Читать книгу Миры и Судьбы. Книга третья - Рита Харьковская - Страница 6

(… город, который я видел …)

Социум Города у Моря делился на четыре основные группы: делавары, работяги, мореманы и лохи. Каждая из групп имела, конечно, и подгруппы, но об этом позже.

Ты мог быть главврачом в больнице или преподавателем в школе, но, если на жизнь ты зарабатывал своим трудом, пусть даже и самым высокооплачиваемым, все равно считался работягой.

Если жизнь постоянно давала тебе пинок под зад, если ты не мог найти в этой жизни своего места, если тебя не обманывал только ленивый, то тут уж сомневаться не приходилось: ты – лох.

Все, чья жизнь и работа была связана с морем, будь ты капитаном или матросом, помполитом или коком, независимо от ранга и должности, гордо именовали себя мореманами.

К касте делаваров причислялись очень многие, те, кто делал бизнес часто в обход закона, те, кто умел и дать и взять взятку, знал, как можно быстро срубить бабла и не загреметь за решетку.

В самом низу сословия делаваров была мелкая фарца. Те, кто стоял у Оперного, ожидая пришедшего из рейса моремана, с торбой джинсов и батников, чтобы скупить все оптом и перепродать с выгодой «понаехавшим» курортникам.

Мелкая фарца тусила и у Торгсина, отоваривая купленные боны и продавая одежду, обувь, парфюмерию и деликатесы.

На ступеньку выше стояли фарцовщики покрупнее. Те, кто скупал чеки и бонны оптом, отоваривал их в Торгсине и Березке, "держал руку" на импортной бытовой технике и автомобилях.

Отдельная каста – Маклеры… люди-невидимки, умеющие путем сложных обменов превратить роскошную квартиру уезжающей в эмиграцию семьи, в крохотную комнатушку в коммуналке, которую не жалко и бросить. С соответствующей доплатой хозяевам апартаментов и оплатой тяжких услуг маклера. В годы, когда "Город ехал", а продать квартиру легально было невозможно в принципе, надежный маклер, у которого "все схвачено" был на вес золота.

Еще выше стояли "цеховики". Те, кто был владельцем своего подпольного предприятия по производству "всего", начиная от обуви и одежды, косметики и кожгалантереии до бижутерии и сувениров для отдыхающих.

К касте цеховиков относились и владельцы рынков города, которые, конечно, были юридически оформлены на работу и имели соответствующую запись в трудовой книжке, но на самом деле являлись полноправными хозяевами этих рынков, решая все организационные вопросы, разделяя денежные потоки и властвуя над приехавшими продать выращенное колхозниками.

В общем, каждый, кто занимался бизнесом в обход закона, крутил свой маленький или большой (тут уж как кому повезет) гешефт, считал себя умеющим делать деньги, варить дела, был делаваром.

На самой вершине этой касты, обособленно ото всех, находились постоянно идущие по лезвию бритвы валютчики.

Сроки за валютные операции грозили огромные, вплоть до расстрела, но и суммы, в случае удачной операции, можно было «поднять» баснословные. Валютчики помогали вывести капиталы из покидаемой страны на новую родину.

( … Как они выводили огромные суммы, я вам рассказывать не буду, иначе вместо дамского романа у нас получится финансовый детектив…)

Валютчику не нужны были средства производства, как цеховику, не нужны были торговые площади, как директорам рынков, не нужно было множество связей и знакомств в бесчисленных ЖЭКах и нотариальных конторах, необходимых маклеру, не нужно было знакомство в пароходстве, как оптовой фарце, даже крепкое здоровье и быстрые ноги, как фарце мелкой, тоже было без надобности.

Нужна была умная голова, экономическое образование и связи за границей.

У Арника все это было.

Уже на последних курсах института он с головой ушел в валютные махинации.

Не остановили его ни слёзы Двойры, ни уговоры Гриши, ни пресловутая "бабочка", статья за незаконные валютные операции … расстрельная статья.

