Читать книгу Дурак на красивом холме - Рияд Алимович Рязанов - Страница 4

Я знал ее уже более года, но она, как и прежде, оставалась для меня загадкой. Сведения, полученные от разных людей могли бы составить пухлую папку в руках добросовестного следователя, но они были настолько противоречивыми, что я давно махнул на них рукой, предпочитая доверять только собственному впечатлению. Такая позиция вполне соответствовала моему мироощущению анахорета, поселившегося в некотором удалении от мирской суеты в поисках душевного равновесия. Зачем копаться в прошлой жизни человека, если сам он этого не желает? Пусть будет тем, кем хочет быть!

Такая установка позволяла мне воображать, что Вероника всецело принадлежит только мне, а всё, что было с ней раньше, меня не касается и, вообще, неправда.

Была она коренной москвичкой, попавшей в наши края отбывать срок, где на поселении познакомилась с неким Григорием, мажором местного разлива, сопровождавшим отца во время благотворительного визита в женскую колонию. Несколько потерянная внутренне, но прекрасная наружно, она не выдержала натиска богатого наследника известного предпринимателя, а в прошлом вора-рецидивиста по кличке Ястреб.

И получилось так, что только освободившись, она вновь была умыкнута хватким Григорием в их родовое гнездо, в соседний от нас поселок с говорящим названием Бухалово.

Мне приходилось иногда наведываться туда в сельсовет, в ведении которого было несколько ближних деревень и мой одинокий хутор. А еще в Бухалове, несмотря на трудные 90-е годы, работали лесопилка и кирпичный завод, что для меня, одержимого безумной идеей строительства собственного ранчо, было крайне важно.

Подробностей я особенных не знаю, могу только догадываться со слов старика Пафнутия, о котором будет рассказано позже, но Вероника не сумела вписаться в новую семью, вдрызг разругавшись с родными и близкими Григория. Самому жениху, как утверждают всезнающие деревенские бабы, Вероника поставила под глаз красивый фонарь, потому что с тех пор он полюбил носить черные очки и выглядел в них очень эффектно.

Несостоявшаяся невеста вынуждена была уйти жить в полузаброшенное поселковое общежитие, которое одновременно выполняло и функции гостиницы для разного рода командированных и просто частных лиц, вроде меня. Когда-то оно не было таким унылым, по коридору слонялись жизнерадостные шофера, приехавшие на уборочную, гортанно перекликались армяне-шабашники, строившие для процветавшего совхоза новые фермы, сновали на общую кухню с кастрюлями молодые специалисты и специалистки. Одним словом, витал здоровый дух здоровых людей.

Но времена изменились. Когда я появился в гостинице-общежитии, постоянным обитателем злополучного жилища отрекомендовал себя только одинокий пожилой инвалид с приволакивающейся ногой и интересным именем Пафнутий, показавшимся мне до боли знакомым. Меня определили жить в смежную с ним маленькую двухместную комнату, и когда комендантша открывала мне дверь, сопровождая необходимыми разъяснениями, он тут же выглянул наружу, интересуясь, что за гусь будет его соседом.

Мы поговорили с ним немного о том, о сём, но о наличии третьей жилички он даже не упомянул.

Красавчик и бонвиван, испорченный вседозволенностью и обожанием многочисленных прежних пассий, Григорий не смог смириться со случившимся инцидентом, разрушавшим до основания все его миропонимание, и дал разрешительную отмашку на половой беспредел местным мужикам, жаждущим бесхозного девичьего тела. Те не преминули этим воспользоваться: после отмены социализма в стране с сопутствующим ему принципом, что в СССР секса нет, население массово переключилось жить по законам Фрейда.

Первыми подняли знамя сексуальной революции тщедушные и вечно пьяные маргиналы. Каждый раз нагружаясь самогоном внутрь и наружу, и что интересно, науськиваемые поселковыми бабами, они организованно шли штурмовать гордую и неприступную Веронику. Но их атаки Вероника отбивала достаточно легко и убедительно, так что в них просыпалось человеческое. После полученных оплеух от сильной руки девушки, они показывали способность к покаянию, размазывая по лицу кровавые сопли вперемешку с пьяными слезами.

