Читать книгу Мертвые бродят в песках - Роллан Сейсенбаев - Страница 11
Мертвые бродят в песках
Часть вторая
V
ОглавлениеБольше месяца непрерывно лил ливень, не прекращаясь ни на один день. Казалось, растаяли снега Памира и Тянь-Шаня, как молил о том Аллаха Насыр. Растаяли и понесли свои бурные воды к морю, сметая на своем пути бетонные плотины. Пять раз в день садился Насыр на коня и отправлялся к берегу, чтобы там вознести благодарение смилостивившимся небесам. Впрочем, теперь до моря можно было дойти и пешком даже самому престарелому аксакалу. Обширное побережье, рельефы бывших заливов и впадины небольших озер – все это пространство теперь было полно воды. Плескались, шумели рядом с Караоем волны, играла, резвилась в них рыба: крупные белуги, сомы и даже осетры – откуда что взялось? В радость теперь было молиться Насыру – что и говорить.
А ведь поначалу, когда его выбрали муллой, с тяжелым сердцем приступил он к своим новым обязанностям, хотя и понимал, что не может быть жизни в ауле без муллы. Жизнь текла своим чередом: рождались дети, умирали старцы, случались и свадьбы. Поначалу не знал он ни одной молитвы наизусть, в которой Аллах благословлял бы людей на земные дела. Корлан, которая была очень набожной, взялась за Насыра не на шутку, хотя и усмехалась нередко, особенно в первые дни: грубые ладони, прямая спина Насыра не очень-то располагали думать, что он может быть истинным муллой. Много времени проводили они с Корлан над молитвенником, над мудреными страницами Корана, чтобы понять и запомнить то, что требуется в служебном обиходе священнослужителю. Кроме того, Корлан стала неукоснительно требовать от Насыра: «Не пропускай время молитв – тебе это теперь нельзя. Если люди забывают Аллаха, то мулла должен помнить о нем ежеминутно!» Первое время Насыра сильно сердила назойливость байбише: «Отцепись, какой из меня мулла? Я пошел навстречу людям только потому, что надо было кому-то обряжать усопших. Но я не обещал никому молиться по пять раз на день. Молишься сама – вот и молись!»
«Да как же ты можешь так отвечать! – сердилась Корлан. – Вот услышит тебя Аллах – накажет!»
И добилась-таки своего Корлан. Хоть и не носил Насыр чалмы, а молиться стал, как то было положено. После отъезда Кахармана это стало его потребностью – частенько он разговаривал с Всвышним о сыне, частенько находил утешение в этих разговорах.
И вот теперь он своими молитвами добился небывалого. Милостью Аллаха озарилось побережье! Уже через полмесяца непрерывного ливня море разлилось, размахнулось щедрыми крыльями по всему побережью: вновь стали полниться тяжестью рыбацкие сети. А Насыр радостный ходил по Караою и каждому встречному говорил: «Вот она, сила молитвы! Перед вами снова море как много лет назад – выйдешь из дома, и оно плещется совсем рядом…» – «Благослови тебя Аллах, – отвечали ему люди. – Дай Бог, Насыр, счастья твоим детям». Вскоре старики зарезали барана и снова стали благодарить и Аллаха, и Насыра, к скорби которого Бог обратил свои всевидящие очи. К вечеру того же дня к дому потянулись люди с подношениями: кто вел овцу и привязывал ее к насыровскому забору, кто нес полтуши сайгака. А кто и драгоценности – золотые, серебряные кольца, браслеты, серьги. Во дворе расстелили белый платок – и все это складывалось прямо туда. Прибили и шест к крыше его дома – на шест повязали белую тряпицу. Это означало, по старому казахскому обычаю, что в доме живет святой человек. Насыр и Корлан в это время были заняты вечерней молитвой. Бериш, заметив суету за окном, вышел во двор и опешил, увидев оказавшегося совсем рядом Есена: «Ничего не пойму! Что здесь происходит?» Есен рассмеялся, хлопнув друга по плечу: «Ну, теперь-то вы заживете. Обычай! Видишь, как твой дед разбогател?» – «Что ты за глупости городишь!» – оборвала шутки Есена его мать. Вечерело… Вскоре во дворе остались одни лишь старцы. Один из них обратился к Беришу: «А где дед? Зови его сюда!» – «Он сейчас молится», – ответил Бериш. «Иа, Алла, тогда не беспокой его». «Сам скоро выйдет» – рассудили аксакалы. Бериш поторопился в дом. Насыр, натягивая на ноги легкие чирики, был в недоумении: «Что там у нас во дворе творится? Зачем собрались люди?» – «Они вас дожидаются, дедушка…» – «И чего им нужно от меня?» – не понимал Насыр. Он переступил порог и ахнул, увидев и скот, привязанный к забору, и кучу добра посередине двора. «Ей, добрые люди, что здесь за базар? На какие еще страдания хотите вы обречь меня, когда я уже собрался в могилу?» – гневно выкрикнул он. Люди почтительно отвечали Насыру: «Это подношения, которые необходимо делать всякому мулле. Грех тебе отказываться от них…» Насыр вновь вскричал: «А я считаю, что больше греха возьму на душу, если не откажусь от них! Немедленно все забирайте назад! Вы подумали, как я после этого буду смотреть вам в глаза, глупые люди? – Он прошел в глубину двора, взял весла и приказал внуку: – Бериш, ну-ка давай сюда Есена, да выйдем в море, пока не стемнело». Старцы почтительно расступились перед ним, и они с Беришем покинули двор. Аксакалы после слов Насыра долго качали головами, поставленные в двусмысленное положение. С одной стороны, им было ясно, что этих подношений Насыр совершенно точно не примет. С другой стороны, было как-то неловко и им самим возвращаться назад с отвергнутыми дарами. Но и печалиться они особо не могли, каждый внутренне радовался за Насыра, одобряя его твердость и бессребренничество. Поэтому они неспешно, но с готовностью стали отвязывать скот, разбирать золото и серебро. Расходились не оскорбленные, а скорее просветленные, с легким сердцем.
