Читать книгу Шелкопряд - Роберт Гэлбрейт - Страница 12

Следующим утром Робин, вспотевшая и раскрасневшаяся, вышла из метро с зонтиком, который оказался совершенно лишним. После вереницы дождливых дней, когда в вагонах стоял удушливый запах мокрой ткани, на тротуарах было скользко, а по окнам сбегали капли, внезапное наступление сухой, солнечной погоды застало ее врасплох.

Кто-то, возможно, радовался, получив передышку от ливней и низких свинцовых туч, но Робин не замечала ничего вокруг. Они с Мэтью сильно поссорились. Теперь она испытала едва ли не облегчение, когда за стеклянной входной дверью с выгравированным именем и профессиональным статусом Страйка нашла пустую приемную: босс, уединившись в кабинете, вел телефонные переговоры. Робин чувствовала, что перед началом общения ей необходимо взять себя в руки, поскольку именно Страйк стал предметом вчерашнего раздора.

– Ты пригласила его на свадьбу? – резко спросил Мэтью.

Она побоялась, что Страйк обмолвится об этом приглашении во время их общей встречи, и решила поставить Мэтью в известность заранее, чтобы его недовольство не выплеснулось на Страйка.

– С каких это пор мы раздаем приглашения без ведома друг друга? – завелся Мэтью.

– Я как раз собиралась тебе сказать. А может, даже говорила. – Тут Робин разозлилась на себя: она никогда не обманывала Мэтью. – Это же мой начальник; естественно, он ожидает приглашения!

Еще одна ложь: по ее наблюдениям, Страйку это было глубоко безразлично.

– Знаешь что, я просто хочу, чтобы он присутствовал, – объявила Робин, наконец-то сказав правду.

Ей хотелось, чтобы работа, интереснее которой у нее никогда не было, переплелась с ее личной жизнью, пока еще не допускавшей такого сближения; пусть бы из них образовалось приемлемое для всех единое целое; пусть бы Страйк пришел на венчание и одобрил («одобрил»! С какой стати он должен одобрять?) ее брак с Мэтью.

Она подозревала, что Мэтью будет далеко не в восторге, но надеялась, что к тому времени мужчины успеют познакомиться и сдружиться; если этого еще не произошло, то не по ее вине.

– А кто-то еще устроил истерику, когда я хотел пригласить Сару Шедлок, – заметил Мэтью; это был удар ниже пояса.

– Хорошо, пригласи ее! – разозлилась Робин. – Только это не одно и то же… Корморан никогда не пытался затащить меня в постель… как прикажешь понимать твою ухмылку?

Когда скандал разгорелся не на шутку, позвонил отец Мэтью и сообщил, что странные покалывания, на которые жаловалась неделю назад мать Мэтью, оказались микроинсультом. После этого и до Робин, и до Мэтью дошло, что продолжать перепалку насчет Страйка было бы кощунством, и, теоретически помирившись, они безо всякого настроения легли в постель, хотя оба – как понимала Робин – внутренне кипели.

Страйк появился из кабинета только к полудню. На этот раз он был не в костюме, а в грязном, дырявом свитере, в джинсах и кроссовках. На его лице темнела густая щетина, которая отрастала за сутки. Робин тут же забыла о своих неприятностях и уставилась на босса: даже в ту пору, когда ему приходилось ночевать у себя в кабинете, он никогда не выглядел бомжом.

– Сделал несколько звонков для досье Инглз и раздобыл кое-какие телефонные номера для Лонгмана, – сообщил он Робин, протягивая ей старомодные, от руки пронумерованные на корешках картонные папки, какие привык использовать для подшивки документов еще в Бюро специальных расследований.

– Это… маскарад? – спросила она, разглядывая жирные (или какие-то другие) пятна на коленях его джинсов.

– Угу. Для дела Ганфри. Это долгая история.

