Читать книгу Грань бездны - Роман Глушков - Страница 3

Всадников было шестеро. Все – в широкополых шляпах с загнутыми полями и легких, но прочных доспехах из дубленых шкур молодых змеев-колоссов. Притом каждый восседал на поджаром и холеном демерарском рапидо. Не нужно было обладать зрением кондора, чтобы определить, кто приближался к «Гольфстриму» с запада. Шесть кабальеро из Кавалькады дона Балтазара вели коней неторопливой рысцой вдоль каменистой гряды, и встречи с ними нам было никак не избежать.

Худшие прогнозы оправдались. Шатер действительно принадлежал посланникам Владычицы, которые не сидели в поселке, а разъезжали по окрестностям. И вовсе не для праздной прогулки. Откуда конкретно они прибыли: из Аркис-Сантьяго или дон Риего-и-Ордас отправил их сюда заблаговременно, дабы выставить на нашем вероятном пути заслон? Даже если кабальеро прискакали к Нэрскому Столпу сегодня на рассвете, у них было время передохнуть, почиститься и помыться с дороги. А имея при себе сменных скакунов, они могли приступить к службе, не обременяя Фаруха просьбами выделить им для этого артельных лошадей вместо измотанных долгой скачкой рапидо.

Плохи наши дела. Теперь нам ни убежать, ни спрятаться, ни тем паче дать отпор. Мы с Долорес переглянулись, после чего оба выругались, обреченно вздохнули и, спустившись с холма, поспешили к буксиру. Гуго тем временем пристроился у носовой баллестирады и взял на прицел приближающихся всадников. Впрочем, вряд ли у него хватит мужества стрелять по ним, если они вздумают взойти на борт без разрешения. Де Бодье тоже легко отличит истинных кабальеро от обычных кочевников, с которыми мы также могли невзначай столкнуться в хамаде, и не осмелится покуситься на жизнь гвардейцев Владычицы Льдов.

Мы достигли «Гольфстрима» почти одновременно с всадниками. Дабы продемонстрировать наше дружелюбие, я не стал подниматься с Долорес на палубу и велел Сенатору отойти от орудия. В конце концов, у нас ведь нет прямых доказательств того, что Кавалькада за нами охотится, верно? А связь между ее появлением здесь и бегством Макферсона – всего лишь домысел. Вполне может статься, что уже через пять минут мы чинно-мирно распрощаемся с благородными сеньорами, а потом дружно посмеемся над нашими давешними страхами. Ну и напьюсь же я тогда сегодня вечером! Грех не напиться, когда у тебя с души сваливается такой тяжелый камень…

– Рад приветствовать достопочтенных сеньоров, верных слуг самой Владычицы Льдов! – раскланялся я, стянув с головы фуражку. – Позвольте представиться: Еремей Проныра Третий, шкипер «Гольфстрима». А это остальной экипаж: моя жена Долорес и наш механик Гуго де Бодье. Чем можем вам служить, сеньоры?

Капитаном шестерки являлся пожилой гвардеец: круглолицый, осанистый и, подобно всем головорезам Кавалькады, включая самого дона Балтазара, носящий длинные, ухоженные усы. Говорят, будто они – столь же непременный атрибут кабальеро, как и его шпага. Неизвестно, так оно или нет, но среди этих парней я безусых не наблюдал. Выслушав мое приветствие, капитан и один из бойцов придержали коней возле трапа, а остальные четверо разделились поровну и, не останавливаясь, взялись объезжать буксир сразу с обоих бортов.

Круглолицый не удостоил меня в ответ даже скупым кивком головы, а окинул нас презрительным взглядом и лишь потом заговорил. И стоило ему задать первый вопрос, как я моментально сник, а надежда разойтись с кабальеро полюбовно растаяла бесследно, как метафламм после всполоха.

– Почему же вы не представили мне вашего пассажира, шкипер Проныра? – осведомился капитан. – Нам доподлинно известно, что у вас на борту находится некий Томас Макферсон, который едет с вами в Гексатурм вместе с тридцатью единицами крупногабаритного груза. Или вы будете это отрицать?