Есен, оттолкнув лодку от берега, пошутил, кивнув на дом Насыра: «Насыр-ага, а ведь не слишком-то наши люди опечалились вашему гордому отказу. Сдается мне – наоборот». Есен любил острое словцо, любил анекдоты, шутки – можно было представить, как его позабавила увиденная картина. «И хорошо, – ответил Насыр. – Еще меньше печалюсь о том я. К чему мне богатеть за счет односельчан?» – «А Беришу? Может, ему денежки пригодятся?» И Есен лукаво подмигнул дружку. «Сам заработает», – коротко ответил Насыр и положил руку на плечо внука, как бы спрашивая тем самым: «Не так ли?» Есен продолжал безобидно дурачиться: «А вот Беркайыр мулла, когда покидал Караой, до последней минуты бегал в мыле: все ему казалось, что не хватит грузовика для его скота…» – «Смотри, – вдруг рассмеялся Насыр, – у моего забора осталась одна единственная телка, а ведь она твоя, Есен!» Есен тоже рассмеялся: «Ох, и зоркий у вас глаз, Насыр-ага! Мать настояла: все повели, а мы что с тобой, хуже других?» – «Эх, Жаныл, порой женская гордыня граничит с глупостью. Ведь последняя она у вас! Чем думали дальше жить?» – «Не пропадем, – серьезно ответил Есен. – Это не главное». Насыр покачал головой: «Такой же добряк, как и твоя матушка, – до безрассудства… Поучился бы у отца: он был трудяга, но и скуповат был, в меру, конечно». – «Смотрите!» – крикнул вдруг Бериш, показывая рукой в сторону берега. По берегу мчался табун кобылиц. За ними стремительно летел огненно-рыжий жеребец – длинногривый, длиннохвостый! Казалось, что рыжая спина жеребца огнем пылает в багровых лучах заката. «Красавец, ух и красавец! – воскликнул Есен. – Давненько они не показывались, Насыр-ага: с тех самых пор, как увели у Мусы вороного!» Бериш привстал, бросив весла: «А я вижу его, вороного! Вон же он – смотрите!» Но Насыр занялся сетями. Бериш и Есен молча наблюдали за лошадьми, и Бериш вдруг снова воскликнул: «Дедушка, кажется, нашу сивую уводит». – «Где? Где?» – встрепенулся Насыр и тоже стал всматриваться, оставив сеть. В это самое мгновение раздался выстрел, к табуну поскакал какой-то всадник. «Это же Муса!» – «Точно! – пробормотал Насыр и закричал, хотя Муса вряд ли мог услышать его на таком большом расстоянии: – Муса, напрямки! Отгоняй сивую в сторону! В сторону!» Огненный, заметив всадника, изменил направление, табун последовал за вожаком. Сивая стала отставать. Огненный, поняв, что у него отбивают желанную добычу, остановился, ударил копытами, призывно заржал и, угрожающе фыркая, стал приближаться к разлучнику. Снова грохнул выстрел из двустволки Мусы. Огненный поднялся на дыбы, постоял так и повернул назад, в сторону заходящего солнца, – увлекая за собой табун. «Молдэке, могу поздравить вас, – обрадованно сказал Есен, – Муса-ага доблестно отбил вашу сивую». Насыр тут же стал наставлять внука: «С этим строптивым огненным шутки плохи. Нельзя выпускать кобылу со двора, и калитку надо запирать крепче». – «Говорят, что он увел кобылу прямо на глазах у Акбалака. Как же такое случилось?» – спросил Есен. Насыр усмехнулся: «Акбалак сам так рассказывал. Говорит, что все видел из окна. Кобыла была в путах, так огненный легко их сбил копытом. В жизни, говорит, он не встречал жеребца красивее и нахальнее. Я говорю Акбалаку: что же ты смотрел да смотрел – вышел бы да прогнал жеребца! Тот несколько раз прикусил ей холку, и та, как зачарованная, пошла за ним. Зрелище для Акбалака было волшебное! Его можно понять: только поэт может пожертвовать целую кобылу за несколько мгновений красоты ее похищения. Разве такое может случиться с простым человеком?»
Есен только покачал головой. В ответ поставив сети, рыбаки стали возвращаться к берегу. Когда они вытаскивали лодку, мимо них прошла Кызбала, за ней шествовала коза с козленочком. Как правило, безумная всматривалась в лица возвращающихся рыбаков и при этом всегда что-то невнятно бормотала. Но сегодня она не обратила на них особого внимания. Светлое бумазейное платье сидело на ней аккуратнее привычного, волосы были взяты в тугой узел на затылке. «Даже Кызбала изменилась в эти радостные дни!» – воскликнул Насыр. «Между прочим, – заметил Есен, – дикие лошади от людей шарахаются, а вот Кызбалы они почему-то не боятся». – «Что ты такое говоришь!» – почему-то испугался Насыр этого обстоятельства, показавшегося ему весьма странным. «Стану я врать! – живо принялся доказывать Есен. – Муса это тоже знает, да и многие видели». – «Ладно, – сказал Насыр, – ступайте домой, а я посижу на берегу».
Ребята уже подходили к аулу, когда увидели бегущую им навстречу Жаныл. Она бежала, путаясь в подоле длинного платья. «Что-то с матерью случилось», – пробормотал Есен. Бериш взял у него весла, и Есен поспешил навстречу. «Апа! – крикнул он. – Что стряслось?» Жаныл ничего не ответила. Обняла сына, посмотрела ему в лицо, и вместе они торопливо направились к дому.