Пока Страйк заваривал на двоих чай, они успели обсудить состояние трех текущих дел. Робин узнала последние сведения и планы дальнейших действий.

– А что слышно насчет Оуэна Куайна? – спросила она, принимая горячую кружку. – Что говорит его агент?

Опустившись на диван, который, как обычно, издал под его весом неприличный звук, Страйк поделился с ней подробностями беседы с Элизабет Тассел и встречи с Кэтрин Кент.

– Готов поклясться: в первый момент она приняла меня за Куайна, – сказал Страйк.

Робин засмеялась:

– Ты не настолько толстый.

– Спасибо тебе, Робин, – сухо бросил он. – Когда же до нее дошло, что я – не Куайн, а какой-то незнакомый тип, она сказала: «Я этим больше не занимаюсь». Ты что-нибудь понимаешь?

– Нет… но… – смущенно начала Робин, – я, честно говоря, вчера откопала кое-что насчет Кэтрин Кент.

– Каким образом? – поразился Страйк.

– Ну, ты ведь говорил, что она самостоятельно публикует свои произведения, – напомнила ему Робин, – вот я и решила пошарить в Сети, посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного… – двумя щелчками мыши она открыла нужную страницу, – и наткнулась на ее блог.

– Молодчина! – Страйк с готовностью оторвался от дивана, обошел вокруг письменного стола и остановился за спиной у Робин.

Дилетантски оформленный сайт назывался «Моя литературная жизнь». Главную страницу украшали рисунки гусиных перьев и чрезвычайно лестная фотография Кэтрин Кент, сделанная, по оценке Страйка, добрых десять лет назад. Блог представлял собой список постов, организованный по датам, в форме дневника.

– Основная ее мысль – что издатели-консерваторы не смогут распознать хорошую книгу, даже если получат ею по голове, – сказала Робин, прокручивая страницу вниз, чтобы Страйк составил общее представление. – Эта красавица написала три романа – по ее словам, в жанре эротического фэнтези, – которые образуют серию «Сага о Мелине». Их можно загрузить на «Киндл».

– Совершенно не хочется снова читать скверные книжки, – сказал Страйк. – С меня хватило «Братьев Блудняк». А насчет Куайна здесь что-нибудь есть?

– Полно, – ответила Робин, – если допустить, что он тот самый, кого она называет Великим Писателем. Сокращенно – ВП.

– Вряд ли она спит сразу с двумя писателями, – заметил Страйк. – Наверняка он. «Великий» – это, конечно, громко сказано. Ты, например, до встречи с Леонорой знала имя Куайна?

– Нет, – призналась Робин. – А вот и он, смотри, второго ноября.

Сегодня вечером интересная беседа с ВП на тему Сюжета и Повествования что не одно и тоже. Для тех, кто не знает: Сюжет – это то, что происходит, а Повествование – это сколько ты показываешь читателю и как ты это показываешь.

Приведу пример из моего второго романа «Жертва Мелины».

«Когда они шли к Хардерельскому лесу, Лендор поднял свой точеный профиль, чтобы посмотреть, далеко ли еще до цели. Его тренированное тело, доведенное до совершенства верховой ездой и стрельбой из лука…»

– Прокрути наверх, – не выдержал Страйк, – посмотри, что еще там есть про Куайна.

Робин так и сделала; она остановилась на сообщении от двадцать первого октября.

Итак, звонит ВП, что не может со мной встретиться (опять). По семейным обстоятельствам. Чт’о я могу сказать, кроме того, что все понимаю? Когда мы полюбили друг друга, я знала, что мне будет не легко. Не могу писать открытым текстом, скажу только, что он привязан к нелюбимой жене из-за Третьей Стороны. Это не его вина. И не вина Третьей Стороны. Жена его не отпустит, хоть это было бы лучше для всех, вот и получается, что мы заперты, как мне иногда кажется в Чистилище Жена про меня знает, но претворяется что нет. Не знаю как можно жить с человеком, чье сердце принадлежит другой, я бы так не смогла. Так же ВП говорит, что для нее Третья Сторона важней всего, даже важней чем Он. Удивительно как часто «Забота» ровняется глубокому Эгоизму.

