Читать книгу Жизнь на кончиках пальцев – 2 - Рита Харьковская - Страница 7

Дикая боль разрывала на кусочки лицо и тело.

Мстислава чувствовала, что её лицо забинтовано. Оставались открытыми только небольшая часть рта, щелочки глаз и ноздри. Все остальное не чувствовалось, а превратилось в огромный горящий пласт боли.

Грудь, так же спрятанная под повязкой, вызвала в воспаленном, еще не освободившемся от наркоза, мозгу мысль о том, что с неё срезали соски. Срезали и выбросили за ненадобностью. Потому как она никому, никогда, ни за что не позволит впредь прикоснуться к этим двум комкам боли, называемым раньше женской грудью.

С ягодицами дело обстояло получше. Она почти не чувствовала небольшого жжения и покалывания, не смотря на то, что лежала на спине. Ну как лежала? Скорее полусидела.

Мстислава приподняла еще слабую руку, попыталась поднести к лицу. Уронила на полдороге. Нащупала кнопку на правой боковине кровати. Нажала на неё.

– Лежите. Не двигайтесь! – приказывала медсестра, уже не сверкающая на всю палату белозубой улыбкой, а выглядевшей строгой и чем-то озабоченной. – Сейчас позову врача.

Поведение и тон медсестры настолько не соответствовали тем, к которым уже начала привыкать Звездинская, что она испугалась. Правда, долго раздумывать о разительных переменах Мсте не пришлось. В палату вошел оперировавший её хирург:

– Очнулись? – констатировал очевидный факт. – Вот и славно! – тут же нахмурился: – Что же вы, голубушка, не бережете себя? И нас не предупредили!

– О чем не предупредила? – Мстислава едва двигала губами, произнося слова. – Что-то не получилось? Операция прошла неудачно? И вы сделали из меня уродину? – из глаз выкатились две слезинки.

– Нет-нет! – замахал руками хирург. – С этим как раз все в порядке! Вы будете иметь молодое личико, грудку третьего размера и пухленькие подтянутые ягодички! Но если решитесь на грудное вскармливание, то импланты придется удалить. Мы бы их и ставить не спешили, если бы ваш малыш не взбунтовался только перед самым концом операции, когда все уже было сделано. И потом, ваши планы на будущее нам не ведомы, – словно оправдывался хирург, – а операции уже оплачены, – совсем запутался в объяснениях, – ну, вы понимаете.

– Ничего не понимаю! – у Звездинской закружилась голова. Казалось, что даже боль в лице и груди стала не такой ощутимой. – Объясните подробно и доходчиво о чем вы говорите!

– В принципе, не произошло ничего страшного, – снова начал тянуть волынку хирург, – просто у вас начало сбоить сердечко, когда накладывались последние швы. Как вы понимаете, процесс шел, что называется, от обратного. То есть: в начале – ягодицы, потом – грудь, и только в последнюю очередь – лицо. Именно поэтому вы, – усмехнулся, вспомнив лексикон Мстиславы, – и с жопой, и с сиськами. Ну и, конечно, с подтянутым личиком!

Мстислава подумала, что вцепилась бы в горло этому «говоруну», если бы могла встать. Врач, словно поняв её намерения, заговорил быстрее:

– Проблемы с сердцем начались, когда я уже накладывал последние швы. К счастью, наша клиника оборудована по первому слову техники и снабжена всеми наиновейшими препаратами, а потому нам удалось и купировать приступ, и завершить операцию. И, конечно, взять у вас дополнительные анализы, чтобы понять, по какой причине абсолютно здоровая женщина едва не умерла на операционном столе.

– Я вас придушу, как только смогу встать, – пообещала Мстя, – немедленно говорите – что со мной?!

– Как?! – искренне удивился хирург. – Разве я еще не сказал?! Разве вы сами еще не знаете?! Тогда – позвольте поздравить! Вы беременны! Правда, срок небольшой, всего-то четыре-пять недель. И мы понимаем, что вы могли не догадываться о своем положении, а потому не станем подавать на вас в суд за то, что едва не подставили под удар репутацию клиники!

