Читать книгу Конан-варвар. Алая цитадель - Роберт Ирвин Говард, Роберт Говард - Страница 5

Обнаружив, что Наталу внезапно похитили, Конан с яростным ревом протаранил плечом стену, где колебался потревоженный ковер и из недр которой доносились приглушенные крики. Сила удара была такова, что какой-нибудь городской хлюпик точно переломал бы себе кости, но Конана лишь отбросило прочь. Он сорвал ковер со стены, ища тайную дверь… Его глазам предстал голый и гладкий камень. Вне себя от бессильного бешенства, Конан замахнулся саблей…

Неожиданный шум, поднявшийся за спиной, заставил его оглянуться. Перед ним с мечами в руках стояло не менее двадцати желтокожих, одетых в пурпур. Как только он повернулся, они с враждебными криками бросились на него, размахивая оружием. Конан не сделал ни малейшей попытки успокоить их и договориться добром. Внезапное нападение на подружку вывело его из себя, и варвар предстал во всей своей первозданной красе.

Он прыжком бросился вперед, кровожадно рыча в радостном предчувствии боя. Короткий меч первого из нападавших оказался бесполезен против длинного кривого клинка – и мозги ксутальца оказались на полу еще прежде, чем уже мертвое тело утратило равновесие и свалилось. Крутанувшись, как дерущийся кот, Конан поймал лезвием чью-то руку, и кисть улетела прочь вместе с мечом, рассыпая в воздухе веер алых дро-бящихся капель. А Конан продолжал двигаться – стремительно и непрерывно; мощный рывок вынес его из-под ног сразу у двоих нападающих, а поскольку атаковали они с разных сторон, промахнувшийся меч одного глубоко застрял в груди у другого.

Желтокожие разразились криками разочарования и испуга, и Конан позволил себе ответить коротким и очень нехорошим смешком, уворачиваясь от косого удара и снизу вверх поражая очередного противника. Кровавый шлейф протянулся в воздухе за его летящим клинком – и житель Ксутала с воплем упал на колени, пытаясь руками зажать рассеченные мышцы на животе.

Теперь нападающие завывали, точно взбешенные волки. Жизнь не приучила их к битвам. Они были смехотворно медлительными и неуклюжими по сравнению с этим двуногим тигром, за которым не успевал уследить глаз. Конан двигался так, как способен двигаться только обладатель стальных мышц и разума прирожденного воина. Его противники путались в собственных ногах и натыкались один на другого, их мечи опускались то слишком рано, то слишком поздно – и рассекали пустой воздух. Конан же танцевал и отскакивал, вертелся, изгибался и нападал, почти не давая прикоснуться к себе. Он ни единого мгновения не оставался на месте, лишь изогнутый клинок выпевал смертные песни врагам…

Но надо сказать, что при всей своей неумелости воинам Ксутала мужества было не занимать. Они лезли и лезли, размахивая мечами, и сквозь анфилады покоев на помощь первой двадцатке спешило новое пополнение. Должно быть, шум и гам схватки побеспокоили сновидцев, разогнав лотосовый дурман.

Конан, у которого уже кровоточил порез на виске, круговым взмахом отогнал от себя нападавших, выгадывая мгновение, чтобы оглядеться по сторонам. От бесчисленных противников пора было спасаться, но вот куда?.. И тут на глаза киммерийцу попалась стенная занавесь: сбитая на сторону, она являла взгляду узкую лестницу. Наверху стоял мужчина в богатом наряде и сонно озирался кругом. Было видно, встать-то он встал, но толком еще не проснулся и не очень понимал, что творится вокруг.