Кто-то скажет, что я сама виновата: полюбила Женатого мужчину. Вы не сможете сказать мне ничего такого, чтобы не говорили мне подруги, сестра и Мама. Я пыталась разорвать этот круг, но могу только сказать, что у Сердца свой разум, о котором Разум не ведает. И вот сегодня я весь вечер плачу и жду, когда у меня изменится Разум. ВП сказал мне, что почти закончил свой Шедевр и что книга получилась лучше всего написанного им раньше. «Надеюсь, тебе понравится. Там есть про тебя». Что можно сказать, когда Великий Писатель упоминает тебя в своем шедевральном произведении? Он столько мне дает и я это ценю. Мы, писатели, можем впустить в свое сердце кого угодно, даже неписателя, но что бы в свою Книгу?! Это нечто. Это совсем другое.

Не могу разлюбить ВП. У Сердца свой Разум.

Ниже шли комментарии.

Что ты скажешь, если я тебе признаюсь, что он зачитал мне один отрывок? Пиппа2011.

Ты играешь с огнем Пип, мне он ничего не зачитывает!!! Кэт.

Еще не вечер. Пиппа2011 хххх

– А вот это уже интересно, – оживился Страйк. – Очень интересно. Когда Кент вчера бросилась на меня с кулаками, она кричала, что некая Пиппа собирается меня убить.

– В таком случае посмотри сюда, – заволновалась Робин, переходя к девятому ноября.

В первый день нашего знакомства ВП мне сказал: «Твоему произведению грош цена, если в нем никто не истекает кровью, хотя-бы ты сама». Как известно читателям этого Блога, я Метафорически вскрыла себе вены – и здесь и в своих книгах. Но сегодня у меня такое чувство, будто меня смертельно ранил тот, кому я привыкла доверятся.

«О, Макхит! Ты лишил меня покоя. Мне было бы отрадно видеть, как тебя пытают»

– Откуда эта цитата? – спросил Страйк.

Пальцы Робин проворно забегали по клавиатуре.

– Нашла: Джон Гей, «Опера нищего»{7}.

– Подумать только, какие встречаются эрудитки среди тех, кто путает «также» и «так же» и без разбора ставит заглавные буквы.

– Не всем же быть гениями пера, – упрекнула его Робин.

– И слава богу. Я о таких наслышан.

– Взгляни на комментарий под этой цитатой, – сказала Робин, возвращаясь к блогу Кэтрин.

Пройдя по ссылке, она вывела на экран одно-единственное предложение.

Когда тебя вздернут на дыбу, Кэт, я своей рукой поверну рычаг.

Этот комментарий тоже был подписан «Пиппа2011».

– Пиппа – та еще штучка, верно? – отметил Страйк. – А нельзя ли узнать, на что живет эта Кент? Вряд ли эротическое фэнтези дает ей возможность платить по счетам.

– Здесь тоже не все так просто. Вот, смотри.

Двадцать восьмого октября Кэтрин написала:

Как и большинство Писателей, я вынуждена подрабатывать. Из соображений безопастности буду краткой. На этой неделе в нашем Учреждении опять усилили охрану, а значит у моего Коллеги по работе следовательно (новоявленный святоша, ханжески суется в мою личную жизнь) получил повод предложить начальству, что бы блоги и т. д. проверялись на предмет утечки информации. К счастью здравый смысл одержал верх и никакие действия не предпринимаются.

– Загадка, – сказал Страйк. – Усилили охрану… женская тюрьма? Психушка? Или мы уже подошли к промышленному шпионажу?

– А вот еще, взгляни: тринадцатое ноября.