Гриша не собирался никуда ехать. Его бизнес процветал, все было схвачено, окучено и проплачено. Ехать в чужую страну и начинать все по-новой? зачем?

Но Арник, как и Нора, бредил Америкой, видел в эмиграции распахнутые горизонты для своей деятельной натуры.

В Городе оставались родители и две младших сестренки, продавать ни квартиру, ни свой цех Гриша не собирался, а потому Арнику капитал нужно было сколотить здесь и сейчас. А потом умело вывести его за границу по отработанной схеме.

***

Всегда и везде есть кто-то главный. Над главным есть тот, кто главнее. Над тем, кто главнее, есть Самый Главный.

Самым Главным в среде валютчиков Города был пятидесятилетний Мотя-Золотко.

Прозвище свое он поучил не только из-за своего немерянного состояния, не только потому, что был он, в пику всей нации, огненно-рыжим, не потому, что все зубы, потерянные в одну из отсидок, были вставными, золотыми, но и из-за своего имени.

Звали Самого Главного – Матвей Давидович Гольдельман.

Мотя-Золотко давно устал от вечной жизни "под бабочкой", денег у него было столько, что вполне хватило бы на сто безбедных жизней, а потому уже какое-то время назад, Мотя стал оформлять документы на выезд.

Да и было ему ради кого и жить и покинуть страну.

***

Несколько лет тому, когда Мотя всерьез начал приобщать Арника к своему опасному бизнесу, доверять юноше не только мелкие операции, но и поездки в Москву, где было нужно "разруливать вопросы" с вышестоящими бонзами, возвращавшиеся машиной из поездки в столицу, его "мальчики" привезли Моте "подарок".

Весело гогоча, подтрунивая друг над другом (а вдруг Моте "подарок" не понравится? что тогда будет?), во двор дачи, где отдыхал после трудов тяжких, распаренный в бане, Мотя, завели девчонку.

Таких фиалковых глаз Мотя не видел ни разу в жизни. Такая густая пшеничная коса ниже пояса бывает только на картине. Такая пышная грудь может возбудить даже импотента.

– Ну и зачем она мне? – лениво окинув взглядом девушку, спросил Мотя.

– Как зачем, Матвей Давидович? Вы посмотрите, какая краса! А сиськи какие! И все свое, натурпродукт! Да и потом она девственница!

– Откуда знаешь? – полюбопытствовал Мотя, – Сам проверял?

– Как можно?! Что Вы говорите такое! Мы ее прям из села, прям из огорода умыкнули.

– Вот дУрни, – Мотя подошел к девушке, двумя пальцами поднял подбородок… и утонул в фиалковых глазах.

– Зовут тебя как, девушка?

– Леночка, – голос был едва слышен, в глазах блестели слёзы.

– Ладно, по домам идите, завтра утром расскажете, что там и почём.

Юноши, так и не зная, одобрил Мотя «подарок» или нет, разъехались по домам.

Девушка все так же продолжала стоять, не зная, куда деть руки, как вести себя с этим непонятным человеком.

– Ты не бойся. Насиловать я тебя не собираюсь. Захочешь домой, мальчики тебя завтра отвезут, а захочешь остаться – моя спальня напротив твоей комнаты, – Мотя позвал прислугу и велел отвести девушку в комнату, которую он указал.

Леночка проревела всю ночь. А уже под утро в постель к Моте скользнуло вымытое до скрипа, нежное девичье тело.

Поздно утром, завтракая на террасе дачи, Мотя, взвешивая каждое слово, предупредил:

– Захочешь домой – отвезут. Захочешь к другому уйти – отпущу. Вздумаешь гулять – убью.

И Леночка сразу поверила – этот убьет, ни на секунду не задумается.

Но ни домой, ни к другому Леночка так и не захотела. Она без памяти влюбилась в рыжего еврея, который носился с ней, как с королевой.

