Читать книгу Зов кукушки - Роберт Гэлбрейт - Страница 8
Часть первая
5
ОглавлениеСтрайк повернулся к Робин, которая опять села за компьютер. У нее на столе, рядом с аккуратными стопками разобранной корреспонденции, стояла приготовленная для него чашка кофе.
– Спасибо. – Он сделал небольшой глоток. – И за вашу записку тоже. Почему вы не работаете на постоянной основе?
– А что? – насторожилась Робин.
– У вас прекрасная грамотность. Все схватываете на лету. Проявляете находчивость – где вы только раздобыли чашки, поднос? Кофе, печенье?
– Одолжила у мистера Крауди. Пообещала, что до обеда мы все вернем.
– Кто такой мистер… как вы сказали?
– Мистер Крауди, со второго этажа. Дизайнер.
– И он вам не отказал?
– Представьте, нет, – с легким вызовом сказала она. – Я подумала, что мы, предложив клиенту кофе, не можем пойти на попятную.
Местоимение множественного числа, как легкое похлопывание по плечу, укрепило душевный подъем Страйка.
– Надо же, те, кого раньше присылали мне «Временные решения», не обладали такими деловыми качествами, уж поверьте. Извините, что все время говорил вам «Сандра» – так звали вашу предшественницу. А на самом деле вас как зовут?
– Робин.
– Робин, – повторил он. – Несложно запомнить.
Он намеревался шутливо намекнуть на Бэтмена и его верного спутника, но эта плоская шутка так и не слетела у него с языка, потому что лицо Робин стало пунцовым. Страйк слишком поздно сообразил, что его невинная реплика может вызвать самые нежелательные умозаключения. На своем вертящемся стуле Робин вновь повернулась к монитору, и Страйку оставалось только созерцать полоску ее пунцовой щеки. За один леденящий миг взаимной неловкости приемная сжалась до размеров телефонной будки.
– Пойду освежусь, – изрек Страйк, оставил на столе почти нетронутую чашку кофе и, боком протискиваясь к выходу, снял с вешалки пальто. – Если будут звонки…
– Мистер Страйк, пока вы не ушли, думаю, вам стоит взглянуть вот на это.
Все еще заливаясь краской, Робин взяла из стопки листок ярко-розовой почтовой бумаги, помещенный вместе с таким же конвертом в прозрачную папку. От взгляда Страйка не укрылось новенькое кольцо.
– Вам грозят убийством, – проговорила она.
– Ну что ж поделаешь, – бросил Страйк. – Да вы не волнуйтесь. Мне такие угрозы приходят по меньшей мере раз в неделю.
– Но…
– Это недовольный клиент, уже бывший. Малость не в себе. Думает пустить меня по ложному следу этой розовой бумажкой.
– Понимаю, но… может, стоит заявить в полицию?
– Чтобы меня подняли на смех? Это вы хотите сказать?
– Не вижу ничего смешного, здесь угроза вашей жизни! – сказала она, и до Страйка дошло, почему она убрала это письмо вместе с конвертом в отдельную папку; он даже немного смягчился.
– Пусть лежит в общей стопке, – распорядился он и указал на конторский шкаф. – Если у человека было намерение меня убить, он сделал бы это давным-давно. Мне уже полгода приходят такие письма – где-то валяются. Итак, вы сможете удерживать рубежи, пока меня не будет?
– Как-нибудь справлюсь, – ответила она, и Страйка позабавили кислые нотки в ее голосе и явное разочарование оттого, что никто не собирается снимать отпечатки пальцев с угрожающих письменных принадлежностей с изображением котенка.
– Если что, номер моего мобильного на визитках в верхнем ящике стола.
– Хорошо, – сказала она, не глядя ни на него, ни на ящик.
– Захотите выйти на обед – пожалуйста. В столе есть запасной ключ.
– Понятно.
– Тогда до скорого.
Он остановился сразу за стеклянной дверью, у тесного, сырого туалета. Ему приспичило, но из уважения к деловой сметке, к бескорыстной заботе секретарши о его безопасности Страйк решил потерпеть до паба и двинулся вниз по лестнице.
На улице он закурил, свернул налево, миновал закрытый бар «12 тактов» и устремился по узкой Денмарк-плейс, мимо витрины с разноцветными гитарами, мимо синих пластмассовых загородок с хлопающими на ветру листовками, подальше от беспощадного грохота отбойного молотка. Обогнув кучи мусора и обломков у «Сентр-пойнта», он оставил позади гигантскую золотую статую Фредди Меркьюри над входом в театр «Доминион» на другой стороне улицы: склоненная голова, вскинутый кулак – ни дать ни взять языческий бог хаоса.
