Читать книгу Мир льдов. Коралловый остров - Роберт Майкл Баллантайн, Роберт Баллантайн - Страница 8
Мир льдов
Приключения экипажа «Дельфина» в полярных широтах
Глава VIII
ОглавлениеФред и доктор отправляются на экскурсию, где между другими редкостями встречают красный снег и белого медведя. – Первый опыт охоты Фреда
Читатель, вероятно, спросит, где все это время были Фред Эллис и Том Синглтон.
Еще задолго до того, как началась игра в мяч, они получили от капитана позволение отлучиться и, взяв с собой охотничьи сумки, ботаническую коробку, геологический молоток и ружье, отправились вдоль морского берега на экскурсию. Молодой Синглтон, как страстный ботаник и геолог, нес ботаническую коробку и молоток, а Фред – сумку и ружье.
– Как вы видите, Том, – говорил Эллис, когда они шли по льдинам, – я большой любитель орнитологии, когда у меня на плечах ружье; но когда я без ружья, тогда, странно сказать, я не такой охотник до птиц.
– Это какой-то особенный взгляд на науку. А не правда ли, что было бы недурно, если бы вы по возвращении из путешествия изложили свой взгляд на науку и представили его какому-нибудь ученому обществу? Вас могли бы выбрать в члены общества, Фред.
– Да, я, может быть, так и сделаю, – отвечал Фред серьезно. – Но для того чтобы вышло что-нибудь порядочное, я думаю сначала запастись, насколько это возможно, энергией и сделать раскрашенные рисунки всех птиц, каких я только увижу в арктическом поясе. А потом уже я попробую сделать описание.
Фред окончил свое замечание вздохом, когда ему пришло на мысль, с какой целью он пустился в эти страны, и хотя свойственная молодости надежда шептала ему, что он может несильно беспокоиться о судьбе отца и позволяла ему веселиться вместе с другими, смеяться, шутить, играть, но бывали минуты, когда мужество изменяло ему и он отчаивался когда-нибудь увидеть отца, и это отчаяние стало чаще овладевать им с той минуты, когда он был свидетелем быстрого крушения неизвестного брига.
– Не унывайте, Фред, – сказал Том, спокойный и серьезный нрав которого нередко поднимал дух его молодого друга, – не унывайте. Это помешает вам предпринять что-нибудь дельное, притом же мне кажется, мы еще и не имеем никакого основания отчаиваться. Мы знаем, что отец ваш доходил до этого прохода или пролива, что у него был большой запас провизии, как это нам сказали в Уппернавике, и что не больше, как год тому назад, он был там. Много ведь китоловных кораблей и кораблей для открытий более года зимовало в этих странах. Притом, сообразите, сколько животной жизни вокруг нас. Они могли запастись провизией на многие месяцы задолго до наступления зимы.
– Все это так, – возразил Фред, качая головой, – но вспомните тот бриг, который на наших глазах погиб в какие-нибудь десять минут.
– Действительно, бриг погиб очень быстро, но все-таки, если бы кто-нибудь был тогда на борту, он имел бы достаточно времени спрыгнуть на лед, а до берега добраться также нетрудно было, перепрыгивая с одной льдины на другую. Это и случалось нередко с путешественниками. Сказать правду, когда мы на земле, мною овладевает надежда, доходящая почти до уверенности, что мы встретим вашего отца, идущего со своей командой на юг, к датским поселениям.
– Может быть, вы и правы. Дай бог, чтобы предчувствия ваши оправдались.
Разговаривая таким образом, они подошли к неподвижному льду, который, как широкая полоса твердого белого мрамора, лежал вдоль подножия стремнины. На нем разбросано было несколько огромных камней, из которых некоторые достигали нескольких сот тысяч пудов, один из них замечательным образом держался в равновесии на верхушке клира.
– Вон какая-то необыкновенно странная чайка, как бы мне хотелось убить ее! – воскликнул Фред, указывая на птицу, кружившуюся над его головой, и снимая с плеча ружье.
