Читать книгу Близнец для президента. Роман с музыкой - Рита Тальвердиева - Страница 6

Поезд приговоренных

г. Южный, февраль 2008 г.

– Меня нет! – весело прокричал он из кабинета. – Вы-ход-ной!

Его тон позволил проигнорировать сказанное: вбежав в комнату, жена радостно протянула трубку.

– Это тебя, дорогой. Сам Матиевский!

Он округлил глаза.

– Артист! Из сериала «Наперегонки с роком», – восторженно прошептала она. И, уже не сдерживаясь, расплылась в улыбке. – Успевает к моему юбилею. Через час его рейс из Москвы.

Передав мобилу обалдевшему супругу, она выскользнула прочь: предстояло отдать новые распоряжения координатору праздника, в том числе – и своевременно встретить в аэропорту знаменитого гостя.

Она не сомневалась – муж-губернатор не будет сердиться за ее своеволие. Как это мило с утра он сказал: «Сегодня ты вольна делать все, что пожелаешь». От удовольствия она зажмурилась. Карт-бланш он давал ей не часто, но она знала: ей повезло в главной лотерее жизни – она любима.

Сейчас самолюбие приятно щекотал вопрос: «Кто? Кто инициатор этого потрясающего подарка?! – Судя по реакции мужа, для него это оказалось таким же сюрпризом. Подруг она отмела сразу. – Родня?.. – с сомнением повела она головой. – Нет, до этого им не допетрить. Она долго перебирала в уме всех из близкого окружения мужа. Безрезультатно.

Старые друзья, поддерживающие отношения с его прежней женой, отпали сразу, а нынешние – «не проверены в бою», как однажды выдал ей муж (на посту губернатора он неполных два года).

До подобного сюрприза мог дойти лишь человек с ярким полетом фантазии и авантюрной жилкой. Таких среди окружения мужа она не знала. – Чем гадать, лучше прямо спрошу», – решила она, неся в кабинет поднос с утренним кофе.

– Ну что, родная, – просиял улыбкой супруг, – ждет твоего артиста прием – высший класс! Но и он программу нам выдаст – закачаешься. Признаешься, – усадил он жену на колени. – Кто оплатил этот щедрый подарок?

Теперь округлила глаза она.

– Оплатил?!

– А ты что думаешь?! – насторожил его нежданный поворот. – Звезда сериалов вот так и примчится из столицы в глушь?! Из уважения?! К тебе?!

Ее губы обиженно дрогнули. Взгляд затуманился. Она вскочила.

– Из сердечного порыва даже близкие не разорятся на «звезду». Такой подарочек, – поскреб он затылок, – тысяч на двадцать потянет. Долларов.

Она непроизвольно ахнула и растерянно опустилась в соседнее кресло.

– Ну, ничего! – махнул он рукой. – Кто б это ни был – раскроется! Сам. Уже к вечеру! Такими деньгами инкогнито не бросаются. – Скорее всего – это Хмелевский, – призадумался он. – Давненько на прием рвется…

Из вопросительно распахнутых глаз его затопило синим. Он подошел к своей ненаглядной. Приобнял.

– А что толкового может предложить бывший продюсер и нынешний областной депутат, – подмигнул он. – Очередную клоунаду?

Жена уже улыбалась.

– Так что пусть в Думе душу и отводит, – заключил он и залпом допил кофе.

Жена выпорхнула из кресла и вопросительно застыла у двери.

– Иди, милая, занимайся. Дел у нас выше крыши, – озабоченно проговорил он, провожая ее взглядом.

«А может, все ж какой поклонник у Лизаветы моей выискался?!» – пробурилось вдруг в сознании… Он тут же повел волевым подбородком.

– Чепуха! Реверанс этот, чую, по мою душу…

Если б он знал, насколько он прав, тут же отменил бы и текущие дела, и скоропостижный прилет «звезды», да и весь этот балаган под названием «юбилей жены губернатора»… Впрочем, вряд ли это его бы спасло… Тень Ирода накрыла его одним из первых.

* * *

Поселок Таежный, февраль 2008 г.

Челюсть ломило, не переставая; анальгетики не помогли. Он повернулся было на бок, но едва сдержал крик: словно тысячи раскаленных игл пронзили больное место. Он замер, пока боль не утихла.