Конан действовал молниеносно. Тигриный прыжок вынес его за пределы круга сдвинувшихся врагов едва ли не через их головы, и он рванул к лестнице, опережая медлительную погоню. У подножия мраморных ступеней его встретило трое желтокожих одновременно. Киммериец пошел напролом, и его клинок с лязгом обрушился на все три вскинутых навстречу меча. Они скульптурной группой замерли на одно-единственное мгновение, когда сила ломила силу; потом трое полетели в разные стороны, а Конан помчался вверх по ступенькам. Подоспевшая погоня не сразу перебралась через три тела, корчившиеся у порога. Одно лежало лицом вниз в жуткой мешанине крови и вылетевших мозгов; второе силилось приподняться, но жизнь вытекала из него вместе с черной кровью, хлеставшей из порванных шейных жил. Третий желтокожий скулил, точно умирающий пес, и сжимал багровый обрубок, недавно бывший рукой…

Конан взлетел по лестнице, прыгая через ступеньки. К тому времени стоявший наверху стряхнул с себя сонное оцепенение и достал меч, морозно сверкнувший в радиевом свете. Человек ткнул клинком в подбегавшего снизу варвара, метя в горло. Конан нырнул под его выпад, меч тронул кожу у него на спине, но, выпрямляясь, варвар ударил саблей снизу вверх, как мясник бьет на бойне тесаком.

Удар, за которым стояла вся мощь тела, разогнанного яростным бегом, оказался таков, что меч ушел в тело по рукоять, но Конана это не особенно задержало. Не останавливаясь, он отшвырнул обмякшего ксутальца, и тот покатился вниз по ступеням, располосованный от паха до самой грудины. Обматываясь собственными кишками, мертвец влетел под ноги желтокожим, гнавшимся за Конаном, и унес их с собой обратно вниз…

Сила столкновения отбросила Конана к стене и едва не оглушила. Все же он устоял – и, отряхнув кровь с клинка, бросился дальше наверх.

Когда наконец он достиг верхнего помещения, там никого не было. Зато крики, доносившиеся снизу, достигли предела ужаса и мстительного гнева, и Конан сообразил, что убитый им ксуталец в богатой одежде был, верно, человек с положением. Вельможа, если не сам король!

Конан не знал, куда ему двигаться дальше, и поэтому бежал просто вперед. Он всей душой желал отыскать и вызволить Наталу, которой, как он отлично понимал, сейчас как никогда требовалось его заступничество. Но если за тобой гонится целый город, поневоле остается только удирать – и уповать на удачу. Может, в самом деле еще удастся не только шкуру свою спасти, но и девушку выручить…

В анфиладах скудно освещенных чертогов верхнего этажа Конан быстро потерял всякое чувство направления… И не мудрено, что в какой-то момент он и его недруги одновременно вбежали с разных сторон в один и тот же покой.

Они разразились боевыми криками и бросились на него всей оравой, и Конан, зарычав от отвращения, вынужден был развернуться и бежать назад тем же путем. Вскоре, пересекая особенно тщательно отделанный покой, он понял, что допустил ошибку. Остальные комнаты, попадавшиеся ему на верхнем этаже, были пусты. В этой обнаружился жилец, с криком поднявшийся навстречу.

Перед Конаном была желтокожая женщина, облаченная в одни украшения, пускай и многочисленные, но отнюдь не скрывавшие наготы. Она смотрела на него, испуганно тараща глаза. Пока Конан соображал, что же ему с ней делать, женщина подняла руку и дернула шелковый шнур, змеившийся по стене.

В тот же миг пол под ногами киммерийца беззвучно разверзся… И даже мгновенная реакция варвара не спасла его от полета вниз, сквозь кромешную темноту.

Лететь оказалось не слишком далеко, и все-таки удар о каменный пол точно переломал бы кости более слабому человеку, не состоявшему, как Конан, сплошь из стальных пружин и кованой плоти.

Он упал, точно кот, на ноги и на левую руку; правая так и не выпустила рукояти меча. Варвар вскочил, как вскакивает разъяренная рысь, готовая к бою. Знакомый голос, звавший на помощь, уже отдавался у него в ушах. Конан мотнул головой, отбрасывая упавшие на глаза волосы, – и увидел нагую фигурку Наталы, бьющуюся в похотливой хватке какой-то черной гадости, явно родившейся в самой отвратительной норе преисподней.

Если бы киммериец столкнулся с этим ужасом один на один, не исключено, что он бы тут же свалился замертво, парализованный страхом. Но поганое порождение темноты осмелилось гнусно лапать и терзать его девушку – и в душе Конана взвилась раскаленная волна убийственной ярости. Никакому страху больше не было места. Клинок тускло блеснул в красноватом сиянии камня – Конан подскочил к монстру и ударил что было сил.

