Читать книгу Мистер Морг - Роберт Маккаммон - Страница 8

Мистер Морг
Часть вторая. Долина суда
Глава 7

Оглавление

– Здорово, что ты такой весельчак, – сказал Грейтхаус, когда стих глухой смех Морга.

– Я успел в своей жизни вволю повеселиться, а у квакеров и в этом приюте добродетели у меня было много времени для веселых мыслей. Благодарю вас за внимание, мистер… – Морг сделал шаг к столу, явно намереваясь посмотреть, что там за подписи у Грейтхауса, но тот быстро схватил оба листа документов о переводе.

– «Сэр» вполне сойдет, – сказал Грейтхаус.

Морг улыбнулся и снова чуть поклонился.

Но потом, прежде чем высокий и худой бородатый доктор Рамсенделл успел подойти и взять протянутое Грейтхаусом перо, Морг развернулся к Мэтью и непринужденно и приветливо произнес:

– А вас я отчетливо помню. Мистер Рамсенделл назвал вас по имени у меня под окном. Это ведь было недавно, в июле? Вы… – Недолго подумав, он вспомнил. – Корбетт. Да?

Мэтью против своей воли кивнул: голос Морга как будто подчинял себе и требовал ответа.

– Помню, помню юного денди. А сейчас вы прямо совсем юный денди.

Это была правда. Следуя своему обыкновению всюду, даже отправляясь в поездку, выглядеть как положено нью-йоркскому джентльмену, Мэтью был в одном из своих новых сюртуков, пошитых Бенджамином Аулзом: темно-бордовом, как и жилет. Обшлага и лацканы были отделаны черным бархатом. Белая рубашка и галстух безупречно чисты и накрахмалены, на ногах – новые черные сапоги, на голове – черная треуголка.

– Денежками, смотрю, разжились, – сказал Морг, приблизившись лицом к лицу Мэтью. Он подмигнул и почти шепотом добавил: – Вот и молодец.

«Как описать неописуемое?» – подумал Мэтью. С физическим обликом дело обстояло довольно просто: в широком лице Морга смешались черты джентльмена и дикаря. Лоб слегка выдавался вперед над сросшимися бровями цвета соломы. Такого же цвета были его непокорные спутанные волосы – в них, может быть, было чуть больше рыжины и они начинали седеть на висках. Густые усы были скорее седыми, чем соломенными, и со времени их июльской встречи пациент отрастил бороду, которая была как будто на скорую руку сметана из кусочков бород нескольких людей: тут немного темно-коричневая, там рыжее пятно, вот вкрапление каштановой, серебристый клочок под мясистой нижней губой и угольно-черная полоска на подбородке.

Он оказался не таким крупным, как запомнилось Мэтью. У него была могучая грудь бочкой и мощные плечи – пепельного цвета больничная рубаха сидела на нем в обтяжку, но руки и ноги торчали палками. Роста он был почти такого же, как Мэтью, но стоял сгорбившись: видимо, что-то с позвоночником. Руки его, однако, заслуживали особого внимания: непропорционально большие, с длинными пальцами и узловатыми костяшками; черные от въевшейся грязи отросшие ногти, зазубренные и острые, как маленькие клинки. Морг, очевидно, или отказывался мыться, или же ему давно не давали воспользоваться мылом и водой: его чешуйчатая плоть была серой, под стать одежде. А пахнуть так, как он, могла бы какая-нибудь падаль, истлевающая в болотной жиже, подумал Мэтью.

При всем этом у Морга был длинный аристократический нос с узкой переносицей и ноздрями, по-эстетски чувствительно раздувавшимися, будто ему нестерпимо было обонять вонь собственного тела. Глазами (большими, бледно-голубыми, холодными, но не лишенными веселости, в которых время от времени поблескивал игривый огонек, словно вдалеке зажигали красный сигнальный фонарь, и несомненно умными) он живо обшаривал все вокруг, впитывая все и вся, – как, собственно, и сам Мэтью.