Его подручный – помощник вновь избранного депутата Государственной Думы России – лишь громко посапывал на соседней койке. «Да, здесь тебе не гостиничные апартаменты», – вдруг вскинулась слепая обида. Бывший Дом колхозника, единственное пристанище для командированных всех рангов, кичливо звался «Пансионат Победа». Клоповник! Для тупарей. И он – среди них.

А до Москвы, до дома родного 1000 километров. Тоска его грызла не переставая.

– Вдруг там трещина? – украдкой всхлипнул он. – Да и зуб раскололся надвое, – он вновь повел языком по вспухшей десне: бо-о-льно.

Нет, билет менять он не станет, полетит домой послезавтра, во вторник. Как и планировал. А завтра, по утру – бегом к местному эскулапу. «Мэр» поселка клятвенно бил себя в грудь: поутру, дескать, лично его доставит. В их селе все как у людей. Даже дантист ведет прием два раза в неделю.

– А если острая боль? – едва шевеля губами, спросил тогда он. Уже не как депутат, а просто как страждущий. С надеждой.

– В область везем, 120 километров к северу, – строго отчеканил «мэр». – Так что парочка реаномобилей, – со значением зыркнул он в его сторону, – во как нужна! – И остервенело рубанул по горлу.

Во! В том и соль. В амбициях. Захотелось, блин, признания. Полпредом от депкорпуса ударить по глубинке и бездорожью. «Ударил». И – вляпался. В весьма скверную штуку. В дерьмо!

Нет, наехал бы на него по пьяной лавочке мордоворот какой, или, что лучше – противник от партии побежденных, ходил бы он сейчас в героях. А мразь та, что руку подняла, гнила б в психушке или латала б очко в СИЗО.

Но вместо судьбы героя ему выпали карты шута горохового. С подобным «имиджем» и партийцы родные открестятся, – понял он. – Особенно, когда эта фотка пойдет гулять по NETу и развлекать любителей желтой прессы.

С этого дня, – проступило вдруг явственно, – он труп. Политический труп. Мистер Никто. Пустышка.

Главное, в Москве скажу – не поверят, – застонал он от досады. – И даже – Люська! – вскинулся было он и тут же поплатился: боль вновь лягнула под дых и заплясала огненную жигу.

– О чем это я? – попытался он отвлечься, баюкая в ладони вспухшую щеку. – Ах, да! О Люське… Вспомнит еще, картавая, как лет пять назад к горничной-чувашке он под юбку залез. А наутро ее мужик с ножичком и прискакал… Скрутили тогда мужика. Вмиг. Свита была – не подступишься: кандидат в депутаты. Одномандатник, блин. Фигура… Конкуренты-оппоненты расслабиться не давали и эскорт был что надо. С выучкой. На все случаи жизни.

Только, кто ж его потом Люське заложил? Вопрос…

Предают только свои, – вздохнул он и распахнул глаза. – Кажется, боль утихла. Но в сознание вновь вторгся тот нелепый до пасквиля эпизод: под юродивого попал-подставился. Как пацан. Пришлый паломник-уродец его и оприходовал. Прилюдно. На потеху репортерам. Ум-мо-ра, – всхлипнул он.

Теперь отчаянно заныла душа.

Короткий спич перед селянами удался. Перечень оглушительных цифр – вызвал аплодисменты. Неожиданно запели колокола.

– Надо же, – удивился он, – население в десять тысяч, поликлиники своей нет, а храм – нате, пожалуйста!

Отчего-то стало не по себе. Близорукое солнце прикрылось тучей. Порыв ветра заставил поднять воротник. Не по его ли душу звон? – дрогнуло вдруг в груди. Он поежился.

Но… Трагическая нотка знамения упала в кипящий фарс. Откуда ни возьмись выпрыгнул на середку гном-юродивый. Росточком до пупа; глистой скрючен; на ветру космы седые полощутся; усы землю метут; в глазах – угольки мерцают. В руках уродца – крест резной, деревянный. Он им и машет, будто крестить народ собрался. Вновь проявились фотографы, замелькали. Дескать, типаж интересный, из паломников… Смотрю, а люди уже головы склонили; как загипнотизированные, к бормотанию его прислушиваются, внимают. Обернуться не успел, а юродивый… крестом меня и припечатал. Метил, гад, в голову, едва увернулся. Но зубы он мне пересчитал. А вспышки… Вспышки репортеров доконали.

