Читать книгу Шуттовская рота - Роберт Асприн, Джоди Линн Най - Страница 8

Дневник, запись № 024

Я не буду делать даже попыток передать все ощущения, связанные с дежурством роты на болоте, хотя впечатления моего шефа от того первого дня, когда он присоединился к ним в этом задании, могли бы, без сомнения, кого-то и заинтересовать. Это мое решение объясняется вовсе не недостатком желания или способностей передать всю глубину его чувств, просто я не так уж много об этом знаю, поскольку самому мне так и не довелось побывать с ротой на болоте – этому обстоятельству я чрезвычайно порадовался, когда увидел состояние их формы в конце того самого дня.

Песивец почти смирился с пребыванием в его отеле легионеров. При этом не следовало игнорировать и тот желанный денежный поток, который хлынул после затянувшегося периода застоя; к тому же солдаты, как оказалось, не столь уж и беспокойны, как он опасался. Он даже поймал себя на искренней попытке потратить часть собственного энтузиазма на улучшение их быта. Однако эти благие намерения в момент улетучились, когда в конце дня он увидел приближавшихся к дверям отеля легионеров, описать которых можно было, разве что сравнив их со стадом свиней, заполонивших тротуар.

По пояс в грязи, а в отдельных случаях едва ли не по уши, они мало чем напоминали тех самых людей, которые вчера поселились в отеле. К сожалению, любой намек на наличие сходства терялся в густом слое серо-зеленой мерзости. Липкая на вид, эта грязь, как заметил Песивец, не имела достаточной вязкости, чтобы оставаться на своих владельцах, и комьями падала на тротуар, а следовательно, неизбежно такая же участь ждала и ковер, расстеленный в холле.

– Стойте там!

Это прозвучал голос командира легионеров, или, как Песивец был склонен о нем думать, главаря банды. Резкий, как удар хлыста, он заставил эти декорированные грязью фигуры если не замереть, то по крайней мере не двигаться дальше порога холла.

Управляющий с некоторым удивлением наблюдал за тем, как Шутт, чей мундир был заляпан болотной грязью не менее, чем и у его солдат, протиснулся сквозь передние ряды и предстал перед столом дежурного, осторожно пройдя через холл, словно через минное поле.

– Добрый вечер, Песивец, – вежливо произнес он, оказавшись в непосредственной близости от управляющего. – Не могли бы вы пригласить заведующего вашим хозяйством присмотреть за… Впрочем, нет, не нужно. Они будут вести себя очень аккуратно.

С этими словами он прихватил со стола две пачки газет, отпечатанных на бумаге, как их предпочитали видеть еще многие, а затем вытащил из относительно чистого кармана рубашки несколько купюр.

– Вот… этого должно быть достаточно. Да, и еще, Песивец…

– Слушаю, мистер Шутт, – с отсутствующим видом отреагировал управляющий, обдумывая, как взять деньги, не замарав при этом рук. Переложить это на кого-нибудь другого казалось ему единственным выходом.

– Вы не знаете, все ли готово в Большом бальном зале?

– В некоторой степени да, сэр. Один из ваших сержантов решил поставить перегородку, чтобы как-то разделить мужчин и женщин, и поскольку понадобилось дополнительное помещение, пришлось открыть одну из соседних комнат для приемов…

– Да-да, – перебил его Шутт. – Но они готовы?

– Да, сэр. Если хотите, я сообщу, что вы уже прибыли.

– В этом нет необходимости, Песивец. Но все равно спасибо, – сказал командир, начиная пробираться к дверям.

– Внимание! Слушайте меня!

Легионеры выжидающе молчали.

– Вот чего я хочу от вас: назначенные в наряд легионеры возьмут вот эти газеты и разложат их на ковре от дверей к лифтам. Остальные должны медленно двигаться за ними, по возможности не сходя с этой дорожки. Часть газет нужно оставить для лифтов, и еще пачку захватите с собой, чтобы разложить на этажах. Давайте постараемся свести весь беспорядок к минимуму, чтобы потом поменьше делать уборку. Понятно?

– ДА, СЭР!

– А что случилось с прислугой?

Свист, раздавшийся откуда-то из задних рядов, был сопровожден смехом и беспорядочными репликами. Шутт в очередной раз попытался утихомирить роту.

– Позвольте мне ответить на этот вопрос раз и навсегда, – заявил он. – Пока мы гости этого отеля, в нашем распоряжении будет и прислуга, и даже прачечная.

Крики, готовые хлынуть подобно новой волне энтузиазма, были остановлены очередным взмахом руки.

– Однако я напоминаю вам, что это в некотором смысле привилегия, и злоупотреблять ею не следует. Если я замечу, что кто-то из вас вынуждает обслуживающий персонал выполнять лишнюю или малоприятную работу, или, хуже того, задерживаться на работе из-за лени или неосмотрительности тех, кто находится под моей командой, будут предприняты соответствующие меры. Во-первых, персонал отеля получит дополнительную плату, в соответствии с проделанной работой. Во-вторых, эти деньги будут вычтены из вашего жалованья, а не включены в общие мои расходы по содержанию вас в этом отеле. И, наконец, всякий раз, когда я замечу, что вы относитесь к труду обслуживающего персонала без должного уважения, вы будете переводиться на самообслуживание – в качестве дополнительного дежурства. Я выражаюсь достаточно ясно?

