Читать книгу Призвать дракона - Роман Буревой - Страница 5

В том, что князь Монакский выбрал выкликателем для своей семьи Эдгара, не было ничего удивительного – князь хорошо знал Учителя Андрея, да и земли его лежали близко к Альдоге. Душу самого князя Монакского вызывал из иномирья Андрей. Не было ничего странного в том, что души его сыновей должен был приглашать в реальность его ученик. Но почему сам король Открытой долины отправил Инно разыскать и привести на свадьбу самоучку-выкликателя, вместо того чтобы обратиться в Обитель, как всегда поступали его предки, казалось загадкой. Свалить все на прихоть Великого Руддера не позволяли запавшие в душу слова Учителя: «Великий Руддер всегда держит курс к какой-нибудь цели. Пусть для нас его цель неведома, но она всегда есть, запомни это, мой мальчик. Если цели нет, и Великий Руддер мечется из стороны в сторону, это может привести лишь к одному – к катастрофе!»

Разумеется, в глубине души Эдгар считал себя лучшим – выкликнутые им души достались наследнику Монакского княжества (увы, младенец умер, душу его выпила неведомая Марта) и нескольким будущим эрлам. Но Эдгар был уверен, что королевский перст указал в его сторону не из-за личных качеств выкликателя. Одно время Эдгар пытался выяснить, не в родстве ли его семья с теми ловцами душ, что явились с первым королем из снежной страны в Открытую долину. Но ничего раскопать не сумел. Он был всего лишь мальчишкой из Воркбота, который прошел не такой уж прямой путь, прежде чем его отыскал Учитель. Мальчишка, бесспорно, одаренный, потому что редко кому удается ходить по пепельным полям, возвращая души, и при этом время от времени выдергивать живущих из реальности, чтобы на миг увидеть подлинный их облик.

Король Стефан принадлежал к мейнорцам – старинному роду, явившемуся с севера. Учитель Андрей рассказывал, что в землях за Северным хребтом по полгода стоят жуткие холода, земля скована льдом и засыпана снегом. Чтобы выжить зимой, надо летом запасать много еды. Будущий король теплых земель пять столетий назад явился в сопровождении небольшой свиты и двух выкликателей. Король был мейнорцем, как и владельцы княжеств на плоскогорье Бридж. Князь Пьемонта согласился пропустить небольшой отряд через свои земли с условием, что северяне никого не тронут в его владениях и заплатят пошлину за проезд драгоценными северными мехами. То было время великого холода, снег в долине выпадал чуть ли не каждую зиму – не то что ныне. Случалось, морозом побивало почти весь виноград и посевы. Народ голодал, волнения и бунты полыхали то там, то здесь, мятежная Альдога требовала независимости, и старая династия отдала пришлому авантюристу власть почти без борьбы.

У мейнорцев одного зачатия мало для того, чтобы ребенок появился на свет. Если не выкликнуть из иномирья душу, у женщины либо случится выкидыш, либо она родит мертвого ребенка. Так что новый королевский род, правивший с тех пор в долине, был одновременно могущественен и уязвим, как и все владыки Бургундии, Монака и Пьемонта.

Однако прежние короли всегда приглашали выкликателей из Обители. Непременно главного. Значит, в этот раз выкликать душу наследника должен был Учитель Георгий. На вопрос, почему нынешний король отказал Георгию в доверии и решил пренебречь обычаем, вряд ли мог ответить бастард в грязном плаще.

* * *

После сорвавшегося покушения в таверне Инно выбрал объездной путь. В столицу они двинулись не по главному радиальному тракту, по которому нынче на ярмарку катились одна за другой повозки и кареты, а взяли к югу по круговой дороге и уже потом вновь свернули на радиальный, которым не пользовался почти никто из-за неудобства. Дорогу эту так и прозвали – Несуразная дорога. Зато (так рассудил Инно) вряд ли могли их здесь поджидать наемные убийцы.

Милю или две ковырялись по колдобинам, каждые сто шагов, а то и чаще, поминая Великого Руддера, потом дорога пошла в гору, значит, приближались к старой границе между западными свободными приморскими землями и прежним крошечным королевством Тигура, которое сумело расшириться и занять всю Открытую долину. Одни говорили, что здесь с севера на юг пролегает хребет, старые, истерзанные ветром и дождями горы, погребенные под слоем земли и поросшие травой и кустарниками; другие – что под песком и травой прячутся огромные стены и валы великого города. Будто бы ворота нынешние не ворота вовсе, а украшения на старых вратах – так они были огромны. Но нынче остались только эти малые врата, стоявшие прежде на широченных и могучих плечах древнего монумента.

– Ворота видите? Подать готовьте, – сказал Храб, как будто он один знал тут дорогу, а Инно и королевские стрелки слыхом не слыхивали про старую границу и сборщиков податей. – Кто первым у ворот окажется и первым увидит дергальщика, чтоб о дерге сговориться, тому за сговор доля идет.

Наглости Храбу все же не хватило, чтобы скакать к воротам впереди мейнорца. Инно первым въехал под арку и остановился. Дергальщика не было. Лишь ветер пел в воротах. Он всегда тут поет – когда громче, когда глуше, сегодня ветру пелось в пол силы. А вокруг не то что дергальщика – вообще ни души не было. Лишь дорога, совершенно пустая, белым рушником падала за воротами с холма. Поля слева зеленели травами, справа волновалась пшеница. Опять же в полях никого. Нигде не то что подводы – мужика или бабы не углядеть.

– Эй, Храб, что же нас никто обирать не торопится? – насмешливо спросил Инно у подъехавшего за ним парня.

– Н-не знаю… – пробормотал тот. – Но лучше бы нас тут поджидали.

Мейнорец втянул воздух, прикрыл глаза.

– Смертью пахнет. Давней.

– Еще бы не пахло! – фыркнул Храб. – Видите вон ту полосу густой зелени? Там ров был откопан. Много людей благородных, из стафферов и из мейнорцев, женщин и мужчин, кто был королю Тигуру не угоден, в тот ров легли. Их по разным городам гвардейцы в одну ночь собрали, больше всего из столицы и из Альдоги, и сюда привезли. Они сами вырыли ров и встали на краю. Потом королевские стрелки в них стреляли. Кого стрелы не взяли, тех добивали мечами. Уже потом при внуке Тигура ров раскопали. Пять сотен тел отыскали да по человеческим могилам с положенными обрядами положили. И каждому на могильном камне особый знак выбили – опрокинутый факел.

– Ты так говоришь, будто сам видел, – заметил Инно неожиданно жестко. – А видеть ты этого никак не мог.

Видно было, что рассказ ему неприятен. И то: если Инно – бастард-мейнорец, то, как ни крути, связан с Тигуром кровно, пусть и тонкая ниточка, тоньше паутины, с той поры сохранилась, но, говорят, нет нити прочнее, чем нить мейнорской крови. В четырнадцатом колене наследник может ее ощутить. До Тигура бастарду было куда меньше четырнадцати колен.

– Сам, разумеется, не видел, и отец мой видеть не мог, а вот прадед тот ров раскапывал.

– Так долго не живут.

– Наш род энжерский, мы из высших стафферов, – гордо заявил Храб.

– Давнее дело, – не желал сдаваться Инно.

– Но ведь кто-то и про давние дни помнить должен! Сколько людей проезжало здесь, под этими вратами останавливались, слушали пение ветра, дергальщики собирали дань в королевскую казну, путники и лошади отдыхали после подъема перед спуском, неужели никто и никогда про ров тот не вспоминал?

– Ну, коли платы никто не ждет, то пора вниз, – отрезал Инно.

Начали спуск. Погонщики и охрана спешились, вели лошадей под уздцы да нажимали на деревянные тормоза.

– Эх, вместо того, чтобы рвы копать да людьми наполнять, лучше бы у дороги крутизну сбавили, – буркнул Эдгар. Они с Валеком выбрались из кареты и шли теперь пешком.

– Не иначе нарочно тут такая дорога, чтобы груза побольше разбивалось, – хмыкнул Храб, подпирая плечом карету. – Чтобы дергальщикам побольше доставалось. Потому как с разбитых телег груз – их добыча.

– Умен ты больно, – заметил Инно. Но без злости.