Во дворе Бериш встретил Мусу – он о чем-то оживленно говорил с Корлан. «Где дед?» – спросила Корлан. «Остался на берегу». – «Беги скорее за ним, у нас тут чуть беда не стряслась!» – «Не надо», – остановил его Муса и сам отправился к Насыру. Скоро Корлан успокоилась и принялась хлопотать вокруг внука: «Выпьешь шубата, ягненочек? Или проголодался? Ну, тогда пойдем в дом, сейчас тебя покормлю…»
Бериш сел за стол, с жадностью принялся есть все, что старая Корлан выставляла перед ним. Наконец она села напротив, подперла ладонями щеки и вздохнула: «Соскучился, наверно, по родителям?» – «По братишкам тоже», – добавил Бериш. «Теперь уж только к школе поедешь домой». – «Бабушка, а я узнал, что вы родом из Семипалатинска». Бериш прожевал и с интересом ждал, что ответит Корлан. «Да, из Семипалатинска. Только откуда же ты это знаешь?» – «Дедушка рассказывал». – «Вот уедешь ты осенью, а мы останемся довольны, если у вас там все будет хорошо. Помогай отцу – ты у нас совсем большой теперь. Тяжело ему там будет, в чужом-то краю. Чужие – они и есть чужие, сыночек. Жалко, никого не осталось из моих родных там – все ж была бы помощь. Умерли все в голодный год. Одна я выжила…» – «Расскажите, бабушка!» – «Меня спас твой дед и его мать – пусть земля будет ей пухом…» – «Бабушка, а откуда он взялся, этот голод?» – «Откуда? – задумалась Корлан, поправляя платок на голове. – А откуда берутся все беды, как ты думаешь? Сам себе их создает человек. Казахи Сары-Арки в те времена не занимались земледелием, жили тем, что растили скот. Пришла беда, которая называлась конфискацией. У народа весь этот скот забрали. Хлеба не было, скотины не стало – чем должны были люди жить? Стали они тогда подаваться в города – а в городах было не лучше. Много тогда людей не дошло до города, погибли в пути. Степь была полна мертвецов, страшный стоял смрад, что и говорить… – Корлан смотрела вдаль, перестав замечать Бериша, потом очнулась. – Да куда же наш дед запропастился? Куда его унесло?» Она встала, Бериш увязался за ней. Телка Есена все еще была привязана к насыровскому забору. «Что же Есен ее не заберет? Ведь дедушка сказал ему…» – удивился Бериш. «Отвяжи животину да отведи к ним. Жаныл сейчас не до нее, наверно. Эта городская сноха бросила их и укатила обратно. Говорят, навсегда. Ох и бесстыжая! Да и на жениха ее нового любопытно посмотреть бы! Тоже, наверно, фрукт!» – «Это Сауле уехала?» – удивился Бериш. «Так ее звали Сауле? Значит, она. Дура, ой дура – да за Есеном жила бы как за каменной стеной! Совсем не те пошли нынче женщины: все жаловалась – воду ей, видите ли, тяжело коромыслом носить. Тоже мне, ханша! – Помогая отвязывать телку, бабушка стала наказывать Беришу: – Пусть Жаныл плюнет на все да не убивается – скажи, Корлан зовет ее, почаевничаем. А сам побудь с Есеном – парню нелегко, наверно».
Есена Бериш застал сидящим на пороге. Бериш отвязал веревку, отвел корову в сарай, а сам подсел к другу:
– Где мать?
– Зачем она тебе?
– Бабушка зовет ее пить чай…
– Хорошие у тебя дед с бабкой, сердечные… Апа! – крикнул он в открытые двери. – Корлан-апа зовет тебя на чай…
Жаныл не ответила. Послышался детский плач, следом голос Жаныл: «Спи, маленький, спи…»
– И ребенка оставила? – опешил Бериш.
– А, ты уже в курсе, – проговорил Есен. – Телефонизирован наш аул что надо, беспроволочный телефон в действии… Жаныл вышла из дому с ребенком на руках:
– Ну и дрянь! Хоть бы от груди оторвала – потом уж! Нет – бросила, и все!
– Ничего, мать, мы его на верблюжьем молоке вскормим: богатырь у нас вырастет! – Он тронул сынишку за носик, мальчик запищал опять. Жаныл, укачав младенца, проговорила:
– Тебя-то я не верблюжьим молоком вскармливала… В самом деле, пойду схожу к Корлан…
Она ушла, а Есен подошел к валявшейся штанге, которая представляла из себя два тракторных колеса, приваренных к концам толстого лома, и рывком поднял ее. Подержал сто килограммов над собой, с размаху бросил на землю и воскликнул:
– Пропади все пропадом! – Он вмиг помрачнел – Скверно будет ему без материнского молока!
– Почему она сбежала?
– А ты думаешь, нормальному человеку здесь можно жить? Она городская – вода в квартире, сортир в квартире – чем не жизнь? В конце концов, я не корю ее, но уж очень это жестоко: бросить грудного. Впрочем, на что я надеялся: она уже не казашка, она – девушка без национальности, без души, без мозгов. Что оставалось ей: выбрать между теплым клозетом и ребенком – разумеется, клозет. И все они, наверно, такие…
Бериш вспомнил Айгуль – сердце его трепетно екнуло. Он не был согласен с Есеном даже сейчас, когда тому было тяжело, но молчал…
– А черт его знает вообще-то! – сказал вдруг Есен. – Может, и к лучшему, что бросила. Говорят, что у наших женщин теперь и молоко отравлено…
– Быть не может! – воскликнул Бериш.
– Ты просто не знаешь фактов. В Шумгене умирает много грудных детей, врачи запрещают кормить малюток грудью. До чего мы здесь дожили, а? Матери – убийцы собственных детей! Да было такое когда-нибудь? Матушка моя носила малыша к соседке, но Куралай тоже отказалась кормить мальчика – у нее ведь недавно скончался, годовалый сын. Она говорит: отравился ее молоком…
– А твой мальчик будет жить?
– Не знаю, Бериш… Если откровенно – не знаю…
– А как же спасти его? – Бериш, весь подался к другу.
Есен молчал: ответа не было. Заговорил репродуктор в центре аула. Передавали последние известия.
АТАКА КИТОВ. НА ЮГО-ЗАПАДНОМ БЕРЕГУ АНГЛИИ ОДНА ЯХТА неожиданно была атакована китами. Местной береговой охране спасти удалось только одного спортсмена. По мнению специалистов, нападение стада китов на людей представляет собой один из редчайших случаев в мировой практике.
ЭПИДЕМИЯ СПИДа ДОСТИГАЕТ КРИЗИСНЫХ РАЗМЕРОВ среди молодежи, бедняков, женщин и многих национальных меньшинств. В течение ближайших четырех лет 200 тысяч человек в США погибнут от СПИДа. По данным официальной статистики с июня в США умерло от СПИД 66 493 человека.
ДОЖДЬ ГУБИТ ДЖУНГЛИ. КАЖДУЮ МИНУТУ площадь экваториальных лесов уменьшается на 50 гектаров. Гибель лесов стала происходить в результате выпадания кислотных дождей. Если процесс загрязнения не остановить, то в середине следующего столетия на Земле не останется тропических лесов.
ЧЕРЕПАХА С ДВУМЯ ГОЛОВАМИ. ЗА ЧЕРЕПАХУ потребовали огромную сумму – 10 000 долларов.
БОНН. СЕГОДНЯ С ОФИЦИАЛЬНЫМ ВИЗИТОМ В ФРГ прибыл генеральный секретарь ЦК СЕПГ Э. ХОНЕКЕР. Это первый в истории официальный визит руководителя суверенного социалистического государства в ФРГ.