Труднее было описать в Морге другое, думал Мэтью, – исходившее от него спокойствие, полное пренебрежение ко всему, что бы ни происходило в этом кабинете. Казалось, ему на все наплевать, но было в нем и что-то еще – какая-то уверенность, которая, наверное, противоречила сложившимся обстоятельствам, но ощущалась так же явственно, как шедший от него смрад. Она говорила о его силе и презрении к окружающим, и от одного этого Мэтью было очень не по себе. Когда Мэтью увидел Морга в первый раз, он решил, что ему явился сам Сатана. Но пусть Морг скорее хитер и коварен, чем болен, как тогда, в июле, сказал Рамсенделл, в конце концов, он всего лишь человеческое существо из плоти, костей, крови, волос и грязи. Судя по его виду, главным образом из волос и грязи. Ржавых звеньев в кандалах нет. День предстоит длинный, но выдержать можно. Это, конечно, зависит от того, в какую сторону будет дуть ветер.

– Отойдите, пожалуйста, – сказал Рамсенделл, подождал, пока Морг не выполнит его просьбу, и подошел к столу, чтобы подписать документы.

Хальцен попыхивал трубкой, словно хотел наполнить комнату пряным дымом каролинского табака, а Джейкоб стоял на пороге и наблюдал за происходящим со всем вниманием, на которое только способен человек, лишившийся части черепа.

Рамсенделл подписал бумаги.

– Джентльмены, – обратился он к Грейтхаусу и Мэтью. – Я признателен вам за помощь в этом деле. Уверен, вы знаете: мы с Кертисом, как христиане, дали квакерам торжественное обещание, что наш пациент… – Он замялся и отложил перо в сторону. – Что ваш арестант, – продолжил он, – будет доставлен в Нью-Йорк живым и в добром здравии.

– Сейчас он не выглядит очень здоровым, – ответил ему Грейтхаус.

– Чтобы вы, джентльмены, понимали – а я уверен, что вы, будучи добропорядочными гражданами, понимаете, – мы не приветствуем силовое воздействие, поэтому… если мистер Морг доставит вам в пути какое-либо беспокойство… я твердо надеюсь, что…

– Не волнуйтесь, мы его не убьем.

– Это очень обнадеживает, – сказал Морг.

Грейтхаус не обратил на него внимания и взял со стола третий лист пергамента.

– Я должен зачитать распоряжение о передаче. Это формальность, насколько я понимаю.

– О, зачитайте, зачитайте! – оскалился Морг.

– «Согласно сему распоряжению от июля третьего дня, года тысяча семьсот второго от Рождества Христова, – начал зачитывать Грейтхаус, – подданный Ее Величества Тирантус Морг подлежит выдворению из его нынешнего местопребывания, дабы предстать перед Королевской коллегией мировых судей города Лондона и графства Мидлсекс в Зале правосудия Центрального уголовного суда Олд-Бейли в составе судей Ее Величества в связи с убийствами, возможно совершенными неким Тодом Картером, цирюльником с Хаммерс-элли, с апреля тысяча шестьсот восемьдесят шестого по декабрь тысяча шестьсот восемьдесят восьмого года или около этого времени, основания для подозрения в коих дает недавнее обнаружение одним из жильцов в подвале, ниже уровня пола, костей одиннадцати мужчин и одного ребенка».

Грейтхаус устремил на Морга холодный взгляд:

– Ребенка?

– Разве я мог обойтись без подмастерья?

– «Вышеназванный подозреваемый, – продолжил читать Грейтхаус, – также обвиняется в причастности к исчезновению Энн Янси, Мэри Кларк и Сары Голдсмит и одновременному ограблению их родовых поместий с августа тысяча шестьсот восемьдесят девятого года по март тысяча шестьсот девяносто второго года или около этого времени с использованием следующих вымышленных имен: граф Эдвард Баудевайн, лорд Джон Финч и… – Он запнулся. – Граф Энтони Лавджой»?

– Я ведь тогда был еще молодой, – сказал Морг, едва заметно пожав плечами. – Воображение юное играло.

– Значит, вы ничего из этого не отрицаете?

– Я отрицаю, – последовал спокойный ответ, – что я обычный преступник.

– «Подписано достопочтенным сэром Уильямом Гором, рыцарем и лорд-мэром города Лондона, засвидетельствовано сэром Салафиилом Ловеллом, рыцарем и рекордером указанного города, и достопочтенным Джоном Дрейком, королевским констеблем». – Грейтхаус передал пергамент Рамсенделлу, который взял его, словно это была дохлая змея, и сказал Моргу: – Кажется, ваше прошлое догнало вас.

– Увы, я в ваших руках. Смею надеяться, что до отъезда вы накормите меня хорошим завтраком.