Вторая волна оказалась для Вероники посложнее. Она состояла в основном из вроде бы нормальных по-трезвому мужиков, несколько подуставших от своих сварливых жен и безыдейных серых будней. Смущенные новыми понятиями нового времени, подогретые алкоголем и общими разговорами на известную тему, они также ринулись штурмовать желанную твердыню, в пьяном угаре уверенные, что имеют полное право реализовывать свои естественные желания и эротические фантазии.

Эту волну я и застал, вынужденный на три дня остановиться в гостинице поселка Бухалово. На лесопилке по разным причинам не хватало рабочих рук, и мне как остро нуждающемуся в досках и брусках новопоселенцу, пришлось самому принять участие в распиловке древесины. Меня это устраивало. Я имел возможность отбирать и откладывать для себя самый качественный материал.

Когда я подходил к двухэтажному кирпичному зданию, оно показалось мне вполне приличным – стандартная постройка советского образца без излишеств. Но внутренность меня ошеломила: темно-зеленые засаленные стены с обвалившейся штукатуркой были обшарпаны и сплошь исписаны неприличными словами. Впечатление упадка усиливалось видимым отсутствием жизни. О присутствии Вероники Пафнутий меня не предупредил, видимо из обоснованного опасения, что и я из породы сексуальных террористов. Об их существовании я тогда не догадывался – два вечера прошли спокойно. Но это было затишье перед последней громовой бурей.

По вечерам, после напряженного трудового дня, я готовил себе на общей кухне немудренный горячий ужин. Комендантша, она же и уборщица, снабдила меня необходимыми продуктами – картофелем, квашенной капустой, свиным салом и коровьим молоком. Чугунную сковородку и большой кухонный нож я купил в поселковом магазине. Здесь же, приятно удивленный, я обнаружил прямо на прилавке хорошие книги – «Убийство Моцарта» Дэвида Вэйса и «Дневник белогвардейца» – сборник разных авторов, в числе которых был и Савинков-Ропшин.

Повесть последнего я и читал на кухне, помешивая картошку, чтобы не пригорела, когда туда вошла рослая и статная девушка с ниспадающими черными волосами и необыкновенно синими глазами. Скользнув по мне равнодушным взглядом, не считая нужным поздороваться, она плюхнула на соседнюю конфорку кастрюлю с водой, выдвинула мощной ногой из под стола мешок с картошкой, набрала сколько надо и отошла к мойке. На мои бодрые попытки разговорить ее она никак не реагировала. Только один раз посмотрела на меня с прищуром и все. Впрочем, девушка была не в моем вкусе – слишком уж атлетичная. С такой хорошо ходить в походы, особенно в горы – если что вытащит из пропасти, но представить ее сидящей у себя на коленях было трудновато.

Изжарив до хруста картошку и демонстративно попрощавшись с невоспитанной девушкой, я отправился к себе в номер, не особенно огорчаясь, что не удалось произвести на нее впечатление. Сосредоточившись на вкусной еде и интересной в информативном смысле книге, я вскоре о ней забыл. Наевшись картошки вприкуску с добротной квашенной капустой и напившись чаю с натуральным молоком, я блаженно вытянулся на кровати, покрытой серым армейским одеялом. Повесть воинствующего террориста несколько утомила меня своими жесткими рубленными фразами. Я закрыл глаза раскрытой книгой от унылого света тусклой лампочки и задремал, приятно усталый и сытый.

Сладкая дрема была недолгой. Громкий торопливый стук в соседнюю дверь разбудил меня. Одновременно раздался топот многих ног на ведущей к нам лестнице. Должно быть, также решительно и вдохновенно в свое время поднимались и шли по Зимнему дворцу революционные матросы.

