Читать книгу Тульский детектив II. Буцефал и скопцы - Роман Елиава - Страница 3

Столбов пригласил Филимонова и Трегубова к себе в кабинет. Иван захватил себе табуретку, поскольку аптекарь в качестве гостя занял единственный свободный стул.

– Трегубов, прикрой за собой дверь, нечего пока всем слышать про убийство, – попросил урядника пристав.

– Ну, не томи, что там у нас? – спросил Столбов, сидящего напротив Филимонова.

Аптекарь, собираясь с мыслями, взъерошил рукой на голове копну жестких, тёмных, торчащих в разные стороны волос.

– Женщины-то покалеченные оказались, Илья Петрович, – начал он.

– Что значит «покалеченные»? – не понял пристав. – Мы же были на месте преступления, ноги-руки у всех, вроде, на месте были. Или что-то произошло за ночь, чего я не знаю?

– Ноги и руки-то на месте, а вот груди и… – Филимонов бросил быстрый взгляд на внимательно смотрящего Трегубова и сглотнул комок в горле, прежде чем продолжить, – грудь и другие женские органы отрезаны.

– Как так? – поразился Иван, уставившись на Филимонова. – Что за ужасы? Их что, пытали?!

– Нет, – ответил аптекарь. – Это было давно, на месте ран – зажившие ожоги. Раны прижигали.

– Скопцы, – медленно произнёс Столбов, уставившись в пространство. – Вот дела! У нас в Туле скопцы!

– Но разве скопцы – это не мужчины? – с недоумением спросил пристава Филимонов.

– Как видишь, нет, не только мужчины.

– Кто такие скопцы? – прервал своим вопросом диалог собеседников Иван.

Филимонов и Столбов одновременно посмотрели на Трегубова, как на блаженного.

– Я знаю значение этого слова, – смутился молодой урядник. – Но почему они во множественном числе, и как женщины могут быть скопцами? Илья Петрович, объясните, пожалуйста.

– Ваня, – тяжело вздохнул пристав, – скопцы – это секта. Вместо Господа нашего, – Столбов перекрестился, – поклоняются антихристу своему, Селиванову, который первым придумал отрезать самому себе своё, гм, хозяйство. Ты про хлыстов-то слыхал, небось?

– Конечно слышал, в губернии община есть.

– Вот теперь, судя по всему, есть и община скопцов. Только если хлысты погрязли в распущенности и разврате, то скопцы, или как они себя называют «обеленные», или «голуби», наоборот, отвергают плотские утехи и саму плоть. Режут её себе и друг другу почём зря.

– И женщинам? – поразился Иван.

– Как видишь, и женщинам тоже.

– Но, если так, – глубокомысленно отметил урядник, – получается, чтобы иметь общину, им нужно вербовать туда всегда новых членов, поскольку сами они не могут иметь детей, как те же хлысты, например.

– Они и вербуют, Ваня, – мрачно подтвердил догадку урядника пристав. – Они и вербуют, и мы теперь получили эту проблему в нашем городе.

– Однако, осмелюсь заметить, что женщины не теряют детородной функции, при этой, хм, так сказать, операции, – заметил аптекарь.

– Постойте, – продолжал удивляться Иван, – я понимаю, что в мире полно сумасшедших, но кто же захочет, нет, кто позволит совершить такое с собой?!

– Есть такие, и, насколько я знаю, их немало, – сказал пристав.

– Но как?

– Как? Кого обманом, кого подкупом. Подпоили, пообещали… сделали. А назад-то пути уже нет.

– Господи! – побледнел Иван.

– Вот-вот, ты сам говоришь: «сумасшедших много», а потом эти новообращенные уже сами ищут новых. Так они и распространяются.

Трегубов, Столбов и Филимонов погрузились в тягостное молчание, которое через минуту нарушил пристав.

– А что по поводу самого убийства скажешь?