– Да уж не глуп.

– Если не глуп, то язык попридержи. А то Скорпиону придется каждую неделю доносы на тебя читать.

Кто такой Скорпион, Инно не объяснил, однако догадаться было нетрудно, что зовут так гвардейского офицера, поставленного над новобранцами.

На их счастье, карету не разогнало, ни одна ось не обломилась. С удивлением приметил Эдгар, что Инно один держит тяжесть не хуже пяти самых крепких мужиков. А ведь с первого пригляда вовсе и не сильный кажется этот мейнорец. Пожалуй, если бы, к примеру, вздумалось Храбу бороться с Инно один на один, бастард бы мигом положил парня на обе лопатки.

Вновь конные расселись по седлам. К сумеркам всем хотелось добраться до Стооконной таверны. По всем расчетам, была она недалече, возможно, уже за следующим холмом блеснет ее крыша на солнце и башня зеркальная. Рассказывают, на закате она так и горит, будто бы из огня созданная колдуном. Был, сказывают, в западных землях колдун, что умел создавать из огня дома, башни и стены крепостные. Но однажды обидели его сильно люди, и в тот же миг все, им созданное, обернулось огнем, и в том пламени сгорели обидчики. Одна только башня осталась в таверне Стооконной, потому как хозяин таверны не предал огненного колдуна. Вот и ставят с тех пор на камни надгробные или просто на камни придорожные перевернутый факел. Чтобы помнил народ краткопамятный: за дурное дело явится колдовской огонь, мигом слизнет все нажитое.

Инно замешкался, подтянул подпругу. Потом хотел ногу поставить на серый валун у дороги, но понял, что не для этой цели здесь камень лежит – различил на граните опрокинутый факел. Надгробие это. Заметил еще одно, потом еще. До того не замечал, а тут глаза, прежде сомкнутые, открылись. Под серыми камнями лежали люди изо рва, знак – перевернутый факел – грозил Тигуру, если душа его осмелится вернуться из иномирья. В каждом сне будут терзать его призраки. Пока маленький – станут мучить непонятными страхами, когда подрастет – каждую ночь будут являться замученные и грозить расплатой.

Как прикажешь жить человеку с такой душой?!

Лошади меж тем прибавили шаг: впереди показалась деревушка. Мирное такое селение. Над двумя или тремя крышами поднимался дымок. Хлеб пекли – запах свежего хлеба и сюда долетал. Путники разом оживились, Эдгар вытянул голову из повозки – от такого запаха даже у выкликателя живот подвело.

– Смерть, – сказал Инно и так дернул за повод, что гнедой его жеребец всхрапнул и поднялся на дыбы, замолотил в воздухе копытами. – Смерть.

А запах хлеба все густел…

– Засада? – Эдгар вглядывался в лежащую перед ними деревушку.

Объехать ее было невозможно. Развилка осталась перед воротами. А наверх обратно груз волочить у лошадей сил не хватит. Да и настигнут их в три скока в этом случае на подъеме. По полю не объедешь – по самые ступицы колеса увязнут.

– Засада, – подтвердил Инно.

– Можно проверить, – предложил беззаботно Храб. – Я съезжу, погляжу. Брать с меня нечего, разве что конягу. Да еще дубинку. Дозволь, уважаемый…

– Я с тобой, – сказал Инно. – Спешимся и пойдем через поле. Спрячемся в хлебах. Потом бегом. Так чтобы никто не разглядел.

– Далеко бежать, – запротестовал Храб.

– К смерти всегда успеешь, – Инно спрыгнул с седла и нырнул в пшеницу. Будто в воду ушел, ни один колос не дрогнул.

– А я по дороге. В открытую, – заявил Храб и хлестнул коня.

Чего ему прятаться-то в хлебах при его росте?

Так что, неси, коняга, неси шибко, да не очень, чтоб не слишком мейнорца опередить.

Деревня в самом деле была недалеко. Вмиг как-то домики приблизились. Запах свежего хлеба теперь уже совершенно одурял. На пороге ближайшего дома сидела старуха, укутанная в огромный серый платок и, скаля желтые редкие зубы, улыбалась.

– Иди, милок, или, хлебушка отведай, хлеба радости, гость ты наш долгожданный…

– Спасибо, бабушка. – Храб, однако, не торопился спешиваться. Миновал первый дом. Приметил, что-то странное. Поначалу не понял – что. Потом догадался. Чужой в деревне, а ни одна собака навстречу не выскочила, ни одна не облаяла. Непорядок. Да и жителей не видать. Вон только… чья-то нога торчит из-под железного корыта. Странно, право, спать на улице, укрывшись корытом.

К запаху хлеба примешивался теперь другой. Тошнотворный.

Ребенок где-то плакал. Плакал – надрывался. Но никто не торопился унять.

«Беда… ох, беда…»

И тут они выскочили. Трое. Ростом почти вдвое ниже Храба, а в плечах чуть ли не шире. Выи, точно стволы дубовые, головы маленькие, в железных шлемах. Зубы скалятся. Броня чешуйчатая.

Зазвенел клинок, ударяя о сталь – окованная металлом была у парня дубина. Но Храба потому так и прозвали, что страх ему неведом. Весело ему становилось, когда сталь о сталь начинала звенеть. Эх, нате, вороги, получайте хлебушко радости. Двоих он приложил, третьему клинок переломил. Дубиной, однако, махать – не мечом. Пот с Храба так и лил. Меч бы… вон тот, что первый карлик уронил. Парень спрыгнул с коня, ухватил трофейный клинок. В этот миг еще трое из ближайшего дома выскочили. Что ж делать-то? Дубину бросить? Или меч? Или тем и другим махать? Храб решил – тем и другим. И начал.

Устанет быстро, но ничего, сдюжит. Первого сын трактирщика мечом раскроил от плеча до паха, клинок так и застрял в крестце. Был меч – нет меча. Дубина надежнее. Тем временем нападавших уже не четверо – шестеро сделалось. И еще двое им на подмогу бежали. В этот миг Инно подоспел. Выскочил из-за угла и пошел мечом махать. Так махать, что не уследить за клинком, он будто блик света, сверкнул, и поразил насмерть. Коротышки валились, будто колосья под косой, навстречу сами бежали, чтобы тут же на землю лечь. Нападавших становилось все меньше, но они и не думали отступать. Даже, когда осталось их только двое, все равно полезли на мейнорца с Храбом.

– Берем живыми! – приказал Инно.

Подставил под удар кинжал, отбил и заехал навершьем меча нападавшему в голову. Тот рухнул как подкошенный. Инно ударил рукоятью по руке, отшвыривая меч. Потом поставил ногу пленнику на спину.

Храб, решив, что дело сделано, обрушил на голову последнему уцелевшему грабителю свою дубину. Со всей силы ударил. От души.

– Стой! – запоздало заорал Инно.

Пленник под его ногой дернулся, вцепился зубами в запястье. Тело выгнулось, судорога заставила руки и ноги молотить по земле. Миг, и парень затих.

– Что с ним? – изумился Храб.

– Отравился. – Инно отшвырнул ногой неподвижное тело. – На будущее. Ослушаешься приказа еще раз, пойдешь в рудники. Если сказано – идти через поле, значит ползи, землю жри, но ползи. Сказано – брать живым, хватай, ни на кого не глядя. Запомни: в другой раз так не повезет. Во всех смыслах.

Инно подцепил острием клинка шлем с головы убитого, металлический котелок покатился, гремя о камни. Лицо у мертвеца было темное, с серым налетом.

– Холды-южане. Лазутчики, – сказал Инно.

– У нас гости с юга тоже были. Трое, – сообщил Храб. – Да только отец их сразу приметил, мигом всех положили.

– Плохо, – сказал Инно. – Очень плохо. Раньше в это время года они никогда не появлялись в Открытой долине. Только зимой. Значит… – Он не договорил, вытащил из-за пояса кожаную книжечку, сделал несколько закорючек грифелем и спрятал обратно за пояс.

– Надо в столицу кого-нибудь послать предупредить, – сказал Инно.

– О чем? – не понял Храб. – Мы же их всех перебили!

– Лазутчики. Как минимум, второй отряд, ты же сам сказал, что были другие. Как ты думаешь, зачем они здесь?