– Пошел вон! – шипела Мстя, – убирайся и молись своему еврейскому Богу, чтобы операция прошла успешно! Иначе я засужу тебя! И твою чертову больничку, которая не озаботилась одним из основных анализов накануне операции! Ты еще не знаешь, жидовское отродье, с кем связался!

Лицо врача побагровело. В таком тоне с ним не говорила даже любимая жена Сарочка, узнавшая о его шашнях с молоденькой медсестричкой! Но связываться со вздорной бабой хирург не стал, а вылетел пулей из палаты, решив немедленно найти виноватого в произошедшем инциденте. Ну так. На всякий случай.

По дороге к своему кабинету, вбежал в сестринскую. Нашел взглядом одну из медсестер. Ткнул в неё пальцем:

– Срочно в палату! – назвал номер. – Вчера прооперировали одну. Твою соотечественницу! Поговори. Успокой! И быстро!

– Хорошо, – кивнула женщина и направилась к выходу из комнаты вслед за врачом.

***

– Ну что ты так разволновалась, моя хорошая? – у изголовья кровати Звездинской стояла уже не молодая женщина и следила за показаниями датчиков. – Успокойся. Иначе поднимется давление. А это плохо и для тебя, и для ребенка.

– Какой ребенок? – шептала Мстислава. – Я ничего не понимаю! – спросила: – А может – ошибка? Может, неверный анализ?

– Нет никакой ошибки, – медсестра села на стоявший в ногах кровати круглый табурет. – Ты их вчера до смерти перепугала, когда чуть на тот свет не отправилась. Перепроверили все десять раз.

– А как операция? – Звездинская не была готова думать о каком-то там ребенке. – Со мной все в порядке? Боль такая, что хоть на стену лезь!

– Он хоть и жлоб первостатейный, – медсестра усмехнулась, говоря о хирурге, – но врач от Бога. Так что все с тобой будет в порядке. А боль – ну так чего же ты хотела? Так и должно быть. Сейчас принесу тебе лекарство, – вышла из палаты.

Мстислава выцедила через трубочку принесенную микстуру. Отдала пустой стакан. Переспросила:

– Почему вы сказали, что так должно быть? – напомнила. – Это я о боли.

– Ты ведь из Южной Пальмиры? – медсестра снова сидела на табурете.

– Угу, – пробормотала Мстислава, не понимая к чему здесь её место жительства.

– Значит, умеешь делать фаршированную рыбу? – продолжала вопрошать женщина. Добавила, увидев, как презрительно блеснули глаза Мсти, которую заподозрили в собственноручном приготовлении рыбы фиш: – Или, по крайней мере, имеешь общее представление о процессе? – продолжила, не дожидаясь подтверждения:

– Ты делаешь надрез по коже, вставляешь в него пальцы и начинаешь потихоньку, аккуратненько отделять кожу от мяса. Здесь, в пластической хирургии, то же самое. Подтяжку не напрасно называется круговой. Делается надрез по кругу. Кожа отделяется от мышц от периферии к носу. Натягивается. Отрезается все лишне. Пришивается. Вот и все!

– Как все? – Звездинская растерялась, подумав, что лучше бы не знала всех этих ужасающих подробностей. – Как пришивается? А шрамы? Их не будет видно?!

– Косметические швы почти не заметны, – поспешила успокоить медсестра. – если на них, конечно, не попадают прямые лучи солнца. Ну да это не страшно! – добавила. – Изменишь прическу. Челку отрежешь.

– А под подбородком?! – не унималась Мстя.

– Тональный крем нанесешь, – усмехнулась женщина. – Делов то! Ты, главное, не пугайся того, что примерно с год, иногда, больше, не будешь чувствовать кожу лица при прикосновениях. Пока не прорастут нервные окончания. Но это проходит, – добавила, желая успокоить, – у всех проходит. Сейчас тебе нужно о другом думать. О ребеночке.

– Нужен мне этот выблядок! – Звездинская вспомнила о причине сердечного приступа. – Аборт сделаю, едва очухаюсь!

