Читать книгу Прыжок в пустоту - Роман Фис - Страница 7

Если мужчине не нравится то, что делает женщина, – нужно сказать об этом один раз и при необходимости повторить свою позицию второй. Не увидел результат? Зеркаль.

Совет на злобу дня

Я абсолютно ничего не смог изменить, да, наверное, и не хотел. Прошло еще два месяца. Два месяца вина по вечерам, скомканной работы в перерывах между утренними заездами к Ксюше с цветком и сладким, обедом в ТЦ и редкими посещениями сына. Тогда я еще его посещал. За это время многое произошло. Я разорвал любые контакты с отцом и Ермоловой, остановив свой выбор на ростовской Ксюше и полностью сконцентрировавшись на отношениях с ней. Я зарабатывал меньше, чем тратил, и мне едва хватало на покрытие алиментов. Но я не переживал на этот счет: у меня были кредитки, а в городе – другие банки, способные дать мне еще не одну кредитку.

Полтора месяца назад мне позвонил отец и настаивал на моем возвращении в семью:

– Не занимайся ерундой, возвращайся в семью, пока не поздно, – сказал он.

Он говорил со мной таким тоном, что я сам начинал верить в собственную никчемность мысли. Но так как с ним это не первый раз и не последний, я старался попросту не обращать внимание, Получалось плохо.

– Вы можете меня услышать или нет? Я так жить не хочу, сейчас мне хорошо – так пусть и остается все. Мы разные с ней люди.

– А как же твои принципы? – усмехнулся он. – Ты же был весь такой правильный, когда меня упрекал, что я не приходил. Двойные стандарты?

– Так я же не собираюсь сына своего оставлять. Я буду с ним видеться, а когда он подрастет, я его буду забирать к себе на сутки-двое.

– А знаешь, почему я не приходил? – спросил он.

– Потому что тебе было все равно, – ответил ему.

– Потому что я не хотел отношения к себе как к кошельку, а не как к отцу. Чтобы меня не считал мой сын просто дядей, который иногда приходит, водит по паркам и аттракционам, а потом уходит в другой дом.

– Хороший повод оставить ребенка без отца. Это аргумент, ничего не добавлю.

– Так вот тебя Даниил будет воспринимать так же: «Смотрите, кошелек пришел!» Остановись, пока не поздно, не рушь семью. У тебя машина, жена, ребенок, квартира с хорошим ремонтом в центре. Чего тебе не хватает?

– Мне не хватает самого себя. Я себя потерял в этом всем. Решение принято.

А что касается того, что сын останется без отца, – так в кого-то же я должен был пойти. Считай, у тебя перенял, – я намеренно задевал отца, держа до сих пор обиду на то, что он исчез из моей жизни.

– Ну-ну, посмотрим, как дальше все обернется. Весь в свою мамашу, – сказал он, отреагировав на мой укол.

– Тогда будем смотреть, – злобно бросил в ответ. – А пока – до скорого.

Завершив звонок, я откинул свое сиденье и уставился в потолок.

В шестнадцать лет я догадывался, что со здоровьем у мамы что-то не так, но не мог понять, что именно. Я подходил к ней каждый день и интересовался здоровьем, на что она улыбаясь отвечала: «Все хорошо. Почему ты постоянно спрашиваешь?»

В семнадцать лет я был уже уверен, что все идет не очень хорошо. У мамы пожелтели глазные белки и тон кожи стал желтоватый. Я перед сном молился в темноте, чтобы с ней все было хорошо. Каждый день я молился без исключения. Я это перенял у мамы: она молилась по утрам. У нее были распечатаны разные молитвы – на удачный день, на здоровье и на что-то еще. И она их читала каждое утро без исключения.

В один из дней, помолившись, я лег спать, и меня разбудил громкий топот, приближающийся к моей комнате. Вероника, моя сестра, открыла дверь и что-то сказала. Что именно она сказала – я не слышал, потому что уже все понимал и буквально за секунды примчался к маме. Мама лежала на кровати. Мама умерла. Отчим плакал и звонил в скорую, Вероника с Надей, второй моей троюродной сестрой, закрыли рты руками и молча наблюдали из другого конца комнаты.

Я в слезах кричал маме, чтобы она проснулась, но она не просыпалась. Вспомнив про искусственное дыхание и массаж сердца, рассказанный нам на уроке ОБЖ, я принялся делать их. Но ничего не помогало. Я верил, что это не конец. Это не может быть концом, ведь все всегда решается! Все везде заканчивается хорошо! Везде есть выход и какое-то чудесное спасение! Но не было ни выхода, ни спасения: мама с закрытыми глазами лежала на кровати, отчим в слезах пытался достучаться до Скорой, чтобы они помогли, не оставляли умирать мою мамочку, чтобы они приехали скорее и, как в фильмах с хорошим концом, спасли ее.

Но Скорая не приедет в ближайший час, а бездыханная мама так и останется лежать до утра.