Я приоткрыл дверь с естественным желанием увидеть что происходит и встретился с синим всполохом испуганных глаз девушки с кухни. Ничего не говоря, она проскользнула мимо меня в комнату, приятно проехавшись по ребрам небольшими крепкими грудями. Соприкосновение с ней было подобно контакту с электрическим током, от которого в моей голове мгновенно вспыхнула яркая лампочка!

Наконец наступило озарение! За три дня пребывания в поселке Бухалово, в разных местах, где скапливалось какое-то количество женщин, до моих ушей невольно доходило энергичное обсуждение некой злодейки, которая смущает мужчин и игнорирует женщин, пытающихся провести с ней душеспасительную беседу.

Почему-то я был уверен, что с такой горячностью они могут обсуждать только проделки какого-то отрицательного персонажа из нескончаемого сериала, изготовленного в западном полушарии. То, что персонаж имеет место быть в восточном полушарии и существует в реальности в двух шагах от меня, я понял только сейчас.

Следом вспомнился утренний разговор Пафнутия и коменданта-уборщицы, когда она мыла пол в нашей секции. Я проспал, засидевшись с книгой в ночи, и, возможно, спал бы и дальше, если бы не громкий возбужденный разговор и бесцеремонный стук швабры о мой порог. По-всему, разговаривающие были уверены, что я ушел.

Пафнутий настойчиво бубнил, что некой Веронике некие люди раскурочили замок, и надо срочно либо вставить новый, либо переселить ее в другой номер. Комендантша, добрая и отзывчивая на мои просьбы, на этот раз повела себя противоположным образом. Не видя, но слыша, я представил ее в образе неуступчивой волчицы Ракши из советского мультфильма про Маугли – ощетинившейся и оскалившейся. Она раздраженно кричала, что новых замков нет и не будет, и вообще, пусть эта шлюндра убирается из гостиницы и не создает проблем.

Времени вникать в гостиничные проблемы у меня не было. Я опаздывал и торопился на лесопилку – в последний день следовало поработать особенно ударно. Комендантша, увидев меня выходящим из номера, смутилась, убрала с раскрасневшегося лица выбившуюся из под платка прядь волос, кивнула в ответ на мое приветствие, и уже обращаясь к Пафнутию, негромко буркнула:

– Коли такой добрый и жалостливый, забирай ее к себе!

– Ага, чтобы меня убили?..

Дальше я не слышал, быстро заперев дверь и выскочив из секции. Надо было завершать свои дела – помимо окончательной утонченной распиловки, стояла проблема транспортировки изготовленных брусков и досок ко мне на ранчо.

Все это промелькнуло у меня в голове в течении нескольких секунд. Между тем, стали слышны голоса приближающихся революционеров.

– Дверь не заперта – как приятно!

– А чо приятно-то? Самоёй-то нет!

– Сквозанула, пока вы мочу сливали, уроды! Нашли время! На фига мы вас взяли?

Судя по разношерстности высказываний, боевая группа сложилась стихийно: просто выпивали вместе люди разных возрастов и образования.

– Она на кухне, наверное, кашеварит… Митяй, ты оставайся здесь у двери на дозоре, а мы пойдем и проводим почетным экскортом нашу королеву Шантеклера!

Последний голос показался мне знакомым и не вызывал неприятия, как прочие.

Они стремительно и шумно прошли мимо нашей секции на кухню.

– И здесь ее нет!

– Зато картошечка варится! Под самогоночку да с сальцом!

– Тебе лишь бы пожрать! А девку-то упустили!

– Да она к Пафнутию наверняка завернула! Старый хрыч ей сочувствует и крышует!

Последний голос был особенно гнусным.

– Что ж, пойдемте к Пафнутию, – сказал знакомый голос.

На этот раз Пафнутий отворил сразу, видимо, наученный прежним опытом.

Через минуту в мою дверную щель потянуло дымом дешевых сигарет, а через смежную стенку довольно громко зазвучали напористые голоса дознавателей, на вопросы которых что-то тихо отвечал робкий Пафнутий.