– Да, сэр!

– Хорошо! А теперь я хочу, чтобы вы поднялись наверх, привели себя в порядок, а затем спустились в бальный зал…

Новый взрыв криков и свиста прервал слова командира, хотя причиной этому был вовсе не он. Остановившись на середине фразы, Шутт повернулся, чтобы взглянуть, чем было привлечено внимание роты.

– О-о-о-ой-и-и-и!

– Это еще что такое?

– Берегитесь, девочки!

– Как насчет поцелуя, сладенький?

В дверях отеля стоял Шоколадный Гарри, хотя слово «стоял» едва ли могло полноценно передать ту картину, которую он собой являл. Он держался прямо, словно оружейный шомпол, несмотря на свою полную, почти грушевидную фигуру, а с его лица не сходила самодовольная улыбка богатого барона, наблюдавшего за своими вассалами. Но главным объектом внимания окружающих и причиной его удовольствия была его новая форма.

Вместо обычной полинявшей и изношенной формы Гарри щеголял теперь в вельветовом комбинезоне глубокого черного цвета. Перемены в его облике были просто сногсшибательны, и контраст между ним и его облепленными грязью обожателями делал его похожим на только что сошедшего с рекламного щита новобранца. Доходящие почти до колен высокие сапоги, сделанные из материала, напоминавшего мягкую замшу, с низкими широкими каблуками словно добавляли ему роста, когда он, встав по стойке «смирно», отдавал своему командиру честь так, будто находился на учебном плацу.

– В Большом бальном зале все готово, сэр!

Шутт мог бы испытывать раздражение от того излишне парадного тона, с каким его сержант сделал этот доклад, если бы не забавное впечатление, что создавал вид Гарри, излучавший довольство от новой формы. Было абсолютно ясно, что сержант был просто не в силах удержаться от искушения пустить пыль в глаза, выставляясь перед остальными легионерами. С трудом подавляя улыбку, Шутт ответил на его приветствие.

– Спасибо, Ш. Г. Мы очень скоро будем там. Проследи, чтобы все пришли.

– Слушаюсь, сэр.

И вновь последовал ритуал отдания чести, который командир вынужден был повторить, прежде чем вновь обратиться к роте.

– Как я уже сказал, после того, как вы приведете себя в порядок, все мы собираемся в бальном зале. Вы уже обратили внимание на новую форму, она появилась именно сегодня, и в зале вас будут ждать портные, чтобы окончательно ее подогнать. Выполняйте.

Его последние слова потонули в гиканье и громких возгласах одобрения, и легионеры тут же двинулись в отель, чуть было не позабыв слова командира про газеты.

Следуя у них в кильватере, он увидел, как Шоколадный Гарри, окруженный кучкой легионеров, любовавшихся формой, поджидал своей очереди к лифту.

– Сержант?

– Да, сэр?

Сержант-снабженец отошел от своих обожателей и заторопился в сторону Шутта.

– Расслабься, Ш. Г. Форма выглядит на тебе великолепно.

– Спасибо, сэр. Я имею в виду… она мне вполне подходит, не так ли?

Гарри даже вытянул шею, чтобы попытаться поймать свое отражение в одном из зеркал, висевших в холле.

– Мне, правда, казалось, что изначально она была с рукавами.

– Да, именно такой она и была извлечена из упаковки, – подтвердил догадку командира сержант, – но я замолвил словечко человеку, занимавшемуся ее подгонкой, и убедил его, что можно обойтись и без них. Мне так больше нравится, легче двигаться.

Он подвигал руками вперед и назад, а затем, как бы в доказательство своих слов, согнул их в локтях, напрягая мышцы.

– Пожалуй, в этом что-то есть, Ш. Г. Возможно, я попробую сделать подобное с парочкой своих комплектов форменной одежды.

Шутт довольно отчетливо представил себе Гарри, спорящего с дизайнерами новой формы.

– Сделайте это, кэп. Чертовски удобно. Ух! Мне все же надо идти. Сейчас будет небольшая запарка.

– Ну ладно. Идите занимайтесь своими делами, сержант.

Командир наблюдал некоторое время, как Гарри удалялся, затем, осторожно ступая по газетам, вернулся к столу дежурного, изображая злодея из мелодрамы.

– Простите, Песивец…

– Да, мистер Шутт?

– Меня должен будет разыскивать некто Чарли Даниелс. Если он подойдет к вашему столу, направьте его, пожалуйста, прямо в пентхаус. Я буду вам очень признателен.

– Непременно, с… ах, скажите, а это, случаем, не Чарлз Гамильтон Даниелс III?

– Именно. Направьте его прямо ко мне, как только он появится.

– Мистер Даниелс?

Жилистая фигура, возникшая на пороге пентхауса, утвердительно кивнула, отвечая на вопрос Бикера.

– Да, сэр. Я хочу повидаться с капитаном Шутником.

Дворецкий колебался лишь какую-то долю секунды, прежде чем отступил в сторону, пропуская гостя.

– А вы неплохо здесь устроились, – сказал тот, оглядывая внутреннее помещение. – И очень просторно.