Робин прокрутила текст вниз, до самого последнего сообщения, которое следовало за признанием Кэтрин в получении смертельной раны.

Три дня назад моя любимая сестра, которая боролась до последнего, скончалась от рака груди. Заранее спасибо всем-всем за добрые слова и поддержку.

За этим сообщением следовали два комментария, которые Робин тут же открыла.

Пиппа2011 написала:

Как печально Кэт. С любовью ххх.

На что Кэтрин ответила:

Спасибо Пиппа ты настоящий друг хххх

Высказанная авансом благодарность Кэтрин всем-всем уныло висела над этим скупым обменом репликами.

– Зачем это? – с тягостным чувством спросил Страйк.

– Ты о чем? – не поняла Робин и повернулась к нему.

– Зачем люди этим занимаются?

– Ведут блоги? Не знаю… Была же у кого-то фраза, что, мол, неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить.

– Да, у Платона{8}, – подтвердил Страйк, – но здесь не осмысление жизни, а сплошной эксгибиционизм.

– Ой! – Робин так вздрогнула от своей забывчивости, что облилась чаем. – Совсем из головы вылетело! Вчера, когда я уходила домой, позвонил Кристиан Фишер. Он интересуется, не собираешься ли ты писать книгу.

– Что-о-о?

– Книгу, – повторила Робин, давясь от смеха при виде перекошенной физиономии Страйка. – Автобиографию. О службе в армии, о расследовании гибели Лулы Лэндри…

– Перезвони ему, – распорядился Страйк, – и скажи, что нет, я не собираюсь писать книгу.

Осушив свою кружку, он направился к стойке для одежды, где рядом с его черным пальто теперь появилась видавшая виды кожаная куртка.

– Насчет сегодняшнего вечера не забыл? – предчувствуя недоброе, спросила Робин.

– А что сегодня вечером?

– Мы хотели встретиться, – обреченно выговорила она. – Втроем, с тобой и с Мэтью. В «Кингз армз».

– Нет, не забыл. – Страйк не понял, почему у нее такой напряженный, жалкий вид. – Во второй половине дня у меня дела, так что увидимся прямо там, ладно? В восемь, правильно?

– В восемнадцать тридцать. – Робин совсем приуныла.

– Точно. В восемнадцать тридцать. Приду… Венеция.

Робин не поверила своим ушам:

– Откуда ты…

– Из приглашения, – ответил Страйк. – Редкое имя. Почему тебя так назвали?

– Потому что я… ну… по всей видимости, меня там зачали. – Робин покраснела. – В Венеции. А у тебя какое второе имя? – спросила она, наполовину любопытствуя, наполовину сердясь за его смешки. – «К. Б. Страйк» – что означает буква «Б»?

– Я пошел, – сказал Страйк. – Увидимся в восемь.

– В шесть тридцать! – выкрикнула она в сторону закрывающейся двери.

Путь Страйка лежал в Крауч-Энд, где находился заштатный магазин электронной техники. В подсобке хранились под замком краденые мобильные телефоны и ноутбуки, из которых заранее были удалены все личные данные, после чего очищенные гаджеты и удаленная из них информация продавались по отдельности любым заинтересованным лицам.

Владелец этой процветающей торговой точки доставлял массу неприятностей мистеру Ганфри – одному из клиентов Страйка. Мистер Ганфри (который сам был похлеще того жулика, что проник, по сведениям Страйка, в его корпоративный центр) совершил ошибку, перейдя кое-кому дорогу. С точки зрения Страйка, мистеру Ганфри лучше было бы убраться с рынка, пока не поздно. Страйк, у которого были общие знакомые с конкурентом мистера Ганфри, знал, что тот не остановится ни перед чем.