Глупо было винить алькальда Сесара в том, что он выдал нас с потрохами дону Риего-и-Ордасу. Не сделай Железная Рука этого, его ожидали бы крупные неприятности. Не война, нет. Гораздо хуже. Откажи отец Малабониты посланнику Владычицы в его просьбе, и вскоре все до единого водоналивные танкеры стали бы обходить Аркис-Сантьяго стороной. Именно так исчез однажды с лица Атлантики город Аркис-Фритаун, чьи жители повздорили с посланником Владычицы из-за цен на воду и в гневе забили его насмерть. С той поры ни один танкер к ним больше не приезжал. Те же из них, кто пережил дальнейшее безводье, ныне разбрелись по свету, кто – в другие города и поселки, а кто до сих пор так и кочует в хамаде. А их вымерший город давно стоит разрушенный и заметенный песком…

Железная Рука не мог допустить, чтобы его Аркис-Сантьяго постигла подобная участь. Поэтому алькальд так и поступил. И был абсолютно прав. А мне – поделом. Урок на будущее. И надо сделать все возможное, чтобы этот урок ограничился для нас лишь мелкими неприятностями.

– Вы говорите сущую правду, сеньор, – кивнул я, и в мыслях не собираясь перечить кабальеро. После чего обстоятельно рассказал ему все как на духу. И, естественно, особо заострил внимание на том, что мы вовсе не думали убегать и скрываться с чужим грузом.

– Так, значит, ты утверждаешь, будто Томас Макферсон умер?! – криво усмехнувшись, переспросил капитан. – Ну-ну! И ты готов дать голову на отсечение, что мы не найдем его спрятавшимся у тебя в трюме или среди ближайших скал?

Еще бы я не был готов ответить за свои слова своей же головой! Пускай эти псы перевернут в округе все скалы и разберут «Гольфстрим» по заклепкам, Томаса им уже никогда не сыскать. Да, такие скептики, как я, мало в чем бывают уверенными наверняка. Но смерть Макферсона для меня – факт более очевидный, чем даже завтрашний восход солнца.

Моя истовая убежденность в сохранности собственной головы явно поумерила недоверие капитана. Впрочем, он все равно приказал Гуго сойти на землю, а своим бойцам – подняться на буксир и перевернуть его трюм вверх тормашками. Учитывая, что в последний раз порядок там наводился, наверное, еще при моем отце (я, Гуго и Долорес были на редкость единодушными в своей нелюбви к генеральным уборкам), даже самый беспардонный обыск вряд ли причинил бы нам какой-то ущерб. Однако кабальеро взялись за дело с похвальной ретивостью. Было слышно, как содержимое утробы «Гольфстрима» перелетает с места на место и громыхает так, словно внутри у него проходит не поиск улик, а неслабый мордобой.

Сеньоры даже не побрезговали запачкать руки, перерыв сваленную в кормовой части трюма груду тяжелых промасленных запчастей. Услыхав, как что-то в очередной раз звякнуло по обшивке и с дребезжаньем раскатилось по полу, де Бодье удивленно вскинул брови и вполголоса заметил:

– О! Кажется, мсье кабальеро нашли ящик с заклепками! А я-то думал, что потерял его год назад, после той аварии на перевале Конкорда!

Судя по странным звукам, что продолжали долетать до нас из недр буксира, мсье кабальеро отрыли там еще много чего любопытного. Но человек, которого они разыскивали, как и ожидалось, не обнаружился. Отчего их капитан отнюдь не подобрел и приказал открыть трейлер.

Его осмотр отнял у гвардейцев немного времени, поскольку, кроме тридцати неподъемных ящиков и стопы иностальных листов, в прицепе больше ничего не было. Я уже смирился с мыслью, что нам придется отвезти под конвоем груз туда, куда прикажет круглолицый; возможно, даже в саму Антарктиду. Учитывая наше незавидное положение, подобный исход меня вполне устроит. Жаль, правда, если вместе с контейнерами мы лишимся и полученной от Томаса оплаты, ну да ладно, и это стерпим. Лишь бы только дон Риего-и-Ордас не озлобился на меня за непредумышленное сотрудничество с отщепенцем Макферсоном и не отобрал в отместку «Гольфстрим». А нас с экипажем не сослал в пожизненное рабство на холодные водохранилища Владычицы Льдов. Вот это будет действительно трагедия, которую я вряд ли переживу. И морально, и физически.

Все шло относительно спокойно до тех пор, пока круглолицего не осенила мысль, что наш якобы мертвый пассажир может скрываться в одном из контейнеров.

Час от часу не легче! И все же любопытный факт: кабальеро не знали, что представляют собой ящики Макферсона! Либо дон Балтазар не проинструктировал насчет них своих бойцов, либо он сам не ведал, в какой упаковке хранится интересующий его товар. Одно плохо: когда я решил закрасить в знаниях гвардейцев этот пробел, они мне не поверили. А на предложение залезть в прицеп, взять монтировку и самим убедиться в моей правоте капитан и вовсе оскорбился, хотя я попросил его об этом с подчеркнутой любезностью.