– В действительности мне для ощущения комфорта хватило бы и меньшего числа комнат, – заметил Шутт, выходя из спальни и все еще продолжая вытирать полотенцем волосы. – Я и арендовал-то этот пентхаус только потому, что нам нужно было иметь помещение для временной штаб-квартиры.

Он жестом указал на массу оборудования для связи в дальнем углу номера, возле которого лениво развалился на стуле легионер, затачивающий складной стилет и наблюдающий за аппаратурой.

– Хорошо. – Даниелс одобрительно кивнул. – Я тоже никогда не выставлял напоказ своего богатства. Всегда полагал, что просто или оно есть, или его нет.

Визитер явно следовал этому своему принципу и на практике, о чем свидетельствовал его костюм, в котором он явился в гости: потертые голубые джинсы, простой свитер и пара ковбойских сапог. И только если удавалось заглянуть в его полуприкрытые глаза, подвижные, проглядывающие из морщинок на загорелом лице, лишь тогда можно было узнать правду: вне всяких сомнений, это не были глаза записного лентяя, они могли принадлежать только Чарлзу Гамильтону Даниелсу III, одному из самых богатых людей на этой планете.

– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить, мистер Даниелс? – спросил Бикер, удостоверившийся, наконец, что впустил к своему шефу именно того человека.

– Да, на пару пальцев бренди, если он только найдется в баре, который я заприметил вон там… я бы не отказался… и, пожалуйста, называйте меня просто Чарли. «Мистер Даниелс» – это только для юристов, моих или чужих.

– Хорошо, мистер… Чарли.

– Я сам позабочусь об этом, Бикер, – сказал Шутт, бросив полотенце в спальню и закрывая дверь. – Мне бы хотелось, чтобы ты отправился вниз, в бальный зал, и взглянул на то, что там происходит.

– Да! – вступил в разговор легионер, дежуривший около аппарата связи. – И скажите им, чтобы кто-нибудь поднялся мне на смену, я тоже хочу спуститься вниз.

Дворецкий холодно вскинул брови, глянув в его сторону.

– Пожалуйста, – торопливо добавил легионер.

– Хорошо, сэр.

– А почему тебе просто не пойти вместе с ним, а, Рвач? – поинтересовался командир, стоя около бара. – Я послежу за аппаратурой, пока мы с Чарли здесь немного поболтаем.

– Спасибо, капитан, – отозвался легионер, отрываясь от стула, и прежде чем последовать за дворецким, убрал в карман нож.

– Вот так-то лучше, – заметил Даниелс, поворачивая голову и вытягивая шею, дабы убедиться, что Рвач их уже не слышит. – А то я уж подумал, что нам придется разговаривать в присутствии одного из твоих парней, который того и гляди наставит на меня нож. Черт побери, просто мороз по коже, извини за резкость. Так я полагаю, ты пригласил меня немного поговорить о делах.

– Если бы именно это было у меня в голове, я бы непременно попросил его остаться. – Шутт рассмеялся, протягивая гостю стакан с теплым бренди. – На самом деле я очень ценю, что ты заглянул ко мне, Чарли. Вообще-то мне следовало самому к тебе зайти, но я по горло занят реорганизацией этой роты, а надолго откладывать разговор с тобой мне бы не хотелось.

– Никаких проблем, сынок. Так это то, что происходит внизу, в бальном зале, так всех взбудоражило?

– Сегодня привезли новую форму для легионеров. Они все очень хорошие ребята, но сейчас ведут себя как сборище детей, ссорящихся из-за новой игрушки. Каждый хочет быть первым на примерке, чтобы успеть пустить пыль в глаза своим новым обмундированием.

Даниелс понимающе кивнул:

– Так дело только в этом? Когда я вошел, целая толпа их заполняла холл. К тому же следует заметить, что обмундирование, которое на них было надето, выглядит совсем не так, как обычный государственный заказ, из тех, что мне доводилось видеть.

При этом он бросил долгий хитроватый взгляд в сторону Шутта, который был занят своей выпивкой.

– Да, это не совсем стандартное обмундирование, – с неохотой пояснил командир. – Я заказал его специально для нас, причем полный комплект: полевая форма, парадная и рабочая. Ты, возможно, знаешь дизайнера. Он из местных… его зовут Оли Вердэнк.

– Оли? Ты имеешь в виду парнишку Хельги?

– Я… думаю, да, – сказал Шутт. – Он единственный дизайнер в колонии, носящий такое имя.

– Неплохо. – Даниелс кивнул. – Он талантливый парень, и умеет работать… и выставляться. Должен сказать, я всегда считал, что люди, занимающиеся дизайном одежды, слегка… ну, ты понимаешь… пока не встретил Оли. Плечи как у быка, вот такие. А женат на маленькой и очень симпатичной девице. У него, правда, есть характер, и не совсем подходящий для дизайнера. Я даже слегка удивлен, что он согласился на тебя работать.

– Я пообещал ему компенсировать все потенциальные потери от возможных заказов. – Командир пожал плечами и продолжал разглядывать свой стакан, взбалтывая его содержимое легкими движениями пальцев. – После этого он, похоже, уже не имел особых причин дли возражений.