Объект встретил Страйка у себя в кабинете над магазином; пахло там примерно так же, как в агентстве Элизабет Тассел; в глубине сидели два парня в спортивных костюмах и чистили ногти. Страйк пришел под видом отморозка, по рекомендации общего знакомого, и выслушал планы своего предполагаемого работодателя относительно несовершеннолетнего сына мистера Ганфри, чьи передвижения уже были установлены с леденящей кровь точностью. Лавочник до того обнаглел, что предложил Страйку за пять сотен фунтов поставить мальца на перо («Мочить не надо, только папашу пугнуть, усек?»)

Когда Страйк закончил переговоры, было уже далеко за шесть часов. Убедившись, что за ним нет хвоста, он первым делом позвонил мистеру Ганфри, чье удрученное молчание подсказало Страйку: клиент наконец-то понял, во что ввязался.

После этого Страйк набрал номер Робин.

– Извини, опаздываю, – сказал он.

– Ты где? – сдавленно спросила она.

Страйк услышал характерный гомон паба: разговоры, смех.

– В Крауч-Энде.

– Господи! – выдохнула она в трубку. – Ты же будешь сто лет сюда доби…

– Такси возьму, – заверил он. – Я мигом.

С какой стати, размышлял Страйк, проезжая на такси по Аппер-стрит, Мэтью выбрал паб в Ватерлоо? Из желания причинить неудобство Страйку? В отместку за то, что прежде Страйк выбирал удобные для себя пабы, где встречи каждый раз срывались? Страйк надеялся, что в «Кингз армз» можно будет нормально поесть. Он почему-то жутко проголодался.

До места назначения он добрался лишь минут через сорок – отчасти потому, что улица, где в девятнадцатом веке селился рабочий люд, была перекрыта для транспорта. Страйк предпочел выйти из такси, чтобы не ждать, пока брюзгливый водитель разберется в неподвластной здравому смыслу нумерации домов, и дальше пошел пешком, на ходу спрашивая себя: не потому ли Мэтью выбрал это место, что сюда хрен доберешься?

Живописный викторианский паб «Кингз армз» располагался в угловом доме; у входов толпились преуспевающие молодые люди в костюмах и – судя по виду – студенты, которые курили и выпивали. При его появлении все машинально расступились; проход получился даже шире, чем требовала его комплекция. Переступив через порог и оказавшись в небольшом баре, Страйк без особой надежды подумал, что ему в таком затрапезном виде вполне могут – если, конечно, повезет – указать на дверь.

Между тем в шумном главном зале, который представлял собой перекрытый стеклянным колпаком внутренний дворик, застенчиво украшенный всяким старьем, Мэтью смотрел на часы.

– Почти четверть восьмого, – сообщил он Робин.

В костюме, при галстуке, он, как и в любой компании, был здесь самым интересным мужчиной. Робин привыкла, что на него вечно заглядываются женщины, но так и не поняла, ощущает ли Мэтью эти мимолетные знаки повышенного внимания. Рослый, голубоглазый, с ямочкой на волевом подбородке, он вынужден был сидеть на одной длинной деревянной скамье с галдящей студенческой компанией – ни дать ни взять чистокровный скаковой жеребец в одном стойле с хайлендскими пони.

– Вот он! – В голосе Робин послышалось облегчение, смешанное с настороженностью.

Ей показалось, что с момента ухода из бюро Страйк сделался еще больше и грубее. Он взял себе кружку эля «Хопхед» и, ориентируясь на рыжевато-золотистую голову Робин, с легкостью проложил путь к их столу. Мэтью встал. Казалось, он делает над собой усилие.

– Корморан… здравствуйте… добрались наконец-то.

– Вы – Мэтью, – сказал Страйк, протягивая ему руку. – Извините за опоздание, я пытался вырваться пораньше, но у меня была встреча с таким типом, к которому лучше не поворачиваться спиной без особого разрешения.

Мэтью ответил ему неопределенной улыбкой. Он так и знал, что Страйк будет драматизировать свой род занятий, нагонять туману. А в каком виде явился: будто в гараже колесо у машины менял.

