз 200, в столичном аэропорту встречали без воинских почестей – тихо и скромно. Как нелегальные жертвы необъявленной войны.

* * *

Массивная деревянная дверь с большими латунными ручками отворилась, и из дверного проема быстро выпорхнула девушка в синей куртке с капюшоном, в короткой юбке и длинных сапогах. Ежась от холода, пряча лицо от мелкого мокрого снега, она спешила в сторону Александровского моста.

Не успела она отойти и десятка метров от угла здания техникума, как послышался окрик:

– Регина!

Девушка обернулась. Широко шагая в ее сторону решительной походкой, размахивая руками и по-лягушачьи широко улыбаясь, к ней топал Сашка Тыквин.

– Привет! Куда путь держишь?

– А ты что тут делаешь? – удивилась Регина.

– Да я так, мимо проходил и тебя увидал. Подумал: дайка подойду.

– Я вот решила после занятий на почту зайти. Проверю – может, письмо от Миколы пришло.

– И как он вообще, пишет?

– Да. Два письма от него уже получила. Оформила себе на почте абонентский ящик, теперь хожу проверяю, не пришло ли чего.

– А чего он тебе домой не пишет?

– Не хочу, чтобы родители мои слишком много знали. Мало ли что… получат его письмо да прочитают. Или утаят от меня. У меня отец подозрительно относится ко всем парням, с которыми я знакома. В каждом потенциального соблазнителя видит.

– А ты на какую почту ходишь?

– На бульваре Победы, недалеко от областной больницы.

– Ну, пошли вместе, мне тоже в том направлении.

Они зашагали к Александровскому мосту рядом.

– Ну и как там наш солдат, что пишет?..

Регина кратко пересказала содержимое писем: о том, что Микола попал во внутренние войска, находится сейчас в учебке в Московской области, привыкает к солдатской жизни. В последнем письме писал, что принял присягу. Недавно ночью их подняли и построили, сообщив, что участились нападения на войсковые части, из-за чего руководство приказало усилить охрану. Возможно это связано с событиями в Чечне.

Саня внимательно выслушал, потом спросил адрес войсковой части, где служит Микола. Постепенно они миновали улицу Ленинскую и вышли на центральную площадь.

– Ну а вы как сейчас, где тусуетесь?

– Да где получится. Когда у меня собираемся, когда в бурситете на дискотеках. Иногда у Вована в общаге. Ты, вообще, не забывай нас: звони, заходи.

– Некогда мне. Днем учусь, вечером на стадион хожу, на плавание. К занятиям готовиться надо. Хочу получить диплом с отличием.

– Ты прям как в кине – студентка, спортсменка, комсомолка и просто красавица! – растянул рот в своей лягушачьей лыбе Саня.

– Ну, вообще-то не комсомолка…

– Ну-у да. Банкирша… Будущая.

Здесь они распрощались и разошлись. Сашка свернул в сторону «взрослого парка», а Регина продолжила путь вверх к бульвару Победы.

В это время в Чечне федеральные войска начали артиллерийские обстрелы пригородов Грозного, 19 декабря был нанесен первый бомбовый удар по центру города…

Стремительно наступающая зима вступала в свои права. Похолодало, часто шел обильный снег, отчего весь город быстро покрылся сугробами, а по обочинам улиц стали вырастать огромные снежные кучи. В середине декабря резко похолодало, а двадцатого числа и вовсе ударил 25-градусный мороз.

Некоторое время писем от Миколы не было. Но вот, в очередной раз забежав на почту, Регина открыла свой абонентский ящик и увидела одинокий конверт. Схватив его, девушка закрыла ящик и присела на стул возле окна. Быстрыми движениями она вскрыла письмо, развернула листок и углубилась в чтение.

«Здравствуй, лапочка! – писал Микола. – У нас пока, в общем, как обычно.

Однако чует мое сердце, ждать беды. 11 декабря вечером сообщили о вводе наших войск в Чечню. Похоже, там, в верхах, еще не поняли, в какую жопу они влезли. Уверен, что это все всерьез и надолго. Воевать с чеченами при отсутствии полноценной армии просто глупо! Оружие старое, амуниции нет, командиры – дебилы, солдаты даже стрелять не умеют, зато профессионально квадратные сугробы делать могут. Вооруженные силы сейчас в таком состоянии, что, случись крупная война, нас всех разгромят в пух и прах за пару недель. И только когда пройдет не менее полугода и мы понесем огромные потери, не раньше, чем более-менее научимся воевать. Спустя неделю на очередном разводе, почти как в песне, нам сообщили, что Грозный бомбили и началася война…

Интересно, а что, до этого, когда войска вводили, они не думали, что все это перерастет в долгую кровопролитную войну, ожидали, что это будет легкая прогулка по горам?! Нас пока обещают не трогать. Будем продолжать обучение. Кроме того, основное предназначение наших войск – охранно-конвойное.

Что еще сказать? По утрам бегать на зарядке стало совсем хреново! Под ногами снег и лед, бегать в кирзовых сапогах по льду и сугробам – удовольствие не из приятных. Теперь нас все чаще вместо занятий выгоняют чистить плац и дорожки на территории части. Впервые в жизни так возненавидел снег.

