Читать книгу Ирония судьбы - Риваль Гулов - Страница 2

В ноябре 1972 года меня призвали в армию; я торжественно принял военную Присягу и два года служил в пограничных войсках. В декабре 1974 года я приехал домой, отслужив положенный срок. Жили мы с женой в съёмной квартире и довольствовались малым. Я работал монтёром пути в ПМС. В сентябре 1975 года у нас родился сын. И нам выделили вагончик для жилья в рабочем посёлке. Мы были рады. Но когда начались морозы, сын простудился. И начал часто болеть. В апреле 1976 года я отвёз сына (и жену) в деревню. Воздух в Чулпане оказался целебным; сын начал выздоравливать. Я зарабатывал деньги и отгулы, подрабатывая в выходные дни. В начале июня 1976 года в пятницу вечером я получил зарплату и решил на три дня съездить в деревню. Бригадир разрешил, так как у меня был отгул. Но в это время подошел к нам мастер и попросил меня не спешить. Надо было охранять трактор, который застрял в болоте. И мастер велел мне срочно ехать в Улу-Теляк. Сказал, что смена подойдет в воскресенье утром, и он разрешает мне ехать в деревню на целую неделю. Я не отказал мастеру, даже обрадовался. В электричке я встретил рабочих из нашей бригады, которые угостили меня по-дружески: налили сто грамм водки и настояли выпить за коллектив. Я благополучно доехал до нужной станции, но уже «навеселе». Был усталым после тяжёлого рабочего дня и ещё не ужинал. По пути к рабочему месту я заглянул в магазин. Он оказался закрытым изнутри. Я не стал стучать в дверь, начал уходить. Со двора вышел парень и спросил, что мне надо. Я дал ему пять рублей и попросил бутылку водки. Он вынес мне пять бутылок вина и сказал: «Водка кончилась». Я отдал ему одну бутылку вина в знак благодарности и ушел. Но вскоре «добродетель» догнал меня и спросил; откуда я и куда путь держу. Я сказал. И мы пошли вместе.

Его имени я уже не помню. Он выглядел постарше меня, с виду был крепким парнем; имел спортивное телосложение. Я запомнил его широкую и волосатую грудь, но черты лица почему-то забыл, они стёрлись из памяти. Мы пили вино и мирно беседовали в начале застолья. Но вдруг между нами возник бессмысленный спор. Я, как преданный солдат своего Отечества, убеждал своего собеседника, говоря ему: «Границы должны быть на замке! Желающие перейти черту должны иметь ключ: паспорт и визу!»

Я говорю вам исходя из того, что помню. Оказалось, что противник мой имел силу богатырскую, и мечтал открыть все границы. Он сперва ударил меня бутылкой по голове и сильно оглушил. Через какое-то время я очнулся, постепенно начал приходить в себя. Мой собутыльник пинал меня ногами своими, находясь в сильной ярости (переходя в бешенство), и при этом он громко приговаривал: «Границы должны быть открытыми!»

Вряд ли кто-то видел нас и слышал. Наш стол был накрыт на земле, под открытым небом. Рядом находился охраняемый мной трактор, в десяти метрах от железной дороги. И лес был рядом. Жилые дома виднелись в дали, был поздний вечер, уже темнело.

Я уже не спорил. Видимо понял, что дело принимает серьёзный оборот.

И, улучшив момент, я схватил ногу противника и выкрутил её со всех сил. Он упал. Я набросился на него, но силы наши оказались неравными. Мой враг быстро скинул меня с себя и бил кулаками по лицу моему очень долго. Кровь текла ручьём и заливала мои глаза, одежда моя вся промокла. Удары были сильными, я ослаб. Крови моей, я думаю, осталось очень мало. Но я вставал и шел к своему противнику в сильной ярости, и после удара кулаком падал как подкошенный. Потом он бил меня чем-то тяжёлым. Возле застрявшего трактора лежали инструменты рихтовщиков, с помощью которых они (мы) двигали железную дорогу, выпрямляли её после смены на новую. Я не знаю вес данного инструмента, но думаю, около десяти, двенадцати килограммов. Длина его чуть больше полутора метров. Возможно, он бил меня вот этим (железным) инструментом. Можно сказать; в то время я уже не чувствовал боль. Чувствовал лишь удары тупым предметом.

Острую боль я почувствовал в 1991 году, после правки травмированного позвоночника. И посчитал: я получил тогда своим же рабочим инструментом два удара в грудь, четыре в спину и удар по колену.