– Один момент, – сказал Мэтью, и оба врача немедленно обратили на него свои взоры. – Вы говорите, квакерам стало известно… что мистера Морга разыскивают в Лондоне. Как это случилось?

– К нам его привезли в августе прошлого года, и выглядел он примерно так же, как сейчас, – стал объяснять Рамсенделл. – Приблизительно через неделю один из их врачей поехал по делам в Лондон, добрался туда в ноябре и услышал все еще продолжавшиеся разговоры о костях, найденных на Хаммерс-элли месяцем раньше. – Рамсенделл вернул Грейтхаусу распоряжение о передаче и вытер ладони о бриджи. – Появились свидетели, они рассказали, как выглядел Тод Картер, описание внешности опубликовали в известной газете, и многие в городе прочитали его. Кто-то узнал в нем человека, представлявшегося лордом Джоном Финчем, который носил, как это называли, «лоскутную бороду». В «Газетт» тогда, видимо, беспрерывно об этом писали.

– Кажется, я читал об этом, – стал припоминать Мэтью.

Он брал экземпляры «Газетт» у пассажиров, прибывавших морем, а значит, читал их не раньше чем через три месяца после самих событий.

– В описании внешности Картера врач узнал знакомого персонажа и обратился к королевскому констеблю. Но, как я сказал, к тому времени Морг уже был у нас. Квакерам было… мм… трудновато с ним справляться.

– А у вас лучше получалось? – Грейтхаус усмехнулся. – Я бы порол его каждый божий день.

– Слышишь, как они о тебе говорят, – сказал Морг, не обращаясь ни к кому в особенности. – Как о каком-то рисунке на обоях.

– А почему вообще он оказался в этом квакерском заведении? – спросил Мэтью.

– Он там оказался, – заговорил Морг, – потому что его арестовали на Филадельфийском тракте за разбой на большой дороге. Он решил, что сидеть в мрачной квакерской тюрьме – это не для него, поэтому ему, бедной, заблудшей душе, нужно прикинуться сумасшедшим и лаять подобно собаке, что он и начал проделывать прямо перед судом, состоявшим из тупиц. И он не возражал, когда его поместили в академию для умалишенных, и пробыл там… сколько же? Два года четыре месяца и двенадцать дней, если его математические способности еще не превратились в пудинг.

– Но это еще не все, – сквозь дым трубки проговорил Хальцен. – Он четыре раза пытался бежать из заведения квакеров, совершил нападения на двух других пациентов и чуть не откусил большой палец у врача.

– Он зажимал мне рот рукой. Это было очень грубо.

– А здесь Морг не пробовал ничего такого? – спросил Грейтхаус.

– Нет, – сказал Рамсенделл. – Ведь до тех пор, пока сюда не дошли известия о Тоде Картере, он демонстрировал такое примерное поведение, что мы дали ему работу, за что он, увы, отплатил попыткой задушить бедную Мэрайю в красном амбаре. – По своим предыдущим приездам Мэтью знал, что за больницей есть дорога, уходящая к надворным постройкам. – Но его вовремя поймали и наказали со всей строгостью.

Губы Грейтхауса скривились в усмешке.

– И что же вы с ним сделали? Отняли у него душистое мыло?

– Нет, мы поместили его в одиночное заключение до тех пор, пока не было решено, что он может снова присоединиться к остальным пациентам. И потом на свободе он находился всего несколько дней перед тем, как вы, господа, увидели его лицо в окне. К тому времени у нас уже побывал представитель квакеров, которые получили из Лондона письмо от их врача, адресованное мне, с объяснением положения дел. После этого его держали отдельно от всех.

– А надо было бы его разделать под орех, – подвел итог Грейтхаус.

Мэтью смотрел на Морга, нахмурив брови, новые вопросы так и рвались из него.

– А жена у вас есть? И какие-нибудь родственники?

– На оба вопроса ответ: нет.

– Где вы жили до того, как вас арестовали?

– То тут, то там. В основном там.

– А работали где?

– На большой дороге, мистер Корбетт. Мы с моим товарищем неплохо зарабатывали: проворачивали разные делишки, освобождали проезжих от денежек. Упокой, Господи, душу Уильяма Раттисона.

– Его сообщника застрелили, когда они в последний раз пытались кого-то ограбить, – сказал Хальцен. – Видимо, даже терпению квакеров есть предел: они посадили вооруженных констеблей в один из экипажей, курсирующих между Филадельфией и Нью-Йорком.