УГРОЗЫ БАРОНОВ НАРКОМАФИИ РАЗДАЮТСЯ НЕ только в адрес официальных лиц Колумбии, но и в отношении представителей администрации США. Если Вашингтон не прекратит широкомасштабную войну с наркобизнесом, то террористы грозят расправиться с родственниками президента Дж. Буша.
ВНОВЬ РВУТСЯ СНАРЯДЫ В КАБУЛЕ. ПО АФГАНСКОЙ столице было выпущено 20 реактивных снарядов. Экстремисты обстреляли населенные пункты. В обстреле принимали участие артиллерийские батареи 11-го армейского корпуса вооруженных сил Пакистана.
СКОНЧАЛСЯ Ф. МАРКОС – БЫВШИЙ ПРЕЗИДЕНТ Филиппин. Он проходил лечение в американской больнице в Гонолулу. Президент Филиппин К. Акино заявила, что правительство не дало разрешения захоронить на родине останки Ф. Маркоса.
В ГЛАВНОМ УПРАВЛЕНИИ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ МОСгорисполкома подведены итоги за год. Всего в городе зарегистрировано 20 тысяч преступлений. Участились крупные преступления в области экономики. За истекший год в Москве обезврежено 155 рэкетиров, 13 преступных групп, совершавших разбойные нападения на иностранцев в аэропорту Шереметьево.
В 14 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ НА ПОЛИГОНЕ в районе Семипалатинска произведен подземный ядерный взрыв мощностью до 20 килотонн. Указанное испытание произведено в целях совершенствования военной техники.
СОВМЕСТНОЕ ЯДЕРНОЕ ИСПЫТАНИЕ ПРОВЕЛИ в пятницу утром на полигоне в штате Невада США и Англия. Мощность взрыва от 20 до 150 килотонн.
КАСПИЙСКАЯ ВОЕННАЯ ФЛОТИЛИЯ. МОЩНЫЙ оползень внезапно обрушился на ряд зданий военного городка флотилии. Стихия в считанные секунды смела все препятствия, и под завалом оказались заживо погребенными 28 моряков.
СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР ПРИНЯЛ РЕШЕНИЕ О ПОВЫШЕНИИ уровня розничных цен на ювелирные изделия, изготовляемые с применением драгоценных металлов, в среднем на 50 процентов.
СОСТОЯЛАСЬ АКЦИЯ ПРОТИВ СТРОИТЕЛЬСТВА Канала Волга – Чограй. «Не допустить нового экологического преступления» – таков был лейтмотив митингов, собраний, прошедших в разных городах.
КИТАЙСКИЙ КРЕСТЬЯНИН 29 ЛЕТ, РОСТ КОТОРОГО уже сейчас равняется 2 метрам 33 сантиметрам, продолжает расти. Врачи приходят к заключению, что причиной столь быстрого и продолжительного роста может быть нарушение функций гипофиза.
БРИТАНСКИЙ ПИСАТЕЛЬ САЛМАН РУШДИ НЕОЖИДАННО подал голос из засекреченного и охраняемого полицией убежища, где литератор вынужден скрываться после того, как Аятолла Хомени приговорил его к смерти, сочтя содержание книги Рушди «Сатанинские стихи» кощунственным по отношению к пророку Мухаммеду.
С ПОМОЩЬЮ ЗАПУСКА СПЕЦИАЛЬНЫХ ВОЗДУШНЫХ шаров с установками для производства озона надеется английская группа защитников окружающей среды восстановить озоновый слой над Антарктидой.
В САМОМ СЕРДЦЕ НЕПРОХОДИМОЙ АМАЗОНСКОЙ сельвы до сих пор живет около 50 индейских племен, никогда не видевших белого человека, утверждают бразильские ученые-антропологи.
БЕЛЬГИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО ПО НАБЛЮДЕНИЮ за экономическими феноменами заверяет, что в последние недели в районе вервье к земле приближались неопознанные летающие объекты. НЛО неподвижно висели в воздухе пять – десять минут, а затем быстро улетели. Две бельгийские девочки уверяли, что беседовали с инопланетянами, преподававшими им урок морали.
АМЕРИКАНСКИЙ КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ ВЕСОМ В 2250 килограммов, как предполагается, упадет на Землю в этом месяце.
НА СОСТОЯВШЕЙСЯ В ЛОЗАННЕ МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ была принята резолюция, запрещающая продажу африканской слоновой кости. За такие решительные меры выступили многие страны Африки, где в последнее время истребление слонов приняло угрожающие размеры.
СИЛЬНАЯ ЗАСУХА ПОРАЗИЛА ОБШИРНЫЕ РАЙОНЫ США. В некоторых штатах резко истощились запасы питьевой воды. В Лос-Анжелесе и Сан-Франциско введены жестокие ограничения на потребление воды.
ПЛОТНЫЕ ТУЧИ ВУЛКАНИЧЕСКОГО ПЕПЛА НАКРЫЛИ крупный японский город Кагосима на острове Кюсю, в районе которого даже днем царит сейчас полумрак. Уже более двух суток его усиленно «бомбардирует» расположенный в восьми километрах к юго-западу вулкан Сакурадзима – один из самых активных на Дальнем Востоке.
БЕСПОРЯДКИ ПРОИЗОШЛИ ВЕЧЕРОМ В СТОЛИЦЕ Молдавии. 150–200 человек выкрикивали оскорбления и угрозы в адрес милиции, выставили антиправительственные лозунги и плакаты. Массовые беспорядки привели к тяжелым последствиям. Пострадали 83 сотрудника милиции, более 40 человек из числа нападавших доставлены в медицинские учреждения, причинен серьезный ущерб зданию МВД.
УЖЕ В ТЕЧЕНИЕ МЕСЯЦА ЛИВНЕВЫЕ ДОЖДИ ИДУТ в Читинской области. В результате смерча, обрушившегося на районы, пострадали сотни жителей, в том числе дети.
ТРИ ДНЯ ПРОДОЛЖАЛСЯ МАРШ-ПРОТЕСТ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ общественности автономной республики против строительства Татарской атомной станции. Маршрут участников марша начался у стен Казанского университета, прошел через Набережные Челны и завершился на месте сооружения АЭС – в Камских Полянах.