Стас, помощник мой верный, скрутил уродца, тот и размяк, стал слюни пускать…

Дал я, разумеется, отмашку: отпустите, мол, на все четыре стороны. Больной, мол… И толпа солидарно загудела, – вздохнул он. – Толпа, – механически повторил он вслух, осознавая, что боль поутихла. И за что в старину юродивых любили? Бр-р-р-р.

А Стас очень долго мыл руки, даже в стакане водки их купал, – усмехнулся он.

Боль уже не пульсировала. Отступила. Он так и не заснул. Но туманный зимний рассвет встретил с улыбкой: еще одно утро и он будет дома.

…Он раскрыл рот и смежил веки. Вид древней бормашины в рваном резиновом кожухе тонуса не прибавил. От подобного динозавра он однажды сбежал в далеком детстве. Сейчас не сбежишь. Идешь, как на казнь. Своим ходом. Стало быть, надо…

Дрелью затряслась в руках доморощенного дантиста бормашина. Он приоткрыл глаза. Последнее, что ему было уготовано видеть в этой жизни, – тонкие резиновые перчатки дока. Электрический заряд в 250 ватт, вырвавшись на свободу, прекратил его страдания. Он перестал быть шутом и превратился в мученика.

* * *

г. Забаровск, февраль 2008 г.

– Где Света?! Где доченька? Где?!! – мертвой хваткой вцепилась она в рукав мужа и, не сдерживаясь, зарыдала в полный голос. – Что с ней сейчас делаю-ю-ют?..

Ее муж словно впал в ступор.

– Очнись! Тебе говорят! – она потянула его с дивана. – Вста-вай, ищи!..

Он вздрогнул и обреченно приобнял жену.

Стоявший у дивана парень – личный водитель, он же телохранитель и, практически, друг семьи, – осторожно откашлялся, пытаясь обратить на себя внимание. Ну, и обратил на свою голову.

Женщина вздрогнула и расстреляла взглядом обоих. Последний выстрел достался мужу:

– Это все ты! Твоя политика! – зашептала она страшным голосом. – Допрыгался, мэр долбаный!..

– Галиночка Петровна! Галочка, – подала голос экономка. – Послушайте, что Диня придумал! – подмигнула она парню.

Нехитрая уловка подействовала.

Галина бросила терзать мужа и повернула к нему заплаканное лицо.

– Галина Петровна, – нарочито бодрым голосом начал Денис, – раз они позвонили, все будет тип-топ.

Рот Галины некрасиво дернулся.

– Ну, я к тому, – взволнованно зачастил он, – это – не отморозки и не бандюги. Сумму они запросили не запредельную. Даже скромную… Просто… – пожал он плечами, – ловцы удачи…

– Ты что мелешь-то, – зашипела экономка, заметив, что лицо хозяина начало багроветь.

– А то! Не причинят они ребенку зла. Мы их условие выполнили. Никто их не пасет. Деньги приготовлены, – кивнул Денис в сторону пухлого пластикового конверта. – Еще максимум час-два – и мы увидим Светика живой и невредимой. И – убедим: это был сон. Или… сказка. Ребенку-то пять лет. Все быстро выветрится и быльем порастет…

Экономка поощрительно закивала.

Пока он говорил, взгляд Галины стал более осмысленным. Она отбросила скомканный платок в сторону и поднялась с дивана. Подойдя к окну, некоторое время пристально вглядывалась в темень и, обернувшись, вдруг вымолвила:

– Вспомнила!

Тут очнулся и муж. Его взгляд стегнул сильнее, чем окрик.