– Ну и стреляйте, – сказал его друг, отступая шаг назад.
Фред, не привыкший обращаться с огнестрельным оружием, нерешительно прицелился и выстрелил.
– Какой оглушительный гром! Эх, черт возьми, промахнулся!
– Стреляйте еще раз, – заметил Том со спокойной улыбкой; между тем бесчисленная стая птиц, испуганных выстрелом, поднялась с утеса и наполнила окрестность оглушительными криками.
– Я полагаю, – сказал Фред, комически улыбаясь, – что, стреляя закрыв глаза, никак нельзя попасть в цель. Но мне ужасно хочется иметь эту птицу – очень красивая! А, вон она сидит на утесе.
Фред стал подкрадываться к желанной птице; он припал к земле и пополз к дичи, осторожно пробираясь между утесами и кусками льда; тщательность, с какой он все делал для того, чтобы приобрести себе морскую чайку, свидетельствовала о его терпении и будущем успехе. Наконец он подкрался к ней ярдов на пятнадцать и, положив ружье на кусок льда, стал так долго целиться, что его другу показалось, что он заснул; затем последовал выстрел, который разбил чайку в мелкие куски.
Фред мужественно выдержал это поражение и неудачу. Он решился сделаться хорошим стрелком, и хотя это и не удалось ему в этот день, но все-таки он успел положить в сумку несколько чаек и одну птицу, имевшую маленькое коренастое туловище и большой, довольно забавный клюв.
Ученые изыскания Синглтона были также успешны. Он нашел несколько хорошеньких зеленых мхов; один вид этого растения усеян был желтоватыми цветами, а в одном месте, у потока, который бежал по крутому скату утеса, он нашел растительность, богатую разнообразием цветов. Между прочими травами разного рода можно было видеть маленький пурпурный цветок и белый цветок мокрицы. При виде всего этого богатства растительности на таком маленьком клочке земли, окруженном снегом, и в такой холодной арктической среде, пришел бы в восторг человек и с меньшим энтузиазмом, чем наш молодой лекарь. Он был в восхищении и наполнил свою коробку осколками утеса и мхами до того, что она едва могла вмещать в себе все это и сделалась ношей, стоившей ему нескольких вздохов, пока он дотащил ее до корабля.
По его исследованию оказалось, что утес состоит главным образом из красного песчаника. Было также довольно диорита и гнейса. Вершины некоторых утесов, поднимавшихся на значительную высоту, были особенно поразительны и живописны.
Но самым замечательным явлением, поразившим их во время этой экскурсии, было то, которое неожиданно открылось перед их глазами, когда они обошли один мыс. Они с удивлением остановились. Перед ними была картина, которую можно видеть только в арктическом поясе.
На первом плане представлялся широкий пролив, который сразу открывался в этом месте и загроможден был плавучими льдинами, ледяными полями, холмами и горами всевозможных форм и размеров, до самого горизонта, особенный вид которого показывал присутствие свободной от льда воды. Ставы различных размеров и пространства воды, которые, по их величине, можно назвать озерами, осыпали блестками белую поверхность плавучих льдин; а вокруг этих последних играли бесчисленные стаи диких птиц, из которых многие, будучи чистого белого цвета, точно снег, блестели на солнце. Далеко на запад лед с утомительным однообразием расстилался плоскостью в уровень с поверхностью воды. Направо находится целый ряд утесов, мрачный и величественный вид которых внушал невольный страх. Они были от полутора до двух тысяч футов высотой, и некоторые из них круто поднимались на несколько сот футов над морем, на которое они бросали темную тень.