– Ну не скажи, – покачала головой женщина. – В твоем возрасте беременеют только от любимых. Какой тут выблядок?

Мстислава задумалась.

Много лет назад она, еще выступая на сцене, сделала аборт. И не очень переживала по поводу того, что не стала матерью. Правда, спустя год после начала романа с Гассертом, подумала, что ребенок сподвигнет женатого любовника бросить семью и жениться на ней. И решила забеременеть.

Из этой затеи у Звездинской ничего не вышло. Беременность все не наступала, а гинеколог, к которому она обратилась спустя какое-то время от начала безуспешных попыток, поставил диагноз: вторичное бесплодие. Сказал, что зачатие возможно только после длительного и весьма болезненного лечения.

Ни тратить драгоценное время, ни, тем более, подвергать себя процедурам, от которых еще не известно будет ли толк, Мстя не желала. А потому на идею с беременностью плюнула и принимать противозачаточные препараты прекратила, посчитав бесплодие неожиданным бонусом в получении сексуального удовольствия.

И вот, спустя много лет, случилось то, чего она не ожидала совершено.

Мстислава прекрасно понимала, что отцом будушего младенца может быть, как Гассерт, так и Истомин. Сексуальный контакт с разницей во времени в пару дней, у неё был как с первым, так и со вторым!

Но что там сказала эта «накрахмаленная тётка»?! В её возрасте беременеют только от любимых! Гассерта она никогда не любила! А вот Сереженьку – да.

– Я подумаю над вашими словами, – пробормотала Звездинская, чувствуя, как под действием микстуры, начинают слипаться глаза.

– Подумай, – кивнула медсестра. – А пока – поспи. Вечером принесу тебе бульон. Нужно начинать понемногу кушать, – вышла из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Ну что там? – в сестринскую снова заглянул хирург, оперировавший Мстиславу.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась женщина. – Думаю, все будет в порядке.

– Я знал, что вы найдете общий язык, – довольно усмехнулся. – Теперь эта дамочка до самой выписки под твоим контролем! Чтобы никаких эмоциональных всплесков! Никакой агрессии! Подпишет бумаги о том, что не имеет к клинике претензий, и пусть катится на все четыре стороны! – строго посмотрел на медсестру. – Я все понятно изложил.

– Понятно, – кивнула, – все сделаю.

***

Дренажи, катетеры и прочие приспособления о которых не принято даже упоминать в приличном обществе, были удалены на третий день после операции во время ежедневного осмотра и перевязки, с каждым днем становившейся все более тугой.

Мстислава не могла дождаться, когда ей подадут зеркало и разрешат посмотреть на себя.

И, не смотря на приказ врача воздержаться от бурного проявления эмоций, заорала во все горло, увидев свое отражение на пятый день после операции.

Её лицо, покрытое синяками и отеками, с ярко-красными хорошо видимыми швами, вызывало ужас и отвращение.

– Вы что наделали?! – Мстислава оттолкнула руку медсестры, державшую зеркало.

– Не волнуйтесь, голубушка, – успокаивал хирург, – это нормально. И это пройдет, – разозлился на себя за то, что оправдывается перед этой бабенкой: – Да и потом, вы ознакомились с возможными последствиями и подписали все документы еще до начала операции! Нужно было читать внимательнее и думать, прежде чем ложиться под нож! – повернулся к медсестре: – Обычная терапия шестого дня! – быстро вышел из палаты.

– Не нужно так расстраиваться, – увещевала медсестра, накладывая на лицо какие-то мази. – Это нормально и действительно скоро пройдет.

– Когда?! – в глазах Звездинской заблестели слёзы. – В училище через неделю начнется отбор на следующий год. Я не могу там показаться с такой рожей! – о груди и ягодицах Мстислава в этот момент даже не думала. Тем более, что формой и упругостью, как первых, так и вторых, осталась довольна. Боль почти ушла, а небольших синяков под одеждой не видно. Другое дело – лицо!

– Через неделю никак не получится, – покачала головой женщина. – Вам бы в реабилитационный пансионат на месячишко. За это время при надлежащем уходе восстановитесь, и будете выглядеть, как двадцатилетняя девушка.