Я старался не плакать, ведь кто-то должен внушать уверенность сестрам. Отчим на это был неспособен, последние годы он только лишь и делал, что пил и смотрел телевизор, в то время как мама работала и приносила домой деньги.

Врачи зашли в дом не разуваясь и раздраженно стали интересоваться, пила она или нет, может быть, употребляла что-то.

Я был в ярости, и меня начинало накрывать. Я ненавидел этих мразей, которые надменно общаются с нами в этот момент, с презрением спрашивают, наркоманка моя мамочка или нет. Но я держался и не подавал виду.

Они сказали, что утром приедут люди из морга и заберут тело. Заберут мою маму. Слезы снова начали наворачиваться на глаза, хотя я изо всех сил пытался убить в себе собственное горе. Похоронить. Растоптать его, чтобы больше никогда не ощущать эту слабость в себе. Мы их с отчимом проводили из дома, но отчим не пошел обратно домой. Он пошел к соседям объявить о произошедшем. Родители очень дружили с ними, и первые, кто должен был узнать об этом, так это они.

Я вернулся в дом и сел на кровати возле мамы. Никого в комнате не было, кроме меня, ее и подавляющей тишины.

– Ты вот так просто взяла и умерла, да? – спросил у нее.

Слезы капали мне на руки, сложенные на коленях.

– Вот так просто оставила меня? – в слезах говорил ей. – Как я тут один? Куда мне идти, что мне теперь делать?

Я взял ее за руку, но это уже была не ее рука. Она была холодной и почти не шевелилась, замерла как кукла. Слезы уже лились настолько сильно, что я не успевал их вытирать.

– Я же остался тут один. Никого нет. Отчим пьет, сестры куда пойдут? Ты же была нашим всем, – я снова и снова вытирал слезы. – Мне теперь некуда идти. Я один.

Я перелез через маму и лег рядом с ней. Рядом настолько, насколько мог, и смотрел в потолок.

Единственный человек, которого я безумно любил, ушел, когда мне не было и 18, и я не понимал, что мне дальше делать. Я жизни не знал. Раньше я каждый вечер ходил со своей собакой по кличке Джек встречать маму на остановку, чтобы забрать у нее пакеты и донести их домой. Теперь мне некого ждать на этой остановке, незачем туда ходить.

Я расплакался, уткнувшись ей в плечо. Моей мамочки больше нет. Нет человека, который будет любить меня просто за то, что я существую. За то, что я просто в этом мире есть.

В течение тех дней, что мама лежала во дворе, я уходил из дома и пил с друзьями – это уводило от мыслей, что теперь я одинок.

Друзьям было все равно на мое состояние, они даже не брали в расчет то, что у меня умерла мама. Я и не обижался на это. Наоборот, мне не нужны были акценты на том, что мне тяжело и что я потерял единственного человека, которому был нужен. Это их безразличие в какой-то степени помогало мне оставаться на плаву.

В первый вечер ко мне прибежал мой пес Джек и лаял в мою сторону. Он лаял так громко, что в какой-то момент, в темноте, я засомневался, что это он. Но это был он. Когда я проследовал за ним, он перестал лаять и привел меня к гробу, в котором лежала мама.

Я сел на пороге дома и просидел так несколько часов, смотря на нее.

Через два дня на похоронах собрались все родственники и даже одноклассники. Когда священник отпевал маму, я пытался удержать слезы, понимая, что больше ее не увижу. Никогда. Там была и моя бабушка со стороны отца. Разговор среди взрослых шел о том, что она заберет меня, а девочек заберет дядя. Отчим же останется один. И вот, когда на пороге дома впервые появилась бабушка, она пошла обнимать моего друга, перепутав его со мной. Еще бы, мы же не виделись лет 9, тут нетрудно спутать.

Я на это не обиделся и сказал, что Рома – это я, а тот, кого она обнимает, – мой друг. Бабушка не растерялась и, сказав что-то типа «ну уж сколько лет прошло, немудрено и перепутать», пошла обнимать меня.

В этот день, 10 декабря 2010 года, я попрощался с самым дорогим для меня человеком и остался наедине с самим собой. С тем, кто как никто другой, поймет. Каждый в своем мире одинок.

В течение полугода был переезд к бабушке, ее слова о том, что скорее всего я не ее внук и меня мама «нагуляла». Но я не обижался и не рефлексировал – они помогали мне получить образование, и я понимал, что даже сквозь эти унизительные слова обязан пробраться к цели и получить образование. Дойти до конца во что бы то ни стало. Иначе как я буду выглядеть в глазах мамы, которая точно смотрит за мной?

После восемнадцатилетия я сидел с отцом в кафе и он мне рассказывал правила, как нужно клеить женщин. Для примера он присел за столик к двум дамочкам лет двадцати пяти, взял без проблем их номер телефона, затем вернулся ко мне.

Это было круто! Я и отец разговариваем на подобные темы! И он на равных общается со мной и показывает, как клеить девушку, будто я его друг.