– Скажите, – снова обратился Мэтью к Моргу, – вы с Раттисоном убивали кого-нибудь, когда… проворачивали свои делишки?

– Нет. Ну, нам с Ратси приходилось иногда дать кому-нибудь по башке, если человек начинал болтать. Убийство не входило в наши намерения, нам нужны были деньги.

Мэтью потер подбородок. Что-то во всем этом не давало ему покоя.

– Значит, вы предпочли провести оставшуюся жизнь в сумасшедшем доме, вместо того чтобы предстать перед судьей и получить срок… то есть… клеймо на руку и, скажем, три года? Наверное, решили, что из психбольницы легче будет убежать? И почему сейчас вы с такой охотой покидаете это место, что даже не пытаетесь оспаривать обвинения? Ведь врач квакеров мог и ошибаться.

На лице Морга снова появилась улыбка, а потом медленно сошла с него. Холодное выражение его глаз нисколько не изменилось.

– Дело в том, – ответил он, – что я никогда не лгу людям, если они не дураки.

– Вы хотите сказать, что не лжете людям, которых невозможно одурачить, – сказал Грейтхаус.

– Я хотел сказать то, что сказал. Меня в любом случае отсюда заберут. Посадят на корабль и отправят в Англию. Приведут в суд, меня опознают свидетели, потом у меня выклянчат, чтобы я показал, где захоронены три очень красивые и очень глупые леди, запихнут в Ньюгейтскую тюрьму, и, наконец, под хохот слюнявой черни я взойду на виселицу. Это произойдет в любом случае. Зачем же мне что-то скрывать и пятнать мою честь перед такими профессионалами, как вы?

– А может быть, вы просто не сомневаетесь в том, что сможете сбежать от нас по дороге? – предположил Мэтью. – Даже от таких профессионалов, как мы?

– Такая мысль… у меня мелькала. Но, милостивый государь, не стоит винить ветер за то, что он хочет дуть.

Грейтхаус положил распоряжение о передаче и их экземпляр документа о переводе обратно в конверт.

– Мы его забираем, – отрезал он. – Ну а теперь деньги.

– О, это всегда важно, – лаконично заметил Морг.

Рамсенделл подошел к одному из письменных столов, выдвинул ящик и достал матерчатый мешочек.

– Здесь должно быть два фунта. Пересчитайте, если хотите.

Мэтью видел, что Грейтхаусу очень хочется проверить, сколько денег лежит в оказавшемся на его ладони мешочке, но желание как можно скорее уйти из дома умалишенных взяло верх.

– В этом нет необходимости. На выход! – скомандовал он арестанту и показал рукой на дверь.

Когда они, выйдя, направились к повозке – Морг первым, за ним Грейтхаус, потом Мэтью с врачами, – из окон центрального здания, в решетки которых вжались землистые лица, раздалась какофония улюлюкающих криков и свиста. Грейтхаус не сводил глаз со спины Морга. Вдруг, откуда ни возьмись, рядом с Грейтхаусом оказался Джейкоб, и бедняга с надеждой спросил:

– Вы приехали забрать меня домой?

Морг, резко втянув в себя воздух, повернулся.

Руки его так и были сцеплены кожаными наручниками. Он шагнул вперед и оказался лицом к лицу с Джейкобом.

Грейтхаус замер, за ним застыл на полушаге Мэтью.

– Милый Джейкоб, – мягким, ласковым голосом сказал Морг, и глаза его вспыхнули красным огнем. – Никто тебя отсюда домой не заберет. Ни сегодня, ни завтра, ни потом. Ты останешься здесь на всю жизнь, здесь и помрешь. Потому что, милый Джейкоб, про тебя забыли, и никто никогда за тобой не приедет.

Джейкоб смотрел на него с полуулыбкой.

– Я понял… – сказал он.

Тут что-то, видимо, щелкнуло у него в голове, и это была не музыка, поскольку улыбка его надломилась так же бесповоротно, как, должно быть, треснул его череп в тот роковой день, когда с ним произошел несчастный случай. Глаза его расширились в ужасе, будто он вспомнил, как на него надвигается пила, но ясно, что ничего уже не сделать, слишком поздно, жизнь прошла. Рот у него раскрылся, лицо обмякло и стало таким же землисто-бледным, как у людей, кричавших из-за решеток. Доктор Хальцен в мгновение ока оказался рядом с ним, коснулся его руки, приобнял и сказал ему на ухо:

– Пойдем, Джейкоб. Пошли, чаю попьем. Хорошо?