У самых ног наших молодых исследователей, – потому что так их по справедливости следует назвать, – тянулся глубокий залив или долина, большая часть ее занята была глетчером, поверхность которого покрыта была «розовым снегом». Можно себе представить, с каким чувством молодые люди смотрели на эту прекрасную картину. Казалось, эта долина была не частью бесплодной области арктического пояса, а одной из южных тропических стран, потому что румянец пылал на этом снегу, как будто солнце разлило по нему свои самые розовые лучи. Немножко далее к северу, за исключением некоторых мест, красный снег кончался, а за ним видна была трещина между утесами, в середине которой возвышалась каменная колонна, такая прямая и цилиндрическая, как будто она была произведением искусства. На юге вся страна представляла поверхность одного огромного глетчера, и если в скалах случалась расселина, то этот океан наземного льда выдвигался в море, куда он постоянно посылал огромные ледяные горы.
– Что за прекрасная картина! – воскликнул Том Синглтон, не выдержав наконец, чтобы не выразить своего удивления словами. – Я не предполагал, чтобы мир наш заключал в себе подобные картины. Это далеко превосходит мои самые дикие мечты о волшебной стране.
– Волшебная страна! – воскликнул в свою очередь Фред. – Знаете ли, с тех пор, как я прибыл в эту часть земного шара, я пришел к заключению, что волшебные сказки не вымысел. Эта действительность в тысячу миллионов раз величественнее того, что когда-нибудь было вымышлено фантазией. Но что меня изумляет более всего, это красный снег. Скажите, какая может быть причина этого явления?
– Не знаю, – ответил Синглтон, – это служило долгое время предметом споров между учеными. Но мы должны его сами хорошенько рассмотреть; итак, идем.
Замечательный цвет снега в период посещения «Дельфином» арктических морей был предметом спора, который решен в настоящее время. Его приписывают странному микроскопическому растению, которое не только покрывает поверхность льда, но и проникает нередко внутрь на несколько футов. Прежние мореплаватели, открывшие красный снег и впервые рассказавшие удивленному миру, что вещество, с которым обыкновенно соединяют понятие о самой чистой и самой блестящей белизне, они видели красным, приписывали это явление бесчисленному множеству мелких существ, принадлежащих к отряду радиата. Но открытие красного снега между центральными европейскими Альпами, в Пиренеях и на горах Норвегии, где морские животные не могли существовать, совершенно опровергло это предположение. Красящее свойство приписывается теперь растениям, принадлежащим к группе организмов, называемых водорослями, отличающихся замечательной живучестью и способностью расти и размножаться с изумительной быстротой даже на такой бесплодной почве, как арктические снега.
Между тем как Синглтон рассматривал красный снег, напрасно стараясь определить природу едва приметных пятнышек, окрашивавших его, Фред продолжал задумчиво смотреть на колонну, которая была покрыта густым облаком тумана, почти закрывавшего ее от глаз. Наконец Фред обратил на нее внимание Тома.
– Я почти готов верить, что эта колонна не произведение природы, а монумент, поставленный здесь для того, чтобы привлекать внимание кораблей.
Синглтон пристально посмотрел на колонну.
– Не думаю, Фред, она гораздо больше, чем вы предполагаете; вы не можете за туманом видеть ее всю. Подойдем лучше к ней и посмотрим вблизи. До нее, должно быть, недалеко.
Когда они подошли к высокому утесу, туман рассеялся и тогда им стало ясно, что колонна была настоящим произведением природы. Это был столб зеленого известняка, уединенно стоящий на краю глубокого ущелья и испещренный аспидным известняком, который когда-то покрывал его. Колонна была, по-видимому, футов в пятьсот вышиной, а песчаниковый пьедестал, на котором она стояла, – около двухсот футов.
Эта величественная колонна казалась башней гигантской хрустальной крепости, которая сразу открылась взору путешественников, как только туман отодвинулся к северу. Это был фасад огромного глетчера, который выдвигал свое перпендикулярное чело в виде хрустальной стены в триста футов высотой над уровнем моря и бог знает сколько ниже его. Солнце сияло на утесах, пиках и стенных зубцах этой ледяной крепости, как будто таинственные обитатели далекого севера зажгли свои огни и выставили артиллерию для защиты от неприятельских нападений.