– Ничего необычного, – пожал тощими плечами аптекарь. – Орудие убийства – нож. Раны многочисленны. Они и потеря крови – и есть причина смерти. Думаю, что это они не сами себя. Самоубийство и убийство друг друга исключены. По крайней мере, в спину себя трудно пырнуть несколько раз, тем более, оставить там нож.

– Убийца мужчина? – спросил пристав.

– С большой вероятностью. Так вогнать нож в лопаточную кость – нужна сила, – согласился Филимонов, – хотя если женщину разозлить, то она тоже на многое способна. Но, думаю, что всё же это сделал мужчина. Преднамеренно и жестоко.

– Почему?

– Достаточно было бы пару раз, а тут столько ран! Ну и убить двоих, тем более, когда, как мне сказали, одна жертва пыталась уползти, – аптекарь снова пожал плечами.

– Что ещё?

– Когда они ко мне попали, трупы уже окоченели, значит, убиты достаточно давно – день или два. Ах да, нож вот я принёс, самодельный.

– Да, мы уже знаем. Если это всё, то спасибо.

– Всё, – снова пожал плечами Филимонов. – Могу идти?

– Да. Пришли только отчёт, не забудь, как в прошлый раз.

– Хорошо, – поморщившись, ответил Филимонов, попрощался и ушёл.

– Что думаешь? – Столбов повернулся к Трегубову.

– Убийца из низших слоев общества, – сказал Иван. – Думаю, купить нормальный нож себе многие могут позволить, а с этим, – Трегубов кивнул в сторону ножа, который вертел в руках пристав, – идти на запланированное убийство… Не знаю…

– Оно, может быть, было и не запланировано. Безжалостно исполнено, это да. Возможно, убийца решился на это уже в доме, по обстоятельствам. Тем более, похоже, что жертвы его знали.

– Не могли ли они быть сподвижниками? – предположил Иван. – Женщины что-то нарушили из обычаев общины или хотели что-то рассказать о членовредительстве, например.

– Или кто из мести их жизни лишил, – продолжил пристав. – Вариантов много, но, конечно, здесь в первую очередь напрашиваются версии, связанные с деятельностью их секты.

– Что за люди! – осуждающе покачал головой Иван.

– Люди как люди, – вздохнув, ответил пристав, – поначалу все же одинаковые. В каждом есть и плохое, и хорошее. Главное, что из этого ты растишь внутри себя, а затем выпускаешь наружу. Взять этих сестёр: мы же не знаем кто они. Может, они склоняли людей к вступлению в секту, а может и наоборот – сами жертвы общины. Мы пока этого не знаем, поэтому рано судить. С этим и надо будет разобраться.

– Не представляю, как за это взяться. С какой стороны?

– Нужно будет найти членов их секты и всех опросить. Когда соберешь достаточно информации, ты сам поймешь, что нужно делать дальше, в какую сторону двигаться. И обрати внимание на предположение, что нож может быть сделан из рессоры. Может кто-то из сектантов кареты ремонтирует.

Трегубов внутренне содрогнулся, представляя себе опросы сектантов, режущих друг другу детородные органы.

– Да кстати, – спохватился пристав, – раз уж я тебя перевел работать в город, давай, займись одним деликатным делом. Ты у нас человек образованный, с хорошими манерами. Тут только такой и нужен.

– Что Вы имеете ввиду, Илья Петрович?

Столбов тем временем копался в кипе бумаг, сваленных на краю стола, перебирая их быстро, но аккуратно, чтобы бумаги не посыпались на пол.

– Где же оно? – бормотал Столбов. – Давно пора навести порядок, отобрать старое и ненужное, но времени не хватает.

– Попросите Белошейкина.

– И то правда, пусть отсортирует. Ага, вот оно! Пришло письмо из Москвы. Запрос от жандармов. Помнишь, они у нас аресты народовольцев провели?

– Конечно, помню, – по спине Трегубова пробежал тревожный холодок.

– Так вот, – продолжал пристав, просматривая найденное письмо. – Они провели допрос арестованных террористов, и один из них на допросе признался, что у них был сообщник из местных. То есть наш туляк.