Мстислава прекрасно понимала, что «доить» Лёшика до бесконечности ей вряд ли удастся. Гассерт и так оплатил ей три операции! Если она еще попросит денег, он может и дать, и отказать.

– К сожалению не получится, – всхлипнула от жалости к себе Мстя. – У меня больше нет денег.

– Можно попросить у отца ребенка, – кивнула на живот Звездинской медсестра.

– Он не богат, – покраснела, демонстрируя смущение, – и к тому же моложе меня. Я и так в смятении. Не знаю, как он воспримет новость о ребенке.

– Ну хорошо, – казалось, что женщина пронялась проблемами пациентки. – Есть один способ, но утверждать, что получится и давать гарантии я не стану. И в любом случае, мое имя не должно нигде фигурировать.

– Договорились! – глаза Мстиславы радостно блеснули. – И скажите, пожалуйста, как вас зовут? Вижу, что вы очень хороший человек, а имени вашего не знаю.

– Роза Львовна, – улыбнулась медсестра, присаживаясь на табурет у постели пациентки и приступая к изложению своего плана.

***

– Ну что же, госпожа Звездинская, – в палате стоял врач, держащий в руке кипу каких-то бумаг. – Оплаченное время пребывания в клинике истекло, и вас, после подписания некоторых бумаг (употреблять слово – документов, он поостерегся), доставят на борт теплохода, и уже совсем скоро вы будете дома.

– Давайте, – протянула руку Мстя.

– Вот здесь, здесь и здесь, – мужчина быстро перелистывал бумаги, тыкая пальцем в места, где нужно расписаться.

– Не торопитесь, – Мстислава закрыла папку. – Мне нужно ознакомиться.

– Да зачем вам это?! – сиял улыбкой хирург. – Простая формальность! Только время зря тратить!

– А я не тороплюсь, – Звездинская открыла первый лист.

Врач, тяжело вздохнув, отошел к окну.

– В принципе, все понятно, – Мстислава закрыла папку. – Вызывает недоумение только один вопрос: почему нигде не указано, что во время операции я едва не умерла от остановки сердца?

– Но ведь вы живы! – врач не собирался сдаваться так просто. – И, поверьте, этот инцидент не имеет никакого значения!

– Тем более не понятно, почему вы о нем умолчали, – улыбнулась Звездинская.

– Потому что это может плохо отразиться на репутации клиники, – улыбка давно сползла с лица мужчины.

– Ну что же, – Мстислава не выпускала из рук папку, – вы заботитесь о репутации, и я вас понимаю. Но этот, как вы выразились, инцидент, произошел по вашей вине! И если вы не захотите уладить вопрос по доброй воле, я буду вынуждена обратиться в суд, который, как вам известно, окажется на моей стороне. А вам придется не только выплатить компенсацию, но и оплатить судебные издержки. Ну, и мое вынужденное пребывание в вашей прекрасной стране на все время, пока будет длиться судебный процесс. Вы к этому готовы?

– Как быстро вы учитесь всему «плохому», едва вырветесь из «совка», – процедил сквозь зубы врач.

Звездинская рассмеялась:

– Для начала, Южная Пальмира никогда не была, как вы выразились, «совком» в том смысле, который вы вложили в это слово, – добавила, видя, что рот мужчины превратился в нитку плотно сжатых губ: – Ну а в завершение, смею вас уверить, что я дурой никогда не была.

– Чего вы от нас хотите?

Мстислава поняла, что пришло время ставить условия:

– Месяц реабилитации в вашем пансионате. Разумеется, за ваш счет. В качестве сопровождающего на это месяц я хочу видеть Розу Львовну, мою медсестру, благодаря заботам которой я так быстро пошла на поправку.

– Я дам ответ через час, – врач протянул руку. – Позвольте взять документы.

– Да пожалуйста, – вернула папку Мстя.

Врач вернулся ровно через час. Снова протянул папку Мстиславе, сразу же спросившей:

– Вы приняли решение?

