Читать книгу Опасные манипуляции – 2 - Роман Феликсович Путилов - Страница 10

Мои пальцы нежно перебирали черные короткие волосы. После веселой возни, мой партнер по игре громко сопел и закатывал глаза от удовольствия. Его левая задняя лапа периодически подергивалась, начиная скрести когтями по паркету. Арес блаженствовал, единственный из присутствующих в комнате.

Мама и бабушка сидели напротив меня, и, кажется, находились в предобморочном состоянии.

Я рассказала им все. Почти все. Обстоятельства ранения Ареса остались в прежней версии, о моей поездке в рабочий поселок не стоило знать никому. Относительно поездки в метро, я решила придерживаться официальной версии – заявления о нападении на меня я не подавала, с точки зрения закона никакого нападения не было. А то, что в одном вагоне со мной сотрудники милиции задержали какого-то подозрительного типа, мне об этом не было ничего известно, точка.

Того, что я сказала, было более чем достаточно.

– Дочь, так может быть, ты откажешься от наследства? Пойдешь к нотариусу, напишешь заявление, и все, к тебе претензий не будет.

– Мама, я обещала позаботится о Иване. Если я откажусь от наследства, то через полгода, после оформления наследства и срочной продажи квартир, его убьют и все.

– Люда, я Ивана совсем не знаю. Ты особо тоже, да и по твоим словам, он человек пропащий и нехороший. Так зачем тебе все это нужно…..

– Мам, не начинай снова. Отказом я дело не решу. Ну вот, представь, я завтра приду к нотариусу, напишу отказ от принятия наследства, от всего имущества, а в последний день срока приду снова и скажу – а я передумала, имею право. То есть, после такого финта, мне надо будет пережить только одну ночь, чтобы стать единственной наследницей. Ты считаешь, что те, кто решил прибрать эти квартиры, столько сил и денег потратил, они этого не знают? Они в этих вопросах разбираются лучше нас с тобой. Зачем им рисковать, ждать, как я поступлю? Сунут какому-нибудь наркоману на пару доз, и он меня в подъезде и зарежет. Мама, извини, не плачь, я передергиваю. А ты, бабуля, что молчишь?

– А что я? Вы молодые, грамотные, образованные, лучше меня все знаете.

– Спасибо, бабуля, за совет.

– А ты не дергайся, что сейчас уже дергаться? Все уже сделано, обратно мясо в мясорубке не провернешь. Возьмешь отпуск в институте, или как он называется, уедешь в деревню, там тебя никто не найдет.

– А вот это уже интересно. Наверное, на самый крайний случай, можно и в деревню. Тем более, ни так много времени осталась. Чуть больше пяти месяцев.

Мама снова стала плакать.

Я немного подумала и подвела итог:

– Я переезжаю к Паше с Соней. Поживу пока у них, с ними я договорилась. Вы обо мне ни с кем не разговариваете, с Соней по телефону меня не упоминайте. А лучше вообще всем, и даже между собой, говорите, что я уехала в Томск или Тюмень. Ну, короче, уехала. Кстати, вы дома очень громко разговариваете, если встать под окна, то все слышно, я проверяла. Поэтому, еще раз заклинаю, не говорите где я, даже между собой. Я вам буду сама звонить, типа из Томска.

Посидев еще немного, и не придумав ничего ценного, мои родные стали собираться. Я стояла на пороге комнаты, смотрела, на одевающих пуховики самых дорогих для меня людей и грустила, что маловата у нас семья. Нам бы еще какого-нибудь Джеки Чана или Бельмондо. Я бы строила коварные планы, а он бы выбивал ногой двери, ломал бы сопротивление коленом или огромным хромированным пистолетом, а потом бы мы на кабриолете уходили от погони.

Отец конечно у меня мужик жесткий, но не потянет на эту роль. Во-первых, он на меня обижен, что я поддержала маму при их разводе. А во-вторых, уходить от погони мы с ним сможем только на электровозе. А этого бандиты и черные риэлторы не поймут, со смеху умрут.

Опять, делать все самой, все самой.

Я позвонила по телефону, ответил мужской голос:

– Сидоров у аппарата.

– Здравствуйте, Саша. Это Сомова беспокоит, я могу к вам подойти?

– Здравствуйте, я сегодня дежурю, поэтому в любой момент могу уехать на вызов.