– И как его зовут, известно? – замогильным голосом спросил Иван.

– Конечно, известно: Николай Канарейкин, сын известного в нашем городе купца Канарейкина. Здесь-то ты и нужен. Люди в городе известные и не простые, нужен мягкий и аккуратный подход. Кто знает, правда это или оболгал его преступник.

– Правда, – ответил собравшийся с духом урядник. Он понял, что дальнейшая ложь заведет их в ещё больший тупик. Помимо прочего, он не мог врать в таком деле своему наставнику, не мог подвести его.

– Как так? – опешил Столбов, удивленно таращась на Ивана.

– А вот так. Коля – наш с Михаилом Торотынским одноклассник по гимназии, – вывалил молодой полицейский, ошарашенному приставу, – связался не с теми людьми. Но он не сделал ничего плохого, только разговоры разговаривал. Мы с Мишей, как выпустили нас из тюремного замка, ему всё объяснили, и он понял. Он понял и отказался от участия в их планах и делах. Сам отказался.

– Так, – выдохнул, вставая пристав. – Значит, только разговоры разговаривал. А ты, стало быть, знал и ничего не сказал мне? А ну бы его ещё тогда арестовали и вместе с тобой? Снова в тюрьму! А меня бы спросили, кого это я на работу в полицию набираю!

Иван опустил голову, ему нечего было сказать в своё оправдание.

– И что мне, скажи на милость, теперь делать? – продолжал пыхтеть Столбов, нависнув грузным телом над сидящим урядником.

– Это всё моя вина, я готов понести ответственность. Готов уйти в отставку.

– Уйти в отставку?! – ещё больше взбеленился пристав. – Посмотрите, каков! Получил в наследство имение и уже в отставку. Так?

– Нет, не так, – Иван встал со стула и посмотрел в глаза приставу, – я хочу остаться в полиции, хочу служить, а не заниматься сельским хозяйством. И я не просил и не ждал, что у меня вдруг появится какое-то наследство. А что касается Николая: что мне было делать? Арестовать своего друга? За что? Он ничего не сделал, только доверился мне и рассказал о своих взглядах! Как другу!

Столбов слушал Трегубова и постепенно остывал.

– Ты мог прийти ко мне и всё рассказать, и мы что-то придумали бы. Не отдали бы жандармам твоего Николая. А сейчас что прикажешь мне делать? Солгать, совершить должностное преступление или все-таки арестовать твоего Канарейкина? Вдруг он что-то знает?

– Ничего он не знает. Дурак наивный вот и всё.

– Ага, а как это проверить? – буркнул Столбов, снова усаживаясь на кресло. – Садись, не маячь!

Пристав замолчал и задумался, не глядя на Ивана. Спустя пару минут он что-то решил.

– Хорошо, я подумаю, как сделать так, чтобы твой друг не пострадал. Я тебе верю, что он ни при чём. Ещё я не поддерживаю нынешнюю моду наказывать за мысли, – проговорил пристав. – Каждый волен мыслить свободно, а судить надобно уже только за поступки.

– Спасибо, Илья Петрович, – поблагодарил Иван, снова вскакивая на ноги.

– Погоди благодарить, садись. За то что скрыл от меня информацию, поручаю тебе дело, которое будешь вести в свободное от расследования убийства сестёр время. У меня сейчас нет времени, а заниматься им нужно. Думаю, не моё это – бумажная работа и волокита.

– Какое дело? – спросил Иван, снова усаживаясь.

– Поедешь к помещику Минину, всех опросишь. У него конь пропал из конюшни. Чтобы ни одной детали не упустил! Потом доложишь мне лично обо всех обстоятельствах. И отнесись к делу ответственно. Меня сам глава дворянского собрания попросил.

– Хорошо, Илья Петрович. Будет сделано.

– Что там у тебя ещё сейчас?

– Паровой колпак с паровоза сняли на вокзале.

– Обратись к Семёнову, он тебе с этим поможет. Всё, иди давай. С глаз долой. Нужно работать.