Инно замолчал. Потому что увидел на дороге женщину в длинной грязной рубахе. Она стояла, держа двумя руками поднос, а на подносе лежал только что испеченный, духовитый, румяный каравай пшеничного хлеба. Пекли его по приказу холдорцев, а угощать вышли людей короля.

Инно снял перчатки из шкуры болотной ящерицы и отломил от горячего каравая кусочек.

* * *

Гвардейцы облазали все дома и подвалы, выглядывая, не притаился кто-нибудь из южан внизу. Но нет, все вылезли, когда началась схватка, ни один не попробовал отсидеться. Из деревенских уцелело не так уж и мало. Инно выслушал их сбивчивые рассказы, велел собрать трупы жителей в один из холодных подвалов. Тела же лазутчиков отнесли к околице, облили смолой и подожгли.

Инно отвел в сторону одного из гвардейцев, вручил ему сложенный в несколько раз листок бумаги, так что тот стал похож на скрученный червяком лист березы, и произнес несколько фраз очень тихо. Эдгар, подошедший к концу этого напутствия, разобрал последнюю фразу:

– … а разведку ширококрылов за Быстрицу.

Инно, услышав шаги за спиной, резко обернулся и уставился на выкликателя.

– Что тебе?

– Это покушение на меня? – спросил Эдгар.

– Не воображай о себе слишком много. Южанам ты не нужен.

– Что им нужно? Золото?

– Золото. И наши земли.

Гвардеец уже взлетел в седло.

– Скачи! – крикнул Инно и хлопнул коня по крупу.

Гонец умчался во тьму, что медленно наполняла долину.

Инно достал из-за пояса темный цилиндр, привычным жестом растянул его в жезл и приставил к глазу. Несколько минут он рассматривал бледно-серые облака на юге, потом оранжевые – на западе. Похоже, темная точка, медленно смещавшаяся к югу, привлекла его внимание, потому что Инно следил за ней довольно долго. Потом опять превратил жезл в короткий цилиндр и прошептал: «Нет, только не сейчас…»

* * *

До Стооконной гостиницы путники добрались уже в темноте.

Отсюда, от этого дорожного узла вместо трех радиальных трактов к столице шел только один, тот, по которому им теперь волей-неволей придется катиться в общем потоке.

Ночевали Инно и его спутники в отдельной комнате, положив набитые тростником тюфяки на пол. На кровать возлег один лишь Эдгар. Поначалу выкликатель пробовал отнекиваться, но Инно так взглянул на него, что слова застряли в горле. Однако ненадолго.

– С королем вы как говорите? – поинтересовался Эдгар не без ехидства. – Кто кому приказывает? Он вам или вы ему?

– По-разному, – ответил Инно и, завернувшись в свой замызганный плащ, растянулся на тюфяке.

Судя по тому, что почти сразу дыхание его сделалось ровным, Инно тут же уснул. А вот Эдгар долго ворочался на кровати, прежде чем вновь очутился на поляне снов.

Толстый Карл, как всегда, его поджидал.

– Хочешь, покажу тебе мой любимый сон? – спросил пеплоед, усаживаясь на плече у выкликателя.

– Про детство?

– Вот глупый! У пеплоедов нет детства. Идем, идем, видишь, сон золотой. Значит, снится уже не впервые. Золотой сон про золотой сад. Прогуляемся по дорожкам и…

– Стой! – одернул его Эдгар. – Я туда не пойду.

– Почему это?

– Я знаю, чей это сон. Не пойду!

– Тогда топай в свое сновидение.

– Мне снится эта поляна…

– Так посиди на травке, а я погуляю по золотым дорожкам чужого сна.

Эдгар растянулся на траве, заложил руки за голову. Синее небо над головой без единого облачка. По небу реяли чужие сны – радостные и грустные, веселые и страшные.

«Надо бы отыскать мамин сон, да ей присниться, – подумал Эдгар. – Она наверняка обрадуется…»

Он думал об этом уже не в первый раз, но так и не решился исполнить.

* * *

Утром, прежде чем отправиться в путь, Инно сел вместе с Эдгаром и Валеком в карету, достал из стоящего под сиденьем сундука книгу в переплете из телячьей кожи.

Когда мейнорец раскрыл ее, Эдгара обдало сначала холодом, потом – жаром. Потому что понял, что перед ним заповедная книга выкликателей – каталог душ. Учитель Андрей говорил, что таких книг на свете всего три – одна в Обители, одна неведомо где и одна – у короля долины. Учитель Андрей владел неполным списком с этой книги, малым каталогом. У Инно с собой, выходит, королевский каталог.

– Сколько раз тебе доводилось выкликать души? – спросил посланец.

– Трижды три раза, уважаемый. Для северных князей и эрлов, – Эдгар старался говорить как можно почтительнее, хотя это плохо у него получалось, против воли в голосе прорывались дерзкие нотки. Андрей говорил, что дерзость – это яд оскорбленной души, которому нужно выйти наружу. Если это так, то в душе Эдгара гноилась незаживающая язва.

– Разве есть другие мейнорцы, кроме королевского дома, в Открытой долине? – насмешливо спросил посланец короля, давая понять, что уточнение про северных князей и эрлов излишне.

– Был род князя Рада, уважаемый. Для него души выкликал еще мой Учитель. Но они все погибли.

– Не все, – заметил Инно. – Один уцелел. Но не о нем сейчас речь. – Мейнорец перелистал несколько страниц, наконец палец его остановился на гербе – алом с золотом. – Король велел тебе выкликнуть душу короля Тигура.

Страница книги была окаймлена синей с красным рамкой. Какой-то диковинный зверь, возможно, горный лев, тащил убитого орла. Лев у художника получился смешной – с тощим телом, тощими короткими ножками и огромной кошачьей головой. Наверное, художник рисовал его с бродячего кота, укравшего из клетки ручную птицу.

– Король Тигур – ты понял? – Инно нахмурил брови.

– Я понятливый, не волнуйтесь! – к удивлению Инно выкликатель говорил с ним как с равным, ничуть не заискивая и дерзко глядя в лицо. – Это тот, что казнил сорок заговорщиков в один день?

– Тигур разбил северных князей и трижды отражал набеги с юга. Пусть новый Тигур казнит еще сорок изменников, но отразит южан и приведет к присяге север! – В голосе мейнорца зазвучал металл, видимо, при этих словах Эдгар должен был покорно опустить голову, но выкликатель все так же дерзко глядел в лицо. – Ты понял, что от тебя хочет король?

Эдгар кивнул:

– Выбор короля, по меньшей мере, странен.

– Прикуси язык, если хочешь возражать!

– Прикусить язык – для выкликателя последнее дело, – засмеялся Эд. – Так можно вызвать совсем не ту душу.

– Тогда молчи. Король выбрал знак Тигура.

– Король хочет призвать дракона?

– Что?

– В Альдоге Тигура называют драконом. Или вы не слышали? Нет? Когда Альдога взбунтовалась, король прибыл туда со своей гвардией и обещал обсудить требования городского совета и все вопросы решить по справедливости, если ему откроют городские ворота без боя, и кровь не прольется. Ворота ему Альдога открыла. Король вошел в город вместе с гвардейцами, после чего велел всем жителям выйти на большое поле-пастбище за городом. Выйти приказали всем – якобы король собирался говорить с каждым, даже самым маленьким и самым бедным горожанином, а не только с толстосумами из совета. Не чуя подвоха, все горожане вышли на это поле. Король велел отобрать гвардейцам каждого десятого. Неважно, кто это, мужчина, женщина или ребенок, и всех их перебить. Всех. Рубили мечами, кололи пиками, топили в реке. Такова была справедливость короля. С тех пор стали называть Тигура Драконом. А его справедливость – драконьей. Король должен знать эту историю.

– Король – не выкликатель. Вы смотрите на мир из разных башен.

Мейнорец протянул Эдгару книгу и выскочил из кареты.

– Вот и ответ, – хмыкнул Эдгар. – Почему я, а не кто-то из Обители. Они ни за что не станут выкликать Тигура.

– А ты станешь? – шепотом спросил Валек и покосился на дверь кареты.