«ТОЛЬКО НЕ В МОЕМ ШТАТЕ» – ТАК ОТРЕАГИРОВАЛ губернатор штата Айдахо Сесл Эндрас на заявление министра энергетики США Дж. Уоткинса о том, что он намерен адресовать властям семи американских штатов просьбу захоронить у себя отходы предприятия по производству ядерного топлива Роки-Флэтс.
В ТЕЧЕНИЕ ДЕСЯТИ ДНЕЙ ЧЕТЫРЕ РАЗА ПРОИСХОДИЛИ выбросы сероводородосодержащего газа в атмосферу на Оренбургском газоперерабатывающем заводе. Результат – массовые отравления жителей близлежащих сел.
Не просто так остался Насыр на берегу моря. Обновленное, полноводное, оно призывало его к откровенному сердечному разговору. Насыр оглянулся, бросил взор на вечернее. И хоть недолог век скудных, прибрежных цветов, но и их не будет суждено увидеть Насыру.
Между тем потянул бодрящий северный ветер – море пошло рябью.
Завтра он снова возьмет с собой ребят и потянут они сеть – полную рыбы.
«Что задумался, Насыр? Не печаль ли терзает тебя?» – спросило негромко море.
«Нет печали в моем сердце. Оно не уставало радоваться все эти дни, радуется и сейчас. Решил отдохнуть на твоем берегу: только что с ребятами поставили сети…»
«Будут они полны, Насыр, не беспокойся. Уж тебя-то одарю я щедро. Ты вернул мне жизнь, вымолил у Аллаха. Мне того вовек не забыть. Хоть сейчас тащи и – они уже полны».
«Знаю о твоей щедрости, спасибо. Мы всю жизнь прожили на твоем берегу – никогда нам не забыть о твоей доброте; никогда мы не бросим тебя по своей воле. Как бы далеко ни унесло человека от тебя, все свои помыслы он направляет на то, чтобы вернуться. Я расскажу тебе одну древнюю историю, да ты и сам ведь помнишь времена гуннов…».
Море перебило Насыра: «А многие говорят, что это всего лишь легенда. Ты, я вижу, веришь в нее. Могу тебе поклясться – в этой легенде нет ни слова выдумки. Она вся – чистейшая правда! И я тому свидетель… Слушай!..
Персы завоевали мой народ, чтобы превратить его в рабов; угнали скот, пересекли Дарью и уже приближались к белоглавой горе, когда на моем берегу раненый, истекающий кровью джигит добрался до моей воды, омыл ею раны, надел на голову шлем, сел на огненного жеребца и поскакал вслед за вражеским войском. Знаешь ли, в том табуне диких лошадей, что прибегали сегодня ко мне, есть огненный жеребец с белой отметиной на лбу. Это знак особой древней породы. Таких огнегривых жеребцов нет нигде больше в целом мире.
Так вот, Насыр, именно на такого жеребца сел молодой джигит и поскакал вслед за вражеским войском. Он нагнал врагов и сказал им, что желает говорить с персидским царем. Царю было забавно посмотреть на воина, который сам явился в ставку стотысячного войска. «Приведите его ко мне!» – приказал царь. И предстал перед ним красавец воин с орлиным лицом, крепкой грудью. И заговорил он с царем не подобострастно, а как равный с равным. Вот что сказал джигит: «Царь, ты вероломно напал на миролюбивый народ, забрал сынов его в рабство. Что ж ты победитель. У меня к тебе единственная просьба будь великодушен, как подобает победителю». Но не очень слушал сейчас воина царь, а с изумлением смотрел на огненного жеребца с белой отметиной на лбу. Тот нетерпеливо бил копытами, вставал на дыбы, но воин ловко держался на нем. «Хорош жеребец! – воскликнул царь. – Не хочешь ли ты подарить его мне?» Воин слез с коня, люди бросились к огненному и подвели его к царю. «Говори свое желание – оно будет исполнено!» – приказал царь. «У тебя в плену оказался мой лучший друг. Оставь ему жизнь, а взамен возьми у меня все, что пожелаешь…» – «Все, что пожелаю? – усмехнулся царь. – А если я пожелаю взять у тебя глаза?» Воин, никогда не отступавший от своих слов, отвечал: «Я согласен, царь!» Царь отпустил на волю пленного джигита, а смелому воину выкололи глаза. Два воина, поддерживая друг друга, с трудом добрались до меня, вновь омыли свои раны. Огненногривый тоже не дался врагу – через несколько дней он вернулся к морю. И не один, а привел с собой целый табун лошадей. Обнял верного коня храбрый воин и спросил друга: целы ли у огненного глаза? «Целы», – ответил друг. «Если у вас обоих целы глаза, мне не о чем печалиться, друзья мои! – отвечал храбрый воин. – Живите, будьте счастливы!» Море помолчало и добавило: – Много историй можно рассказать, много удивительного случилось на моих берегах, много…»
«Мы тоже часто вспоминаем эту легенду, – ответил На-сыр. – Потому и не хотим бросать тебя, даже оказавшись в беде. Ты дорого для нас, как мать, море! И ты вправе сейчас требовать помощи от нас, людей…»
«Я знаю, Насыр, знаю: то, что случилось со мной, не от Бога – оно от человека. Потому и жалуюсь тебе как человеку…» «Понимаю тебя… Да и как не понять: столько пережито на твоих берегах! Помнишь ли годы войны, море? Не осталось мужчин в нашем Караое, заменили их женщины и дети – слабые у них были руки, слишком нежные были у них спины, слишком узкие плечи для рыбацкого труда. Но и в эти трудные годы ты одаривало их, словно бы по доброй памяти о наших рыбаках, ушедших на фронт».
«Немного их вернулось, Насыр, что и говорить. Невесело было мне в те годы без ваших сильных рук, без зычных ваших голосов… И то, правда, что смилостивилось я над женщинами вашими, над детьми вашими – владыка вод Сулеймен приказал мне не брать на дно женщин и детей в те годы… А уж сколько рыбы было, а, Насыр?!»
«Любимая Акбалака Карашаш лежит на твоем дне…» – скорбно сказал Насыр.
«Вины моей в том нет, Насыр. Она сама решилась избрать смерть. Мой народ – гордый народ!»
«Да, я знаю об этом…»
Так закончил свой разговор с морем Насыр. Темнота между тем совсем окутала берег, и старик отправился домой. Дома он скинул резиновые сапоги, умылся и сел к столу. Пришел Муса, сказал с порога:
– Хотел, было найти тебя на берегу, да вовремя сообразил – не стоит мешать твоей беседе… – Он сел за стол. – Ничего ты не знаешь: еле отстоял твою сивую. Опять появился огненный в наших краях, снова уводит кобылиц…
– Все видел с берега. За сивую – спасибо. А вороного своего так и не удается тебе отбить?
