Читать книгу Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон - Страница 23

Стрельба из леса совершенно прекратилась, да и сами пираты больше не показывались. На сегодня они получили свое, как выразился капитан, и оставили нас в покое. Мы могли спокойно перевязать раненых и приготовить еду. Сквайр и я занялись стряпней, для чего развели костер перед блокгаузом. Но и там до нас доносились болезненные стоны наших раненых.

Из восьми человек, получивших раны в бою, в живых остались всего трое: пират, подстреленный у бойницы, Хантер и капитан Смоллетт. Пират скончался во время операции, которую проводил доктор Ливси, а Хантер так и не пришел в сознание, несмотря на отчаянные усилия доктора. Он лежал неподвижно, тяжело и хрипло дыша. У него было сломано множество ребер, а при падении он повредил череп. В ту же ночь, так и не приходя в сознание, бедняга Хантер скончался.

Что касается капитана, то его раны, хоть и были весьма серьезными, не угрожали жизни. Пуля боцмана Джона Эндерсона пробила ему лопатку, слегка задела верхушку легкого, но на этом и остановилась. Вторая пуля угодила ему в икру и порвала сухожилие. Доктор клялся, что капитан обязательно поправится – при условии, что в течение нескольких недель он не будет ходить, двигать рукой и разговаривать.

На этом фоне мой порез выглядел сущим пустяком. Доктор Ливси залепил его пластырем и дружески потрепал меня за ухо.

После обеда сквайр и доктор уселись по обе стороны постели капитана и стали держать совет. Когда они закончили – было уже за полдень, – доктор нахлобучил шляпу, прихватил пистолеты, засунул за пояс кортик, положил в карман карту и, перебравшись через частокол с северной стороны, скрылся в лесу.

Мы с Грэем сидели далеко и не могли слышать, о чем они толковали. Грэй был так ошеломлен странными действиями доктора, что даже выронил трубку.

– Черт побери! Уж не спятил ли наш доктор? – воскликнул он.

– Вряд ли, – отвечал я. – Обычно с головой у него все в порядке.

– Ну а коли так, приятель, – возразил Грэй, – значит, спятил я сам. Одно из двух.

– Видно, у доктора появился какой-то план, – пояснил я. – По-моему, он отправился на свидание с Беном Ганном.

Как позже выяснилось, я попал в самую точку.

Между тем, жара в срубе блокгауза становилась невыносимой. Полуденное солнце раскалило песок во дворе, и в голове у меня шевельнулась странная мысль. Я позавидовал доктору, который шел сейчас в лесной прохладе, слушая пение птиц и вдыхая смолистый запах сосен, тогда как я был вынужден торчать в этом проклятом пекле, где одежда липла к расплавленной смоле, где все вокруг было измазано кровью, а вокруг валялись мертвецы.

Отвращение, которое внушала мне наша крепость, было почти столь же велико, как и мой собственный страх. Я вымыл пол и посуду, но это не помогло – с каждой минутой я все сильнее завидовал доктору. Наконец под ноги мне попался мешок с сухарями. Пока никто меня не видел, я набил ими оба кармана своего камзола.

Можете считать меня глупцом. Я, ничего не обдумав, шел на отчаянный риск, однако принял единственные меры, какие были мне доступны. Эти сухари не дадут мне умереть от голода по меньшей мере два дня.

Затем я прихватил два пистолета. Пули и порох у меня были, и я чувствовал себя вооруженным до зубов. Что касается моего плана, то он сам по себе был не так уж плох. Я хотел пробраться на песчаную косу, отделяющую на востоке нашу бухту от открытого моря, отыскать белую скалу, которую я заметил вчера вечером, и убедиться, действительно ли Бен Ганн прячет там свою лодку. Знать это было бы совсем не плохо для нас, но я знал наверняка, что меня ни за что не отпустят, и решил удрать тайком. Разумеется, даже самые добрые намерения меня не оправдывали, но не забывайте, что я был подростком и уже принял решение.

Скоро подвернулся и случай для бегства. Сквайр и Грэй были заняты, меняя перевязку капитану. Путь был свободен, и удержать меня оказалось некому. Я перемахнул через частокол и юркнул в чащу. Прежде чем мое отсутствие обнаружили, я был уже так далеко, что не слышал никаких призывов вернуться.

Эта моя вторая безумная выходка могла бы показаться губительной – ведь в блокгаузе оставалось всего двое здоровых и способных обороняться людей. Однако, как и плавание на шлюпке с пиратами, она помогла нам спастись.

Я направился к восточному берегу острова напрямик, так как не хотел идти по обращенной к морю стороне косы, чтобы меня не заметили с «Эспаньолы». День клонился к вечеру, хотя солнце стояло еще довольно высоко. Проходя через лес, я слышал не только отдаленный шум прибоя, но и беспрерывный шелест ветвей и листьев. Это сказало мне, что сегодня бриз дует гораздо сильнее, чем обычно. Скоро стало прохладнее. Еще несколько шагов – и я оказался на опушке. Передо мной до самого горизонта простиралось озаренное солнцем море, а у берега грохотал и пенился прибой.