После таких сильных ударов я потерял сознание. Когда очнулся, я помню, отчётливо увидел испуг в глазах противника. Он отпрянул назад. Видимо, мой собутыльник думал, что я уже мёртв после таких его усилий. Я был жив. Но уже побеждённый (и сломленный). И я попросил пощады у своего врага. Моя просьба осталась без ответа, так как противник мой оказался настоящим палачом. Проверив мои карманы, он ушел. Я лежал на рельсах. Пытался встать, но сил моих не было. В мыслях я неустанно повторял: «Надо идти!» Однако тело было непослушное и тёплое; тяжёлое, неподъёмное. Я помню это. На душе была тревога; внутренняя сила подсказывала: нельзя медлить! Но не успел я вернуть силы свои уходящие; поезд отбросил меня под откос. Я так думаю, потому что удар был мощным и сокрушительным. Меня охватил ужас. Я весь сжался, стал упругим как мяч, туго накаченный. Глаза мои (оба) широко открылись, но не лопнули. Значит, голова моя ударилась во вторую очередь. Главный (и первый) удар пришелся в спину, ближе к правому боку. Я переворачивался с боку на бок, с живота на спину, раза три-четыре, потом ноги остались на месте, а вся верхняя часть туловища и голова ушли вперёд. И таким образом солдат (пограничник) дал земле поклон.

Я наблюдал за своим телом сверху, и с большим любопытством. Страха уже не было. Потом мне казалось, что я занят очень важным делом. Можно подумать; я сам себя заклал. Был момент, когда я на своё тело смотрел не

только сверху, а свысока, с явным презрением. Дух мой уходящий явно испытывал свободу, могущество и власть. И после этого испытания наступило безразличие; я был там (как будто бы) посторонним наблюдателем, и в происходящем событии не было чего-то особенного. Я почувствовал тогда глубокое смирение; душа моя согласилась со своей участью. И происшествие принято мною как должное. И я увидел огонь, очень похожий на отражение сигаретного огня в темноте, который быстро удалялся от меня.

Видимо, когда дух человеческий покидает тело своё, за происходящим событием он наблюдает со стороны. Точнее, сверху. Дух видит окружающий мир при другом свете. Возможно, это ультрафиолетовые лучи. Подобный свет я видел в больнице, когда принимал лечение. Во время казни я видел своё тело отчётливо, хотя и убийство происходило поздно вечером, при плохой видимости. Я уверен; дух человеческий видит своё тело (и своё окружение) лишь тогда, когда его душа (душа человека) находится внутри сердца. Дух, который находится во всём теле, во всех органах, напоминает мне натянутую резину тогда, когда он покидает тело. Конечности духа и души соединены, и дух как бы притягивает душу к себе. Когда человеческая душа освобождается от человеческого тела, она стремительно движется к другому, свободному концу духа. Дух проникает во внутрь души, а душа в свою очередь охватывает дух. Когда соединяются свободные концы духа и души, происходит короткое замыкание; появляется огонь, который быстро удаляется от тела. И которого видит лишь сам умирающий.

Я одновременно испытал две времени; короткое (мгновенное) и долгое (вечное). Как бы так. За короткий срок, пока катился под откос, я успел пережить многое. В течении нескольких секунд я неторопливо, находясь в состоянии полного покоя, с великой радостью, переполняясь чувством свободы, по-настоящему наслаждался жизнью. Но тем не менее, спустимся на землю.

Итак; я получил многочисленные ушибы по всему телу; и головы и своих внутренних органов. Переломлены кости мои, в том числе и позвоночник. Кровь выпущен, почти. Думаю, остались лишь капли. После мощного удара почтового поезда дыхание прекратилось (перебило). Сердце остановилось (замерло). Дух мой и душа моя покинули тело моё. Произошел трагический случай; разрыв. То есть, наступила смерть.

Поезд, видимо, последовал дальше. Если бы он остановился, то труп мой оказался бы в морге. Вам надо полагать, что мой собутыльник наблюдал за

происходящим событием. Взяв меня за ноги, он оттащил труп в лес и бросил его зверям.

Я помню: во время оживления трупа рот был широко открытым; туго набитым землей и травой. Глубокие царапины были на лице и на животе моём.

Казнили меня с пятницы на субботу; поздним вечером, или в полночь. Оживили труп ранним утром, на рассвете. Я точно не знаю, была ли тогда суббота, или воскресенье. Помню; тошнота от трупного запаха выворачивала всю внутренность. Исходя из того, что пережил, я говорю вам: труп мой был оживлен в воскресенье, через 28 часов после убийства: 06.06.1976.

«Величайшая из книг – книга жизни, которую нельзя ни закрыть, ни снова открыть по своему произволу.» (А. Ломартин)