Джейкоб позволил себя увести. Лицо его ничего не выражало.

Морг смотрел, как они уходят, и Мэтью увидел, что он вздернул подбородок, гордясь своим доблестным поступком.

– Сними обувь, – хрипло сказал Грейтхаус.

– Простите, сэр?

– Башмаки. Снять. Быстро.

Моргу мешали наручники, но он стащил с себя башмаки. Его грязные ноги с корявыми желтыми ногтями глаз не радовали, как, впрочем, и нос.

– Бросай в поилку, – велел ему Грейтхаус.

Морг метнул взгляд на Рамсенделла, который даже не попытался вмешаться. Бумаги были подписаны, деньги переданы – он был со злодеем в расчете.

Морг подошел к лошадиной поилке и один за другим бросил башмаки в воду.

– Да я, в общем, не против, – сказал он. – Лошадей только вот бедных жалко.

И он одарил Грейтхауса улыбкой измученного святого.

Грейтхаус толкнул Морга к повозке. Затем достал из-под сиденья пистолет, взвел курок и, стоя за спиной арестанта, уткнул ствол в левое плечо Морга.

– Доктор Рамсенделл, надеюсь, его как следует обыскали на предмет спрятанного оружия?

– Как видите, одежду ему выдали без карманов, и, да, его хорошенько ощупали.

– Я такое удовольствие получил, – сказал Морг. – Конечно, честь заглянуть мне в задницу они уступили вам.

– Снимите с него наручники, – сказал Грейтхаус.

Врач всунул ключ в замок, запиравший кожаные наручники. После того как они были сняты, Грейтхаус приказал:

– Сюда, – и потащил Морга к задней части повозки. – Забирайся, – последовала еще одна команда. – Медленно.

Арестант, склонив голову, молча повиновался.

Грейтхаус сказал Мэтью:

– Держи его под прицелом.

– Да будет вам! – возмутился Морг. – Я что, по-вашему, хочу, чтобы меня застрелили? И между прочим, квакерам это вряд ли понравилось бы.

– Целься ему в колено, – посоветовал Грейтхаус, отдав Мэтью пистолет и взбираясь на повозку сзади. – Мы обещали только, что не убьем тебя. Садись.

Морг сел, озадаченно уставившись на Мэтью.

Грейтхаус извлек из мешка кандалы. Они состояли из ручных оков, цепями соединенных с парой наножников. Цепи были короткие, так что Морг если бы и смог стоять, то только в очень неудобной согбенной позе, полуприсев. К концу еще одной цепи, соединенной с правым наножником, был прикован чугунный шар весом в двадцать фунтов – из-за грохота, с которым такое ядро волочилось по каменному полу тюрьмы, его иногда называли «громовым шаром». Заперев кандалы на второй ноге, Грейтхаус положил ключ в карман рубашки.

– О боже, – сказал Морг. – Мне, кажется, надо сходить по-большому.

– Для этого у тебя есть штаны, – ответил ему Грейтхаус. Взяв у Мэтью пистолет, он снял курок с боевого взвода. – Ты садись на козлы, а я покараулю.

Мэтью отвязал лошадей, забрался на свое сиденье, поставил повозку на тормоз и взял вожжи. Грейтхаус тоже залез, сел рядом с ним и повернулся лицом к арестанту. Пистолет он положил на колени.

– Удачи вам, джентльмены, – сказал Рамсенделл. Голос его теперь звучал веселее – врач явно чувствовал облегчение. – Желаю вам побыстрее доехать, и да бережет вас Бог.

Мэтью развернул лошадей и направил их обратно, к Филадельфийскому тракту. Хотелось бы ему тряхнуть вожжами по их задам, чтобы они побежали рысью, но предпринятая им попытка «побыстрее доехать» ни к чему не привела: старые клячи лишь с трудом переставляли копыта. К тому же теперь им приходилось тащить повозку, потяжелевшую на двести фунтов.

Они отъехали; слышно было, как позади вопят и лопочут за решетками окон сумасшедшие.

– Прощайте, друзья! – крикнул им Морг. – Прощайте, добрые души! Мы еще встретимся – на пути в Рай! Ах, послушайте, как кричат мои поклонники, – сказал он уже тише. – Они так меня любят.

Мистер Морг

Подняться наверх