– Пару дней назад, – задумчиво начала она, – Светик испуганно закричала. Она увидела в окне, этом окне… бабку-ежку, – тем же ровным голосом продолжила Галина. – Так ей показалось, думала я. А доча все билась в истерике: я боюсь ежку, боюсь… Чтобы успокоить, я предложила ей поиграть в сыщиков. Мы обошли комнату, вместе заглянули под диван, за телевизор, даже – в тумбочку. Раздвинули до упора шторы и проверили щеколды на окне. Я своего добилась, – тем же механическим голосом закончила она, – ребенок уже вовсю тискал котенка. Но!.. – едва слышно выдохнула она и пауза, томительная пауза ударила морозом по коже. – На стекле… со стороны улицы… – спазмы мешали ей говорить, – я заметила небольшое запотевшее пятно, круглое, размером со сливу. Оно. На глазах. Таяло…

Все были ошарашены. Денис подвел ее к дивану.

Муж распахнул окно и свесился наружу. К нему подошел Денис. Какое-то время они что-то там высматривали.

– Ерунда! – отмахнулся Денис. – Вам показалось, – попытался успокоить он взглядом Галину.

Она лишь качнула головой.

– Но ты ведь знаешь! – вскинулся теперь муж. – Водосток на расстоянии пяти метров, пожарной лестницы нет, стены гладкие. До соседнего балкона метра три. До земли – десять. До крыши – столько же!

– А карниз? – едва шевельнулись побледневшие губы.

– Ха! – хлопнул по ноге себя муж, – только Светочкина ножка и уместится. Плюс наледь. Зима!.. – тряхнул головой он и чуть тише добавил: – Тебе показалось, Галя. По-ка-залось!

– Ворюги и не на такое способны, – приковала было к себе внимание экономка, но мелодичный перезвон прозвучал как гром среди ясного неба. Первая очнулась Галя и бросилась к телефону. Подержав секунду у уха, она с ужасом протянула трубку мужу:

– Тебя! Они – хотят – тебя…

Не прошло и минуты, как входная дверь выпустила главу семейства, главу славного уральского городка. Он успел схватить ключи от машины и пакет с выкупом. Оставалось лишь следовать инструкциям.

…Уже за полночь победным гонгом заскрежетал замок. Дверь распахнулась. На пороге стояла Светик. Слегка заспанная, но довольная – рот до ушей:

– Мама! Мамочка! А я в гостях была! У бабы-яги-и! – радостно пролепетала она.

Мать сжала ее в объятиях. Экономка бравурно загремела чашками.

– Я же говорил, – шмыгнул носом Денис. – Говорил!!.

– А где Дмитрий Петрович? – вновь подал голос Денис и выглянул на лестничную площадку. – Где папа, Светик?..

– Может, машину ставит? – неуверенно пролепетала, выглянувшая из кухни экономка.

Галина и Денис переглянулись:

– А кто же ей двери открыл?! – одновременно выдохнули оба.

Распахнутая наружу дверь лишь горько всхлипнула.

– Ди-и-ма!! – отчаянно заголосила Галина, выбежав на лестничную площадку. – Ди-и-ма…

Ей ответило лишь гулкое эхо.

Присев на корточки, Денис тормошил ребенка:

– Где папа, Светочка? Где?!.

– Бабка-ёжка съела, – показала она язык и подбежала к застывшей в стороне экономке. – Я тоже кушать хочу-у-у…

* * *

г. Сосновск, февраль 2008 г.

Ее живот пер как Бонапарт на Москву: нагло, вызывающе, бесстыдно. Мальчик, – удовлетворенно кивнула как-то соседка, ощупывая взглядом ее раздувшуюся фигуру. Ей-то что, – пожала она плечами, и машинально огладила живот, – нет, не мальчик! Сокровище у нее под сердцем – чистое золото, бриллиант!.

– Ого! – глянула она на часы: уже девять. – Вот соней вдруг заделалась… Почему нет?.. – сладко потянулась она.

Что ж, школу она бросила, даже бумаги не оформила, к черту! Все потом-потом. Вот в марте родит – контрольные экстерном сдаст: не проблема. Да и времени будет уйма… Но сокровище огранить сейчас треба, до родов. Потом поздно будет, – окончательно проснулась она и поднялась.

Как и вчера ноги привели ее в прихожую – немытую-нечесаную, плевать! Там, на тумбе, маяком новой судьбы крашеной бронзой мерцал телефон. Обычный. Стандартный. Проводной.