– Прямо наваждение! Огненный заворожил его, словно ребенка: ни на шаг вороной не отстает от него! Услышит мой голос, вроде навострит уши, но друг его тут как тут: прижмется боком – и забывает вороной про меня. А смелый какой, отчаянный! Сегодня даже на меня пошел. Собака бросилась защищать – убил одним ударом копыта: вот какой! Пристрелить бы его, да не могу грех на душу брать. Впервые я повстречал его года три назад на западном побережье – тогда с ним была одна единственная кобылица, а сейчас – целый гарем! – Муса, теребя в руках тюбетейку, говорил сердито, сильно размахивал руками.
– Да, дела, – протянул Насыр. После ужина его сморило. С беспокойством он думал о том, что пора бы заканчивать разговор и отправляться спать – завтра вставать ни свет ни заря. Будить ребят и отправляться в море…
– Кажется мне, – продолжал Муса сердито, – что не будет нам покоя, пока огненный не уведет твою сивку. Она, между прочим, тоже к нему неравнодушна. Сам сегодня видел: как только заржал он, она вся пошла мелкой дрожью…
– Иа, Алла! – включилась в разговор молчавшая Корлан. – Придется держать ее взаперти. Черт, навязался на нашу голову!
– Держи, не держи, а бес этот не успокоится до тех пор, пока не уведет вашу кобылу. Клянусь!
– А вот возьму да прирежу ее! – рассердился Насыр. – Вот тогда посмотрим, кого он уведет!
Муса махнул рукой:
– Да как же прирезать? А жеребенка куда?
Старики задумались. Теперь рассердилась Корлан:
– Нашли чем голову забивать себе, два дурака, когда с морем такое творится! Уведет – пусть уводит! Пусть даже с жеребенком – раз он бесстыжий такой!
Бериш весело рассмеялся, глядя на двух озадаченных стариков и сердитую старуху:
– Правильно говорит бабушка!
Насыр и Муса были сконфужены.
– В самом деле… – промямлил Муса. А Насыр добавил:
– Старушка у нас очень решительная. Эта черта, между прочим, передалась и Кахарману…
Муса, чтобы замять собственную неловкость, охотно сменил тему разговора:
– Верно, Насыр, решительности Кахарману не занимать. Позавчера был в районе: люди там говорят, что Кахарман уже с Балхаша уехал. Как будто бы на Иртыш подался, в Семипалатинск… Насыр, что о нем слышно?
Для Насыра и Корлан это было новостью, Корлан лишь развела руками.
– Уже месяц нет от них писем, – ответил за них Бериш.
– Если Кахарман не остался на Балхаше – значит, и там дела не радуют, – заключил Муса.
– Куда, ты говоришь, он подался? – переспросил Насыр.
– На Иртыш, говорят…
– Я слышал, что наш Герой Соцтруда Оразбай тоже обосновался в тех краях. – Насыр подал жене пиалу. – Не укладывается это, в моей голове. Человек, выросший на море, разве может поменять его на речку или озерцо?
– Вот и мается потому Кахарман, свет мой, солнышко мое… – Корлан вздохнула. – Хоть бы на денечек съездить к нему, да не отпустите вы меня… – Она с упреком посмотрела на мужчин.
– Оразбай тоже, видать, тоскует. Помнишь районного начальника, который приезжал недавно? – Муса вопросительно посмотрел на Насыра. – Этот начальник рассказывал: Оразбай сильно жалеет, что уехал…
– Он первым уехал, потому что быстро надломился. Куда они только не ездили с Кахарманом, где только не мелькала звезда Оразбая – в Москве, в Алма-Ате, в области… С кем только не говорили… Быстро он потерял надежду. Муса продолжал свою мысль:
– «Лучше умереть, чем жить без моря!» – такие слова, по утверждению того начальника, сказал Оразбай…
– Разбежались все, словно тараканы. – Насыр помрачнел и довольно-таки внимательно взглянул на своего друга. – Ты к чему так упорно стараешься вернуть себе обратно вороного? Тоже думешь укатить отсюда?
– Как ты догадался? – Вопрос Насыра застал Мусу врасплох.
– Вижу, подсобрался ты – и во дворе, и вокруг дома…
– Ну и народ у нас! – рассмеялся Муса. – Еще и подумать не успеешь, а они уже все знают. А если серьезно, ответь мне вот на такой вопрос. Допустим, разъедется весь народ с побережья. Мы с тобой что, одни здесь останемся?
– Я останусь, – твердо сказал Насыр. – Не знаю, как ты, а мы с Корлан останемся. А люди у нас темные, Муса. Я молитвами выпросил у Аллаха этот ливень, и Аллах дал нам надежду возродиться – что же они не лелеют эту надежду? Что ж они, словно стадо баранов, бегут и бегут прочь, даже не задумываясь: а вдруг все образуется? – Насыр помолчал и с сарказмом заключил: – Таковы уж казахи; больно мне за них. Никогда они не жили дружно друг с другом! Богатству ближнего они завидуют, нищете другого радуются, безрассудству – тоже. Но что делать? Люди есть люди. – Насыр обиженно замолчал и больше в этот вечер не проронил ни слова. А Мусу проводил до порога довольно-таки холодно, на прощание лишь сдержанно кивнул, когда тот стал прощаться.
Долго он, прежде чем уснуть, думал о Кахармане. Почему сын оставил Балхаш и подался на Иртыш? Не рано ли покинул он родной край, побережье? Положим, не нашел общего языка с областным начальством, но стоило ли так быстро решаться на последний шаг? Наверное, зря они с Корлан дали свое согласие, когда Кахарман пришел просить их благословения на отъезд, зря! Ну и намучается теперь он, наплутается – дай-то Бог, чтоб разума не потерял. Тяжело ему там, конечно, – не складывается жизнь у него. Просится Корлан повидать сына – может, снарядить ее в дорогу? Может, все-таки больше прислушается сын к словам матери? Вот и отправить бы их осенью вместе с Беришем, пусть-ка образумят Кахармана…
Уже утренняя звезда Шолпан скатилась с небосклона, когда Насыр прикрыл наконец глаза, отдавшись слетевшему на него сну – зыбкому, неспокойному, ибо Насыр не чувствовал удовлетворения от своего, казалось бы, твердого решения отправить Корлан вместе с Беришем по осени к Кахарману, чтобы возвратить его назад. Не очень верилось ему, что сын вернется…
Недолгим оказался его сон. Кто-то требовательно застучал в окно, Насыр поспешил на стук.