У каждого гвардейца помимо шпаги имелся также длинноствольный и трехзарядный пневматический пистолет. Вспомогательное оружие кавалериста, пистолет этот – или же аналогичной системы винтовка – был не столь практичен, как боевые луки и арбалеты, из-за своей слишком долгой перезарядки, ненадежности, а также сложности и дороговизны починки. Зато он отличался лучшей компактностью и постоянной готовностью к стрельбе, поскольку его можно было держать при себе взведенным. Пистолет или винтовка позволяли всаднику при сближении с врагом сначала выпустить по нему подряд три шестимиллиметровых пули и только потом хвататься за шпагу…

И то и другое насилие в нашем общении кабальеро было совершенно излишним. Я всячески старался убедить их, что мы им не враги. Но едва круглолицый услышал, что я не могу исполнить его приказ, как тут же выхватил свой пистолет. После чего нашему и без того зыбкому взаимопониманию пришел конец.

– Не лги, шкипер! – угрожающе прорычал капитан, нацеливая оружие мне в лоб. – Думаешь, я поверю, будто у тебя – хозяина буксира – нет доступа к грузу? А ну живо вскрывай вон тот ящик!

И указал пистолетным стволом на крайний контейнер.

– Вы не понимаете, сеньор! – продолжал оправдываться я. – Если я везу ящики, это вовсе не значит, что мне позволено в них заглядывать! Да вы только посмотрите, как крепко они запечатаны! Ни щелей, ни замков! Ясно ведь, что это – дело рук не людей, а самих Вседержителей! Наверняка даже Макферсон не знал, как открываются его контейнеры! Поэтому-то он и вез их в Гексатурм, чьи мастера, поговаривают, режут столповой металл быстрее и аккуратнее всех клепальщиков в мире.

– Наглые лживые отговорки! – вскипел круглолицый, вновь наводя на меня оружие. – Что ж, зато теперь я точно знаю, где вы прячете своего пассажира! Уверен, ты живо вспомнишь, в каком ящике он сидит, если я прострелю тебе ногу! Или прикончу кого-нибудь из твоей команды. Итак, в последний раз приказываю: открывай!

Я судорожно сглотнул, взял монтировку и полез в прицеп, чтобы создать хотя бы видимость работы. На минуту-другую моя возня введет кабальеро в заблуждение, а мне за это время, возможно, придет в голову идея, как убедить их, что я говорю истинную правду. Суровое испытание на смекалку, слов нет! И ведь ни слова не утаил, а выложил этим псам все, о чем только знал! Что за несправедливый мир, в котором правда убивает, а ложь спасает!

Я встал возле контейнера, суматошно выискивая на нем хотя бы мизерную щелочку, за которую можно было бы зацепиться монтировкой. При этом, само собой, не забывал краем глаза поглядывать на круглолицего. Тот, в свою очередь, пристально следил за мной, держа пистолет наготове. Время неумолимо уходило, а я никак не мог найти для своего инструмента точку приложения. Гуго и Долорес продолжали топтаться у трапа под присмотром двух гвардейцев. Остальные, завершив обыск, вновь расселись на рапидо и собрались позади капитана в ожидании дальнейших приказов.

Внезапно один из кабальеро отделился от группы, подъехал к круглолицему и, тронув его за плечо, указал на каменную гряду – туда, откуда мы с Малабонитой недавно наблюдали за поселком. Капитан недовольно обернулся. Однако увиденное заинтересовало его настолько, что он поспешно развернул коня к холму и оставил меня без надзора. Я утер со лба пот и, не выпуская из руки монтировку, выглянул из трейлера…

Все, кто находился у «Гольфстрима», уже задрали головы и пялились на вершину гряды. Хотя ничего такого, чему и впрямь стоило бы удивиться или испугаться, там не происходило. Все оставалось по-прежнему, разве что теперь с холма за нами наблюдал одинокий зритель. Он сидел на камнях, обхватив руками подтянутые к груди колени, и преспокойно взирал свысока на царящую внизу суету. И человек этот не принадлежал к здешним Стервятникам, что было заметно даже издали.