Я оглянулся на Веронику и застыл в ужасе: она сжимала в руках большой кухонный нож, купленный мною в местном магазине. И сама была как сжатая пружина – только прикоснись и разожмется, с дикой силой вгонит в тебя холодное оружие размером с короткий гладиаторский меч.

– Ты с ума сошла! – выдохнул наконец я. – Успокойся, на моей территории тебя никто не обидит!

Я говорил спокойно, до конца не веря в реальность происходящего. Вообще, следует сразу сказать, что от природы я очень тормозной и требуется немалое время, чтобы я в полной мере проникся ситуацией. Но в данном случае такая особенность моего характера сыграла на пользу – мое воловье (а может – волевое?) спокойствие в какой-то мере передалось и Веронике.

Я положил свою левую руку на ее плечо, которое продолжало нервно дрожать, а правой протянул книгу.

– Верни-ка мне мой нож, пожалуйста! Возьми лучше вот эту книгу…

Книгу она взяла, тупо глядя на обложку – «Убийство Моцарта», однако, нож оставила у себя, опустив руку с ним вниз. «Что ж, хотя бы так,» – подумал я, а вслух зачем-то добавил, будто интересность книги от этого увеличивалась:

– В вашем магазине купил!

Девушка явно меня не слушала, думая о своем – оставаться или уходить. А я продолжал настаивать:

– Ну-ка, присядь – в ногах правды нет (дурацкая поговорка, если вдуматься, – она произошла в те времена, когда у крепостных выбивали правду ударами розог по пяткам, но я часто говорю такие поговорки, когда не знаю, что сказать умнее)!

Я сильнее надавил на плечо и заставил ее сесть на соседнюю кровать. Тут же в дверь очень вежливо постучали, что давало надежду на благоприятный исход.

– Да-да! Дверь не заперта! Заходите пожалуйста!

Я решил разыграть роль рафинированного интеллигента, дабы сбить с мужиков разбитное настроение, революционный кураж, и не допустить ненужных

фамильярностей. Но мой план был сразу разрушен.

– Руслан! Друг! Здорово!

На пороге, радостно улыбаясь, стоял Андрей Мордвин, обладатель знакомого голоса. Мы с ним часто пересекались на охотничьих тропах, вели задушевные беседы у костра, ночевали в одном балагане и даже иногда вместе браконьерничали. Оба мы были обладателями зарегистрированных подружейных собак, что давало нам возможность получать путевки на болотную и полевую дичь месяцем раньше, чем прочим охотникам на боровую и водоплавающую. И если меня привлекала прежде всего эстетика охоты с легавой, воспетая Львом Толстым, Тургеневым и последующими Пришвиными и Якубовскими, то у Андрея были другие, более прагматичные мотивы.

Он завел нехарактерного для деревенской местности спаниэля, чтобы под его прикрытием снимать сливки: в молниеносных, с зигзагообразным полетом бекасов он вообще никогда не попадал, а добыв для видимости пару перепелок, спокойно постреливал не разрешенных еще по срокам молодых глупых уток. Какое-то время, попав в плен его плутовского обаяния, я тоже практиковал такое, но вскоре прекратил, почувствовав неприятный привкус от этой хитроумной уловки, часто комплексуя и от разрешенных форм довольно сомнительного мужского развлечения.

– Проходи, Андрюха, садись! – я пододвинул ему один из двух стульев. – I’m glad you see!

– Всё умничаешь? И давно ты здесь? – с возбуждённым интересом стал вопрошать он меня, усаживаясь на ближний к Веронике стул. Та, не отрываясь, смотрела в книгу, чтобы не смотреть на нас. Андрей, напротив, постреливал в ее сторону веселыми, как у бекаса, глазами. – Какая-такая нужда привела тебя к нам в неурочное время? Разве не знаешь – весенняя охота в этом году запрещена?

– Не знаю, да я по весне никогда и не охочусь, отвечал я, радуясь неожиданной встрече с неунывающим и по-городскому продвинутым приятелем. – Стоит ли встречать выстрелами вернувшихся на родные гнездовья птиц?