– Спасибо, я поняла.

В бесконечном коридоре Дорожного РОВД, самая большая толпа народу была у кабинета Сидорова, который был, конечно, заперт. Люди, толпившиеся у двери, недобро посмотрели на меня. Женщина, выставившая перед собой, как щит, хозяйственную сумку с разрезанным боком, сказала:

– За мной будете.

Поподпирав стенку минут пять, я заскучала, и стала внимательно осматривать своих собратьев по несчастью.

Меня привлекли одинаковые бланки в руках у двух солидных мужчин средних лет. На бланках были изображены силуэты голов, формы носа, глаз, различные прически.

– Простите, а что у вас за бланки?

– Заявление о без вести пропавшем – тусклым голосом пробормотал один из мужчин.

– А где их можно взять?

– На входе у дежурного – мужчина махнул в сторону входа в отдел.

– Спасибо.

Когда дежурный протянул мне несколько двойных листов бланка, сзади хлопнула дверь и знакомый недовольный голос произнес:

– Что вы опять придумали, гражданка Сомова?

Я обернулась:

– Еще раз здравствуйте, Александр, а я заявление пришла подать.

– Какое заявление, о чем вы еще не успели заявить?

– Знакомый у меня пропал, Иван Аркадьевич Старыгин.

– Я не могу принять у вас такое заявление. Во-первых, Старыгин в розыске по уголовному делу об убийстве его отца, а, во-вторых, вы Старыгину никто.

– Ошибаетесь, Старыгин зарегистрирован в квартире, которую я приняла в наследство. У меня жилец пропал, почти родственник! Вы обязаны принять заявление.

Сидоров скривился, как съел лимон:

– И если я заявление не приму, куда пойдете жаловаться?

– Начну с начальника милиции, у него как раз прием начинается по личным вопросам.

– Если бы вы знали, как вы мне дороги. Мне дежурный сказал, что там еще несколько человек с «потеряшками», мне с вами до ночи возится.

Я всплеснула руками:

– И что, у всех жильцы пропали?

– Не смешно, Людмила. У них дети пропали, девочки-школьницы, родители подозревают, что в «Белое братство» ушли.

– Ну, а что же мы стоим, пошли быстрее.

Сидоров, открыв кабинет, поманил меня пальцем:

– Сомова, заходите.

Очередь недовольно всколыхнулась, раздались крики «Три часа стоим», «Она последняя пришла». Тетка с резанной сумкой встала у меня на пути:

– Я ее не пущу, после меня пройдет.

– Тут я решаю, кто и когда зайдет. Приму всех. Сомова, заходите. Кстати, гражданка, а что у вас случилось?

Тетка, обрадованная вниманием, затрясла перед лицом Сидорова пострадавшей сумкой, одновременно отпихивая меня крутым бедром от входа в кабинет:

– Сумку разрезали, сволочи, кошелек и паспорт украли.

Сидоров неожиданно заинтересовался:

– Да вы что! И где это случилось?

– В троллейбусе ехала с сада Чекистов, а на Центральном рынке вышла и увидела.

– А почему вы сюда пришли, если на Центральном рынке обнаружили кражу?

– Так я живу здесь, через дорогу!

– К сожалению, вам надо обращаться с заявлением в Центральный отдел, по месту обнаружения преступления. Я, конечно, могу принять у вас заявление, но его все равно отправят в ту милицию, и где-то, через неделю, вас еще вызовут в Центральный отдел, для возбуждения уголовного дела. Но решать вам.

Тетка изменилась лицом, развернулась, чуть не сбив меня с ног, и побежала к выходу, громко ругая Советскую власть и лично Сидорова.

Последний спокойно проводил ее взглядом, потом обвел глазами притихшую очередь:

– Кто-то еще хочет вперед пройти? Нет? Хорошо, Сомова, заходите.

В кабинете, пока Сидоров заполнял бланки заявления, я протянула ему листок, исписанный убористым почерком.

– Что это еще?

– Адреса восьми квартир, в которых живут члены «Белого братства» и база, где их крыша квартирует.

Сидоров мельком взглянул на бумагу и равнодушно отложил ее в сторону.

– Где взяла?

– Знакомые рассказали.

– Кто?

– Извини, но сказать не могу.