Невозмутимый незнакомец являлся северянином, причем настоящим, а не из числа тех, кого сегодня принято так называть. Ныне любой, кто живет выше равнины Кабо-Верде, автоматически причисляется к северянам. Тот же Гуго де Бодье, например, хотя отправь его на настоящий север, он околеет там от холода за считаные часы. А ведь еще во времена моего отца все было иначе. Попробуй-ка назови себя в приличном обществе северянином, если ты родился южнее каньона Чарли Гиббса! В лучшем случае засмеют, в худшем – намнут бока так, что навек отшибут охоту паясничать.

Теперь за каньоном Чарли Гиббса не осталось ни одного поселения. Когда растаяли гренландские льды, жители Аркис-Свальбарда, Аркис-Будира и еще полудюжины северных городов очутились перед дилеммой, идти им дальше на север – туда, где, вероятно, еще стекали с Великих плато ручьи последней талой воды, – или мигрировать южнее, поближе к гидромагистралям – наезженным маршрутам антарктических водовозов. Выбор быстро решился в пользу второго варианта. Будь у этих стойких людей Чистое Пламя, возможно, они поступили бы иначе, но без огня выше Исландского плато выжить чертовски трудно…

Сидящий на холме незнакомец был потомком тех мигрантов, что полвека назад пересекли каньон Чарли Гиббса и расселились вдоль всего Срединного хребта. Только эти люди имели своеобразную моду разгуливать по центральной Атлантике в одних коротких, чуть ниже колен, широких штанах и босиком. Во-вторых, после переселения на юг прежде бледная, обветренная кожа северян густо покраснела от солнца и загрубела еще больше. Следящий за нами субъект мог бы, наверное, встать на фоне заката и полностью слиться с ним, как хамелеон на песке.

И в-третьих, прическа этого типа была характерной для истинного северянина: наголо бритая с двух сторон голова с оставленной посередине неширокой полосой зачесанных назад волос. Довольно густых и длинных, собранных на конце в тугой пучок. Вдобавок ко всему волосы незнакомца были ярко-рыжие, а сам он – низкорослым, но весьма широкоплечим и кряжистым. Наверняка в детстве его заставляли ежедневно таскать тяжести, что являлось у северян распространенной воспитательной практикой. Короче говоря, более типичного их представителя я не встречал уже очень давно.

Рядом с краснокожим крепышом стоял воткнутым в песок большой щит – прямоугольный, чуть выпуклый и, судя по всему, цельнометаллический. В самом его центре торчал тупоконечный набалдашник, а выше его имелась узкая смотровая щель. Поставь сидящий северянин щит перед собой, и он полностью скрыл бы от нас своего хозяина. Но тот и не думал таиться. Напротив, явно стремился попасться всем на глаза и добился своего. На его правом запястье была намотана длинная железная цепь, конец которой пришелец забросил за плечо. Присмотревшись, я отметил, что, несмотря на могучее телосложение, он уже не юн. Скорее всего, моложе пятидесятилетнего Гуго, но явно постарше меня. А по роду занятий – ищущий работу, наемный караванный охранник. И впрямь, кому еще, кроме наемника, взбредет в голову таскаться по хамаде с тяжелым боевым щитом?

Заметив рассевшегося неподалеку зрителя, круглолицый кабальеро замешкался. Не испугался, нет – кого эти головорезы по-настоящему боялись, так только дона Балтазара и Владычицу Льдов. Просто капитан гвардейцев, как и я, так же внимательно разглядывал незнакомца. А разглядев, поинтересовался:

– Эй, бродяга, чего тебе надо?

– Пока ничего, – отозвался тот, не переменив позы. – Просто сижу и смотрю. Очень хочу узнать, чем закончится ваш разговор.

Им приходилось говорить громко, поскольку их разделяло около полусотни шагов. Голос у северянина был низкий и рокочущий, как урчание горного льва. И пусть тон незнакомца не был воинственным, в его словах слышалось не то предостережение, не то даже скрытая угроза. Кабальеро тоже это почувствовали и, последовав примеру капитана, извлекли из седельных кобур пистолеты.

– А ну проваливай отсюда! – сострожился круглолицый. – То, что здесь происходит, – не твое собачье дело! Пошел вон!

– Может, и не мое, – пожал плечами краснокожий. – А может, очень даже мое. Тебе-то откуда это известно?

– Попридержи язык, profano bastardo! – рявкнул капитан, натянув поводья, поскольку от его гневного крика лошадь под ним обеспокоенно заходила. – Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь?!