Да, – кивнул врач. – Мы согласны принять ваши условия.

– И вписали пункт о бесплатном месяце в пансионате?

– Да, в конце.

– И о сопровождении?

– Там же.

– Хорошо, – Мстислава вздохнула и заново приступила к изучению бумаг.

Первое, чему её научила Роза Львовна, так это никому не верить на слово. И внимательно вычитывать каждую бумажку, прежде чем поставишь свою подпись.

***

Мстислава и Роза Львовна прогуливались по аллее, вдоль которой росли апельсиновые деревья.

Звездинская была удивлена, увидев в первый раз на деревьях и цветки, и плоды:

– Но ведь это невозможно!

– Вы еще не знаете нашу страну, – улыбалась Роза Львовна, – здесь многое возможно!

Месяц в пансионате подходил к концу.

Как и сказала многоопытная медсестра, отёки и синяки с лица сошли. Посветлели и стали почти незаметными послеоперационные рубцы.

Мстислава сделала новую стрижку. Теперь её лоб скрывала челка, а виски и уши профессионально выполненное каре. После подтяжки немного изменился разрез глаз, они стали слегка раскосыми. Роза Львовна сказала, что через пару лет разрез глаз станет прежним, но Мстиславе нравился и такой, придававший лицу налет экзотичности. Чтобы изменение не бросилось в глаза коллегам, можно сказать, что наносит макияж новым способом. Пусть ломают головы, что же это за способ такой?

По утрам Звездинская подолгу стояла у зеркала обнаженной. Любовалась грудью третьего размера и упругой, задорно торчащей попкой. Каждый день отслеживала изменения в лице и понимала, что не окажись рядом с нею Роза Львовна, всего этого отдыха и восстановления в пансионате могло бы и не быть. Она думала, что неплохо было бы отблагодарить женщину за помощь. Но как?! Денег у Мстиславы почти не осталось. Те «крохи» что еще и были на карточке, она потратила на стрижку и покупку пары платьев. В старые новая попка не влезлала, да и в груди они были тесноваты.

Недолго промучившись с вопросом благодарности, Мстя разозлилась непонятно на кого: то ли на себя, то ли на ни чем не повинную Розу Львовну.

«Какого черта?!» – думала Звездинская. – «Я ни о чем не просила! Она сама вылезла со своими советами! Пусть будет благодарна за месяц отдыха в пансионате, доставшийся ей на шару!» – о том, что кроме отдыха Роза Львовна ежедневно ухаживала за её лицом и телом, она как-то подзабыла.

– Завтра утром мы расстанемся, – Роза Львовна медленно шла рядом с Мстиславой. – Я хочу, чтобы у вас все сложилось с отцом ребенка, – заглянула в лицо собеседнице: – Вы ведь уже решили его оставить?

– Скорее – да, чем нет, – пожала плечами Звездинская. – Нужно все хорошенько обдумать, прежде чем принимать решение. Я ведь уже не девочка, – усмехнулась довольно, – хотя и выгляжу не больше чем на двадцать!

– Вот именно! – медсестра не учуяла подтекста в словах пациентки. – Вам сорок пять! И возможно это ваш последний шанс стать матерью!

Мстислава поморщилась, как всегда при упоминании её биологического возраста:

– Вобщем, доберусь в Южную Пальмиру, а там уже буду смотреть по обстоятельствам, – Мстя развернулась и зашагала в сторону здания пансионата: – И давайте на этой ноте закончим обсуждение моего будущего.

– Хорошо, госпожа Звездинская.

Мстислава, разрешившая Розе Львовне называть себя по имени еще в первый день по прибытию в пансионат, поняла, что обидела женщину. Но ни раздумывать чем именно, ни, тем более, извиняться она не собиралась.

Завтра утром они попрощаются навсегда.

Роза Львовна вернется в Тель-Авив и приступит к работе в клинике. Ну а её, Мстиславу Звездинскую, автомобиль, заказанный руководством пансионата, отвезет в Хайфу, где она сядет на белоснежный теплоход и отправится домой. В Южную Пальмиру.