– Кто там?
– Это я – Камбар! Невиданное дело, Насыр! В низине рыбы – тьма-тьмущая. Бектемис уже там, послал меня за людьми. Центнеров двадцать можно взять, двадцать пять! Прямо тут же будем и солить – женщины подтягиваются…
Камбар побежал дальше, а Насыр стал быстро собираться.
Камбар не преувеличивал – рыбы здесь действительно скопилось видимо-невидимо. Насыр попробовал воду на вкус и не удивился: вода была пресной. Вот, значит, что? Рыба ринулась к пресной воде и оказалась к безнадежном плену этих узких заводей и заливчиков.
Рыбаки принялись работать с жаром. К полудню много рыбы было выловлено. Но встала другая проблема – не было больше бочек и соли. Оставшуюся рыбу стали лопатами снова забрасывать в воду. Но она начала быстро задыхаться – вскоре вся водная поверхность низины была покрыта снулой рыбой. Недолгой оказалась радость. Люди стали костерить Бектемиса, который, час назад уехав за бочками и солью, провалился как сквозь землю. «Да и чего там следовало ожидать от этого Бектемиса, – раздраженно думал Насыр. – Толковые, знающие свое дело люди давно уже в чужих краях – вот и некому руководить народом. Разве могло бы такое случиться, будь здесь Кахарман? Даже Оразбай чего-нибудь да придумал бы… Люди без толкового руководителя не могут работать – это факт».
Однако, глядя на безжизненное скопище рыбы, Насыр вдруг вспомнил случай, некогда показавшийся ему странным и таинственным. Тогда он еще не представлял себе, как сильно могут влиять на рыбу даже малейшие колебания концентрации соли в морской воде, как могут эти колебания менять ее поведение – не говоря уже о том, что рыба, почувствовав пресную воду, стремится к ней, напрочь теряя чувство самосохранения.
В тот год профессор Славиков впервые приехал со своей экспедицией на море. Насыр по какой-то надобности в один из осенних холодных дней греб к острову Акеспе, где была лаборатория Славикова. Вдруг прямо по левому борту рыбак заметил огромную белугу. Поведение ее было необъяснимым. Она плыла рядом с лодкой, недобро, как ему казалось, посматривая на Насыра, потом вдруг исчезла и вскоре, вынырнув справа резко пошла тараном на Насырову лодку. И так сильно её тряхнула, что Насыр от неожиданности вывалился за борт. Никогда прежде не слыхал Насыр, что рыбы нападают на лодку и на человека в ней, но здесь был именно такой случай. И если бы стокилограммовая белуга ринулась на Насыра в воде – с ним было бы плохо. Насыр был тепло одет, одежда вмиг потяжелела, его стало тянуть на дно. С великим трудом он перевалился через борт в лодку, но белуга снова таранила лодку – сильно, резко, точно. Насыр еле-еле удержал лодку в равновесии. И большая рыба не отставала от него до самого острова. Иногда она высовывала голову из воды – он видел ее злые глаза. У самого Акеспе Насыр изловчился, выждал момент и ударил ее по голове деревянной колотушкой. Рыба по инерции пролетела мимо него и отстала. Возвращаясь назад, он ожидал, что она начнет ему мстить, но ни на обратном пути, ни вообще потом он никогда больше не встречался с этой шальной белугой. Может быть, словил ее кто-нибудь, кто оказался порешительнее Насыра, или попала она в рыбацкие сети где-нибудь на западном побережье – кто ее знает?
Но о случившемся он рассказал профессору. Славиков попросил одного из лаборантов записать эту историю. Тогда-то и стало ясно Насыру, что в море начинается нечто весьма скверное. «Когда падает уровень воды, – объяснил профессор, – концентрация соли в составе воды начинает увеличиваться. Некоторые рыбы улавливают малейшие изменения, происходящие с водой, – и поведение их становится необычным. Вот тебе и все объяснение. Но со временем в рыбе вырабатываются новые модели адекватности». Это означало, что по истечении какого-то времени рыба привыкает и к более соленой воде. «А чего же ей еще остается делать?» – невесело усмехнулся тогда Насыр.
Чуть передохнув после полудня, Насыр с ребятами отправился к морю. Они живо столкнули лодку – всем было любопытно, что же творится с их сетями. Сети были полнехоньки! Надо было упираться ногами, надо было тащить сеть изо всех сил! Есену, который не мог расстаться со старой привычкой тянуть сеть одной рукой, Насыр весело крикнул:
– Парень, привыкай к новым временам! Поработайте теперь вы – хватит мне бить лоб об землю каждый день, да попять раз кряду!
– Молдеке! Рыбы-то сколько! Тут и такая, которую давненько мы с вами не едали! – отмахивался Есен.
Насыр все шутил:
– Никак не пойму я тебя, Есен, Никакого лова не было у нас в последний год – сиди дома да за женой ухаживай. Сидел ты вроде бы дома, а жену проворонил, а?
– Рангом не вышел, молдеке! Нету у меня унитаза!..
По всему побережью кипела жизнь. Рыбаки с уловом спешили к берегу, потом обратно с пустыми сетями в море – но сегодня подальше от вчерашнего места, западнее. Это присоветовал опытный Насыр. Там вечерняя тень раньше падала на море и по этой причине рыба быстрее устремлялась в сети.
Сидя в лодке и утирая пот со лба, Насыр умиротворенно оглядывал оживший берег. Случайно он бросил взор на огромный траулер, застрявший много лет назад в песке. Немного до него не дошла вода – всего лишь на длину брошенного аркана. Однако это обстоятельство весьма озадачило Насыра. «Ойпырмай! – удивился он. – Целый месяц лил ливень, и все-таки вода не дошла! – Какое-то сомнение стало закрадываться в его сознание. – Неужели… – Он боялся подумать об этом. – Неужели море не вернется к прежним своим берегам? Неужели это неподвластно даже Аллаху?»
Да! Так оно и было.
Насыр с тоской посмотрел вокруг себя.
– Дедушка, там какой-то катер! – вывел Насыра из задумчивости Бериш. – Не нас ли они разыскивают?