– Стану ли я? Вопрос непростой. Тигура не выкликали уже почти двести лет. Его душа так далеко, что легче призвать чистую новую душу.

– Новых душ нет, вспомни, что говорил Учитель. Есть только старые, совершившие десять, а то и боле циклов. Одни уходят навсегда, другие возвращаются.

– Я уверен, что Учитель выкликнул для короля Стефана новую душу.

– Так то Учитель! – Валек не замечал, что сам себе противоречит. Либо нельзя, либо необходимо особое умение! Но Валек готов был принять обе версии. – Одна новая душа ничего изменить не может.

– Если новых душ нет, тогда мейнорцы вскоре исчезнут. Их становится все меньше и меньше. Их ряды тают – это знают все. Скоро останутся только стафферы и южане. Мир навсегда избавится от наглости и надменности избранных. Это хорошо. Но выкликатели потеряют работу. И это плохо.

– Замолчи! – крикнул Валек. – Почему ты всегда говоришь то, о чем говорить не следует! О чем следует только молчать.

– Я слышал, чтобы выкликнуть новую душу, надо найти для нее знак в тайных пещерах Восточного хребта.

– Нет никаких новых душ! – упрямо повторил Валек. – А в пещерах живут многоруки. Уж к ним-то за чистой душой лучше не соваться.

Эд принялся листать оставленную Инно книгу.

– Думаю, это единственная книга, в которой деяния королей записаны правдиво. Кто сколько казнил, кто предавался блуду, кто отрубил головы братьям, кто сколько награбил. Надо держать миску наготове, а то блевать потянет.

– Не все же дела отвратительны.

– Да, случалось, короли устраивали перерыв в злодеяниях. Кто-то пытался поймать небесного дракона, кто-то выдумывал новые обряды и устраивал гонения на старые. И все они (или почти все) воевали. Одни успешно, других преследовали поражения.

– Но удачливее Тигура никого не было, – заявил Валек.

– С чего ты взял, что Тигура баловала удача? – Эдгар насмешливо прищурился. – Вот, послушай. «Мечтая прирастить новые земли на севере, Тигур напустил множество бестий на замки князей, сжег все замки, кроме замка Бургундского, и опустошил соседние княжества. Он даже тех бестий выпустил из подземелий, которые не успели вырасти и набрать силу. Они лишь вспыхивали в небе, устрашая, но не принося врагам урона. Тем временем южные варвары захватили почти все земли Открытой долины, неся смерть и разрушение, и только те, кому удалось укрыться в Закрытом городе и королевском форкастле, уцелели. Терпя страшную нужду во всем, прежде всего голод и муки от ран и болезней, они отражали один штурм за другим. Длилось подобное бедствие три года, пока бестиарии замка не вырастили потребное количество вошедших в силу бестий, и не напустили их на варваров, и всех сожгли. Когда Тигур вернулся, столица и замок были освобождены, но земли вокруг лежали в запустении. Тигур кинулся в погоню за отступающим войском Великого Свипера и с помощью старых, набравших силу бестий, сжег войска завоевателей, прежде чем они перешли пограничную реку». И этого человека ты называешь удачным правителем? Что-то я не вижу большой удачи в том, что он сжег варваров на своей земле. То есть вместе с пленными, вместе с теми, кто прятался в лесах и болотах. Недаром явились заговорщики, которые захотели отомстить Тигуру и свергнуть его с трона. Но он был победителем, преданная армия оградила его от ударов кинжалов. Жаль, что никто не выпил душу тирана, и он умер своей смертью… или все-таки выпил? Тигур умер внезапно на праздничном пиру. Упал бездыханный… – Эдгар не заметил, что начал дрожать.

– В других книгах пишут иначе, – попытался возразить Валек. – Даже в «Истории Альдоги» нет ничего подобного.

– Это каталог душ, – напомнил Эдгар. – На этих страницах никто не смеет лгать. Лживую фразу просто нельзя записать. Хотя стоило бы попробовать. А что? Вдруг и эта бумага стерпит ложь?

– Так ты откажешься выкликать Тигура? Скажешь королю это в лицо? Или все же согласишься?

Эдгар лишь пожал плечами.

– Я подумаю…

* * *

Дорога была ровной, карета покачивалась, Эдгар вновь задремал. В этот раз приснился ему проселок, что петлял среди лесных дубрав севера. Полная смеющихся девиц карета, упряжка из холеных серых лошадей, за ней следовала охрана из рыцарей в прозрачных дорогих доспехах из брони хадха. Впереди кареты скакали двое – седой воин и юноша в лихо заломленном на ухо берете с белым пером. Юноша был необыкновенно красив, золотые кудри его трепал ветер, но в глазах всадника стыла печаль, и губы были плотно сжаты.

Сон этот мелькнул и растаял, вновь Эдгар очутился на зеленой поляне.

– Ну вот, опять! – разозлился Толстый Карл, тут же возникнув перед выкликателем. – Я же ничего не успел рассмотреть в твоем сновидении. Почему ты здесь? Почему не на дороге, спи и наблюдай во сне за свадебным поездом королевской невесты! И я с тобой.

– Я – выкликатель, а не шпион!

– Тогда просыпайся! Ты мне надоел!

Толстый Карл бесцеремонно ткнул Эдгара под ребра, и тот проснулся.

Прежде пеплоед не снился ему каждый раз. Являлся изредка а теперь зачастил. Первый раз во сне Эдгар увидел пеплоеда во время урока Учителя Андрея. К тому времени прошло уже пять или шесть месяцев, как Эдгар ходил в подмастерьях у часовщика. Он многое узнал – о нынешнем ремесле Учителя и о делах иномирья, но с пеплоедом довелось встретиться впервые. Как только открыл он дверь из реальности и ступил на зеленую поляну, как увидел в траве толстого зверька, похожего на клубок серой шерсти.

– Это ты теперь в учениках у Андрея? – спросил зверек человеческим голосом, который, правда, звучал довольно пискляво. Видимо, поэтому для солидности зверек время от времени фыркал и поводил из стороны в сторону черной бусинкой носа.

– Ну, я…

– Отныне ты должен мне приносить самые вкусные сны. Вкусные, как марципан, – зверек облизнулся. – Тогда я стану тебе помогать.

– Как я это сделаю?

– Разве Учитель не рассказывал, как завладеть сном?

– Нет.

– Ну вот, так всегда. Как о помощи просить, так тут же Толстого Карла звать, а как накормить беднягу, так непременно забудут. – Эдгару показалось, что зверек обиженно всхлипнул.

– Как же тебя накормить? – Эдгар наклонился и хотел погладить зверька, но тот проворно отскочил, при этом развел лапки в стороны, и тогда Эд впервые увидел летучие перепонки пеплоеда.

– Не трогай меня! – испуганно заверещал зверек. – Никогда не трогай меня, если я, я сам не позволю!

– Ты что, испугался? – рассмеялся Эдгар.

– С чего ты взял? – Карл громко фыркнул. – Вот еще! С чего мне тебя бояться?! Я просто… Ну, таковы правила, – заявил он с апломбом.

– Так как мне поймать для тебя сон? – примирительно спросил Эдгар.

– На зеленой поляне их полно. Хватаешь самый красивый и несешь мне.

– И ты его съешь?

– Ну да.

– Но тогда человеку больше никогда не приснится его красивый сон.

– Вот глупый! – Карл самодовольно фыркнул.

«Он фырчит, как фырчал ручной ежик Лиды», – вдруг подумал Эд.

– Какой же ты глупый! Людям почти никогда не снятся сны по второму разу.

– Но иногда все же снятся, – настаивал Эдгар. – Мне, к примеру, мама часто снится. Будто мы сидим с ней на берегу озера, а отец…

– Такие сны можно сразу узнать! – перебил нетерпеливо Карл. – Они золотом светятся, их не бери. Бери те, что не повторяются – ярко-зеленые, как сама поляна. Хотя… – Карл мечтательно вздохнул. – Золотые сны – самые вкусные.

В тот раз маленький Эдгар поймал для Карла первый сон – зеленый, как незрелое яблоко, и на вкус – такой же кислый. Карл потом долго кривился и поучал маленького выкликателя, что зеленый цвет – тоже разный. Бывает зеленый – вкусный, от него сразу слюнки текут. А бывает – ядовито-зеленый. Это кошмары, у пеплоедов от них изжога и тошнота.