Тот тип прознал лишь ее домашний. Про сотовый даже не спросил. И своего не оставил. Теперь сиди-жди. «Но ниче, – хмыкнула она громко. – У него, видно, свой интерес. Крепкий. Дозвонится!..»

Но трубку на всякий случай подняла: беспрерывный гудок успокоил – работает. И откуда у нее старческие заморочки? – качнув головой, протопала она в ванную. – Откуда! От счастья нежданного. Пропустить – западло и боязно. А вдруг все блеф? сон? мираж? И бабок обещано немерено… За что, спрашивается? Она и за десятую часть все б устроила.

Резвый напор воды взбил крутую пену. Она заколола волосы и неспешно опустилась в воду, едва теплую – в такой долго не понежишься.

Вся «работа», – переключилась она вновь на события трехдневной давности – сделать фотки – себя, родимой. И – распечатать с десяток. Вот такую – с пузом.

Фишка в том, что прикид должен быть стремный. И антураж – соответственный. В общем ряду с торговками. На стихийном рынке. С ведром картошки. И руки, руки должны быть грязные, с обломанными ногтями, без маникюра. А на лице – макияж смазанный, вроде как «вчерашний». Такой вот перец! – шлепнула она по воде мочалкой и вытащила пробку. Вода устремилась в трубу, оставляя клочья пены на стенках ванны.

…А как в жизни все меняется. Как в калейдоскопе. Что-то безвозвратно уходит… Но на том месте проявляется новое, порой лучше прежнего.

Всего год назад мать похоронила. Соседи жалели – сиротинушка!.. но ошиблись.

Все случилось, как в сериале занюханном. Открыла мать перед кончиной тайну: жив-здоров ее отец, не давится, да в столице живет припеваючи. А что прочерк в свидетельстве – там, где имя отца должно быть вписано, так условие она выполняла…

Бред думаю? Иль агония это такая? Губы сухие, капельки пота на лбу, а она все шепчет и шепчет:

– Доказательство? – говорит. И тут же тычет куда-то. – Вот тебе доказательство! Квартирой он откупился. Пришлось родную Михайловку бросать, в городок этот перебираться. Никто так ничего и не прознал, – откинулась она на подушки. – И оформил так, как адвокаты ему советовали – в очередники ввел под нумером первым… одно это ему дороже самой квартиры стало. Зато не подкопаешься – ни подписи нет его, ни фамилии нигде не значится, – всхлипнула мать. – Нет по бумагам у тебя отца, нет. Даже фотографии не оставил. Ну, бог с ним. Простила! Но кровушка у тебя его. Лицо – чистая копия! И нос, и глаза, и брови вразлет. И взгляд… – затряслась вдруг в рыдании мать. – Увидит сейчас – признает. Ты – напиши ему, все как есть напиши. Мало ли… И фамилию его шепнула: Рязанцев Олег Анатольевич.

Ох, думы были у меня жесткие. Ох, жесткие. Перед сном планы дерзкие вынашивала. Но! Успела только по Netу скачать, что папочка партийцем крутым сделался, ну, думаю, постой-погоди, будет тебе явление Христа народу.

Недолго бродили мыслишки, пару ночей всего ими бредила. А затем – новый бред – запала на мужика командированного. Залетела… Другие проблемы встали: рожать решила. Твердо. Видно на роду так написано…

Но тут вновь тряхнуло калейдоскоп, картинка высветилась – супер! Три дня назад раздался тот самый звонок. Голос был незнаком, шелестел как шины под дождем, мерзкий, короче, голос. И не поймешь – мужик ли, баба… не представился. Грит только – береги ребенка – в нем счастье твое новое. Повод, – говорит, – будет: поздравить депутата Государственной Думы. С внуком! Рязанцева Олега Анатольевича. Знаешь такого?!

Я аж подпрыгнула! Ну, думаю, – не свистит. Про папика родного ни одна душа не знала. Не тот у меня характер, чтоб молоть языком попусту.

Значит, думаю, предок уже и в депутаты прошел. Хо-р-р-ро-шо… Холодная ярость затопила. Я согласилась выполнить все условия незнакомца. Это было мне на руку. Ребус незнакомца я разгадала «на раз». Фотки против бабок. Элементарный шантаж. На кону – миллион долларов.