– Знаю, – как ни в чем не бывало подтвердил северянин. – Вы – те самые шестеро южан, которые прибыли в поселок на рассвете и выспрашивали насчет буксира «Гольфстрим». Видать, грозные вы шишки, раз Фарух при вашем появлении так перепугался, а эти ребята… – он указал на меня, замершего с монтировкой в руке у заднего борта трейлера, – позволяют вам хозяйничать у них на бронекате, как у себя дома. Судя по вашему гонору и резвым лошадкам, вы – из Кавалькады. Однако, глядя на ваши гнусные рожи, я вижу, что имею дело с грязным отребьем, а не с кабальеро…

Вообще-то северяне – жизнелюбивые и не склонные к самоубийству люди. Но этот тип, похоже, слишком устал от жизни и решил распрощаться с ней по-геройски – пасть в бою с достойным врагом. Иную причину, по которой крепыш напрашивался на драку с превосходящим по силе противником, я назвать затруднялся.

Гвардейцы отреагировали на столь дерзкое оскорбление незамедлительно. Гнать коней на кручу и марать шпаги в крови проходимца они отказались и поступили практичнее: угостили его залпом из пистолетов.

– Кончай его! – выкрикнул круглолицый и первым выстрелил в обидчика. Клацнули спущенные с замков пистолетные пружины, стеганули по ушам хлопки выброшенного из стволов сжатого воздуха, и шесть молниеносных пуль полетели в наглого северянина…

…И непременно изрешетили бы его, кабы он по-прежнему сидел на камне. Однако выстрелы еще не утихли, а доселе неподвижный крепыш уже находился за своим огромным щитом. В момент залпа я невольно моргнул, но именно этого мига хватило незнакомцу, чтобы увернуться от пуль. Половина из них просвистела над тем местом, где он только что был, а остальные звякнули о щит и отскочили от него, убедительно дав нам понять, из какого материала он склепан.

Истратив каждый по одной пуле, кабальеро могли сделать без перезарядки еще два таких залпа. И немедля их сделали, хотя с первого раза поняли, что пробить наемничье укрытие из пистолетов нереально. Однако что еще им оставалось, когда крепыш-коротыш подхватил щит и рванул с холма? И не на попятную, что выглядело бы в его случае разумнее, а прямиком на гвардейцев!

– Хэйл, Эйнар, Бьорн и Родериг! – громогласно проревел из-за щита идущий в бой северянин, следуя традиции и знакомя врагов с именами своих отца, деда и прадеда, что наверняка были при жизни такими же отъявленными сорвиголовами, как он. После чего не преминул представиться сам: – Хэйл, Убби Сандаварг! Стой, где стоишь! Мое слово!

Да уж, краснокожие парни знают, как надо орать, чтобы нагнать на противника жути! Хотя из всех, кто услыхал боевой клич Убби, по-настоящему испугались лишь те, кому он угрожал пока лишь гипотетически. То есть я, Долорес и Гуго. Гвардейцы же, расстреляв оставшиеся пули, обнажили шпаги и бросились перестраиваться в боевой порядок. Присматривающие за Малабонитой и де Бодье кабальеро оставили их и присоединились к собратьям по оружию. А неистовый Сандаварг (надеюсь, я правильно расслышал его героическую фамилию) несся на них вниз по склону, с каждой секундой разгоняясь все сильнее и сильнее.

Я находился за спинами всадников и видел в данный момент то же, что они: движущийся на нас широкий щит и мельтешащие под ним босые ноги его владельца. И теперь, когда черед стрелкового оружия миновал, противники готовились сойтись в благородной схватке… если, конечно, можно назвать таковой столкновение одного пешего воина с шестью конными. Но беря во внимание, кто из них являлся зачинщиком, этот бой являлся, на мой взгляд, достаточно честным.

Всадники решили дождаться, когда северянин сбежит к подножию. После чего им предстояло быстро расступиться и, пропустив разогнавшегося врага сквозь строй, исколоть его с двух сторон шпагами. Прыть, с которой несся под гору Убби, не позволила бы ему резко остановиться, да он, кажется, об этом и не помышлял. Что ж, прощай, сумасшедший храбрец! И вряд ли кабальеро запомнят выкрикнутые тобой имена, чтобы в память о тебе – павшем герое – назвать ими своих детей, как это принято в ваших краях…

У самого подножия путь Сандаваргу преграждал вросший в склон крупный валун. Дабы не споткнуться, Убби нужно было обежать его. Гвардейцы разъехались в стороны, когда враг был уже в шаге от препятствия. Однако он вопреки ожиданиям не обогнул камень, а вскочил на него с разбегу, оттолкнулся, подпрыгнул, взмыл в воздух и, не опуская щита, полетел вперед. Прямо на троицу кабальеро, которая должна была атаковать его с правого фланга.

