Читать книгу Маска Дантеса - Роман Буревой - Страница 2

Предупреждение было невнятным. Намек, расшифровать который мог человек, хорошо знакомый с реконструкцией Китежа. Но Марк Валерий Корвин знал об этой планете слишком мало и все больше обрывками, а его друзья – и того меньше. Что могла означать фраза: “Надо поторопиться с визитом или отложить встречу на год. На Китеже наступает эпоха карнавалов” – никто из спутников Марка объяснить не мог. Возможно, что-то вроде лацийских сатурналий, когда не существует ни господ, ни слуг, и даже андроиды надевают маски и веселятся напропалую.

Голос предков о карнавалах упорно молчал: отец Марка не посещал места увеселений во время краткого визита на планету. Выяснилась занятная подробность: о Китеже другие миры не знали практически ничего. Или же сведения казались совершенно баснословными. Всеведающий галанет бормотал невнятицу: “Карнавалы Китежа. Маски Китежа. Полгода веселья”. Эти фразы-обрубки вываливались из различных порталов вновь и вновь, едва Марк запрашивал информацию о развлечениях китежан. В конце концов, Корвин пришел в ярость и послал галанет к Орку в пасть и еще дальше. Да и какое ему дело, кто и как веселится на карнавале. У Марка имелся благовидный повод для визита: он нашел убийцу княгини Эмилии Валерьевны. Теперь он должен явиться на Китеж и рассказать свекру Эмилии все подробности расследования. Корвин написал краткий отчет о раскрытом убийстве и отправил его по двум адресам: один – в сенат Лация, второй – князю Андрею, чей сын и невестка стали жертвами действий анималов.

Без приглашения являться на Китеж считалось неприличным, и Марк дожидался ответа на станции Большой петли. К тому же лацийский сенат должен был прислать экспресс-почтой подтверждение официального статуса следователя со всеми вытекающими отсюда гарантиями и возможностью тратить не свои собственные кредиты, а государственные, и оплачивать услуги помощников, а не надеяться на их доброе к себе отношение и альтруизм.

Первым отозвался князь Андрей. В письме, формально очень вежливом, но суховатом, он рассыпался в благодарностях (много вычурных старинных выражений и русизмов во всеобщем), выражал сдержанную радость по поводу того, что сообщник убийцы, наконец, отдан под суд, и приглашал Корвина “вместе с помощниками и друзьями” погостить у себя в усадьбе, сколько гостям будет угодно. И просил прибыть “по возможности скорее”. О князе Сергее в письме не упоминалось. Как будто он погиб вместе с женой во время трагедии на Психее. А между тем Марку было доподлинно известно, что молодой князь в течение двух лет после возвращения на Китеж безвыездно живет в усадьбе отца.

– Похоже на домашнее заключение, – прокомментировал трибун Флакк положение Сергея.

Марку тоже казалось, что не случайно бывшего командира “Изборска” держат на коротком поводке. Пускай он потерял память после того, как сержант выпустил в него весь заряд парализатора, но теперь Сергей наверняка физически здоров… Так почему же он все еще взаперти, как преступник или… опасный свидетель?

“Может быть, Андрей Константинович считает своего сына отчасти рабом?” – в который раз спрашивал себя Корвин. Он ненавидел рабство в любой форме, пусть даже оно принимало вид любви или долга. Чужая несвобода казалась ему почти столь же непереносимой, как и своя собственная.

Экспресс-почте требовалось не более стандартных суток, чтобы переслать сообщение, но сенат Лация тянул и тянул с ответом. Напрашивался неприятный ответ: что-то мешало сенаторам произвести Корвина в префекты немедленно.

– Чего мы ждем? Начала карнавалов? – ворчал центурион Друз.

– Почему бы и нет? – смеялась Лери. – Когда еще представится такая возможность? Купим на станции маски. Я пропустила карнавалы на Неронии, наверстаю упущенное на Китеже.

Скучать на пересадочной базе не приходилось: казино, виртуальные ипподромы, подборки фильмов, виртуальные библиотеки… галанет… ослепительные красотки, в которых за парсек видно профессиональных служительниц святой Венеры… О чем еще может мечтать парнишка неполных восемнадцати лет, недавно снявший с себя рабский ошейник? Женщины в дорожных комбинезонах, спешащие на Китеж или прочь от него. Все они, от пятнадцати до сорока, мгновенно приковывали внимание юного Корвина. Внимание приковывали, но очаровать не могли – глядя на них, Марк тут же вспоминал, как смотрел отец на его мать. Эталон, с которым придется сравнивать всех остальных красавиц.