В тот год зима стояла холодная, снег укрыл белым покрывалом Открытую долину, что случалось раз в пятьдесят лет, а то и реже. Подростки обливали водой горки, катались по замерзшим прудам на санках или на самодельных деревянных коньках со стальными полозьями. Визг и смех стояли над пастбищем близ Альдоги – на снежном поле парни с девушками разъезжали в санях, запряженными лошадьми, а то устраивали гонки – кто шибче проедет отмеченный круг. Торговцы ставили прямо на поле шатры, торговали горячими пирогами и глинтвейном, меховыми рукавицами и шапками, пуховыми шалями и сапожками на меху. Учитель расщедрился, и каждый день отпускал мальчишек кататься на коньках…

Но радость морозной зимы неожиданно сменилась для Эда кошмаром.

Уже в конце цехового праздника сукновалов в Альдогу явился незнакомец, седой странник в длинном темном балахоне, с посохом в узловатой сильной руке. Старик собрал в кружок ребятишек из мастерских и принялся расспрашивать, что они видят в своих снах. «Кто расскажет о самом чудесном сне, тот получит негаснущий камень люмен, что светит холодным синим светом», – пообещал старик. Скрипел снег под ногами, изо рта старика при каждом слове шел пар. В белых завитках пара мелькали то всадники на белых конях, то принцессы в воздушных одеяниях, Эдгар не сразу сообразил, что фигурки эти видит только он.

– Вы из Обители? – спросил Эд таинственного старика.

Тот ничего не ответил, лишь внимательно поглядел на мальчишку.

Ученик Андрея не мог принимать участие в том разговоре, он попросту обязан был уйти в дом. Обязан, да, но…

«Вдруг, – подумал Эдгар, – вдруг Учитель ошибся, и меня все же возьмут в Обитель?! Вдруг этот старик возьмет меня в Обитель?!»

Он будет учиться с избранными, увидит брата Гая, он станет самым лучшим, как обещал Гай!

Ребята загалдели наперебой. Одни говорили, что летают во сне, другие, что дерутся. Девочкам снились куклы. мальчикам – дальние страны за морем. Эдгар рассказал про наглого толстого зверька на зеленой поляне. Старик выслушал внимательно. И отдал камень люмен соседской девчонке, дочери булочника, которой снилась принцесса в розовом платье.

Эдгар при виде такой несправедливости разревелся.

Ему было ужасно стыдно за эти слезы, но он плакал и никак не мог остановиться. Он был уверен, что приз должен был достаться ему. А девчонка вся буквально раздувалась от гордости, она вертела тесемку люмена на пальце перед носом Эда и кричала:

– Камень мой! Мой!

– Зачем ты плачешь, малыш! – шепнул странник на ухо Эдгару. – Ты же лучший. Они – обычные, ты – выкликатель, и ты уйдешь со мной, чтобы стать великим.

– В Обитель?

– Конечно.

– Убирайся, Павел! – внезапно зазвенел ударом колокола голос Учителя Андрея.

Или в самом деле на сторожевой башне ударил колокол?

Эд так перепугался, что прекратил плакать. Старик в темном балахоне отступил, перехватил посох поудобнее, как будто собирался драться, смотрел с вызовом, щуря глаза.

– Уходи немедленно из Альдоги! – Андрей сделал шаг вперед, наступая. – Этот мальчик – мой ученик. А ты… Ты никого не сможешь здесь обмануть, никого не посмеешь утопить в своей грязи!

– Какой же ты Учитель, если твой дар иссяк? – насмешливо спросил Павел. – Ты пуст, как обычный стаффер. Уже много лет ты ладишь безделушки, Андрей!

– На один удар меня хватит, – заверил Учитель.

Павел оскалился, угрожающе взмахнул посохом, но рисковать не посмел. Повернулся и быстрым шагом направился к воротам.

– Эдгар, мой мальчик! – повернулся к ученику Андрей. – Разве я не говорил тебе, что нельзя никому рассказывать о том, что ты видишь во снах? Ни о зеленой равнине, ни о пепельных полях и уж тем более ни в коем случае нельзя говорить о пеплоедах? Ведь я предупреждал тебя?

– Предупреждали, – кивнул Эдгар. – Но я…

Он не мог объяснить, как случилось, что желание получить приз затмило все наказы Учителя. Это было как наваждение, как краткое безумие – непременно стать первым!

– Мальчик мой, запомни, я запрещаю не из прихоти, не для того, чтобы продемонстрировать силу своей власти. Всего лишь учу тебя, как избежать опасностей, которые подстерегают выкликателя на каждом шагу. Желание опередить других, стать лучше всех, всех сильнее – одна из самых страшных опасностей, Эд.

– Но Гай сказал, что я… – попытался оправдаться ученик.

– Ты очень силен, Эдгар, ты даже сам не подозреваешь насколько. Тем более глупо гоняться за обещанной первым встречным конфетой.

– За камнем люменом, – шмыгнул носом Эдгар. Про свои надежды попасть в Обитель он не осмелился заикнуться.

– Люмен… Ты думаешь, Павел припас для победителя настоящий люмен? И ты, глупый мальчик, поверил! У этой девчонки – пустышка, подделка, погаснет через три дня. Такие и я могу делать на продажу, и буду делать на праздник фонарщиков, а вы с Валеком мне помогать. Настоящий люмен – королевский камень, вечный холодный огонь звезд. Тебе его когда-нибудь подарит король.

– Откуда вы знаете? – изумился Эдгар.

– Знаю и все.

Через неделю старик в темном балахоне подкараулил Эдгара на улице, сунул что-то пахучее в нос, отчего у мальчишки онемели руки и ноги, накинул на голову мешок и унес обездвиженного. Ночью, когда действие трав закончилось, и старик сладко храпел на сеновале придорожной таверны, укрывшись конскими попонами, Эд скользнул за знакомую дверь с бронзовой сверкающей ручкой, вытащил наполовину голову старика в иномирье, а сам тут же вернулся назад. Освободиться из мешка оказалось делом не таким-то простым. Пришлось сквозь ткань нащупать на поясе старика нож и разрезать холстину. Уже покинув сеновал, Эдгар кинулся в иномирье и отправил душу старика назад в реальность. Сделать это было не просто – старик уже шагнул на пепельные поля, Эдгару пришлось прыгать по камням, чтобы позвать назад душу. На счастье, он не оступился ни разу, иначе погиб бы в ту ночь, и ветер иномирья унес бы его к реке.

Сбегать в реальности оказалось труднее, нежели в мире снов. Ворота таверны были закрыты и заложены брусом, чтобы сдвинуть такую задвижку маленькому Эдгару силенок явно не хватало. Эдгар запаниковал, едва не расплакался, но сумел как-то взять себя в руки, утер навернувшиеся на глаза слезы, огляделся и решил лезть через стену. Хозяйский пес лишь тихонько скулил, пока беглец приставлял к ограде лесенку и поднимался наверх – собаки всегда чуют выкликателей и боятся их куда больше волков или многоруков. Со стены пришлось прыгать – прямиком в сугроб.

На миг перехватило дыхание, а потом сделалось даже жарко, мальчишка выбрался из сугроба и кинулся бежать по дороге. Светили две малые луны, большая Селена еще не всходила, ночь выдалась морозная, похрустывал под ногами снежок. Хорошо, что Эдгар, убегая, догадался прихватить с собой старую попону, иначе просто бы замерз по дороге. К утру, на рассвете Эд выбился из сил, уже не бежал, а брел и даже не сразу сообразил, что его окликают. Он поднял голову. Навстречу ему ехали сани, запряженные бодрой лошадкой, правил ими Андрей, Валек сидел рядом, закутанный в клетчатый плед. Андрей остановился рядом с учеником, протянул руку и буквально втащил Эдгара в сани, накрыл толстым суконным одеялом. Потом дал глотнуть обжигающей настойки из фляги. Сладкое тепло тут же растеклось по всему телу.

– Я только недавно почувствовал, где ты, – сказал Андрей, – хотя пустился в погоню еще вечером, но поначалу выбрал неверный путь. Не знал, где тебя искать, пока ты не пришел в себя.