– Это все лирические сопли! Охота есть охота – древнейший мужской инстинкт, от которого никуда не денешься… Однако, ты не ответил на мой вопрос! Давно ли ошиваешься в нашем поселке и по какой надобности?

Он многозначительно покосился в сторону Вероники. У той, сразу почувствовавшей его взгляд, дважды дрогнули веки.

– Третьи сутки. Пиломатериалы у вас тут заготавливаю, – коротко и конкретно, как в повести Ропшина, стал я отвечать Андрею. – Дом я купил на берегу Зеркального. Надо благоустраиваться.

– Mamma mia! Так это ты и есть тот самый придурок, что купил некондиционный дом у Вьюрков?

– Тот самый. Только почему придурок и почему некондиционный? Дом шикарный – я о таком всю жизнь мечтал! Fata morgana…

Дом был огромный и вытянутый, как бунгало, но вытянутость была не казарменного приземленного типа, а, наоборот, возвышенно-воздушная, как у Альгамбры. Братья Вьюрковы были профессионалами своего дела – они давно занимались отхожим промыслом и, сбыв мне постройку на берегу озера, навсегда убыли куда-то в пригород строить дома для новых русских.

Но я понимал, что имел ввиду Андрей Мордвин, обзывая мою Альгамбру некондиционной.

– Моргана! Проморганил ты самое главное, – продолжал он меня терзать. – Стены, наружные стены! Они ведь тоненькие, как у этих… английских поросят – Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа. Придет Волк, дунет как следует и они сложатся как карточный домик! Да и зимой не протопишься, будут они у тебя промороженные, как иглу эскимоса.

Это правда. Стены были тонкие, в один кирпич тычком, что для сибирских условий совсем не годилось. Такому дому самое место где-нибудь на теплом острове Хэмингуэя или Джека Лондона, в окружении кокосовых пальм.

– И как это ты лопухнулся? – Андрей сокрушенно вздохнул. – Вроде бы и в строительстве понимаешь и сам по жизни практикуешь…

Он с укоризной посмотрел на меня, будто я совершил общественно вредный поступок.

– Понимаешь, полоса у меня черная в жизни случилась, – стал оправдываться я. – Развод и ему сопутствующее надрывное настроение… А тут вариант такой сказочный нарисовался. Сильное впечатление, чтобы отвлечься от гнетущей реальности. Я как увидел этот неземной силуэт, так у меня голова и поплыла…

– А может она у тебя от медовухи поплыла?

– Откуда ты про медовуху знаешь?

– Кто же не знает вьюрковскую медовуху? Так, значит, и тебя не обошли?

– Не обошли. Очень вкусная, между прочим. И голова от нее ясная.

– Зато ноги не идут! Верно?

– Верно! Пришлось меня под ручки до машины доводить и к нотариусу – куплю-продажу регистрировать!

Андрей засмеялся:

– Ушлые ребята! Они тебе даже осмотреть толком не дали?

– Ну, почему? Провели ознакомительную экскурсию.

– Галопом по европам? Мошенники они…

Мне не понравилась такая формулировка:

– Напрасно ты так! У меня ведь нет к ним претензий – сумма для меня приемлемая, а стены я утолщу и утеплю. До зимы еще далеко.

– И будет у тебя дом как у третьего поросенка Наф-Нафа!

– Это как тебе угодно. Но дом я доведу до ума и еще кое-что построю, но только не так, как вы у себя в колхозе лепите.

– У нас, вообще-то, совхоз был – теперь уже на ладан дышит…

Андрей как бы слегка загрустил и задумался, но потом резко встрепенулся как петух и без дипломатических переходов заявил:

– Слушай, а ведь ты у нас девушку увел – будто лошадь из стойла!

Андрей очень начитанный малый, поэтому всегда был интересен мне как собеседник.

Он повернулся на стуле к Веронике. Та уже к этому времени забралась с ногами на кровать и подоткнула под спину подушку. А под подушкой, я не забывал, был нож!