– Должен сказать, для него это выгодное предложение. И могу себе представить, – сказал Даниелс, – как он потеет там внизу, при такой очереди, когда две сотни легионеров хотят поскорее примерить свою форму, – как одноногий, которому пришлось участвовать в соревнованиях по бегу.

Шутт, не скрывая усмешки, представил себе эту живописную картину и только потом ответил.

– На самом деле все обстоит не настолько плохо. Там ведь есть и еще полдюжины портных, которые ему помогают, – почти все, кого я смог найти в этой колонии.

Даниелс громко фыркнул:

– Да уж, они только и мечтали о том, как бы поработать вместе. У тебя есть стиль, можешь мне поверить. Но мне кажется, ты хотел обсудить со мной какое-то дело?

– Да, это так, – сказал командир, чуть наклоняясь вперед на стуле. – Я хотел поговорить с тобой о тех благах, что на сегодняшний день может дать болото.

– Не знаю, как у твоей роты, – сказал Чарли, – но у нас сегодня день был весьма удачный. Мы нашли три чудесных камня. Они сейчас здесь, со мной – можешь, если хочешь, взглянуть на них. – Он достал из кармана маленький мешочек и бросил его Шутту. Командир открыл его и вытряхнул на ладонь три небольших камешка.

– Симпатичные, – сказал он, стараясь придать своему голосу восторженное звучание, хотя на самом деле посчитал камни совершенно невыразительными. Они были маленькие, самый большой – со стеклянный шарик от детской игры, а самый маленький размером был не больше горошины. Тусклые, с коричневыми крапинками, они, казалось, ничем не отличались от обычных камешков, какие можно было найти в саду.

– О, сейчас они выглядят не совсем так, как должны, – заметил Даниелс, словно читая мысли Шутта, – но это легко исправить небольшой полировкой. А вот как они выглядят в окончательном варианте.

Гость протянул руку, показывая перстень на пальце. Камень, вставленный в оправу, был крупнее тех, что рассматривал Шутт, около дюйма в длину. Он имел тот же коричневатый цвет, что и у необработанных камней, но сверкал ослепительным блеском, и в его глубине всякий раз, когда Даниелс поворачивал руку, вспыхивали и плясали красные и голубые искорки. Создавалось впечатление, что в этом камне успешно сочетались тигровый глаз и опал.

– Очень симпатичные, – пробормотал Шутт, на этот раз без притворства. Он никогда раньше не встречал ничего подобного и некоторое время просто не мог оторвать глаз от перстня, игравшего яркими вспышками.

– Я так и знал, тебе понравится то, что мы там вымываем, пока вы несете сторожевую службу. Причина, по которой цена этих камешков чрезвычайно высока, – их редкость. Вот этот камешек, который ты держишь в руках, стоит почти столько же, во сколько обходится трехмесячное содержание твоих легионеров.

– В самом деле? – Шутт был искренне удивлен. Он аккуратно сложил камни в мешочек и вернул его Даниелсу. – Должен признаться, я и не предполагал, что они могут быть такими ценными. Гм-м-м… это, пожалуй, и мудро – не упоминать про их стоимость в присутствии моих солдат. Я хочу сказать, что доверяю им, но…

– Не стоит лишний раз вводить их в искушение, да? – Чарли усмехнулся. – Сынок, я ценю твое мнение, но мы уже и сами додумались до этого. Кроме того, даже если кто-то сумеет удрать с несколькими такими красавцами, это не будет сулить ему ничего хорошего. У нас здесь каждый знает, кто мы такие, и любой чужак, попытавшийся продать один из таких камней, окажется в положении обезьяны на конкурсе красоты. Его невозможно будет продать никому из местных, а мы не выпустим без проверки ни единого шаттла, если обнаружим пропажу даже одного камня.

– Хорошо. – Шутт удовлетворенно кивнул. – Тогда с этим нет никаких проблем. Но на самом деле я хотел поговорить с тобой о том, как моя рота провела сегодняшнее дежурство.

Даниелс чуть прищурился, задумался на минуту, потом тряхнул головой и сделал очередной глоток.

– Что ж. Не могу сказать, что сегодняшний день был чем-то необычен, но, с другой стороны, не могу и похвастать, что внимательно за этим следил.

– Вот и они тоже, – ровным голосом заметил Шутт. – Впрочем, они не обращали внимания ни на что, за исключением своих сканеров.

– Сканеров?

– Именно. Ведь ты должен знать, что эти устройства запрограммированы так, что подают сигнал тревоги, если в зоне их действия появляется что-то опасное?

– Я знаю, о чем ты говоришь. Дело в том, что мы тоже ими пользуемся. Это одно из обязательных условий, которые включены в страховку работающих на шахтах людей. Я только не понимаю, что тебя в этом смущает?

Шутт резко встал и взволнованно начал расхаживать по комнате.

– Проблема в том, что мои солдаты, как я мог заметить, слишком полагаются на эти приборы. И если они вдруг окажутся неисправны или, что более вероятно, если появляется нечто, не учтенное в заложенной программе, тогда мы не сможем обнаружить опасность до тех пор, пока на кого-то не нападут или не случится что-то еще.

