Читать книгу Человек в поисках себя - Ролло Мэй - Страница 7

Еще одна характерная черта современного человека – одиночество. Люди описывают это чувство как состояние «нахождения вовне», изоляции или, если они более интеллектуальны, используют термин «отчуждение». Они подчеркивают, что для них важно быть приглашенными на вечеринку или званый ужин не потому, что они хотят туда пойти (хотя, как правило, они идут), равно как и не ради веселья, хорошей компании, обмена опытом или получения человеческого тепла от встречи (очень часто им там просто скучно). Скорее приглашение важно как подтверждение того, что они не одиноки. Одиночество представляет такую огромную и болезненную угрозу для многих людей, что они даже не имеют понятия о позитивных аспектах уединения, а временами их просто пугает перспектива остаться одним. Андре Жид отмечает, что многие люди «страдают от страха обнаружить себя в одиночестве… и поэтому совсем теряют себя».

Ощущения опустошенности и одиночества идут рука об руку. Например, когда люди рассказывают о завершении отношений, зачастую они говорят не о своей печали или униженности уходом партнера, но скорее о том, что чувствуют себя «опустошенными». Как кто-то заметил, в случае потери другого человека на его месте остается «зияющая пустота».

Не так уж и сложно увидеть причины тесной взаимосвязи между опустошенностью и одиночеством. Ведь когда у человека нет своего мнения о том, чего он хочет или что чувствует; когда в период травматичных изменений он начинает осознавать, что привычные желания и цели, которым его учили следовать, не дают ему больше ощущения безопасности или не указывают путь; когда он ощущает внутреннюю пустоту и угрозу в обществе, где царит внешний хаос социальных потрясений, то его естественной реакцией становится оглянуться вокруг в поисках людей. Он надеется, что они укажут ему некое направление или как минимум дадут чувство комфорта от сознания, что он не одинок в этой битве. Таким образом, опустошенность и одиночество являются двумя фазами в переживании базового опыта тревоги.

Возможно, читателю знакома та тревога, которая волной накрыла всех нас, когда на Хиросиму упала первая атомная бомба и когда мы ощутили самую большую опасность – оказаться последним поколением человечества, – но так и не поняли, как нам изменить поведение. В тот момент реакцией огромного количества людей было, как ни странно, внезапное глубокое одиночество. Норман Казинс[12] в своем эссе «Современный человек уже отжил свой век», выразившем чувства интеллектуалов в тот переломный исторический период, писал не о том, как защитить чье-либо «я» от атомной радиации, или как решить политические проблемы, или о трагедии человеческого саморазрушения. Напротив, его статья была полна размышлений об одиночестве. Он утверждал, что «вся человеческая история – это попытка скрыть свое одиночество».

Ощущение одиночества появляется, когда человек чувствует пустоту и страх, не просто потому, что он хочет быть защищенным толпой, как хищный зверь в стае. Равно как и тяга к другим не является просто попыткой заполнить пустоту внутри себя – хотя это одна из составляющих потребности человека в обществе себе подобных, когда он чувствует пустоту и тревогу. Но глубинной причиной является то, что человек приобретает опыт становления себя только через связь с другими людьми, и когда он находится один, без людей, он опасается утратить этот опыт обретения себя. Человек, биосоциальное млекопитающее, не только физически зависим от других людей – его родителей, обеспечивающих ему безопасность на протяжении долгого детства, он также получает от этих ранних отношений и осознание самого себя, что закладывает основу его способности ориентироваться в жизни. Эти важные аспекты мы рассмотрим подробнее в следующей главе, здесь же мы хотим отметить, что частично наше чувство одиночества обусловлено человеческой потребностью в отношениях с другими людьми для самоориентации.

Другой важной причиной чувства одиночества выступает тот факт, что наше общество делает такой сильный акцент на социальном принятии. Это наш главный способ уменьшить тревогу и поддержать престиж. Нам постоянно нужно доказывать нашу «социальную успешность», демонстрируя востребованность и не оставаясь наедине с собой. Если человек получает социальное одобрение, то есть социально успешен, – и мысль идет дальше – человек редко бывает одинок; верно и обратное – когда человек не получает подобного одобрения, он проигрывает эту гонку. В эпоху «человека-гироскопа» и в более ранние времена критерием престижа являлся финансовый успех; сейчас существует убеждение, что если человек получает социальное одобрение, то финансовый успех и престиж не заставят себя ждать. Вилли Ломан в пьесе «Смерть коммивояжера»[13] советует своим сыновьям: «Нравьтесь другим, и вам не придется ничего желать».