Эдгар уткнулся Учителю в подмышку и заплакал навзрыд.

– Я вытащил его душу, вытащил и чуть не убил… – сквозь всхлипывания признался Эдгар.

– Но вернул, – сказал Андрей примирительно.

– Да, вернул.

– Это хорошо. Потому что запомни, раз и навсегда запомни… – голос Учителя дрогнул. – Если ты не вернешь похищенную душу назад, то лишишься дара выкликателя, ты сможешь только пить души, нести смерть, а не жизнь.

В тот момент – именно в тот момент Эдгар понял, что не дает Учителю вернуться в иномирье. Чья-то выпитая душа навсегда лишила его дара. Отныне он может только пить души, убивая. Но убивать не хочет и потому отказался от дара. Именно поэтому дрогнул голос Андрея. Если бы Эдгар поднял голову – он знал это точно – то увидел бы в глазах учителя слезы.

Казалось бы, после ужасной ночи Эдгара тут же должен был сморить сон. Но он почему-то не мог заснуть.

– Это твой пеплоед не пускает тебя в иномирье! – объяснил бессонницу ученика Учитель. – Боится, что не вернешься в реальность. Береги пеплоеда – он твой честный помощник на той стороне, не предаст, не обманет. Дари ему лучшие сны.

Сани остановилась. Не сразу Эдгар сообразил, что они вновь вернулись к таверне, из которой мальчишка сбежал. Ворота уже были открыты, из трубы весело поднимался дымок. Рано вставшие путники уже покидали гостеприимный приют.

– Держи вожжи, – приказал Учитель Валеку и, соскочив на землю, отправился к воротам.

Эдгар весь съежился, догадываясь, что сейчас должно произойти. Учитель исчез за дверью, и в тот же момент загудел колокол – страшный низкий звук заставил учеников плотно прижать ладошки к ушам и зажмуриться. Колокол ударил трижды три раза и смолк. Когда Эдгар вновь открыл глаза, Учитель уже забирался назад в сани.

– Этот человек – наемный убийца, искал себе ученика, – сказал Андрей.

– Вы его убили? – в голосе Валека неожиданно прозвучал восторг.

– Нет, я сделал куда более страшную вещь – отнял у выкликателя дар.

– Такое возможно? – изумился Валек.

– Возможно. Но надо, во-первых, иметь для этого силу и, во-вторых, дар можно отнимать только у пьющих души.

«Учитель – тоже пьющий души. У него тоже можно отнять дар!» – ужаснулся Эдгар.

– Выкликателей многие не любят, – говорил Учитель Эдгару и Валеку, пока сани неспешно катились назад в Альдогу. – Нас считают ворами, верят, будто мы крадем души из иномирья и будто бы здесь мы тоже воруем – кошельки, драгоценности, чужое счастье. Мейнорцы – вот наши защитники, они никогда не позволят обидеть выкликателя. Помнят, что без нас их род пресечется в ближайшем колене.

Эдгар навсегда запомнил, как они возвращались домой, как учитель держал его за руку, а он в испуге ухватился второй рукой за край учительского плаща, теребил влажной ладонью опушку меха. Потом они втроем сидели в столовой, потрескивали поленья в очаге, Ада поставила перед каждым миску с вкуснейшей мясной похлебкой с морковью и луком, учитель усадил служанку вместе со всеми за стол. Ада выпила две кружки эля и принялась голосить дурным голосом похабные матросские песни о прекрасном королевстве Бейни и его соблазнах. Валек и Эдгар хохотали до слез, Андрей то морщился, то улыбался, Ада вопила все громче, пока из соседнего дома не прибежал подмастерье с просьбой утихомириться и прекратить пение.

После того случая Эдгар часто не мог заснуть по ночам, вставал, на цыпочках подкрадывался к двери в спальню Учителя, прислушивался, дышит ли Андрей. Вдруг кто-нибудь во сне возьмет и выпьет его душу. Через две недели мальчишка не выдержал и обо всем рассказал Учителю.

– Не бойся, – заверил его Андрей. – Дом обнесен силовым барьером. Никто не сможет выпить душу, ни твою, ни мою, ни Валека. Даже Адину душу не выпьет.

– А как же я… – Эдгар запнулся, ему всегда было стыдно вспомнить о первой их встрече.

– Прилавок на улице, – напомнил Андрей. – И я никак не мог предполагать опасности, исходящей от такого малыша. Знаешь, недалеко от Альдоги во время войны с бургундами мальчишка чуть старше тебя подошел к князю. Бургундец стоял, окруженный свитой, рыцарями-мейнорцами. Князь, ничего не подозревая, стал звать паренька в оруженосцы. Мальчишка поклонился в ответ, вытащил нож из сапога и всадил Бургундцу в правый бок. Аккурат в печень. Мы проигрываем, когда не ожидаем удара.

– А тот мальчик… ну, тот, который убил князя? Он спасся?

– Спасся, конечно, – Андрей нахмурился. – Он стал королем Тигуром. Проклятием Альдоги.

Уже много времени спустя Эдгар узнал, что не существует никакого силового барьера, что вся надежда была на талант Андрея, просто Учитель хотел, чтобы мальчишка перестал мучиться по ночам и спал спокойно, не переживая за чужую душу.

Та зима во многом определила будущее Эдгара.

Еще месяц спустя, уже ближе к весне, в этой самой столовой Эд увидел красивую молодую женщину в темно-синем платье из тончайшего драпа. Она сидела за столом напротив Андрея, пила из серебряного кубка вино с пряностями и слегка постукивала по столу рукой, унизанной перстнями. Рядом с нею лежал берет с белым перышком цапли, а волосы женщины свободной волной растеклись по плечам. Эдгар никогда в жизни не видел таких волос – они были как роскошное покрывало золотого цвета. Он еще не знал, что по этим волосам без труда можно узнать мейнорцев.

– Он не сможет. Мальчик еще слишком мал и ни разу не ходил по пепельным полям, – услышал Эдгар голос Учителя, отворив дверь, но еще не перешагнув порог. Внезапная робость его охватила. Он сразу понял в тот миг, что ему предстоит что-то важное, но исполнить предстоящее будет очень не просто.

– У меня нет выбора, Андрей, – ответила женщина. – Послать гонца в Обитель я не успею. Даже если самый лучший травник сварит самый лучший отвар для Гериера. Счет уже идет на часы.

Эдгар набрался смелости и вошел. Поклонился.

– Извините…

– Что тебе, деточка? – повернулась к нему женщина.

– Извините… Я ходил по пепельным полям, – выдохнул юный выкликатель.

– Так это он! – изумилась женщина. – Такая кроха.

– Пойдем! – Андрей поднялся.

Лицо его мгновенно переменилось – таким оно становилось каждый раз, когда Эдгару предстояло путешествие в иномирье.

Он взял мальчика за руку и повел из дома. Ада догнала их уже на пороге, накинула на плечи Андрею плащ, Учитель укрыл его полой мальчишку. Теплый пушистый мех горной белки приятно щекотал кожу. Гостья шла впереди, и прохожие сторонились, уступая ей дорогу. Они шли недолго – два квартала, до углового дома, в котором торговали травами. В этот вечер ставни были закрыты, столы сдвинуты к стенам, посредине комнаты стояло широкое деревянное ложе, и на ложе этом укрытый белым шерстяным одеялом лежал человек лет тридцати пяти с белым до синевы лицом, с запекшимися потрескавшимися до крови губами и запавшими глазами. Волосы у человека на кровати были не русыми или золотыми, как обычно у мейнорцев, а черными.

– Его зовут Гериер, – сказала женщина. – Он тяжело ранен. Его душа ушла в иномирье, но тело еще дышит. Я везла его в Обитель, но здесь, в Альдоге, поняла, что не успею довезти. Никак не успею… Не бойся, малыш! – Женщина вдруг опустилась перед ним на колени, положила красивые унизанные перстями руки на плечи и взглянула в глаза. – Вдруг у тебя получится. Если Гериер ушел недалеко, окликни его по имени и позови назад, скажи, что Анна ждет его. Скажи, что Анна не может без него жить, что он должен вернуться. Запомнил, малыш?