Даниелс нахмурился, на его лице появились морщинки.

– Никогда не задумывался над этим, но ты очень верно подметил, сынок.

– Более того, – продолжил капитан, – мне не нравится, что мои солдаты зависят от техники, которая даже думает за них. Хотя сам я почти постоянно пользуюсь компьютером, но по-прежнему всякий раз, когда принимаю важное решение, полагаюсь не на машину, а на собственный разум.

– И что же ты предлагаешь?

– Я хочу провести тренировочный курс, чтобы ознакомить каждого подчиненного мне легионера с самыми разными неприятностями, которые исходят от различных форм жизни, наблюдаемых в этом районе. Но чтобы сделать это… – Шутт немного поколебался, затем глубоко вздохнул и быстро продолжил: – Мне придется выключить все эти устройства, чтобы мои легионеры в своей работе полагались только на результаты собственных наблюдений и выводов. Но при этом что-то может произойти, могут пострадать шахтеры, вот я и хочу получить твое одобрение, как главы синдиката, нанявшего нас, прежде чем заниматься подобными экспериментами.

– Черт возьми, – сказал Даниелс, – у меня никогда не было таких проблем, хотя, как я теперь понимаю, рано или поздно они должны будут возникнуть. Однако никакой серьезной опасности здесь нет. Я уже говорил, все это сделано лишь для того, чтобы успокоить людей, а не для чего-то еще. Раньше мы работали без всяких сканеров или охраны, это потом уже люди стали настаивать на использовании достижений цивилизации. Так что можешь спокойно проводить свои тренировки. Я позабочусь, чтобы шахтеры знали, что происходит на самом деле.

– Спасибо, Чарли. – Шутт улыбнулся, довольный тем, что его предложение было принято с такой легкостью. – Да, кстати, что касается потенциального влияния на процент страховки…

– Не стоит вообще беспокоиться об этом, – возразил шахтовладелец. – Просто скажи своим людям, чтобы они держали эти сканеры под рукой даже тогда, когда они выключены. Если вдруг у нас возникнут какие-то проблемы или нам потребуется сделать официальные записи о происходящем, мы просто будем классифицировать такой случай как «временную неисправность аппаратуры» или что-нибудь в этом роде. Все эти страховщики любят устанавливать нам разные правила, но никого из них не затащишь на болото, чтобы проверить, как мы эти правила выполняем.

– Я бы предпочел не устраивать обмана со страховкой, – очень осторожно заговорил Шутт. – Если бы вместо этого мы…

Настойчивый писк устройства связи прервал его, и он остановился на половине фразы, чтобы ответить на вызов.

– Капитан Шутник.

– Это Бикер, сэр. Мне весьма неудобно беспокоить вас, сэр, но не могли бы вы спуститься вниз, когда освободитесь?

– Что случилось, Бик?

– Ну, здесь, похоже, есть некоторые затруднения с примеркой формы для синтианцев. Особенно возмущены портные. Они тщатся убедить дизайнера, что с этой формой сделать ничего нельзя.

Шутт скорчил гримасу:

– Хорошо. Я спущусь вниз, как только покончу с делами… думаю, минут через пятнадцать. Шутник закончил.

– Кто это такие – синтианцы? – с любопытством спросил Даниелс.

– Гм-м-м? Извини, Чарли, здесь у нас небольшая проблема. Синтианцы… это… ну, ты должен был видеть их на дежурстве. Они не люди, у них стебельчатые, как у крабов, глаза и длинные веретенообразные руки.

– Это такие маленькие парни? Действительно, я видел их. Они симпатичные, если внимательно к ним присмотреться. И вот что, капитан… Можно мне переговорить с этим парнем, Бикером, по вашей связи?

Командир колебался лишь мгновение, прежде чем согласиться.

– Разумеется, Чарли. Секундочку.

Он быстро набрал номер Бикера на наручном устройстве связи.

– Бикер слушает.

– Это снова Шутник. Бикер, Чарли хочет что-то сказать тебе.

После этого он протянул руку к своему гостю, указывая ему на микрофон.

– Вы внизу, Бикер? – спросил Даниелс, непроизвольно повышая голос, будто пытаясь таким образом перекрыть разделявшее их расстояние.

– Да, сэр.

– А нет ли случайно среди ваших портных парня по имени Джузеппе?

– Я не уверен, сэр. Если вы подождете минуту, то я…

– Такой невысокий малый с лицом, напоминающим изюм, и с торчащими усами.

– Да, сэр. Он здесь.

– Ну, тогда подойдите к нему и передайте, что Чарли Даниелс сказал: если он будет валять дурака и не сможет подогнать форму на этих маленьких чужеземцев, станет ясно, что присутствующий рядом со мной командир зря похвастался, что нанял хорошего портного.

– Хорошо, сэр.

Даниелс откинулся назад и подмигнул Шутту.

– Все в порядке. Это, я думаю, должно сработать.

– Шутник закончил, – сказал командир в микрофон, прежде чем выключил устройство. – Спасибо, Чарли.

– Рад был помочь, – сказал тот, отставляя стакан и поднимаясь на ноги. – Тебе не стоит беспокоиться по поводу нашей страховки. Я уверен, при необходимости мы будем в состоянии что-нибудь придумать. Мне кажется, у тебя и без того полно хлопот со своей ротой. Желаю удачи в этой неблагодарной работе!