Ноги она поджала под себя, но халат был коротковат – литые коленки были напряжены как лапы у пантеры перед прыжком. Правую руку она держала за спиной, а в левой была раскрытая книга.

– Здравствуй, Вероника! – непривычно ласково проворковал Андрей. Я пытался уловить в его голосе фальш или иронию, но не удалось. А он также проникновенно продолжал. – А мы к тебе в гости настроились, а тебя и нет…

Я заметил как дрогнула ее правая рука, в которой был зажат нож. По отношению к Андрею она находилась на расстоянии, достаточном, чтобы полоснуть ножом по горлу. А он, как нарочно, вытянул в ее сторону шею, будто гусак!

Меня мгновенно бросило в жар. Болезное воображение делает меня импульсивным. Я резко встал.

– Андрей, будь другом, пересядь на мое место!

– Ревнуешь? Это правильно! Все мы тут летчики-налетчики…

Как бы в подтверждение этих слов в дверь пару раз громко стукнули и она распахнулась. В образовавшемся проеме стояли двое сподвижников, а точнее сказать, подельников моего приятеля Андрея Мордвина.

– Это мои друзья-собутыльники! – по-своему сформулировал и представил их Андрей. – А почему вас двое? Куда делся Митяй?

– Как куда? Ты же сам оставил его сторожить у ейной комнаты! – мотнул головой в сторону Вероники чернявый мужик с заметно косящим, явно искусственным глазом. – Велел ждать, покуда ее не приведем!

Андрей скорчил страшно недовольную физиономию:

– Что за лексикон? Что за обороты? Она вам что – коза или правонарушительница, чтобы ее приводить? Разве не видите – человек культурно проводит время, хорошую умную книгу читает! А вот ты, Вольдемар, когда в последний раз брал в руки книгу?

Вольдемар брезгливо вывернул губу и изобразил на лице неподдельное презрение, дескать, то ли я дурак или бездельник, чтобы таким образом убивать бесценное время.

– Конечно, кроме распития самогонки и сопутствующих этому безобразий, вас мало что интересует в этой жизни. И хорошо бы варились сами по себе в собственном безобразии, так ведь нет, вам еще непременно надо вторгнуться в личное пространство других, в отличие от вас – апологетов низменных инстинктов, людей более возвышенных и духовно здоровых…

Еще минут пять Андрей разражался филиппикой перед глупо улыбавшимися собутыльниками, воспринимавшими это как клоунскую выходку своего неформального лидера. Я же понимал, что за этим стоит большее. С одной стороны ему хотелось отмежеваться от своих сподвижников – он знал о моем неприятии разного рода стадных мероприятий, направленных на растерзание личности, и ему хотелось реабилитироваться в моих глазах. С другой, увидев Веронику в другом свете, он понял, что существуют другие пути по овладению ей, более доступные ему, как человеку достаточно развитому и продвинутому. То, что он не оставляет эту затею, я был уверен, зная что ходок он не менее азартный, чем охотник.

Меня как серьезного соперника он не воспринимал, полагая, что я большой мастер размазывать манную кашу по скатерти, вместо того, чтобы сразу брать со стола центральное блюдо, и без всяких ножей и вилок, не откладывая в сторону, разламывать лакомую плоть прямо руками.

А пока, оценив ситуацию, он пришел к мысли сделать шаг назад, чтобы потом сделать два шага вперед.

– Вот что, мои маленькие друзья, – вставая и задвигая стул под стол, сказал Андрей, подражая известному литературному герою. – Банкета не будет – мы чужие на этом празднике жизни!

Ему подходила эта роль и внутренне и внешне. Я с удовольствием наблюдал его, радуясь что своим веселым плутовским обаянием он может умиротворить всех.

Но тут подал голос второй сподвижник – высокий худощавый парень, как бы в контраст первому чернявому, совершенно белесый, почти альбинос. Бесцветные глаза его были хитрыми и блудливыми.

– А как же законы гостеприимства? Опять же – с этим надо разобраться!

Он потряс вытащенной из-за пазухи пластиковой полторашкой, заполненной прозрачной жидкостью.