– Вполне возможно. – Есен тоже стал наблюдать за катером.
Катер, ненадолго остановившись у соседней лодки, стал круто выруливать к ним.
– Что еще за начальство? – Насыр надел шапку.
– Э, да это же Самат! – догадался Есен. – Начальник мелиорации. Забавный тип, доложу я вам: мясо он трескает по-казахски – вот такими ломтями, а с казахами изъясняется исключительно по-русски, только через переводчиков…
Действительно, это был Самат Саматович, управляющий областным отделом мелиорации. С ним было еще несколько человек.
– Здравствуйте! – крикнул им Самат Саматович и дал команду заглушить мотор.
– Ассалаумалейкум, Насыр-ага! – громко приветствовал рыбаков светловолосый парень, лицо которого Насыру показалось знакомым. – Насыр-ага, я – Славиков Игорь! – Парень помахал рукой, видимо поняв, что Насыр не узнает его.
Усталое лицо Насыра просветлело.
– Икорь! Икорь-жан! – Насыр потянулся к Игорю. Тот перешагнул в их лодку, и они обнялись.
– Как отец, Икорь-жан? Жив ли? Почему он не приехал? – Насыр крепко обнял Игоря. Отец передает всем вам огромный привет, – заговорил Игорь по-казахски. – Всем вам он кланяется.
– Совсем забыли нас. – Насыр с доброй укоризной посмотрел на молодого ученого.
– Вот я и приехал, Насыр-ага. Теперь будем вместе. Почему Кахарман покинул Синеморье?
– Долгая история, – вздохнул Насыр, сел и дал знак рукой садиться рядом.
– Игорь Матвеевич, нас поджимает время, – стал торопить Славикова Самат Саматович. – Может быть, потом, в хорошей домашней обстановке, потолкуете?
– Подожди, Самат, дай поговорить с человеком! – Приезжий недовольно сдвинул светлые брови к переносице; видно было, что этот Самат Саматович был весьма неприятен ему.
– Не ужился Кахарман вот с такими, – Насыр украдкой ткнул пальцем в сторону управляющего.
Тот постоял, упираясь толстым животом о борт катера, потом подсел к молодым ученым, которые прибыли вместе со Славиковым.
– Эта молодежь с тобой? – спросил Насыр.
– Да. Рвутся в бой.
– Где вы остановились?
– Все на том же острове Акеспе. Мы должны очертить новые границы моря. У меня к вам просьба – поездите со мной, если, конечно, позволяет здоровье. – Насыр промолчал, а Игорь добавил: – Это даже скорее не моя просьба, а моего отца…
– Ну, если сам Мустафа просил – разве могу я отказать?
– Только вот что – нельзя ли обойтись без этого? – Он кивнул в сторону управляющего.
– Он завтра уезжает в область…
– Ну и слава Аллаху!
Управляющий снова стал торопить Славикова:
– Игорь Матвеевич, ну поехали, право же! У меня утром бюро обкома. У вас эта… – Он стал подбирать слово и неуклюже ввернул: – У вас эта самая летальная лаборатория, а у меня – обком, поймите меня тоже!
– Что за лаборатория? – Насыра насторожило странное слово, произнесенное управляющим.
Девушка, которая стояла рядом с управляющим, ответила – просто, звонко и громко:
– Мы будем наблюдать за гибелью вашего моря!
Славиков торопливо перелез в катер и бросил на девушку гневный взгляд. Затем повернулся к Насыру, который остался сидеть в лодке, потрясенный услышанным, и негромко проговорил:
– Насыр-ага, значит, завтра я заеду за вами…
Завели мотор, тут управляющий спохватился:
– Кто у вас тут моторист?
– Я, – ответил Есен.
– Давайка с нами, моторист. Помоги ребятам запустить лабораторный движок, что-то не ладится там у них…
Есен тоже перелез в катер. Легкий, блестящий, катер с места взял скорость и умчался. Насыр поднялся, долго смотрел ему вслед.
– Ну что, дедушка, домой? – Насыр молча кивнул – казалось, что до сих пор он не мог обрести дар речи.
Вскоре они с Беришем втащили лодку на берег. Лишь тогда заметил Насыр, что людей на берегу и в море поубавилось. Насыр посмотрел в небо. Оно темнело. Тяжелые, черные тучи снова собирались над Синеморьем. Насыр молча, отрешенно достал из внутреннего кармана белый платок, расстелил его и принялся за вечернюю молитву. Всей силой своего чувства, всей своей мыслью он был сосредоточен сейчас на боге. Много сомнений в душе Насыра породил сегодняшний день. Но он продолжал верить в Аллаха и потому все свои сомнения обратил сейчас к нему в молитве. Он шептал:
«Всемилостивый, всемилосердный Аллах! Выведи народ твой от мрака к свету на путь великого Аллаха! Увещевай же людей о том дне, когда придет к ним наказание. О слышащий и знающий! Не дай нам погрязнуть в грехах наших. Прости нам наши прегрешения!..»
Кончив молиться, Насыр стряхнул платок и сунул его обратно во внутренний карман. Небо над ним было уже совершенно черным. Он подошел к морю, зачерпнул ладонями воды и ополоснул лицо. Выпрямился и улыбнулся долгой улыбкой:
– Я вам покажу «гибель моря»!
Ударили первые крупные капли. Не прошло и минуты, как ливень вновь набрал силу и мощь: плотно, тяжело завис над берегом и морем. На Насыра нашло – он сорвал с себя одежду и крикнул:
– Лей! Лей! Я им покажу «гибель моря»!
Дождь, не переставая с этой минуты, лил семь дней и ночей кряду. И снова море, уставшее от соленой воды, блаженствовало – снова оно полнилось пресной водой, которую снова понесли к нему две Дарьи, снова принявшие в себя продолжающие таять снега на вершинах Тянь-Шаня и Памира. И снова не было на побережье человека, счастливее Насыра.
Здравствуй же, оживающее море, здравствуй! Разве не чудо ты! Чудо ты! Ты – радость человеческая и горе человеческое! Тысячи и тысячи лет подряд склоняли перед твоим могуществом головы все далекие предки Насыра, населявшие твое побережье. И вот теперь склоняет голову он, безмолвно слушая твою музыку, читая в этой музыке древние, неразгаданные звуки твоих глубоких тайн, которые сокрыло ты в своих волнах, наблюдая жизнь людей на твоих берегах: их любовь и вражду, их счастье и горе, их жизнь и смерть!