Директор детективного агентства «Центурион», передавая мне результаты наружного наблюдения за членами «Белого братства», особо просил не упоминать мое сотрудничество с его агентством. Скромные они очень.

– Что ты от меня хочешь?

– Как что? Используйте в работе. Задерживайте людей, Ивана ищите, убийство раскрывайте.

Сидоров покопался в папке на столе, бросил мне казенного вида бумагу.

– Я тебе еще пять адресов могу показать. Толку то.

– Сидоров, ты меня пугаешь.

Опер помолчал, затем, отведя глаза в сторону, заговорил:

– У нас в городе в последнее время, около ста пятидесяти человек заявлено как пропавшие без вести, где указано на вероятность, что человек примкнул к «Белому братству», в том числе человек пятьдесят не достигли возраста восемнадцати лет. Твой список бесполезен. Мы не можем попасть в квартиры. Нам не открывают. Ломать двери мы не имеем права. Жалобы соседи не подают, там все тихо, без скандалов.

Ребята из Центрального отдела встали в одном дворе в засаду, их вычислили сразу. Несколько взрослых в балахонах окружили машину, стали свои песни петь, никого из несовершеннолетних они не видели. Взрослого мы задерживать не имеем право, только опросить и сообщить родным, что такой-то найден, но домой возвращаться не желает, просит оставить его в покое. И все. Несколько раз пытались задержать несовершеннолетних возле станций метро, где они агитацией своей занимаются. Ничем хорошим это не кончилось. Задержали только двух пацанов, которым домой захотелось. Остальные разбегаются. Взрослые балахонщики мешают ловить, прохожие заступаются, дескать, не трогайте святых людей. В общем, получается плохо, кроме скандалов – результатов ноль. А крутить руки в центре города молодой девчонке, которой лет шестнадцать? Да еще эти сектанты на руках виснут или просто не дают к ней подойти, прохожие сбегаются. А нам это надо? Самое интересное – дети все хорошие, учились хорошо, увлекались историей или религией, а потом бац, из дома уходят, в лучшем случае записка лежит – «мама, папа, мы живем неправильно, я в братстве».

Сидоров горестно махнул рукой и углубился в заявление.

Когда он подтолкнул листы мне на подпись, я вкрадчиво спросила:

– Саша, а можно мне данные родителей, чьи дети пропали?

Милиционер аж подскочил:

– Что тебе еще надо, в какой блудняк ты меня хочешь втравить?

Я отпрянула от неожиданности.

– Подожди, Саша, не ругайся. Вот подумай спокойно. Вы в тупике, так?

Мужчина кивнул.

– Так! Я тебе обещаю, что если ты дашь мне хотя бы телефоны родителей потерявшихся детей, я тебе помогу, как золотая рыбка. Или большую часть детей найдешь, или Ивана. Я почти уверена в результате.

Саша засопел, выругался, затем еще раз нырнул в папку, достал оттуда очень бледную копию какого-то документа, затем быстро разрезал лист сверху в низ, большую часть листа выбросил в корзину с мусором, узкую часть протянул мне. Там был пропечатан очень бледными цифрами, наверное пятая копия, список, состоящий из одних телефонов.

– Это не секретно, у меня случайно эта бумага оказалась. Здесь телефоны родителей пропавших детей, по состоянию на позавчера, по всему городу.

Данные родителей, извини, дать не могу. Звони, договаривайся. Если получится хоть часть детей вернуть родителям – буду тебе должен. Только прошу, чтобы никто у тебя этого обрезка не видел, а то мне дадут по шапке.

Я спрятала бумагу в сумку, выпрямилась, изобразила пионерский салют:

– Торжественно обещаю.

Александр обреченно махнул рукой:

– Давай, иди. Если будет нужна помощь, в пределах разумного – постараюсь помочь. Пока, позови пожалуйста следующего.

Я вышла в коридор, в кабинет проскочил какой то молодой парень, а я подошла к двум удрученным мужикам с бланками о пропавших без вести.

– Извините, у меня тоже родственник пропал, и, как я понимаю, по той же причине, что и у вас.

Один из мужчин даже не поднял взгляд на меня, у второго в глазах затеплился тусклый огонек.

Я протянула ему бумажку с моим телефоном:

– Пожалуйста, позвоните мне завтра утром, я думаю, что знаю, как найти дорогих нам людей. Позвоните. Я буду ждать.