Разумеется, мой шеф испытывал нечто большее, чем просто беспокойство за подчиненных ему легионеров. В первые дни своего вступления в должность командира он немилосердно изматывал себя, работая над тем, чтобы как можно лучше узнать всех своих подопечных. В качестве примера можно взять хоть тот же самый день, когда последовал ранний звонок из штаб-квартиры, день, когда он первый раз отправился на дежурство, когда заказал роте новую форму и встретился с Чарли Даниелсом, чтобы обсудить использование сканеров. И вот, вместо того чтобы на этом закончить, мой шеф пригласил еще и младших офицеров для вечерней беседы.

– Для начала, – сказал командир, чуть наклонившись вперед на стуле, – позвольте мне повторить, что цель этой вечерней встречи – объединив наши мысли и наблюдения, получше узнать друг друга. Я понимаю, легионеры сами решают, кому с кем им дружить, а кого следует избегать в свободное от дежурств время, но мы, офицеры, не можем себе позволить подобной роскоши. Мы должны работать с каждым легионером нашей роты, нравится он нам или нет, а значит, по возможности знать все о тех, с кем имеем дело. Это ясно?

– Да, сэр!

Шутт постарался скрыть, как он вздрогнул при таком ответе, делая вид, что потирает усталые глаза, причем это движение ему не пришлось даже изображать. Пока капитан был занят тем, что старался как можно удобнее разместить своих лейтенантов на диване, он заметил, что сейчас они держались друг с другом более свободно, чем при первой их встрече, хотя некоторая натянутость отношений и нервозность от присутствия командира еще оставались.

– Позвольте также мне извиниться за столь поздний час. Я знаю, что всем давно пора отправляться спать, но тем не менее хочу хотя бы разок пробежаться по списку, пока наши впечатления от сегодняшнего дежурства еще не стерлись в памяти, особенно у меня.

Не услышав ничего в ответ, он коротко усмехнулся, глядя на лейтенантов. Вздохнув про себя и оставив надежду создать на этой встрече атмосферу непринужденности, он стал рассчитывать только на время и на возможность разговорить офицеров.

– Ну, хорошо. Я заметил, вы что-то себе помечали, лейтенант Рембрандт. Давайте начнем с ваших наблюдений.

– Моих, сэр? Я… С чего вы хотите, чтобы я начала?

Шутт только пожал плечами.

– На ваше усмотрение. Мы все равно собираемся обсуждать каждого, так что совершенно не важно, с кого вы начнете… Итак, лейтенант?

– Сэр?

– Постарайтесь немного расслабиться. Это всего лишь неофициальная беседа для обмена мыслями. Хорошо?

Рембрандт сделала медленный глубокий вздох и кивнула.

– Прежде всего я, наверное, должна отметить, что большую часть своей информации получила от Бренди, старшего сержанта. Я… Я все же делаю попытки сама командовать солдатами и думаю, что эта информация для начала мне поможет.

Командир кивнул:

– Звучит вполне рассудительно. Сержанты работают бок о бок с легионерами, так что нам следует прислушиваться к тому, что они говорят, когда делятся своими мыслями. Продолжайте.

– Вероятно, лучше будет начать с наших наиболее необычных легионеров, – продолжила Рембрандт, понемногу расслабляясь. – Мне кажется, раз уж нам все равно придется тратить массу времени на то, чтобы выяснить, как с ними быть, лучше бы заняться этим как можно раньше.

Она остановилась, чтобы заглянуть в свои заметки и найти нужную страницу.

– На основании этого можно сказать, что самые большие трудности, требующие срочного решения, у меня вызывает один из слюнтяев. У нее…

– Один из кого?

Слова вырвались у Шутта прежде, чем он успел обдумать вопрос. Оба лейтенанта были явно озадачены, и командир мысленно обругал себя. Слишком резко для непринужденной беседы.

– …слюнтяи, сэр. Во всяком случае, так называет их Бренди. Когда мы разговаривали, она разделила «трудных» легионеров на две группы: на слюнтяев и уголовников.

– Понимаю.

Командир мысленно колебался некоторое время, пока лейтенанты молча наблюдали за ним. Наконец он покачал головой и вздохнул.

– Очень заманчиво поддерживать непринужденную беседу, – сказал он, – и поэтому я действительно хочу, чтобы вы двое чувствовали себя как можно удобней и разговаривали свободно. Но вы затронули больное место, Рембрандт, и я не могу просто так это оставить. Я не хочу, чтобы кто-то из командного состава, то есть из офицеров или сержантов, имел привычку в разговорах о роте или о какой-то ее части использовать унизительную терминологию. Слова влияют на наши собственные взгляды и отношения, и даже если мы будем подавлять это внутри себя, эти слова, произнесенные вслух, могут быть услышаны кем-то, кто после этого будет иметь вполне оправданное убеждение, что мы относимся к легионерам с презрением. Я хочу, чтобы вы оба самым активным образом сопротивлялись формированию такого мнения у других и работали над искоренением подобных привычек в себе. В нашей роте всякий заслуживает нашего уважения, и если нам сейчас затруднительно проявлять его, то это только потому, что мы недостаточно хорошо изучили тех, с кем имеем дело, а не потому, что с ними не все в порядке. Согласны?