Андрей на мгновение задумался и спросил:

– Ты как? Может отметим встречу?

Это был самый опасный, чреватый неожиданными последствиями момент. Если бы я согласился (а я был близок к этому, потому что в душе еще саднило от недавнего развода, события могли принять другой оборот. Я бы, конечно, расслабился, и похотливо настроенные молодцы показались бы мне славными ребятами и я бы, наверняка, потерял контроль за ситуацией. Видимо, на это и рассчитывал белесый хитрец. Я как-то сразу понял, что он самый подлый и коварный.

Я посмотрел на Веронику и встретился с ней взглядом. На этот раз она показалась мне съежившейся и испуганной. Вспомнился рассказ по чтению из младших классов, где то ли Тургеневу, то ли Пришвину, а может кому другому, идущему по лугу с ружьем, бросилась под ноги маленькая птичка – то ли жаворонок, то ли перепелка. Автор был крайне удивлен такому поведению птички, но тут же понял причину странного явления – она искала спасения от налетавшего на неё ястреба.

– Нет, дружище, спасибо! Во-первых, твое предложение противоречит твоей же предыдущей пламенной речи, которая глубоко потрясла меня, а во-вторых… во-вторых у меня завтра предстоит хлопотливый день и пользуясь случаем, я бы хотел просить тебя принять участие в разрешении моих некоторых проблем. Ты, ведь, если мне не изменяет память – тракторист?

– Понимаю, ты ищешь, кто б тебе доставил дрова на усадьбу?

– Не дрова, а доски, – уточнил я и продолжил, стараясь убедить его проявить чувство товарищества. – Мне как-то неконкретно пообещали – то ли поедут, а то ли нет. Со временем у них какие-то проблемы.

– Не со временем, а с алкоголем! – усмехнулся Андрей. – А я именно тот, кто тебе нужен. У меня же сейчас свой трактор, приватизированный. И тележка хорошая имеется – сама сваливает.

– Да доски лучше разгружать вручную!

– Ну-ну… Рачительный хозяин. Вручную так вручную.

– И учти – я хорошо заплачу!

– Это я знаю – ты не жадный. А я, в свою очередь, человек невыносимо конкретный. Будь завтра с утра в трепетном ожидании. Ровно в десять ноль-ноль я подкачу на тракторе к твоему отелю. Вместе поедем на пилораму, – он подал мне руку в знак подтверждения договоренности и одновременно на прощание. Затем обратился к своим недовольным и разочарованным спутникам:

– Соблаговолите выйти, джентельмены! Пойдемте, уважим старика Пафнутия, а потом – по домам… Митяя-сторожа кликните! Охрана снимается за ненадобностью…

Андрей стал дружественно подталкивать в дверь своих сподвижников. Напоследок я успел поймать хищный вожделенный взгляд одного из них, а именно – белесого провокатора, брошенный в сторону Вероники. «Такой просто так не отступится!», – мелькнула тревожная мысль, мешая ожидаемому подъёму настроения.

Еще минут десять они бубнили, распивая известную пластиковую полторашку у Пафнутия. Мне тоже очень хотелось выпить, снять запоздало возникшее нервное напряжение – росло ощущение неотвратимости надвигающихся неоднозначных событий, сопряженных с опасными приключениями. А ведь я сознательно ушел жить в сельскую местность, наивно руководствуясь игриво сформулированным посылом А.С.Пушкина – " На свете счастья нет, но есть покой и воля!», а в реальности получалось так, что правым оказывался другой классик – «Покой нам только снится!»

– Ты много читаешь?

– Да я много читаю – оттого, наверное, такой идеалист…

Я посмотрел на Веронику – она смотрела на меня.

– Это ты сейчас сказала, что я много читаю? Или тихий ангел пролетел?

– Я сказала.

– У тебя красивый голос – как у ангела.

Зря я это сказал – она сразу надулась и замолчала. Наверное, подумала, что я издеваюсь. Или пытаюсь охмурить и соблазнить сладкими и коварными речами. А может ничего и не подумала, а просто ей уже давно претят всякие «комплиманы».