В интернет-кафе она выискала фотку папика. Холеный, блин. Жена, две дочки-близняшки-лапушки. И должность в Думе – звучная, сытая. Такой заплатит, никуда не денется.

На следующий день она наткнулась в киоске на красочный журнал «Вояж в сказку!». Он разбудил детские мечты о путешествиях. Ее выбор пал на Гоа – западный берег Индии. Живописная природа, великолепный климат, бескрайний океан – все как в раю. Плюс отзывчивые «колонисты»-европейцы. Много русских…

Или, – задумалась она, – для начала рвануть поближе?.. А что? Отряхнуть от пыли мечту детства и – вперед! В Париж. Столицу мира…

Пролистав несколько страниц, она остановилась на изумительной картинке: он, она, лазурное море и… знаменитый отель «Grand Des Anglais», порог которого переступали наследные принцы Европы… Сан-Ремо! Пусть будет Сан-Ремо – город песен, цветов и фестивалей.

Вот так. Следующий брык «калейдоскопа» она сможет теперь запланировать. И никаких больше пугающих «вдруг». С такими деньжищами-то…

* * *

г. Новосимбирск, февраль 2008 г.

Она проснулась и поняла – что-то не так… исчезли шорохи – родные, прирученные, ласковые… Потянуло чем-то тревожным, тяжелым, сумеречным. Так пахнет беда.

Она крепко зажмурилась – не помогло.

Не журчала вода в ванной, не скрипела половица у зеркала, не кряхтела древняя табуретка на кухне (ветеран брежневской поры), не звякали чашки… Ти-ши-на. Мертвая…

Она распахнула глаза и потянулась: надо же, причудится всякое. Солнце било в литавры нового утра, радостно позвякивал трамвай, весело чирикала на остановке стайка студентов из соседней общаги. Все просто, как этот новый день: Александр спит после очередной бессонной ночи – готовится удивить и ее, и весь мир. Потрясающим открытием. Его конек – нанотехнологии. Его ставка – Россия…

Резко вскочив, напугала пружины – они взвизгнули.

Набрасывая халат, смахнула с журнального столика «Паркер» – недавний подарок сына. Ручка, возмущенно подпрыгнув, треснула.

Распахнула окно в ясное морозное утро, – ой! – невольно задела ветку. Глянула вниз: почернел пуще прежнего старый клен, долу опустил заледенелые ветки и… затрясся вдруг в беззвучном плаче, как гонец с печальной вестью.

«Что происходит?!» – обвела она взглядом комнату. В ее сторону недобро косилось зеркало. Мрачный запах грядущего выталкивал ее в коридор. К чему-то прислушиваясь, она медлила. Вдруг… Оглушительный грохот заложил уши. Непрошенным гостем ворвался сквозняк. Испуганно отпрянула дверь, протяжно заскулили створки шкафа.

Она бросилась в комнату сына, когда гнетущая тишина зачавкала замирающими звуками: то ли стоны, то ли всхлипы сходили на нет. Кожа ощетинилась пупырышками, волосы встали дыбом, в жарко натопленной квартире зуб на зуб не попадал от ужаса.

Саша лежал у окна. Навзничь. Лицо размозжило рухнувшей секцией антресолей. В его правой руке была зажата странного вида деревяшка – нечто вроде крошечного костылика – не больше двадцати сантиметров.

Книжный шкаф злобно ощерился пустотами, ноги ступали по вороху исписанных бумаг – его труды, Сашины. Здесь что-то искали?..

Ей было до лампочки. Потолки-то высокие… И крюк не достать… Сознание дробилось и меркло под улюлюканье гиблой тишины.

Сочувственно всколыхнулась лишь штора, приглашая к распахнутому окну.

Предостерегающе пискнула дверца письменного стола. Она грозно шикнула, как на Сашеньку, когда он был маленьким. Строгость пошла на пользу. Теперь Саша – гордость России…

Не своим голосом прокаркала кукушка из опрокинутых часов-ходиков. Она свернула ей шею… Затем… шагнула на подоконник.

Вновь радостно зааплодировали родные шорохи. Услужливо протянула лапу сверстница ель-гренадерша. По-сыновьи нежно приобнял ее ветер. Гнетущая тишина разбилась на тысячи осколков.