Оба лейтенанта медленно кивнули.

– Хорошо. И еще, лейтенант Рембрандт, я хочу, чтобы вы поговорили по этому поводу с Бренди. Я имею в виду ее речевые обороты. Возможно, она самый отъявленный нарушитель из всех нас.

– Так это следует сделать мне, сэр? – Рембрандт побледнела. Было ясно, что она не испытывала восторга от предложения вступить в конфронтацию с ужасным старшим сержантом.

– Я могу позаботиться об этом, Рембрандт, – проявил инициативу Армстронг, наскоро записав что-то в своем блокноте.

– Спасибо, лейтенант Армстронг, – спокойным тоном сказал Шутт, – но я бы предпочел, чтобы лейтенант Рембрандт уладила это самостоятельно.

– Да, сэр, я понял.

Шутт некоторое время изучал напряженную позу лейтенанта, затем покачал головой.

– Нет, лейтенант, боюсь, вы меня не совсем поняли. Я сказал вам спасибо, и подразумевал именно это. Я действительно оценил ваше предложение. Оно показывает, что вы начали помогать друг другу, и при других обстоятельствах я бы это только поддержал.

Он слегка подался вперед.

– Я сказал это не потому, что полагаю, будто вы не сможете нормально поговорить с Бренди, а потому, что уверен, именно Рембрандт должна сделать это – по двум причинам. Во-первых, потому, что это она сообщила о выражениях, которые употребляет Бренди, и если вы или я, не важно кто, обратимся к Бренди по поводу того, о чем она говорила с Рембрандт, то создастся впечатление, будто она наушничает нам, что в свою очередь отразится на ее авторитете как командира. У меня здесь есть два младших офицера, а не один офицер и один доносчик. Во-вторых, Рембрандт, это очень важно и для вас, чтобы вы разобрались с этими проблемами сами. Знаю, Бренди можно испугаться, и не думаю, что кто-нибудь в этой комнате горит желанием пободаться с ней, но если я позволю вам прятаться либо за Армстронга, либо за меня, вы никогда не сможете, стиснув зубы, нырнуть в воду – я имею в виду, что вы никогда не обретете той уверенности, без которой нельзя стать толковым офицером. Вот почему я хочу, чтобы вы сами поговорили с Бренди.

Некоторое время он обменивался взглядами с лейтенантами, а затем они оба кивнули в знак согласия.

– А что касается того, как говорить с Бренди, если не возражаете против непрошеного совета, я просто посоветовал бы вам прежде всего не вести с ней беседу в форме явной конфронтации. О, я понимаю, вы будете нервничать, но попробуйте сделать это как бы между прочим, в форме случайного, даже небрежного разговора. Думаю, в этом случае ей не покажется, что ее привычки были предметом нашего обсуждения. Чем меньше мы будем приказывать и угрожать, тем легче нам будет управлять этой ротой.

– Я попытаюсь, капитан.

– Хорошо. – Командир коротко кивнул. – На эту тему мы поговорили более чем достаточно. Итак, прежде чем я прервал вас, вы начали говорить что-то о легионерах, с которыми у вас наиболее затруднительное положение?

– Верно, – сказала Рембрандт, снова роясь в своих заметках. – Один из тех, кого я имела в виду, это Роза.

– Роза? – фыркнул Армстронг. – Вы имеете в виду Вялую Фиалку?

– Да, так ее называют другие легионеры, – согласилась Рембрандт.

Шутт нахмурился.

– Что-то я не помню такую.

– Ничего удивительного, – заметила Рембрандт. – Но если поднатужитесь, может быть, и припомните. Роза, или Вялая Фиалка, – самая застенчивая натура из всех, кого мне доводилось встречать. С ней совершенно невозможно поддерживать беседу. Все, что она при этом делает, это бормочет что-то себе под нос и смотрит в сторону.

– Я уже давно отказался от попыток разговаривать с ней, – вступил в разговор Армстронг, – и, по моим наблюдениям, к тому же пришел почти каждый в нашей роте. Она, конечно, приятная женщина, к ней сразу начинают проявлять интерес молодые люди с естественным желанием узнать ее поближе, но тут же они начинают ощущать себя этакими Джеками Потрошителями.

– То же самое и с женщинами, – сказала Рембрандт. Каждой, кто заговаривает с ней, кажется, что она заставляет Розу нервничать. Черт возьми, иногда гораздо проще иметь дело с теми, кто вообще не люди. По крайней мере они всегда готовы к общению.

– Интересно, – задумчиво пробормотал командир. – Я попытаюсь сам поговорить с ней.

Армстронг изобразил на лице сочувствие.

– Удачи вам, капитан. Если сможете выдавить из нее с полдюжины слов, это будет гораздо больше, чем она сказала за все время своего пребывания здесь.