А когда, очень скоро, Леночка поняла, что она беременна, Мотя развелся со своей женой, которая так и не смогла подарить ему наследника.

Жена Моти не очень-то и огорчилась. Ей уже насточертело жить в вечном ожидании, когда ее мужа посадят, а огромная квартира с видом на Оперный и чемодан денег, окончательно подсластили пилюлю.

Мотя получил Леночку, а его жена свободу, которой тот час же воспользовалась, заведя молодого любовника… а потом еще одного.

Родившиеся мальчишки-близнецы, такие же огненно-рыжие, как и их отец, окончательно укрепили положение Леночки.

Отныне и навсегда для всех она была Еленой Васильевной, и не иначе.

Спустя какое-то время после рождения близняшек, Арник, с виноватым видом, подошел к Леночке:

– Елена Васильевна, Вы простите меня, что я Вас тогда так, прям за косу с огорода вытащил и в машину запихал, как мешок картошки.

Леночка улыбнулась:

– Ну что ты, Арник, если бы не ты, я и сидела бы в своем огороде, не встретила любовь всей своей жизни. Так что не переживай, я на тебя не сержусь.

Вот так жизнь расставила приоритеты: Леночка, которую привезли игрушкой, в подарок, стала Еленой Васильевной и обращаться к ней теперь нужно только на "Вы", а он остался Арник и "ты" …

Арнольда покоробило от такой ухмылки судьбы, и он старался как можно реже пересекаться с молодой женой Моти.

Вскоре Мотя с семьей навсегда покинул Город. Где он осел, какой из городов старушки-Европы или штатов Америки выбрал своим пристанищем, никто из оставшихся так и не узнал.

***

Из всех своих учеников и подельников Самого Главного Мотя не выбрал, а потому на вершине пирамиды оказались сразу три человека, одним из которых был Арнольд, сын Двойры и Гриши, жених Норы.

Арнольд часто ездил в Москву, и с удовольствием брал в поездки Нору.

Девушка не была ему помехой, проводя время, когда жених был занят, в прогулках по городу, в многочисленных галереях и музеях, заходя иногда в знаменитые московские магазины… ну так … посмотреть … не стоять же ей в очередях, в самом деле.

Арнольд знакомил ее со своими московскими, и не только, друзьями.

Свободно владея четырьмя иностранными языками, Нора всегда была душой общества, развлекая непринужденной болтовней "зарубежных партнеров" своего жениха. Обеспеченная жизнь била ключом, обещая всегда быть такой же яркой и безбедной.

Свадьбу Арнольда и Норы планировали сыграть, когда девушка окончит институт, но, уже сдав сессию на третьем курсе, Нора поняла, что беременна.

Дальше откладывать было некуда. Свадьбе быть! И быть в это лето.

Закрутилась-завертелась подготовительная суматоха.

Дикий токсикоз измучил девушку и совсем не улучшил ее норовливый характер.

Обе семьи ходили по струночке, лишь бы угодить, лишь бы не вызвать очередную истерику с криком и слезами.

Но, слава Богу, все имеет начало и конец.

Отгремела свадьба, отплясали гости, молодожены уехали в любимую Норой Москву. Сидеть в гостиничном номере, наслаждаясь медовым месяцем, было некогда.

Семья Норы дано получила выездную визу. Теперь нужно вписать в нее Арнольда, пройти собеседование в посольстве и … можно паковать чемоданы.

Основная часть денег уже выведена из страны, плацдарм для начала безбедной жизни в Америке подготовлен …

***

Дружба Гриши с Лейбом давно сошла «на нет», а в последние годы и Двойра с Раисой перестали общаться.

Да что там общаться. Раиса, случайно встретившись с соседкой, плевала ей вслед и проклинала неизвестно за что. Но это всем было неизвестно, а Раиске очень даже известно!