Марк сыграл в звездную рулетку и провел около часа с чернокудрой жрицей Венеры. А потом спешно выпроводил ее и запер дверь на кодовый замок. Потому что очень некстати в голову пришла дурацкая мысль о том, что это краткое приключение будут смотреть, как порнушку, дети… его сыновья… ладно, сыновья… но дочери! Дочери! В период полового созревания. В тринадцать-четырнадцать! Мерд! Мерд! Мерд! Перед нерожденными дочерьми было особенно неловко. Корвин отправился в вирт-шоп, набрал лепестков с новыми фильмами, но выключил голопроектор на третьем сюжете: все это были повторения, перепевы старых мотивов. Его отец и дед видели сотни подобных видашек… А поскольку виртуальная техника за последние двадцать лет ничего не добавила в копилку планеты Голливуд, то Марк выбросил киношные лепестки в утилизатор.

Было еще одно занятие, коим в безделье и неподвижности станции можно было предаваться часами. Пировать. Весь день или всю ночь просиживать в ресторане. В задумчивости прогуливаться вдоль столов с подносами. Вот нежнейшая рыба, алым цветом напоминающая кайму сенаторской тоги, вот ажурные ломтики сыров, одни янтарные, другие тронутые патиной плесени. Груды креветок и черной икры; мидии, обложенные ломтиками лимона, блекло-розовые эскалопы в грибном соусе… Официанты в белых крахмальных куртках пополняют и пополняют блюда, пока гости меланхолически двигают челюстями и все чаще и чаще поглядывают на светящуюся надпись “вомиториум”, где можно быстро и безболезненно освободить желудок, чтобы наполнить его десертом. В этом обжорстве (Марк называл его на французский манер “гурманство”) почти не было расточительства: выблеванные продукты тут же поступали на переработку и через пару часов красовались в ярких обертках на нижних палубах. Биотехнологии избавили человечество от брезгливости.

“Лериа, прекрасная фея, озерная фея”, – звучал в ресторане популярный мотив.

Слова эти бесили Лери.

“Автора надо выкинуть в открытый космос без скафандра”, – твердила она, едва заслышав мелодию.

И предпочитала завтракать и ужинать в кафе, где можно было заказать песню для личного прослушивания.

Зато Марк посещал ресторан с завидной регулярностью. Вкус блюд – вот что практически напрочь отсутствовало в генетической памяти. Их названия, их вид – все было знакомо. Но как яркая этикетка – не более. Лишь во сне удавалось вспомнить букет вина, вкус печеночного паштета или фаршированного поросенка… Наяву каждый ломтик сыра и каждый глоток вина походил на маленькое открытие.

“Суррогат… – шептал насмешливый голос предков. – Зачем помнить фальшивое? Стоит хранить только истинное…”

– Уж если патрицию и предаваться развлечениям, то каким-нибудь дерзким, невероятным, экстремальным… так, чтобы глаза на лоб лезли! – комментировал их времяпрепровождение Флакк. – Жду – не дождусь, когда вернусь к своей когорте. Уж с ними я никогда не скучаю!

Но Корвин мечтал не о развлечениях. Больше всего на свете ему хотелось применить свои силы и доказать, что раб с плантаций барона Фейра вновь стал настоящим патрицием, и генетическая память рода Корвинов, полностью вернулась к нему. Возможно, ему придется доказывать это год за годом, до конца своих дней. Юноша изнывал от вынужденного безделья и втайне надеялся, что на базе свершится страшное преступление. А он, Марк Валерий Корвин, самый лучший следователь галактики, это преступление раскроет. Но никто никого не убивал, не исчезали секретные документы, не появлялись неизвестные красотки, молящие о помощи. Лишь в барах нижней палубы дрались отпускники-грузчики, и охранникам приходилось их разнимать.

– Почему сенат не отвечает? – спрашивал Марк, меряя шагами свою удобную, хотя и не очень просторную каюту на станции.

Трибун Флакк, развалившийся напротив него в кресле с бокалом в руке, отвечал флегматично:

– На Лации слишком много людей, не заинтересованных в том, чтобы патриций вновь стал следователем по особо важным делам.

– Разве они не обязаны меня назначить?! – возмутился Марк. – Я справился с первым делом и…

– Обязаны, – подтвердил Флакк. – Но сенаторы наверняка отыщут десяток причин, чтобы отказать. Во-первых, как я уже сказал, ты знаешь все их тайны, большие, средние и маленькие – на любой вкус. Во-вторых, ты – бывший раб и для них чужак, куда хуже плебея. Сознавать, что они вручают тебе почти неограниченную власть, для нобилей Лация невыносимо.

– И что теперь? – уныло спросил Марк.

– Тебе не хватает самоуверенности. В свой талант ты поверил, умение показал. Но до сих пор ведешь себя не как патриций.