Я – не солдат и повидал на своем веку не так уж много битв. Но даже будь я матерым воякой, и то наверняка восхитился бы атаке, какую провел сейчас Убби против трех конных гвардейцев. Они, уступая ему дорогу, двигались рядом, стремя в стремя, что лишь усилило эффект от удара обрушившегося на них тарана. Массивный щит и несущий его воин врезались в крайнего всадника с такой сокрушительной яростью, что вмиг повергли его наземь вместе с лошадью. Падая, тот налетел на соседа, чей рапидо хоть и устоял, но, дернувшись, выбросил хозяина из седла. Третьего кабальеро едва не постигла та же участь. Но он, рванув поводья, поставил коня на дыбы и отскочил с линии вражеской атаки.

Тяжелый удар, треск лошадиных ребер, сломанных набалдашником щита, хриплое ржание вперемешку с бранью и облако взметнувшейся в воздух пыли…

Такое ощущение, что на кабальеро налетел не один человек, а как минимум такой же по численности конный отряд. Однако, несмотря на впечатляющее начало, больше у Сандаварга подобный трюк не прокатит. Теперь сунувшемуся под шпаги матерых рубак северянину нужно быть крайне осмотрительным. И не забывать, что в этой битве судьба не одарила его напарником, готовым прикрыть ему спину.

Поднятая пыль ненадолго заслонила мне обзор, и потому я не сразу понял, каким оружием был сражен тот кабальеро, который удержался в седле при налете Убби на его товарищей. Я видел, как этот гвардеец развернул коня и занес для удара шпагу, но в следующий миг что-то стремительное обрушилось на него сверху, переломило клинок, вмяло шляпу и размозжило череп. Бедняга не успел даже вскрикнуть. Его окровавленная голова дернулась и безвольно откинулась на плечо, а сам он, всплеснув руками, грохнулся наземь. А прикончивший его Сандаварг выскочил из пылевого облака, издал гортанный вопль, от которого, наверное, даже у лошадей по коже побежали мурашки, и развернулся лицом к оставшимся в седлах противникам. В левой руке крепыш держал щит, а в правой – то самое оружие, смертоносность коего была нам только что наглядно продемонстрирована.

Им оказался лишенный рукоятки кистень. Да не обычный, а воистину устрашающих размеров. К намотанной на запястье северянина цепи крепилась большая и круглая пудовая гиря размером с голову трехлетнего ребенка. На ней имелось около дюжины тупоконечных шипов, похожих на набалдашник щита, только гораздо меньше. Судя по размеру цепи, Убби предпочитал регулировать ее длину, исходя из конкретной боевой обстановки. Надо отметить, что кистень в руках городского стражника, наемника или кочевника – вообще большая редкость, а кистень такой величины – и подавно. Неизвестно, откуда взялся этот чокнутый задира, но дело он свое знал, это бесспорно. И нынешняя его работа, которой он сам себя озадачил, только-только входила в разгар…

Троица еще не сталкивавшихся со Сандаваргом кабальеро дружно пришпорила коней и ринулась на него с занесенными шпагами. Всадники сразу же разделились: капитан шел в лобовую атаку, а его товарищи охватывали противника с флангов. Каким бы крепким ни выглядел щит северянина, отразить сразу три нацеленных на него с разных сторон клинка – задачка из разряда высшей боевой математики. И это не считая лошадиных копыт, для которых он тоже уязвим. Даже я – зритель – ощущал сейчас сильное нервное напряжение, а стоящий на пути трех рубак краснокожий крепыш не выказывал ни малейшего волнения. Какое, однако, выдающееся самообладание!

Первым на Убби грозил налететь гвардеец, который несся на него справа. Но поразить Сандаварга должен был не он, а тот всадник, что атаковал мгновением позже с противоположной стороны. Отразив щитом удар первого нападающего, северянин неминуемо откроется для второго, а круглолицему останется лишь добить окруженного противника. Ничего такого, с чем бы они – многоопытные бойцы – не справились. Кроме того, сзади к Убби уже подбирался выпавший из седла при первой его атаке кабальеро. Вместо того чтобы ловить отбежавшую лошадь, он решил накинуться на Убби, если тому вдруг повезет увернуться от конников. Главное, не прогадать момент, когда его ослепит пыль, и вонзить ему шпагу в открытую спину. Гвардеец, что был сбит наземь вместе с рапидо, все еще лежал, придавленный им, но изо всех сил пытался выползти из-под бьющегося в судорогах покалеченного скакуна.