– Садись, – нервно сказала Страйку Робин, сдвинулась на самый край скамьи и чуть не упала. – Есть хочешь? Мы как раз собирались что-нибудь заказать.

– Здесь неплохо кормят, – сообщил Мэтью. – Тайская кухня. Конечно, не «Манго три»{9}, но вполне приемлемо.

Страйк холодно улыбнулся. Ничего другого он и не ожидал: Мэтью будет сыпать названиями элитных ресторанов, чтобы, прожив в Лондоне ровно год, выставить себя искушенным столичным жителем.

– Как прошел день? – спросила его Робин.

Она думала, что Мэтью – узнай он, чем занимается Страйк, – проникнется таким же интересом к следственным действиям, как и она сама, и всякие предубеждения развеются.

Но Мэтью с плохо скрываемым равнодушием выслушал скупой ответ Страйка, лишенный каких бы то ни было характерных подробностей. Тогда Страйк, видя перед Робин и Мэтью пустые бокалы, предложил, что пойдет в бар и закажет на всех напитки.

– Ты мог бы хоть из вежливости проявить интерес, – зашипела на своего жениха Робин, как только Страйк отошел на достаточное расстояние.

– Робин, он встречался с торгашом из лавки, – процедил Мэтью. – Вряд ли в ближайшем будущем у них зайдет речь о правах на экранизацию.

Довольный своим остроумием, он уставился на противоположную стену и начал изучать меню, написанное мелом на доске. Когда вернулся Страйк, неся три бокала, Робин объявила, что намерена сама пробиться к стойке и заказать ужин. Она боялась оставлять мужчин наедине, но в то же время надеялась, что без нее они почувствуют себя свободнее.

В отсутствие Робин всплеск самодовольства Мэтью быстро пошел на убыль.

– Вы служили в армии, – против своей воли выдавил он, хотя заранее решил не допускать, чтобы их разговор вертелся вокруг жизненного опыта Страйка.

– Совершенно верно, – сказал Страйк, – в ОСР.

Мэтью смутно представлял, что это значит.

– А мой отец служил в авиации, – продолжил он. – Кстати, в одно время с Джеффом Янгом.

– Это кто?

– Валлийский регбист, помните? Провел двадцать три матча за сборную, так?

– Да-да, – сказал Страйк.

– Папа, кстати, дослужился до командира эскадрильи. В восемьдесят шестом демобилизовался и с тех пор занимается недвижимостью. Вполне успешный человек. Не настолько, разумеется, как ваш отец, – с легким вызовом добавил он, – но все же.

Козел, подумал Страйк.

– О чем вы тут беседуете? – встревоженно спросила Робин, садясь на прежнее место.

– В основном о папе, – ответил Мэтью.

– Жалко его, – заметила Робин.

– Это еще почему? – взвился Мэтью.

– Ну как же… он так переживает из-за твоей мамы. У нее ведь микроинсульт?

– А, – протянул Мэтью, – вот ты о чем.

С такими, как Мэтью, Страйк нередко сталкивался среди офицеров: под внешним лоском у этих людей скрывался островок неуверенности, побуждавший их проявлять излишнее рвение, а иногда и прогибаться.

– А что слышно в «Лоутер-Френч»? – обратилась Робин к Мэтью, чтобы дать ему возможность раскрыться, предстать перед Страйком настоящим Мэтью, которого она любила. – Мэтью проводит аудиторскую проверку этого странного маленького издательства. Там творятся забавные вещи, да? – подсказала она жениху.

– Ничего забавного – там полный хаос, – начал Мэтью и разглагольствовал до тех пор, пока им не принесли заказанные блюда.

В свой монолог он то и дело вставлял выражения вроде «девяносто штук», «четверть ляма» и разворачивал каждую фразу, как зеркало, таким образом, чтобы показать себя в выгодном свете: получалось, что он самый умный и самый сообразительный, что дает сто очков вперед медлительным, туповатым, хотя и старшим по должности коллегам, а также поучает недалеких сотрудников той фирмы, где идет аудиторская проверка.