Но голос у нее действительно был удивительно красивый и как бы неземной – мелодичный и сдержанно-проникновенный. Я такого от нее не ожидал: думал каркнет как ворона или крикнет пронзительно, как павлин.

Да! Временами она казалась мне чертовски красивой – какой-то дикой первобытной красотой. Я представил ее одетой в звериную шкуру, живущей вместе со мной в пещере на скалистой горе – картина получилась восхитительная! Степень симпатии к ней резко возросла.

Вот так всегда – стоит включить воображение и человек становится безумно интересным!

Между тем, незваные гости ушли. Я вышел в коридор промяться и привести мысли и чувства в порядок. В движении это достигалось быстрее.

Хотелось зайти к Пафнутию, чтобы прояснить некоторые возникшие, не дающие покоя вопросы, но оттуда несло ароматами мужского безобразия, которые диссонировали с фимиамом, закурившимся в моей душе.

Однако старик уловил через неплотно закрытую дверь мое бестолковое хаотичное топтание и сам вышел в коридор. Лицо его было встревоженным.

– Руслан! Надо поговороить!

– И мне хотелось задать тебе кое-какие вопросы!

– Вопросы потом. Слушай сюда: вам срочно надо уходить из гостиницы!

– Почему?

– Я прочитал Кекса. Он скоро вернется и приведет с собой банду обкурившегося молодняка. Сегодня в клубе дискотека – они там сейчас резвятся, колеса глотают, а кое-кто и колется. Придут – море по колено! Кекс у них в авторитете – будут делать, что скажет.

– Кекс – это который альбинос?

– Он. Сволочь еще та.

– Мне он тоже не понравился… А может обойдется? У меня дверь крепкая – косяки с железными уголками. Закроемся и всё.

– Сломают. Для них это будет только дополнительным развлечением. Они сейчас повёрнуты всё ногами бить, как Брюс Ли.

– Сейчас уже другие кумиры… А может нам к Андрею двинуть – всё равно завтра вместе ехать?

– Сразу надо было с ним идти. А теперь поздно. Он живет рядом с клубом, место освещенное, видно все как на ладони. Вас просто перехватят – попадёте аккурат в лапы вурдалакам.

– Так куда же идти? В темный лес?

– Да. Либо в поле. Там с прошлого года остались стога – можете там до утра сховаться.

– А утром вся нечисть уже не страшна! Верно?

– Утром они совсем другие – просто пай-мальчики! А вечером натуральные отморозки.

– А как же с вещами? Может, у тебя их оставить?

– С собой забирайте! Какой я хранитель? Сами видели.

Веронике ничего объяснять было не нужно. Она в продолжении разговора с Пафнутием стояла у меня за спиной и всё слышала.

– Вот такие дела, милая девушка! – сокрушённо сказал я ей. – Давай, переодевайся по-походному, собирай свои манатки и будем уходить огородами, как посоветовал мудрый старик Пафнутий.

Вероника ушла к себе. Я натянул свою походную одежду, побросал в рюкзак свои вещи, продукты и книги. Вспомнил про новокупленный нож, поднял подушку – его там не было!.. «Конечно! Забрала с собой…» – в раздражении подумал я. – " Вот мерзавка! Свалилась на мою голову.»

А мерзавка уже стояла рядом со мной, упакованная в красивый спортивный костюм и темную ветровку с капюшоном. На плече у нее висела большая спортивная сумка.

Мне ее оперативность понравилась. Спрашивать про нож я не стал.

– Сразу уходите в темноту! – напутствовал нас Пафнутий.– Постарайтесь, чтобы вас никто не увидел и не навел на следы!

– А дверь закрыть?

– Обязательно! И свет оставьте включенным – это их задержит.

– Толково.

– Ключ можете оставить мне, а я потом – Алевтине.

– Попадет тебе от нее за сломанную дверь!

– Ничего, переживет.

– Спасибо тебе, Пафнутий!

– Ступайте с богом!