Чувство, испытанное молодыми людьми, которым, может быть, первым пришлось увидеть эту картину ледовитых стран, не всякий может понять. Долго они были не в состоянии произнести ни одного слова, и напрасно пытался бы я передать тот язык, которым они, наконец, старались выразить свои чувства. И только тогда, когда колонна и крепость остались позади и мыс совсем закрыл от их взоров долину красного снега, они могли возобновить разговор об обыкновенных предметах.
Когда они возвращались к кораблю, быстро переходя с одной льдины на другую, вдруг раздался громкий гул, который эхо разнесло по всему берегу.
– Это выстрел! – воскликнул Том Синглтон, поспешно вынимая из кармана часы. – Ба! Знаете ли, который час?
– Я думаю, что не рано. Когда мы были у утеса, тогда, я знаю, был полдень, а с тех пор прошло, должно быть, немало. Который час в самом деле?
– Ровно два часа утра.
– Как! Неужели же мы стояли у утеса вчера и проходили всю ночь, и завтра наступило так, что мы и сами не заметили?
– Да, так и случилось, Фред. Мы запоздали, и капитан подает сигнал, чтобы мы скорее возвращались. Он сказал, что он не будет стрелять до тех пор, пока не заметит, что лед тронулся; поэтому мы должны прибавить теперь шагу, а то как бы корабль не ушел без нас; идем скорей.
Не прошли они еще и полмили, как полярный медведь показался из-за глыбы льда, за которой он только что позавтракал тюленем, и теперь медленно шел по направлению к морю, к ледяной горе, не более как в ста ярдах перед ними.
– Смотрите, смотрите, что за чудовище! – сказал Фред, взводя курки и выступая вперед. – Жаль, что у вас нет ружья, Том, вам нечего будет делать.
– Ничего, я буду действовать молотком. Смотрите только, не дайте промаха. Не стреляйте, пока не подойдете к нему.
Они погнались за ним, но скоро подошли к огромной трещине, футов в тридцать шириной и в милю длиной по обе стороны от них.
– Эх, проклятая трещина!
Это было действительно неприятно, и выражение уныния, появившееся на лице Фреда, когда он говорил это, показывало, что он говорил то, что думал; хотя, без всякого сомнения, это препятствие к дальнейшему преследованию зверя было для них величайшим счастьем, потому что нападать на полярного медведя с ружьем, заряженным мелкой дробью, и с геологическим молотком было бы таким же благоразумным и успешным делом, как одному человеку силиться удержать локомотив. Ни один из них не испытал еще необыкновенной силы этого белого царя ледовитых стран и его живучести, хотя оба они довольно легкомысленно решились броситься на него с тем оружием, какое им случилось иметь.
– Стреляйте в него отсюда, скорей! – кричал Синглтон.
Фред выстрелил; медведь остановился и оглянулся, как будто хотел сказать: «Вы мне что-то говорите, господа?» Потом, не ожидая ответа, он с достоинством пошел своей дорогой и скрылся между ледяными холмами.
Через час они сидели за завтраком в каюте «Дельфина», рассказывая о своих приключениях капитану и лейтенантам и помимо воли Мивинсу, который, занимаясь каким-то таинственным делом в своей маленькой кладовой, ухитрился так поместиться, что большая часть разговора в каюте доходила до его ушей, а оттуда переходила на форкастель. Хотя капитан и знал об этом, но он только улыбался про себя и не мешал Мивинсу слушать, когда разговор шел о каких-нибудь пустых предметах. Если же случалось, что речь шла о каких-нибудь важных делах, тогда дверь каюты затворялась; в подобном случае Мивинс обращался к Дэви Соммерсу, который, обладая чрезвычайно тонким слухом, был совершенно необходим для удобства жизни почтенного баталера.
Когда Фред и Том кончили завтрак и рассказ о своих странствованиях, им сообщили, что Митэк, эскимосский переводчик, взятый на корабль в Уппернавике, убил в их отсутствие медведя и двух тюленей, что лед идет к западу и что он, по всей вероятности, вскроется с отливом. Подумав немного об этом, они, как бы сговорившись, зевнули и отправились спать.