Когда ударили морозы, стало совсем жутко. На нас только шинели и ПШ (повседневная солдатская форма из полушерстяной ткани). Они ни хрена не греют. На ногах всё те же кирзачи плюс фланелевые портянки, от которых при таком морозе толку мало. Уже через полчаса хождения на морозе ноги сильно застывают. Подошвы сапог тонкие, в итоге очень быстро промерзают – в них как будто голыми ногами на льду стоишь. В казарме тоже дубак. Температура обычно выше 16 градусов не поднимается. Шакалам на все насрать, им-то что – несколько часов по части полазили и домой в свои хаты, к женам под теплый бочок!

Спасает сушилка. Когда есть свободное время, сидим в ней, отогреваемся. В субботу ребята с нашего отделения притащили бутылку водки. Вечером, перед отбоем, спрятались под лестницей, выпили на четверых. Вот уж не думал, что эту дрянь здесь, в армии, буду хлебать с таким удовольствием.

Что еще написать? Наверное, в ближайшее время никаких перемен в службе не предвидится.

Не забывай, пиши. Как ты живешь, как учишься, как успехи, ходишь ли на плавание? Ты не поверишь, как это здесь, когда получаешь долгожданную весточку от любимой девушки. Это как окошко в родной город, в привычный коллектив, к любимым людям. Здесь, вдали, где все чужое, где человек человеку волк, где каждый старается свалить на другого, где каждый хочет выжить за счет другого – чуть меньше поработать, чуть больше поспать, чуть больше съесть… Где для шакалов (офицеров) солдат – это даже не животное, нечто вроде раба бесправного… Настолько по-скотски, настолько одиноко себя чувствуешь. Прости, не сдержался. На душе наболело.

Пока, целую! Пиши! Твой Николя!»

Регина опустила письмо на стол и долго смотрела в окно. От последних строк на ее глаза навернулись слезы.

* * *

А тем временем где-то…

31 декабря 1994 года утром начался штурм чеченской столицы – города Грозного…

Войска были плохо подготовлены: между различными подразделениями не были налажены взаимодействие и координация, у солдат отсутствовал боевой опыт, не было каналов закрытой связи, что позволяло противнику перехватывать переговоры. Не была обеспечена авиационная поддержка. Карты были только крупномасштабные, точных указаний, что будет, командирам не дали. Танкистам не выдали патронов для пулеметов, чтобы отвечать огнем на атаки сверху, из зоны вне досягаемости пушек, не объяснили, что делать и кому подчиняться. Некоторые машины для удобства несуществующей авиаподдержки покрасили по крышам белыми полосами, так что противнику было легче целиться.

В 7:00 подразделения российских войск на окраинах Грозного пришли в движение. 131-я отдельная мотострелковая бригада заняла позиции на окраине города, перешла к оборудованию района обороны. Неожиданно она снялась и пошла одним батальоном к вокзалу, а вторым – к рынку. 81-й мотострелковый полк дошел до площади им. Орджоникидзе, оставив одну роту для прикрытия, но вскоре командир полка приказал вести к вокзалу все, что можно вытащить.

На подходах к вокзалу, словно зловещее предзнаменование, их встречало грубо выведенные на доске, приколоченной к фанерному щиту, слова: «Добро пожаловать в АД».

1-й и 2-й батальоны 131-й ОМСБ, не встретив сопротивления, вышли в район железнодорожного вокзала, где встретились с мотострелковым батальоном и танковой ротой 81-го МСП. Полк занял товарную станцию. В это же время основная часть 131-й ОМСБ – ее штаб и управление, первый и второй батальоны со средствами усиления – с остатками сожженного на пути прѝданного им танкового батальона заняла железнодорожный вокзал. Второй батальон отошел на товарную станцию после того, как подвергся нападению боевиков, и тоже оказался в окружении сотен дудаевских ополченцев. Они сидели на каждом этаже прилегающих к площади вокзала зданий, в их подвалах, на крышах, у каждого окна. Гранатометы, снайперы били не переставая, поджигая одну за другой боевые машины, выбивая из строя каждого высунувшегося из-за стен, из-за горящей брони…

Чеченские гранатометчики отсекли головную и последнюю машины и начали почти вплотную расстреливать 131-ю ОМСБ из автоматов и пулеметов. Связь между подразделениями бригады работала хаотично, сквозь шум боя в эфир с просьбой о помощи пробился комбриг. Его уже окружали «чехи» на вокзале.

В это время вышедшие к больнице подразделения генерал-лейтенанта Льва Рохлина были очень малочисленны – часть сил были вынуждены оставлять на блокпостах по маршруту движения, внутренние войска не подошли. Идущим к комбригу на помощь вдруг последовала команда «Стоять!» по закрытой, секретной волне связи. Замершую технику чечены тут же начали расстреливать из гранатометов. После подбития первого и последнего танка колонна оказалась взаперти и не могла отбиваться пулеметами и артиллерией – не доставала ни верхние этажи, ни подвалы, где и гнездился противник… В эфире звучали только команды боевиков, которым почему-то были известны позывные и фамилии офицеров бригады. Когда колонны встали вдоль улиц, в 19:00 они были атакованы превосходящими силами, понесли большие потери и отошли к вокзалу, где попали в окружение.