Но затем мы пошли гулять по парку, и он завел тему, которая в дальнейшем определила путь наших отношений.

– Ты знаешь, это мама виновата в том, что ты рос без отца, – сказал он злобно, плюнув на землю.

– Всякое случается, – ответил я робко.

– Нет, ты не понимаешь. Твоя мама была как красное знамя, – улыбался он. – Ее тягали все кому не лень. И я очень буду рад, если она сейчас горит в аду.

Я ничего не ответил. Просто промолчал.

Это было сказано спустя полгода после того, как я похоронил свою мамочку.

Теперь я не сомневался, что являюсь для всех обузой. Напоминанием о своей маме, которая для всех тут словно ком в горле. Как выблядок, от которого бы избавиться, только вот это неправильно – как же можно выгнать официально признанного сына? Не был бы официально признан, то да, пошел он нахуй!

Я больше ни капельки не сомневался в том, что на этой сраной планете нет человека, от которого не нужно будет ждать какого-то дерьма. Я не сомневался, что спустя пять сраных лет, находясь в обществе своих родственников, я закончу университет, соберу молча вещи и так же молча исчезну. Они тут все заодно. Живут своей обидой, в которой я являюсь громоотводом. Но нужно прождать пять лет. Из всех них один дедушка был человеком, которому я мог довериться. Потому что мы были с ним похожи, что отмечала даже бабушка, которая развелась с ним и предрекала подобное развитие событий мне с Евой. Потому что я Водолей, а она Скорпион. Как бабушка с дедом.

Я закурил стик и приподнял сиденье. Мой с папой диалог происходил на парковке магазина «Лента», откуда я вышел с двумя пакетами, в которых лежали творожки Даниилу и дочери Ксюши. Там лежало еще вино с сыром, но это уже про разговоры, а не про еду.

Завезя предназначенное Даниилу и послушав порцию упреков о том, что я хреновый отец, я умчался к Ксюше.

Этот день был наполнен событиями, но тогда я еще не знал, что мне придется многое пересмотреть.

Поднявшись на этаж к Ксюше, я позвонил ей на телефон, потому что было ощущение, что ее нет в квартире. Так и оказалось.

Она взяла трубку с третьей попытки:

– Алло, Роман, – сказала она официальным голосом.

За это время я выучил ее голос наизусть. И сейчас, слыша его в трубке, я был уверен, что она прилично пьяна.

– А ты не дома? – спросил, услышав фоном музыку в трубке.

– Нет, конечно, мне нужно все время дома быть, что ли? – в виде претензии ответила она.

Мне ее ответ показался грубым, но я погасил в себе вырывающееся из груди возмущение.

– Нет, но мне кажется, что стоит об этом оповещать своего мужчину.

– Мужчина не мужчина, но мне нужно пространство. Или мне, как в шестнадцать лет, быть приклеенной к тебе? – Она говорила это при ком-то и чувствовала явное превосходство, что остепеняет мужика прилюдно.

Меня это уже злило.

– Так, а с кем ты сейчас? – спросил ее, сохраняя спокойствие.

– Мне нужно отчитаться? Хорошо, держите отчет: я с друзьями и коллегами в «Харатсе». Когда буду – не знаю. Но я тебе позвоню.

– А где твоя дочка? – тогда спросил ее.

– Она у своего отца. Давай я тебе позвоню, когда буду дома, хорошо?

Я сбросил вызов, не желая слушать подобный надменный тон.

Спустившись в машину, я поехал к Володе. Денег на третьей, последней кредитной карте почти не оставалось, поэтому свой досуг по примеру Ксюши устроить вряд ли получится, а выходить работать уже не было смысла.

Я крутил варианты с тем, что мне делать, чтобы отвлечься и тем самым подавить злобу внутри себя. Единственное, что приходило на ум, – позвонить Леше.

– Леша, это конечка! – с ходу, без приветствия начал я возмущаться.

Нервно вставив стик в айкос, я нажал на кнопку нагрева и, не дождавшись когда стик нагреется, принялся делать глубокие затяжки.

– Что там случилось? Вино закончилось в магазинах? – съязвил он.

– Я ее размажу! Я сломаю ее морально!

– Кого ее? Что случилось? – непонимающе спрашивал он.

– Ксюшу с ее этой самодостаточностью. Она сейчас при своих друзьях выставила меня посмешищем.

– Она опять куда-то пошла тусить?

– Да.

– Ну и как ты собираешься это сделать?

– Я стану для нее всем: будущим, настоящим. Абсолютно всем. Займу все ее пространство, а потом это все заберу своим уходом.

– Ты думаешь, получится? Старик, ей сколько лет? Она уже давно эти все манипуляции прошла и прожила. Мне кажется, не получится.

– Вот увидишь, – злобно процедил в ответ.

– Ты прямо какой-то злой сегодня. Поезжай домой, отдохни. Мне сегодня такой заказ пришел! Хочешь расскажу?