Мне ни разу не приходилось видеть, чтобы море у Острова Сокровищ оставалось спокойным. Даже в ясные безветренные дни, когда солнце ослепительно сияло, а воздух был совершенно неподвижен, огромные прибойные валы обрушивались на прибрежные скалы. Пожалуй, на всем острове нельзя было найти места, где не был бы слышен шум прибоя.

Я шел по берегу, наслаждаясь свободой. Наконец, решив, что достаточно удалился на юг, я свернул и чуть ли не ползком стал пробираться под прикрытием густого кустарника к песчаной косе. Теперь позади меня находилось открытое море, впереди лежала бухта. Сильный ветер с моря начал понемногу утихать, с юга и юго-востока внезапно поползли густые клубы тумана. Вода в бухте, закрытой от ветра Островом Скелета, казалась такой же неподвижной и свинцовой, как и в тот день, когда мы сюда прибыли впервые. «Эспаньола», стоявшая на якоре, целиком отражалась в ней, словно в зеркале, черный пиратский флаг на ее мачте бессильно обвис и болтался, словно грязная тряпка.

Около шхуны я заметил одну из шлюпок. На корме шлюпки сидел Сильвер – я узнал его сразу, – о чем-то переговариваясь с двумя пиратами, свесившимися с борта «Эспаньолы». У одного из них, должно быть, того самого, который недавно пытался перелезть через частокол, на макушке по-прежнему красовался красный колпак. Они говорили громко, время от времени смеялись, но я находился на расстоянии почти в милю и, конечно же, слов разобрать не мог. Неожиданно до меня донесся пронзительный скрипучий крик. Я вздрогнул, но тут же узнал голос попугая по имени Капитан Флинт. Мне даже показалось, что я вижу его сидящим на плече хозяина. Наконец шлюпка отчалила от шхуны и направилась к берегу. Пират в красном колпаке и его товарищ вразвалку побрели по палубе и скрылись в каюте.

Солнце село за Подзорной Трубой, туман сгустился, начало быстро темнеть. Я понял, что нельзя терять ни минуты, если я хочу найти лодку еще сегодня.

Белая скала отчетливо виднелась сквозь заросли, но до нее было довольно далеко, и я потратил уйму времени, чтобы до нее добраться. Была уже почти ночь, когда я нащупал рукой ее шероховатые уступы. У подножья скалы находилась небольшая пещера, поросшая зеленым мхом и скрытая от посторонних глаз низкорослым кустарником и песчаными дюнами. В глубине виднелось что-то вроде полога из козьих шкур, вроде тех, какими пользуются цыгане. Я забрался в пещеру, приподнял край полога и обнаружил лодку Бена Ганна. Она была сплетена из ивовых прутьев и обтянута козьими шкурами мехом внутрь. Не знаю, могла ли она выдержать взрослого мужчину – в ней с трудом помещался даже я. В лодке была скамейка для гребца и упор для ног. Там же лежало небольшое двухлопастное весло.

Я никогда прежде не видел тех плетеных челноков, на которых рыбачили древние британцы. Но впоследствии мне довелось полюбоваться на одно из таких суденышек, и я вам уверенно говорю: лодка Бена Ганна выглядела даже хуже, чем эти первобытные челноки. Впрочем, главным достоинством она все же обладала – была очень легка и неприметна.

Теперь, после того как я отыскал лодку, следовало бы вернуться в блокгауз. Но мне пришла в голову другая идея, которую я решил осуществить во что бы то ни стало, даже не советуясь с капитаном Смоллеттом. Я задумал подплыть ночью к «Эспаньоле» и перерезать якорный канат, предоставив судно воле течений. Я почему-то убедил себя, что пираты после неудачного утреннего штурма решат сняться с якоря и выйти в море. Этому следовало помешать, пока не поздно. На шхуне сейчас нет ни одной шлюпки, поэтому моя затея вполне могла увенчаться успехом.

Я грыз сухари, ожидая, когда окончательно стемнеет. Ночь выдалась самая подходящая. Все небо заволокло тучами, и вскоре после захода солнца на острове наступила непроглядная тьма. Взвалив на плечи челнок, я выбрался из пещеры и, спотыкаясь, побрел к воде. В глухом мраке виднелись только две светящиеся точки: большой костер у болота, где по обыкновению пьянствовали пираты, и огонек кормового иллюминатора шхуны, стоявшей на якоре. Отлив развернул судно носовой частью ко мне, и я видел не сам иллюминатор, а лишь его зыбкое отражение на воде.

Отлив уже начался, и мне пришлось довольно долго брести по щиколотку в жидкой грязи, прежде чем я догнал отступающее море. Пройдя еще несколько ярдов вброд, я осторожно спустил свой челнок на воду.