Бесформенная тень выпустила Наталу, разворачиваясь навстречу неожиданному нападению. Вновь свистнул, рассекая воздух, меч взбешенного киммерийца. Он рассек темную тушу и врезался в пол, высекая синеватые искры. Удар не встретил сопротивления, на которое рассчитывал Конан, и потерявшего равновесие варвара бросило на колени. Вскочить он не успел. Чудовище насело на него и крепко схватило.

Ему показалось, что над ним громоздилось тяжелое черное облако. Нечто почти жидкое обтекало его, пытаясь спеленать, смять, поглотить. Конан яростно полосовал его саблей, левая рука безостановочно орудовала кинжалом. Во все стороны хлестало нечто вроде липкого студня – не иначе, это была кровь. Однако слабеть чудовище не собиралось, и ярость его не знала границ.

Конан понятия не имел, куда приходились его удары, удалось ли ему отрубить монстру какую-нибудь конечность, или его оружие рассекало непостижимую плоть, сразу смыкавшуюся позади клинка… Его самого швыряло туда и сюда, он перестал понимать, где верх, где низ, временами ему начинало казаться, будто на него нападало не одно существо, а целое смертоносное множество. Чудовище кусало его, царапало, душило и колотило – и все это одновременно. Когти и клыки рвали его тело, студенистые щупальца железными кольцами стягивали руки, а по спине, груди и плечам – и это было хуже всего – гулял кнут, сплетенный из живых скорпионов. Он рвал кожу и наполнял кровь немыслимо ядовитым огнем…

Они давно выкатились из освещенного круга, так что драться приходилось в кромешной тьме. В пылу отчаянной схватки киммериец даже по-звериному запустил зубы в тело врага – и чуть не умер от омерзения. Челюсти у Конана были железные; так вот, в зубах у него извивалась, корчилась, выворачивалась на свободу какая-то живая гадина.

Спаянные смертельным объятием, они перекатывались друг через дружку, все глубже забираясь в туннель. Рассудок Конана мутился от усилия и нечеловеческой боли, дыхание с хрипом вырывалось сквозь зубы. Вот он различил высоко над собой жабью харю, тускло подсвеченную собственным колдовским светом… Издав рык, в котором мучительный стон смешался с черным ругательством, а сиплый вздох с боевым кличем, киммериец рванулся вверх, вложив все остатки сил в этот бросок. Его меч по рукоять погрузился в дряблое тело чуть ниже пасти… И по необъятной туше чудовища волной прокатилась судорога.

Пульсируя и сжимаясь, монстр устремился в глубину коридора. Он дергался и спешил, точно спасаясь от смерти. Конан висел на нем клещом – избитый, истерзанный, непобедимый. Он не мог высвободить саблю, а выпускать не хотел. И полосовал, полосовал демона кинжалом, зажатым в левой руке, распуская чудовище буквально на ленты…

Теперь его противник светился уже весь: видно, чем туже приходилось этому порождению мрака, тем больше света оно испускало. Конана уже начинало слепить это неестественное свечение, когда шевелящаяся туша вдруг провалилась куда-то вниз и исчезла, оставив Конану лишь саблю, зажатую в судорожно стиснутой руке. Киммериец обнаружил, что лежит на каменных плитах, а его правая рука и плечо нависают над пустотой. И там, уже далеко внизу, уносится в непроглядную бездну светящийся метеор…

Постепенно Конан осознал, что его угораздило отцепиться от монстра на самом краю обширного круглого колодца. Каменный обод покрывала скользкая слизь. Некоторое время киммериец лежал неподвижно, глядя, как в чудовищной глубине уносится прочь крохотная яркая точка… И наконец пропадает, канув во что-то темное и блестящее, – Конану даже показалось, будто поверхность устремилась вверх, навстречу падающему телу. Еще мгновение в темных пучинах тлел колдовской огонек, потом не стало и его. Перед глазами Конана была лишь тьма и беспредельная пустота, не нарушаемая ни движением, ни звуком.