Туда-то и метнулся Сандаварг, вовсе не собирающийся поддаваться на вражескую уловку. Он резко развернулся и, вращая кистенем, налетел на подкрадывающегося сзади пешего противника. Тот не растерялся, перебросил шпагу из правой руки в левую и вознамерился встретить врага финтом с последующей обводной контратакой в печень. И это гвардейцу непременно бы удалось, не ожидай Убби от него такой каверзы. Не закрытый щитом, правый бок Сандаварга казался уязвимым лишь на первый взгляд. Более того, он явно нарочно дразнил таким образом своих противников, дабы те, клюнув на приманку, подставлялись затем под его удары.

Желая достать крепыша эффектным выпадом, кабальеро не учел, с какой виртуозностью тот орудует своим пудовым кистенем. Фехтовальщик был быстр, но раскрученный железный шар оказался быстрее. Он шибанул аккурат в то место, откуда гвардеец собирался контратаковать, и поразил его, что называется, влет. Разве только угодил ему не в голову, а в плечо.

Хрустнула раздробленная кость. Кабальеро, выронив из сломанной руки шпагу, не устоял на ногах и упал. Не настигай Сандаварга всадники, он сразу добил бы противника. Но вместо этого северянин стрелой пронесся мимо него и, перепрыгнув через придавленного лошадью гвардейца, вновь повернулся лицом к преследователям. Кистень в его руке продолжал описывать круги, причем цепь его стала заметно длиннее, а ядро – стремительнее.

Разогнавшимся кабальеро пришлось спешно осаживать коней, дабы не затоптать раненых, за которыми спрятался Убби. Атака в три наскока, которой круглолицый со товарищи планировали его сокрушить, сорвалась. И даже хуже. Вынудив врага замешкаться, свирепый коротыш, не медля ни секунды, перешел в решительное контрнаступление.

Зловещее гудение кистеня, чьи шар и цепь чертили в воздухе один сплошной круг, было слышно даже сквозь брань, крики раненых и конское ржание. Которые стали еще громче после того, как Сандаварг обрушил свое оружие на оставшихся в седлах гвардейцев. Рапидо первого всадника получил по морде гирей и, рухнув на подкосившиеся передние ноги, перебросил седока через голову. Второй наездник нарвался на шипастый снаряд мгновением позже. Попытавшись уклониться, он припал к лошадиной гриве, но ядро все равно угодило ему точно в висок. При этом цепь захлестнула коню шею, и вращение кистеня прекратилось. Впрочем, длина цепи была не слишком велика, и она не опутала скакуна. Мотнув в испуге головой, он шарахнулся назад и сбросил с себя не успевшую сплестись железную петлю. Его мертвый хозяин, застряв ногой в стремени, мешком волочился за ним по земле. А Убби, прикрывшись щитом, сразу укоротил кистень, шустро намотав цепь обратно на предплечье.

Как сказал один древний поэт, описывая столь же древнюю битву: «Смешались в кучу кони, люди…». Скачущий последним, капитан наткнулся именно на такую кучу, разве что невеликую. И вместо того чтобы пустить в ход шпагу, был вынужден направить рапидо в объезд.

Северянин, однако, не спешил ему навстречу. Наоборот, предпочел держать круглолицего на дистанции и тоже припустил вокруг живой свалки, словно играя с ним в догонялки.

Сандаварг не просто убегал – попутно он добивал тех противников, какие еще подавали признаки жизни. Свалившийся с убитой лошади ему под ноги кабальеро успел подняться лишь на четвереньки, после чего получил по темечку кистенем и бездыханный распластался в пыли. Гвардеец, что был придавлен агонизирующим рапидо, высвободил наконец из-под него ногу, которая, к счастью, оказалась даже не сломанной. Впрочем, счастье это было для уцелевшего в падении всадника мимолетным. Он еще лежал на спине, подтягивая сбившийся сапог, как нависший над ним крепыш опустил нижнюю кромку щита прямо бедолаге на горло и перерубил то до самого позвоночника. После чего оглянулся на скачущего следом капитана и с нарочито показным куражом размозжил кистенем голову тому несчастному, кому до этого сломал руку.

За считаные секунды своей кровавой пробежки Убби уравнял с врагами свои шансы на победу. И когда круглолицый его настиг, северянин уже не опасался получить от гвардейцев удар в спину. Шпага капитана звякнула о вовремя подставленный щит, но не сломалась. А Сандаварг, отбив удар, выбросил реверсивным движением руку с кистенем и в последний момент шарахнул им по крестцу проскакавшего мимо рапидо.