– …списать на рождественский корпоратив, а сами уже второй год едва в ноль выходят; впору не корпоратив, а поминки устраивать.

Мэтью сурово клеймил небольшую фирму, но когда официант принес тарелки, за столом повисло молчание. Робин, которая до последнего надеялась, что ее жених развлечет Страйка уже известными ей добродушными, незлобивыми историями о причудах мелкого издательства, не могла сообразить, что бы еще сказать. Впрочем, упоминание об издательском корпоративе навело Страйка на одну мысль. Он даже стал медленнее работать челюстями. Ему теперь виделась отличная возможность получить информацию о местонахождении Оуэна Куайна: безотказная память подсказала кое-какие факты, давно хранившиеся без пользы.

– У вас есть девушка, Корморан? – без обиняков полюбопытствовал Мэтью; ему хотелось ясности в этом вопросе, а Робин уклонялась от прямых ответов.

– Нет, – рассеянно ответил Страйк. – Извините… Я на минуту: надо сделать один звонок.

– Хоть два, – желчно сказал Мэтью, когда Страйк еще раз оказался вне пределов слышимости. – Сначала ты опоздал на сорок минут, теперь отвалил во время ужина. Ничего страшного, мы подождем, пока ты соизволишь вернуться.

– Мэтт!

На неосвещенном тротуаре Страйк достал из кармана пачку сигарет и мобильный. Щелкнув зажигалкой, он отошел от других курильщиков и остановился в тихом и темном месте, под кирпичными опорами железнодорожного моста.

Калпеппер ответил после третьего звонка.

– Страйк… – сказал он. – Как жизнь?

– Все нормально. У меня к тебе просьба.

– Ну, говори. – Калпеппер не спешил связывать себя обязательствами.

– Твоя двоюродная сестра Нина работает в «Роупер Чард»…

– Черт побери, ты-то откуда знаешь?

– Ты сам упоминал, – невозмутимо ответил Страйк.

– Когда?

– Пару месяцев назад, когда я расследовал по твоему поручению того пройдоху-дантиста.

– Ну и память! – поразился Калпеппер. – Патологическая. Итак, что тебе понадобилось от моей кузины?

– Не мог бы ты меня с ней свести, а? – попросил Страйк. – Завтра вечером «Роупер Чард» устраивает юбилейный прием – хочу туда наведаться.

– Зачем?

– Дело есть, – уклончиво ответил Страйк. Он никогда не посвящал Калпеппера в подробности великосветских разводов и банкротств, хотя тот вечно приставал с расспросами. – Я, между прочим, только что преподнес тебе на блюдечке главную сенсацию всей твоей карьеры, чертяка.

– Так уж и быть, – ворчливо согласился журналист после краткого раздумья. – Постараюсь тебе помочь.

– Она одинокая? – поинтересовался Страйк.

– Что? Ты заодно и перепихнуться хочешь? – возмутился Калпеппер, но Страйк отметил, что журналиста скорее повеселила, чем раздосадовала мысль о том, что сыщик положил глаз на его кузину.

– Нет, я просто хочу понять: если она придет со мной на банкет, не вызовет ли это лишних вопросов?

– Тогда другое дело. По-моему, она только что порвала со своим бывшим. Так мне кажется. Пришлю тебе номер ее телефона эсэмэской. Скорей бы воскресенье, – с плохо скрываемым злорадством добавил Калпеппер. – На лорда Запаркера обрушится лавина дерьма.

– Но вначале свяжи меня с Ниной, ладно? – напомнил ему Страйк. – Объясни ей, кто я такой, чтобы она понимала расклад, договорились?

Калпеппер ответил согласием и повесил трубку. Совершенно не торопясь возвращаться к Мэтью, Страйк докурил сигарету до самого фильтра и только после этого пошел назад.