За кучами мусора и дорожной техникой уже виднелся затейливо оформленный фасад паба «Тотнем»; Страйк, с удовлетворением сознавая, как деньги жгут ему ляжку, толкнул дверь и окунулся в безмятежную викторианскую атмосферу темного, отполированного резного дерева и хромированной латуни. Невысокие перегородки из матового стекла, барные стулья, обитые состаренной кожей, золоченые панно с херувимами и рогами изобилия знаменовали собой уверенный, незыблемый мир, составлявший приятный контраст с развороченной улицей. Страйк, взяв себе пинту «дум-бара», прошел в дальний конец безлюдного зала, поставил стакан на высокий круглый столик, под вычурно расписанным куполом потолка, и первым делом сбегал в туалет, где висел неистребимый запах мочи.
После этого он в полном комфорте за десять минут на две трети осушил свою пинту, чем закрепил обезболивающий эффект усталости. У корнуолльского пива был вкус дома, покоя и давно забытой надежности. Прямо напротив красовалось большое смазанное изображение танцующей викторианской девушки с букетом роз. Эта лукавая шалунья, которая следила за ним сквозь дождь розовых лепестков и выставляла напоказ пышную грудь в пене белых кружев, столь же мало напоминала реальную женщину, как тот столик, на котором стояла его пинта, или тучный бармен с конским хвостом, разливавший пиво из кранов.
Теперь Страйк вернулся мыслями к Шарлотте – уж эта, несомненно, была реальной: эффектная, опасная, как загнанная лисица, умная, порой забавная и, как выражался самый старинный друг Страйка, «больная на всю голову». Неужели с ней покончено – на этот раз реально покончено? Скованный усталостью, Страйк вспоминал сцены минувшей ночи и сегодняшнего утра. Шарлотта в конце концов сделала нечто такое, чего он простить не мог, и, конечно, с прекращением действия анестезии боль грозила стать сокрушительной, но пока что ему предстояло решить кое-какие практические вопросы. Квартира на Холланд-парк-авеню, где они жили, – стильная, дорогая, на двух уровнях – принадлежала Шарлотте; это означало, что сегодня в два часа ночи он по собственной воле превратился в бомжа.
(«Переезжай ко мне, Вояка. Оставь, пожалуйста: ты же сам понимаешь, что это для пользы дела. Пока твой бизнес не встанет на ноги, подкопишь деньжат, а я буду тебя выхаживать. Вот когда ты полностью восстановишься, тогда живи как хочешь. Не глупи, Вояка…»
Никто больше не скажет ему «Вояка». Вояка умер.)
Впервые за долгую и бурную историю их отношений он от нее ушел. До этого три раза уходила Шарлотта. Между ними всегда существовало неписаное соглашение: если он когда-нибудь уйдет, если решит поставить точку, расставание будет совсем не таким, какие провоцировала Шарлотта, – пусть болезненные и тяжелые, но заведомо временные.
Шарлотта не успокоится, пока не отомстит ему со всей жестокостью, на какую только способна. Та дикая сцена, которую она устроила сегодня утром, вломившись к нему в офис, – это еще цветочки по сравнению с тем, что его ожидало в ближайшие месяцы, а то и годы. Никогда в жизни он не сталкивался с такой неуемной жаждой мести.
Страйк прохромал к стойке, заказал еще пинту и в мрачных раздумьях вернулся к своему столику. Разрыв с Шарлоттой поставил его на грань полного краха. Он по уши увяз в долгах, и, если бы не Джон Бристоу, ему пришлось бы обзавестись спальным мешком и ночевать под открытым небом. Кроме шуток: потребуй Гиллеспи срочного погашения ссуды, взятой на первый взнос за офис, Страйку не осталось бы ничего другого, кроме как заделаться бродягой.
(«Я звоню узнать, как у вас дела, мистер Страйк, потому что деньги за текущий месяц до сих пор не пришли… Можем ли мы надеяться, что они поступят в ближайшие два-три дня?»)
А ко всему прочему (раз уж лезет в голову вся эта холера, почему бы не составить исчерпывающий список?), за последнее время он сильно прибавил в весе – примерно десять кило, отчего стал ощущать не только тяжесть и неповоротливость, но и совершенно лишнее давление на культю, сейчас поднятую на латунную перекладину под столешницей. У Страйка даже развилась небольшая хромота, и все потому, что избыточный вес приводил к потертостям. А марш-бросок через ночной Лондон, да еще с рюкзаком на плече, только добавил неприятных ощущений. Но когда в кармане пусто, способ передвижения выбирать не приходится.
Пришлось тащиться к стойке за третьей пинтой. Вернувшись к себе за столик под куполом, Страйк вытащил из кармана мобильный и позвонил приятелю, который служил в лондонской полиции: познакомились они всего пару лет назад, но при чрезвычайных обстоятельствах, и это их сплотило.