Обратной стороной чувства одиночества является сильный страх остаться одному. В нашей культуре допустимо говорить о том, что ты одинок, только в отрицательном контексте. Меланхоличные романтичные песни представляют это ощущение с определенной долей ностальгии:

Также считается допустимым хотеть временно побыть в одиночестве, чтобы «уйти от всего этого». Но если человек упоминает на вечеринке, что ему хочется быть одному не для отдыха или восстановления после разрыва отношений, а просто потому, что ему так нравится, люди начинают подозревать, что с этим человеком что-то не в порядке – что он неприкасаемый или больной. А если человек одинок продолжительное время, люди думают, что он неудачник, поскольку им невозможно принять то, что быть одному – это его выбор.

Этот страх остаться одному стоит за насущной потребностью наших современников приглашать кого-либо или самим принимать приглашения. Подобное стремление «встречаться» никак не соотносится с такими реалистичными мотивами, как теплота человеческого общения, взаимное обогащение чувств, идей и опыта или даже просто удовольствие от отдыха. По большому счету, эти мотивы имеют мало общего с навязчивым желанием быть приглашенным. Умные люди хорошо понимают это и даже рады бы ответить отказом, но очень хотят оставить за собой шанс пойти, а отклонить приглашение по негласным законам социальной жизни означает, что рано или поздно тебя перестанут приглашать. Леденящий страх перед перспективой замкнуться и оказаться на обочине жизни проникает в их мозг из глубин подсознания.

Разумеется, во все времена люди боялись одиночества и старались его избежать. Еще в XVII веке Паскаль обратил внимание, что люди прикладывают колоссальные усилия, чтобы отвлечься, и предположил, что подобные уловки спасают человека от мыслей о самом себе. Сто лет назад Кьеркегор писал, что «человек делает все возможное и отвлекается во что бы то ни стало, и музыка громкоголосых янычар гонит прочь мысли об одиночестве; прямо как в лесах Америки стараются отогнать от себя диких животных, размахивая факелами и издавая вопли под звуки цимбал». Но отличие состоит в том, что в наши дни переживание одиночества стало гораздо более сильным, а защитные механизмы от него – отвлечения, социальные рауты и «стремление нравиться» – стали более ригидными и компульсивными.

Позвольте нам описать импрессионистскую картину: в каком-то смысле утрированный, но, с другой стороны, не такой уж и необычный пример страха одиночества на материале времяпрепровождения на летних курортах. Давайте возьмем типичное добропорядочное общество на морском побережье, где люди беззаботно отдыхают. Главное развлечение здесь – нескончаемые коктейльные вечеринки, несмотря на то что их участники ежедневно видятся с одними и теми же людьми, пьют одни и те же коктейли, обсуждают одни и те же темы или просто ведут бессодержательные разговоры. Причем важно не то, о чем говорится, а то, что какой-то постоянный разговор имеет место быть. Сохранять молчание – это великое преступление, поскольку молчание свидетельствует об одиночестве и вселяет страх. Человек не должен слишком сильно чувствовать, не должен искать много смысла в сказанном: то, что ты говоришь, будет эффектнее, если ты не будешь пытаться понять это. Может возникнуть впечатление, что эти люди боятся чего-то, – чего же именно? Это как своеобразные «ятата» – примитивные ритуальные танцы ведьм, направленные на то, чтобы умилостивить какого-либо божка. И этот божок, а точнее демон, которого они пытаются умилостивить, – призрак одиночества, витающий над человеком, как стелющийся над морем туман. Человеку приходится сталкиваться с этим зловещим призраком в первые полчаса после утреннего пробуждения, поэтому он будет делать все возможное, чтобы держаться от него подальше. Образно говоря, они пытаются умилостивить страх смерти – смерти как символа окончательного отделения, одиночества, изоляции от других людей.