Эдгар спешно кивнул. Он хотел сглотнуть, но во рту не оказалось слюны. Мальчишка лишь судорожно дернул шеей и облизнул губы ставшим вдруг шершавым, как у кошки, языком.

– Тогда ложись и спи, – сказал Учитель.

– Куда ложиться? – не понял Эдгар.

– Рядом с ним на кровать.

Анна помогла ему взобраться на высокое ложе и улечься рядом с раненым.

– Спи! – Андрей положил ладонь Эдгару на лоб.

Мальчик тут же очутился на поляне снов, зеленую шелковистую траву волновал ветер, и Толстый Карл, взявшийся неведомо откуда, уселся ему на плечо (в первый раз) и потерся холодным носом о его щеку.

– Надеешься выкликнуть мейнорца, Эдгар?

– Его зовут Гериер.

– Он уже на пепельных полях. Торопись! Беги!

И они помчались. Нет, они не бежали – летели. Миновали поляну в один миг. Кромка черных полей неожиданно очутилась рядом. Эдгар разглядел фигуру в белом балахоне. Она медленно удалялась, вздымая при каждом шаге облачко черного пепла. Опять Эдгар поразился метаморфозе: душа Гериера не походила на его тело. В иномирье мейнорец походил на обломок гранитной скалы. Брутальный, угловатый, мрачный.

– Зови его! – шепнул Карл. Он обхватил тонкими ручками Эдгара за шею. Руки у него были поросшие мягкой густой шерсткой, а вот ладошки оказались гладкими и теплыми, как у маленького человечка. Карл при каждом выдохе едва слышно фыркал, как будто что-то его постоянно смешило.

– Гериер! – крикнул Эдгар. – Анна не может без тебя жить!

Ему показалось, что от крика что-то лопнуло у него в голове, и горячая кровь хлынула из носа.

– Гериер… – уже пролепетал он и почувствовал, что ноги подгибаются.

– Назад! К двери! Назад! – принялся тормошить его Карл, щипать за щеку и царапать острыми когтями. – Или останешься здесь навсегда. Назад!

Эдгар побежал. Он бежал очень-очень долго, путаясь в траве, задыхаясь и хрипя, и размазывая ладонями по лицу бегущую все сильнее кровь. Карл летел впереди и выкрикивал непрерывно: «К двери!» Когда рядом оказалась эта самая дверь, и Эдгар толкнул ее и вывалился наружу, ему все еще чудился крик Карла.

На миг он открыл глаза. Увидел каких-то женщин, белую тряпку, залитую кровью, и вновь впал в забытье, на этот раз лишенное снов, выстеленное густой чернотой, как пепельные поля иномирья.

В себя он пришел уже в своей комнате, дома. Учитель сидел возле его постели, закутанный в старый, протертый до дыр халат поверх рубахи и шерстяных штанов. Андрей что-то вычерчивал на листе белой бумаги, поглядывая на Эдгара. За окном был день, медленно кружились снежинки, слышались радостные детские голоса: сверстники Эдгара играли в снежки.

– Ну, как ты? – спросил Учитель, прищуриваясь и оглядывая мальчишку не лишенным иронии взглядом. – Помнишь, что с тобой было на той стороне?

– Я звал Гериера… – прошептал Эд.

– Сколько раз?

– Один… нет, два… во второй раз позвал тихо…

– Твое счастье, что дважды. Крикни ты в третий раз, остался бы там навсегда. А его счастье, что дважды. Ты успел остановить его душу. Немногим взрослым это под силу.

– Значит, он жив?

– Ну да, они с женой уже уехали.

Уехали? То есть не попрощались, не заглянули в комнату к пребывавшему между жизнью и смертью мальчишке. Просто получили то, что хотели. И все.

– Ждал благодарности, малыш? – Учитель будто услышал его мысли и покачал головой. – Не надейся. Благодарность – это лишнее. Надо просто вовремя оговорить плату за свой опасный труд. Иначе умрешь под забором от голода и холода. Если потеряешь дар, как я, и не найдешь достойного занятия, будешь ходить по городам и весям и воровать на базарной площади кошельки, на миг вырывая душу намеченной жертвы в иномирье, как это делает теперь Учитель Фома. Но об Учителе Фоме не принято говорить. Он как бы не существует, хотя все еще живет. Но его имя навсегда вычеркнуто из списка выкликателей.

– Ты… ты не договорился об оплате… для меня? – спросил Эд.

– Конечно, договорился. Вон они, твои законно заработанные золотые. – Андрей постучал кожаным мешочком по столу, внутри запели монеты. – Теперь запомни: вернуть душу мейнорца, остановить его на пути в иномирье – самая трудная задача выкликателя. Труднее всех. Обычного человека легко отослать в иномирье, но и вернуть нетрудно, если времени хватит. Мейнорец может пребывать между жизнью и смертью не минуты, но долгие дни. Однако, чем дольше длится эта нежизнь и несмерть, тем сложнее выкликателю вернуть душу назад в тело. Помни об этом, когда еще раз осмелишься взвалить на плечи подобную ношу. И еще помни: первый шаг назад душа должна сделать сама. Ты можешь ее звать, можешь сулить что угодно. Но повернуться лицом к жизни душа должна непременно по своей воле.

* * *

Карета, украшенная королевскими гербами, остановилась для смены лошадей.

Эдгар, несмотря на протесты гвардейцев, вышел наружу размять ноги. Инно тут же очутился рядом. Он умел подходить бесшумно, возникать ниоткуда, сильный и одновременно изящный, было в нем что-то от хищной огромной кошки, пантеры или пумы, горного льва Восточного хребта.

– Прочел каталог? – спросил Инно.

– Пару глав осилил. Чтение не для слабонервных. Теперь во рту постоянно вкус крови. Что думает невеста короля о душе Тигура? – поинтересовался Эдгар.

– Это не ее дело – думать о том, какую душу получит наследник. Ее задача – родить здорового малыша, – в голосе Инно вновь зазвучал металл.

– Если она мейнорка, а она наверняка мейнорка, то прибудет из северного княжества, – принялся рассуждать вслух Эдгар. – Не из Монакского – там только что все умерли – и князь, и княгиня, и сестры князя. Может быть, их убили после того, как одна из принцесс дала согласие стать женой Стефана? – Эдгар покачал головой. – Если невестой была сестра Монакского князя, свадьба не состоится.

– Свадьба состоится, – заверил Инно.

– Значит, тот, кто хотел расстроить королевскую свадьбу, ошибся, и убил не тех. Тогда что же получается… Вряд ли король посватался к бургундским принцессам – с бургундами Открытая долина всегда на ножах. К тому же тамошние женщины уродливы и сварливы. Значит, девушка из Пьемонта. Не думаю, чтобы там любили Тигура. И не думаю, чтобы женщины северян привыкли к покорности. Я бывал на севере.

– Тебе тоже не след ни о чем думать! – отрезал Инно.

– В Обители выкликателей ты бы говорил так же? Или там ты уже побывал и тебя выставили, и поэтому король обратился ко мне?

– Ты слишком дерзок, мальчишка.

«Он привык, что все сгибаются перед мейнорцами, а я не гнусь… – думал Эдгар, и его почему-то при этой мысли начинал разбирать смех. – Схватить бы его душу да дернуть на ту сторону и посмотреть, что он за гусь! А почему бы и нет?»

Эдгар присел на подножку карету, прислонился спиной к дверце, мысленно подобрался, телом же наоборот расслабился, увидел знакомую ручку, распахнул дверь, прошел на поляну, рассеял границу с реальностью. Мысленно ухватил Инно за волосы и рванул на ту сторону. Дальше произошло невероятное. Эдгара швырнуло через всю поляну снов к самой границе пепельных полей. А Инно вылетел обратно в реальность. Но этого мига хватило, чтобы увидеть удушу бастарда.

– Ты идиот, парень! – тут же очутился рядом Толстый Карл. – Назад, скорее!

Опять перед глазами пронеслись зеленые просторы поляны снов, теперь в обратном направлении, Эдгар глубоко вздохнул и пришел в себя. Глупо, конечно, потакать собственной слабости! Сколько раз Учитель его предупреждал!