– К слову, о нечеловеческих существах, – сказал Шутт. – Я хотел бы услышать ваше общее мнение по поводу того, можно ли разъединить двух синтианцев, когда мы будем делить роту на пары. Я понимаю, как тяжело людям взаимодействовать с подобными созданиями. Если же мы объединим их между собой, то это будет для них лишним доказательством того, как людям трудно с ними общаться. Единственная проблема здесь – то, что я не знаю, как они сами будут реагировать, если их разъединят. Что вы думаете на этот счет?

– Думаю, что об этом вам беспокоиться не следует, капитан. – Сказав эти слова, Армстронг усмехнулся, подмигивая Рембрандт. – Как ты думаешь, Ремми?

– Да, – ответила его напарница, насмешливо растягивая слова, – не вижу здесь никакой проблемы.

Командир переводил взгляд с одного на другого.

– Мне кажется, что я упустил во всем этом какую-то скрытую шутку.

– Правда заключается в том, капитан, – пояснила Рембрандт, – что эти двое друг с другом не очень-то ладят.

– Не ладят?

– Дело в том, сэр, – сказал Армстронг, – что тот мир, где они жили, полон самых настоящих классовых предрассудков. Они оба покинули его, чтобы избавиться от ненавистного окружения.

– Их имена говорят сами за себя, – продолжила Рембрандт. – Один из них, Спартак, выходец из низших классов, в то время как Луи, похоже, это от Луи XIV, происходит из аристократии. Оба они вступили в Легион в расчете на то, чтобы никогда не иметь дела с представителями «ненавистного» другого класса, и можете себе представить, как они были обрадованы, когда получили назначение в эту роту.

– Понятно. А как их взаимная неприязнь отражается на службе?

– На самом деле они достаточно цивилизованны в этом отношении, – пояснила Рембрандт. – Во всяком случае, не похоже, чтобы они проявляли по отношению друг к другу неистовую ярость – они просто избегают друг друга, когда это возможно, а если этого сделать не удается, то просто обмениваются пристальными взглядами или негромко ворчат. По крайней мере мне кажется, что они поступают именно таким образом. По их глазам-стебелькам и трансляторам, которыми они пользуются для разговора с окружающими, судить очень трудно.

– Но суть их отношений такова, капитан, что, мне кажется, они не будут возражать, если им дадут других напарников, – закончил Армстронг и усмехнулся.

– Достаточно откровенно. – Шутт поставил галочку в своем списке, – Хорошо. Кто следующий?

Атмосфера встречи стала значительно более непринужденной, когда командир наконец объявил о ее окончании. Все три офицера валились от усталости и обнаруживали склонность к неудержимому хихиканью при самой глупейшей шутке.

Шутт остался доволен результатами. Затянувшаяся беседа значительно сблизила офицеров, в то время как могла бы с такой же легкостью заставить их вцепиться друг другу в глотки.

– Мне остается только извиниться за то, что я потерял счет времени, – сказал он им. – И вот еще что. Можете поспать завтра подольше, а в девять часов мы вновь продолжим.

Оба лейтенанта драматически охнули.

– Хо! Отлично поработали… вы оба.

– И это он называет «отлично поработали»! – сказал Армстронг, состроив гримасу в сторону своего напарника. – Не думаю, что мы сможем сейчас даже похлопать друг друга по спине, поскольку валимся от усталости. Разумеется, завтра мы начнем с того, на чем остановились.

– Это он говорит потому, что остались еще вещи, которые знаем мы и не знает он, – осоловело заключила Рембрандт. – Как только он выжмет нас досуха, мы будем выброшены и забыты. Шутт присоединился к их смеху.

– Продолжайте в том же духе, только поспите хотя бы немного. Оба. Вам нужно набраться сил, прежде чем я снова займусь вами.

– Но все же, капитан, к чему такая спешка? – спросила Рембрандт, прислоняясь к стене. – Для чего эти наши неформальные встречи?

– Минуту назад вы попали как раз в точку, – сказал ей командир. – Вы двое знаете о наших солдатах то, чего не знаю я. И я хочу получить от вас побольше информации как можно скорее, чтобы, когда мы послезавтра… нет, теперь уже завтра начнем проверочные учения на полосе препятствий, я уже знал, что из себя представляет каждый из моих солдат.

Он оторвал взгляд от часов и заметил, что оба лейтенанта не сводят с него глаз. В их взглядах не осталось и следа юмора.

– Что с вами?

Армстронг откашлялся.

– Извините меня, капитан. Вы сказали, что послезавтра мы приступаем к учениям?

– Да, а разве я не говорил вам об этом? Шутт попытался сосредоточиться, чтобы вспомнить, что он говорил, а чего не говорил за последние несколько часов.

– Нет, не говорили.

– Ну, прошу прощения. Я подумал было, что говорил. Я дал указания отряду строителей закончить все работы по устройству тренировочной площадки как раз к сегодняшнему дню.

– Вы хотите сказать, что наша рота будет заниматься учениями? – Казалось, что Рембрандт что-то плохо расслышала.

– Конечно. Мы заставили их выглядеть похожими на солдат. Теперь настала пора начать работу над тем, чтобы они ощущали себя и действовали, как солдаты. Разве вы с этим не согласны?

Этой ночью впервые за все время беседы автоматически не прозвучал общий хор согласия. Вместо этого оба лейтенанта молча стояли и смотрели на Шутта так, будто у него выросла вторая голова.