Это чертов Гришка не захотел помочь Лейбу встать на ноги, только и умел, что говорить: иди работай; а сам? сам-то снимает денежку со своего обувного цеха, в котором работают другие! Другие, а не он! Вы слышите, люди?!

Это зазнайка Арник не захотел «как надо» позаниматься с Ноликом и несчастный мальчик завалил экзамены и попал в этот, Богом проклятый, Вьетнам, где и сложил голову!

И некуда несчастной матери даже пойти поплакать, потому что никто не знает, где могилка сына. Люди! Ну разве это справедливо!? Бог, куда ты смотришь?! Почему их не накажешь?!

Люди обходили стороной продолжавшую кликушить во все горло Раиску, но что может быть страшнее проклятий убитой горем полубезумной матери? Кто их услышал? Бог или Дьявол? …

***

Уже в декабре, за две недели до Нового года, Арнольда вызвали во всем известное учреждение на Бебеля. Думая, что нужно утрясти какие-то вопросы с выездной визой, Арнольд, чмокнув еще спящую жену, даже не попрощавшись с родителями, надеясь вернуться через час-полтора, вышел из дома … чтобы никогда в него больше не вернуться.

Из кабинета КГБ его прямиком отправили в СИЗО, прилепив ту самую пресловутую "бабочку", восемьдесят восьмую статью.

По Обвинению в Незаконных Валютных Операциях.

Нора ждала мужа до вечера, не особо волнуясь, мало ли какие дела могут у него быть. Но когда Арнольд не пришел ночевать, семья забеспокоилась всерьез.

С утра были задействованы друзья и партнеры, и уже к вечеру стала известна судьба мужчины.

Нору, с диагнозом: преждевременные роды, увезли в больницу,

Гриша просил помощи у всех, к кому мог обратиться, пытаясь как-то помочь сыну, но все только разводили руками: если бы любая другая статья, да хоть убийство, можно бы было о чём-то говорить и договариваться, но "бабочка" – здесь бессильны даже самые сильные.

Неожиданно начавшиеся у Норы схватки, так же внезапно прекратились, но она оставалась в больнице под наблюдением врачей, готовых в любую минуту прийти на помощь.

Нора родила только после Нового Года, который она встретила дома у мужа, не желая оставлять Гришу и Двойру одних в такой тяжелый момент.

Роды были тяжелыми, ребенок родился через сутки после начала схваток, обвитый пуповиной, посиневший, без признаков жизни. Только благодаря врачам мальчика удалось реанимировать. Нора решила назвать его Гришей, в честь свекра.

О том, что у него родился сын, Арнольд так и не узнал. Накануне родов жены его отправили по этапу в Москву.

Что спровоцировало арест? Кто написал кляузу? Кому был "оттоптан мозоль"? Чей кусок хотел (да и хотел ли?) отнять мужчина, уже одной ногой, стоявший за пределами родины, об этом никто сообщать не собирался.

Выкормыши Феликса умеют хранить свои тайны

***.

Уезжать с родителями без мужа Нора наотрез отказалась. Она продолжала надеяться, что каким-то образом Арнольда удастся откупить и освободить.

Марк, с которым Нора всегда была так близка, заглядывал в рот своей жене и не хотел ничего и никого слушать, настаивая на скорейшем отъезде.

Нора уговаривала родителей уезжать, говорила, что остается не одна, а со свекрами, что ей есть на кого опереться, а когда Арнольда отпустят, они сразу же приедут к Аде и Додию, которые как раз обустроятся на новом месте.

Понукаемая обоими детьми, Ада согласилась на выезд.

… И вот теперь, майским днем, на террасе чужой виллы в Риме, Ада не находила себе места, не в состоянии понять: КАК И ЗАЧЕМ она бросила свою любимую девочку, КУДА И ЗАЧЕМ она едет в чужую, даром ей не нужную страну…

Ада уронила голову на стол и горько заплакала…