В следующий миг Инно ухватил его за шиворот, поднял в воздух, как котенка, и отнес шагов на двадцать по обочине дороги. Здесь, по-прежнему держа выкликателя на весу, произнес глухо одно слово:

– Зачем?

– Посмотреть, только и в-всего…

Ткань рубахи резала горло, голос сипел и хрипел.

Инно мгновение подумал и поставил выкликателя на землю.

– Ты с каждым можешь такое?

– Могу… – Эдгар поправил выбившуюся из штанов рубаху. – Но вытащить в иномирье мейнорца куда сложнее, чем обычного долинника.

– Видел мою душу? – спросил Инно.

Эдгар кивнул.

– И как тебе?

– Вам надо держаться подальше от короля.

– Это почему же?

– Мне кажется… – Эдгар потер рукой горло. – Короли не особенно жалуют таких, как вы.

– Хочешь сказать…

– У вас непокорная душа, дерзкая и бесстрашная.

– А у тебя?

– У меня непокорность другого сорта.

– Когда ты исполнишь все, что нужно, тебя могут убить за твою дерзость. Не боишься?

– Надеюсь, король не так глуп, и понимает, что я могу ему вновь пригодиться. Или он готов ограничиться одним ребенком? Или его сестрам не нужны дети?

Неожиданно Инно рассмеялся:

– Клянусь небесным огнем, у тебя на каждое мое слово найдется десять. Если бы ты не был выкликателем – мог бы стать королевским шутом. Жаль, место занято.

– Я бы не пришелся ко двору. Могу только злить, смешить не умею, – тут же парировал Эд.

– Эй, запрягай лошадей! – приказал Инно, обернувшись к своим людям. – Теперь до самой столицы менять не будем! Пожалуйте в карету, уважаемый, – махнул рукой мейнорец, приглашая выкликателя. – Ехать придется долго. Долго и медленно. Запасись терпением, мой друг.

Инно не ошибся: ближе к столице повозка угодила в плотный поток людей, спешивших на ярмарку (о том, что грядет королевская свадьба, как и заведено, держалось в тайне). Теперь даже карета с гербами короля Стефана катилась со скоростью медленно идущего человека, о галопе нечего было и думать. Зато Эдгар и Валек без помех смогли выпить эля, перекусить и поболтать.

– Как ты думаешь, кто такой Инно? Если он бастард, то у него вполне может быть душа несостоявшегося, – сказал Валек, отставив бокал и вновь принимаясь листать каталог душ.

Эдгар кивнул:

– Так и есть.

– Великий Руддер! Так ты сделал это! Ты выдернул в иномирье его душу? Зачем?!

Эдгар пожал плечами:

– Просто захотелось глянуть, что он за птица.

Валек задумался и даже чуть-чуть отодвинул край занавески, чтобы глянуть на их провожатого. На вид лет тридцать. То есть столько же, что и королю, раз ему досталась душа наследника, выкликнутая слишком рано.

– Он должен быть его старше на месяц или больше… – сказал Валек.

– Скорее всего, – согласился Эдгар. – Из него мог бы выйти неплохой правитель, если судить по увиденной душе. Однако Великий Руддер повернул иначе.

После проведения обряда выкликатель в первую брачную ночь старается вызвать душу наследника. Но физиология не всегда подчиняется желаниям, зачатие может не состояться, а вызванная душа будет пребывать на этой стороне двадцать дней и ночей. И если королева не понесет, призванная с таким трудом душа погибнет. Поэтому король непременно посетит еще одну или две спальни королевских фрейлин в ближайшие ночи. Если душа достанется наследнику, то фрейлины в новолуние уронят обильную кровь, избавляя тело от мертвого плода. Если же королевское чрево так и останется порожним, во дворце появится еще один бастард. Детей, рожденных от мужчин-мейнорцев, не берут в детстве болезни, да и взрослые редко болеют, они сильнее и выше ростом, чем ребята обычных долинников. Теоретически они могут прожить лето сто пятьдесят, а то и больше, но во время сражений их обычно ставят на самые опасные участки, почти все они гибнут в боях, и мало кому из бастардов удается встретить старость и тихо скончаться в своей постели.

Так что побочные королевские отпрыски хорошо представляют, чего именно их лишили и зачастую пытаются исправить несправедливость. Тигур приказывал убивать своих сыновей-бастардов, дабы оградить законного наследника в будущем. Но выкликатель как будто на зло (а может быть в самом деле на зло?) снабдил его сына подленькой и жалкой душонкой. Рассказывают, что так выкликатель отомстил Тигуру за гибель своей семьи. Эта месть стоила Открытой долине еще нескольких тысяч жизней, двух гражданских войн и истребления нескольких воистину славных родов Мейнора.

– Будь ты проклят, Тигур! – прошептал Эдгар. – Но назад ты не вернешься.

* * *

Дорога все расширялась и теперь медленно шла в гору. Город восседал на холме, что террасой расположился у подножия королевского форкастла. Сам же форкастл построили на природной скале, и дорога к его воротам вела одна-единственная. Стены и башни замка были сложены из огромных каменных блоков, тогда как городские стены выглядели куда менее прочными. Крыши королевской резиденции, как и городские строения, крыты были позолоченной медной черепицей. Золото жарко горело в лучах послеполуденного солнца. Говорят, в Восточных горах полно и меди, и золота, руду привозили оттуда целые караваны, пока столица строилась.

Повозка, а вместе с ней и эскорт, достигли городских ворот уже к вечеру. Две сторожевые башни, крытые медью, поражали необъятностью размеров. Пожалуй, они могли соперничать могучей кладкой со стенами королевского замка, да еще главная пороховая башня города, толстая Бри, была такой же могучей. Стражники в количестве трех человек сидели в позах отнюдь не воинственных на деревянной скамейке. Едущие и идущие мимо, кто в город, а кто, напротив, из города, охранников нисколько не интересовали. Время от времени они поднимали головы наверх и вглядывались в ярко-синее небо, сейчас абсолютно чистое, лишенное облаков. На западе кружила стая птиц, и это темное пятно, что медленно сдвигалось к северу, привлекало внимание стражников, как будто они – все трое – записались в общество добровольных птицегадателей.

– Эй, Хад! – крикнул один из сидевших на скамейке. – Ничего не видишь?

– Спокойно! – нараспев отвечал с башни невидимый Хад.

– Что за странные птицы вдалеке?

– Один Великий Руддер знает, птицы ли это! Мне почему-то кажется, что это ширококрылы.

– Да не обратят на нас внимания небеса, – прошептал стражник.

– Часы риска миновали! – воскликнул Инно, наклоняясь с седла к пребывавшему в благодушном настроении стражнику.

Парень вскочил, уронив при этом щит, вытянулся в струнку перед мейнорцем и рявкнул:

– Пусть защитят всех нас своды!

– Твоими стараниями… – хмыкнул Инно.

Путники въехали в город. Сразу наступили сумерки. Вдоль узких улиц горели масляные фонари, запах дыма и горящего масла пропитал здесь воздух и камни. Открытого неба нигде не было. Просветы меж домами были закрыты: в узких боковых улочках медной кровлей с маленькими оконцами, а над центральной базарной площадью с ратушей – особым небьющимся стеклом. Бала еще прозрачная кровля над улицей стеклодувов, где селились самые состоятельные люди города.

Карета свернула на боковую улицу. «Кровельная», – значилось на прибитой к стене табличке. Эта улица была пошире прочих, наверху поблескивали застекленные окна, так что немного света все же пробивалось вниз. Путники остановились перед обшитой медью дверью. Один из гвардейцев распахнул ее.

– Здесь вы будете оба жить до дня свадьбы, – сказал Инно. – Вас будут охранять королевские гвардейцы. Никто не должен знать, что выкликатель прибыл.

Эдгар с Валеком вошли внутрь. В узкой прихожей воздух был куда чище, чем на улице, однако и здесь царил полумрак.

Дверь во внутренние покои отворилась, на пороге возникла женщина в строгом платье из красно-коричневой ткани, в белом чепце.

– Да защитят вас своды, добрые люди! – сказала она с поклоном.

– Часы риска миновали! – гаркнули в ответ гвардейцы.

Эдгар обернулся.

Инно уже не было с ними. Как он ушел – бесшумно и почти мгновенно, никто не заметил.