Как Шарлотта была единственной, кто говорил ему «Вояка», так и Ричард Энстис, инспектор уголовной полиции, единственный звал его «Мистик Боб» – это имя прогремело из трубки в ответ на знакомый голос.
– У меня к тебе просьба, – сказал ему Страйк.
– Выкладывай.
– Кто вел дело Лулы Лэндри?
Листая служебный телефонный справочник, Энстис успел поинтересоваться у Страйка: как бизнес, как невеста, как правая нога? Страйк трижды соврал.
– Рад слышать, – обрадовался Энстис. – Вот, нашел телефон Уордла. Парнишка неплохой; слишком собой любуется, но лучше уж законтачить с ним, чем с Карвером, – тот говнюк редкостный. Могу замолвить за тебя словечко Уордлу. Если хочешь, прямо сейчас ему звякну.
Страйк выдернул из ячейки рекламного стенда какую-то листовку и записал номер Уордла рядом с изображением конных гвардейцев.
– Когда в гости выберешься? – спросил Энстис. – Заходите с Шарлоттой как-нибудь вечерком.
– Обязательно. Я перезвоню. Сейчас дел по горло.
Закончив разговор, Страйк погрузился в задумчивость, а потом набрал номер другого знакомого, который в отцы годился Энстису, но, условно говоря, шел по жизни противоположным курсом.
– За тобой должок, парень, – сказал Страйк. – Требуется кое-какая информация.
– На тему?
– А это ты сам скажи. Мне нужно, чтобы легавый клюнул.
Разговор тянулся минут двадцать пять: он прерывался паузами, которые становились все длиннее и многозначительнее, но в итоге Страйк получил, во-первых, приблизительный адрес и два имени, которые записал рядом с теми же конными гвардейцами, а во-вторых, серьезное предупреждение, которое записывать не стал, но принял к сведению. Беседа завершилась на дружеской ноте, и Страйк, широко зевая, набрал номер Уордла; почти мгновенно ему ответил громкий, резкий голос:
– Уордл.
– Да, здравствуйте. Я Корморан Страйк, мне…
– Как-как?
– Именно так, Корморан Страйк, – сказал он. – Это мое полное имя.
– Ага, – сообразил Уордл. – Мне уже Энстис звонил. Вы частный сыщик? Энстис говорит, вас интересует Лула Лэндри?
– Именно так, – повторил Страйк, подавляя зевок и разглядывая роспись потолка – сцену разнузданной вакханалии, в которой он при более внимательном рассмотрении узнал праздник фей: «Сон в летнюю ночь», человек с ослиной головой[5]. – Но мне, по правде говоря, нужно посмотреть дело.
Уордл хохотнул:
– Я тебе по жизни ничего не должен, приятель.
– У меня есть информация, которая может тебя заинтересовать. Вот я и подумал, что мы сумеем произвести обмен.
Наступила короткая пауза.
– Я так понимаю, все остальное – не телефонный разговор?
– Совершенно верно, – ответил Страйк. – Где бы ты предпочел посидеть за пинтой пива после трудов праведных?
Черкнув название паба, расположенного вблизи Скотленд-Ярда, Страйк подтвердил, что ровно через неделю (если уж раньше никак) его в принципе устроит, и отсоединился.
А ведь так было не всегда. Всего пару лет назад он имел право когда вздумается допрашивать свидетелей и подозреваемых – в точности как сейчас этот Уордл: время его ценится намного дороже чужого, а потому он сам определяет дату, место и длительность любой встречи. В точности как Уордл, Страйк раньше ходил в штатском; его грела близость к командованию и престижность службы. А нынче он, хромой черт в жеваной рубашке, вынужден пускать в ход старые связи, чтобы только заключить сделку с этим юнцом, который раньше почел бы за честь ответить на его звонок.
– Жопа ты, – сказал Страйк в гулкий высокий стакан.
Третья пинта прошла так славно, что он даже не заметил.
У него задребезжал мобильный: звонили из офиса. Не иначе как Робин хотела ему сообщить, что Гиллеспи требует денег. Страйк перенаправил звонок в голосовую почту и, опрокинув в рот последние капли, вышел на улицу.
В воздухе было ясно и свежо, на мокром тротуаре поблескивали лужи, которые вспыхивали серебром от движения легких облаков. Страйк опять закурил и еще немного постоял у дверей паба «Тотнем», наблюдая, как рабочие ходят кругами у выбоины на проезжей части. Докурив, он неторопливо побрел по Оксфорд-стрит, чтобы «Временные решения» уж точно убрались из конторы и дали ему возможность завалиться спать.
5
В комедии У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» ткач Моток, надев ослиную маску-голову, будит королеву фей Титанию своей песенкой:
Кукушка, что поет ку-ку
И дразнит рогачей,
Наводит на мужей тоску,
А возразить не смей…
(Перевод М. Лозинского)