– А как они ведут себя? Как? Я лично не замечаю разницы.

– Патриции считают себя властелинами мира. Ты не таков.

– Где уж… – скривил губы Марк.

Еще в прошлом году он не мог выбирать даже, что будет есть на обед, и будет ли есть вообще. Какой же из него властитель мира! После бегства с Колесницы Фаэтона Марк запретил себе вспоминать о своем рабском прошлом. Но вскоре понял, что так просто от двенадцати лет ношения ошейника с управляющим чипом не избавиться. Можно ли как-то извлечь пользу из двенадцати лет унижений?

Патрицию Марку, чья генетическая память простиралась на сотни лет в прошлое, было особенно жаль эти двенадцать настоящих лет, потраченных впустую. Пусть старость удалось отстрочить, жизнь человеческая все еще не так уж длинна… Сто двадцать – сто тридцать лет… Максимум сто пятьдесят. Память о чужих жизнях лишь напоминает о краткости твоей собственной. Говорят, на планете Олимп обитают бессмертные. Но на Олимпе надо родиться. Или попасть туда ребенком. Обычные люди среди бессмертных могут находиться лишь несколько дней. Иначе смерть. Почему – неведомо. Тайну эту олимпийцы хранят нерушимо.

Сигнализатор на двери мигнул, мявкнул звуковой сигнал, и сестричка Лери впорхнула в каюту. Именно впорхнула: искусственное притяжение на управляющей базе лишь ноль семь от лацийского. На девушке была белая блузка и брючки цвета морской волны до колен. Запах ее духов тут же наполнил каюту.

– Что заказать вам на обед, господа? Может быть, жареного поросенка? Я пробовала. По вкусу почти как настоящий, хотя и суррогатный, как любое мясо в космосе.

– Пришел ответ с Лация? – спросил Марк. – Отказ? Так ведь?

– Как ты догадался? – Лери изобразила крайнее удивление.

– Заботливость тебя выдала, ласковая ты моя! Тебе так хотелось меня утешить… Ладно, выкладывай, что там прислали.

– Бред, разумеется! – взорвалась Лери. – В заявлении сената говорится: раз ты не проходил положенную “настройку” генетической памяти, то сенат не может после завершения первого успешного дела утвердить тебя в должности. Сенаторы полагают, что ты раскрыл убийство на Психее лишь благодаря случаю. Так что рассмотрение вопроса о присвоении тебе звания префекта по особо важным делам отложено…

– Отложено до… – Марк запнулся и вопросительно глянул на сестру.

– На неопределенное время.

– До тех пор, пока ты им сам не понадобишься, – подсказал Флакк. Он шутит? Но на суровом лице военного трибуна не было и тени улыбки. – Тогда не забудь потребовать жалованье за все прошедшие месяцы или годы. Не только для себя, но и для верных помощников. Меня можешь в список не включать: я в отпуске, платят мне исправно.

– Кстати, Лери, послание было на мое имя! – спохватился несостоявшийся следователь. – Как ты его прочитала?

– Друз по ошибке вскрыл ответ сената.

– Вскрыл ответ сената… – повторил Марк. – Он что, знает правительственные коды?

– Ну конечно! Ведь Друз служил на “Сципионе”…

Марк усмехнулся:

– У меня такое впечатление, что ребятам с этого линкора секретная информация известна куда лучше, чем сенаторам.

– Думаю, народ там поумнее, чем в сенате, – заметила Лери.

Это был скрытый комплимент в адрес трибуна Флакка, чей отец много лет командовал “Сципионом”. Впрочем, и своему жениху (за глаза) Лери польстила.

– Что ж мне теперь делать? – Марку очень хотелось немедленно написать в ответ гневное письмо, и сообщить отцам-сенаторам, что он о них думает. Но он знал, что ничего писать не будет. Патриций в какой-то степени раб сената.

“Раб”… опять это подлое слово.

Лери придала своему лицу жалобное выражение:

– Этот отказ все испортил, да? Ты не будешь искать отца Друза?

– Это еще почему?! – пожал плечами Марк. – Напротив! У нас есть приглашение князя Андрея. Летим на Китеж в гости. Немедленно. И так засиделись!

– Тогда расскажи, каков план действий, – потребовала Лери.

– Самый простой. Приеду к князю Андрею и спрошу: где тот парень, что гостил у вас в усадьбе двадцать лет назад? Его звали Сергий Малугинский. И все.

– Ты знаешь вымышленное имя старшего Друза, так почему не нашел на него информацию в галанете? – спросила Лери.

– Уже пробовал. Есть одно сообщение двадцатилетней давности: Сергий Малугинский прибыл на Китеж.

– И все?

– И все. Больше – ни одного байта.