Этот битком набитый зал, размышлял Страйк, пробираясь сквозь толпу и наклоняясь, чтобы не удариться головой о подвесные кашпо и указатели, чем-то похож на Мэтью: точно так же лезет вон из кожи. Внутреннее убранство включало старинную печку и допотопный кассовый аппарат, множество корзин для покупок, старинные гравюры, тарелки – все, чем богаты лавки старьевщиков.

Мэтью надеялся доесть лапшу до возвращения Страйка, но не сумел. Робин сидела с несчастным видом, и Страйк, который мог только гадать, что здесь произошло в его отсутствие, пожалел свою помощницу.

– Робин говорит, вы занимаетесь регби, – пересиливая себя, обратился он к Мэтью. – И в свое время могли бы даже попасть в сборную графства, это действительно так?

Их вымученная беседа длилась примерно час и оживлялась лишь в те моменты, когда Мэтью заговаривал о себе. Страйк заметил, что Робин привычно подбрасывает своему жениху новые темы и реплики, чтобы дать ему возможность блеснуть.

– Давно вы вместе? – спросил Страйк.

– Девять лет, – ответил Мэтью, исподволь занимая прежнюю оборонительную позицию.

– Вот как? – удивился Страйк. – Наверное, со студенческой скамьи?

– Со школьной, – вступила Робин. – С выпускного класса.

– Мы учились в небольшой школе, – сказал Мэтью. – Из всех девчонок с мозгами она оказалась единственной, на кого не страшно посмотреть. Так что особого выбора не было.

Гаденыш, подумал Страйк.

Потом они втроем, разговаривая о всякой ерунде, прошлись в темноте до вокзала Ватерлоо и расстались у входа в метро.

– Вот видишь, – удрученно сказала Робин, когда они с Мэтью направились к эскалатору. – Нормальный человек, правда?

– Пусть учится на часы смотреть, – бросил Мэтью: он так и не придумал, за что еще можно поддеть Страйка, не выставив себя идиотом. – Наверняка опоздает на сорок минут и помешает венчанию.

Но за этим стояло молчаливое разрешение пригласить Страйка на свадьбу, и Робин, хоть и не увидела никакого энтузиазма со стороны своего жениха, подумала, что все не так уж плохо.

А Мэтью тем временем размышлял о том, в чем не смог бы признаться ни одной живой душе. Робин точно описала ему внешность своего босса – волосы как на лобке, боксерский профиль, – но не упомянула, что Страйк такой громила. Сантиметров на пять выше Мэтью, который привычно радовался, что среди коллег он самый высокий. И еще одно. Мэтью счел бы дешевым бахвальством рассказы о подвигах в Афганистане и Ираке, о ранении, в результате которого Страйк потерял ногу, о боевой награде, вызывавшей особое восхищение Робин, однако же Страйк обходил эти темы молчанием, что еще сильнее раздражало Мэтью. Героизм Страйка, его насыщенная событиями жизнь, полные опасностей перемещения по свету витали, как призраки, над всеми разговорами.

Робин тоже сидела молча. Вечер произвел на нее тягостное впечатление. Мэтью предстал перед ней в ином свете; прежде она его таким не знала и не видела. Это все Страйк, озадаченно думала она, покачиваясь от толчков поезда. Почему-то она стала смотреть на Мэтью глазами Страйка. Как Страйк этого добился, она не понимала… начал, к примеру, расспрашивать Мэтью о регби… кто-то мог бы счесть это простой вежливостью, но Робин не заблуждалась… или она просто-напросто злилась на Страйка за опоздание и приписывала ему всякие коварные помыслы?

Так обрученная пара и доехала до своей остановки, объединенная молчаливым раздражением в адрес человека, который сейчас громко храпел в вагоне поезда, уносившегося все дальше по Северной ветке.