Нельзя не признать, что описанная выше картина утрирована. В повседневном опыте большинства из нас страх одиночества проявляется не столь интенсивно. Обычно мы умеем гнать от себя мысли об одиночестве, и наша тревога может прорываться только в случайных ночных кошмарах, которые мы стараемся забыть по пробуждении. Но эти различия в интенсивности страха одиночества и успешности наших защит против него не меняют сути проблемы. Наш страх одиночества может не проявляться в тревоге как таковой, но когда мы не приглашены на какую-то вечеринку, он проявляется в еле уловимых мыслях о том, что мы нравимся какому-то человеку, пусть даже он не нравится нам, или что мы пользовались успехом и популярностью давным-давно. Зачастую этот процесс, приносящий нам некоторое успокоение, настолько автоматический, что мы уже и не осознаем его как таковой – только по целительным последствиям для нашей самооценки. Если мы как люди середины XX века честно заглянем внутрь себя, если мы посмотрим, что скрывается за нашими привычными масками, не обнаружим ли мы страх одиночества в роли нашего неизменного спутника, невзирая на весь этот маскарад?

Страх остаться одному в значительной степени обусловлен тревогой перестать осознавать самих себя. Если люди жалуются на свое одиночество в течение длительного времени без возможности обмолвиться с кем-либо словом или включить фоном радио, обычно они боятся «утомиться от безделья», потерять границы самих себя, они опасаются, что у них не будет системы координат, не будет ничего, что помогло бы им ориентироваться. Достаточно интересно заявление таких людей, что если бы им пришлось надолго остаться одним, они не смогли бы работать или играть до усталости и поэтому не смогли бы даже заснуть. И тогда, хотя они и не в состоянии этого объяснить, они как бы теряют грань между бодрствованием и сном, как если бы они потеряли грань между субъективным «я» и объективным миром вокруг себя.

Каждый человек получает подтверждение своего существования на основании того, что другие говорят ему или думают о нем. Но многие современные люди настолько далеко зашли в своей зависимости от других, что начинают бояться, что без других они утратят ощущение собственной реальности. Они чувствуют, что могут быть «размыты», как песок, смытый водой. Многие люди подобны слепцам, двигающимся в жизни наощупь, опираясь на контакт с другими людьми.

В своей крайней форме страх потерять ориентиры является страхом психоза. Когда люди действительно находятся на грани психоза, у них часто обостряется потребность искать контакты с другими людьми. Это существенно, поскольку такие отношения представляют для них мост, связывающий с реальностью.

Но здесь мы обсуждаем несколько иной вопрос. Современный западный человек, которого на протяжении четырех веков учили тому, что во главу угла нужно ставить рационализм, единообразие и механистичность, неизменно предпринимал безуспешные попытки подавить аспекты своего «я», не соответствовавшие этим единообразным и механистическим стандартам. Не будет преувеличением сказать, что современный человек, ощущая свою внутреннюю пустоту, боится, что если вокруг него не будет этих привычных связей, если под рукой не окажется талисмана ежедневной работы и регулярного расписания, если он забудет, сколько времени, то он будет ощущать, хотя и не отдавая себе в этом отчета, некую угрозу, подобную той, что ощущает человек, находящийся на грани психоза. Когда возникает угроза привычным ориентирам и человек остается один, без себе подобных, он вынужден рассчитывать на внутренние ресурсы и внутреннюю силу, а это как раз то, развитие чего современный человек отрицает. Поэтому одиночество – это реальная, не воображаемая угроза для многих людей.

Социальное принятие, «умение нравиться» так одобряется именно потому, что позволяет сдерживать ощущение одиночества. Человек находится в теплых комфортных условиях, он сливается со своей группой. Он снова поглощен – как если бы он снова оказался в утробе матери, если использовать крайности психоаналитической символики. Он временно избавляется от своего одиночества, но это происходит ценой отказа от своего бытия как отдельной личности. И он не признает то единственное, что могло бы помочь ему конструктивно преодолеть одиночество в долгосрочной перспективе: развитие собственных внутренних ресурсов, обретение силы и постановку цели и использование всего этого для осмысленных отношений со значимыми другими. «Пресыщенные люди» обречены стать еще более одинокими, вне зависимости от того, насколько они лезут из кожи вон: «полый человек» не имеет той основы, которая могла бы помочь ему научиться любить.