Лошадь от такого коварного удара резко села на круп и остановилась. Круглолицый не удержался в седле и повалился назад, но умудрился все же не запутаться в стременах и ловко соскочил с жалобно заржавшего от боли скакуна. А, ступив на землю, сразу принял боевую стойку и набросился на противника.

Растерявший всех бойцов капитан был вне себя от злобы и накрыл северянина целой чередой перемешанных с бранью выпадов. Тот, закрывшись щитом, взялся шаг за шагом пятиться к каменной гряде. Я решил было, что Убби, не успевая размахнуться кистенем, ушел в глухую оборону и отступает. Но он, как выяснилось, опять хитрил и просто делал вид, что стушевался. Чем лишь раззадоривал круглолицего, заставляя его думать, что еще чуть-чуть, и он пробьет защиту противника. Для чего капитану надо лишь собраться с силами, удержать инициативу и не дать Сандаваргу ни секунды на контратаку…

Время шло, однако оборона северянина оставалась непрошибаемой. Кабальеро осознал свою ошибку, когда ощутил, что безостановочные атаки не принесли ему ничего, кроме усталости. Его удары становились все слабее и медлительнее, а сам он раскраснелся и уже не бранился, а лишь хрипел и брызгал слюной. В итоге капитан все же решил поумерить пыл и, пока у него еще не иссякли силы, тоже попробовать поймать северянина на хитрость.

Притворившись, что окончательно выдохся, гвардеец нанес последний, вялый удар и, отскочив назад, занял оборонительную позицию. По его замыслу, враг должен был воспользоваться моментом и без промедления контратаковать. А когда Убби замахнется кистенем, якобы измотанный кабальеро вдруг кинется ему навстречу и, прыгнув на щит, ударит шпагой поверх него прямо Сандаваргу в лицо. Главное, чтобы тот попер напролом, – тогда у него будет меньше шансов уклониться.

Конечно, трудно сказать, что на самом деле думал круглолицый. Возможно, он замышлял вовсе не это, а иное коварство. В одном я был уверен наверняка: вряд ли столь опытный фехтовальщик позволил бы себе так быстро выдохнуться. Убби, надо полагать, тоже в это не верил. Отчего и предпочел очевидной в его ситуации тактике непредсказуемую.

Он и впрямь рванул поначалу в атаку, но не стал размахиваться кистенем, а, подбросив щит, внезапно выпустил его из руки. А затем с силой толкнул его ладонью в противника. Позиция северянина позволяла мне видеть все проделанные им манипуляции. Равно как и манипуляции круглолицего, пытающегося любой ценой не проморгать выпад противника.

Он и не проморгал. По крайней мере, формально. Завидев бросившегося на него врага (а в действительности – летящий по воздуху щит), капитан молниеносно прыгнул ему навстречу, занося клинок для решающего удара. Капитану надо было лишь уцепиться за край щита и ткнуть Убби шпагой в лицо, пока тот не сообразил, что к чему. А если повезет, то ткнуть несколько раз – так вернее. Прыжок и удар! Доля секунды, и неуязвимый краснокожий сразу перестанет быть таковым…

Но случилось непредсказуемое. Шпага, ударившая поверх щита, угодила в пустоту, а сам щит как-то чересчур легко и быстро полетел вниз. Вместо того чтобы повиснуть на нем, круглолицый грохнулся вместе с ним на землю. Прыть кабальеро обернулась сейчас против него. С равным успехом он мог бы просто взять и броситься ниц к ногам северянина. Обидное и более чем дурацкое поражение…

Через секунду Убби уже стоял над опростоволосившимся врагом, наступив своей грубой пяткой на его шпагу.

– Как твое имя, воин? – невозмутимо пробасил Сандаварг, медленно раскручивая кистень.

Распластавшийся перед победителем кабальеро в ответ лишь презрительно плюнул ему на ногу. Кистень в руке Убби сделал последний, самый стремительный оборот, после чего с отвратительным хрустом и чавканьем опустился капитану на голову.

– А тебя как звать, шкипер? – полюбопытствовал затем северянин, повернувшись ко мне и наматывая на руку цепь. Болтающееся на ней ядро было обильно заляпано кровью и прилипшими к нему ошметками мозгов вкупе с костяными осколками.

Я глянул на свою монтировку и, торопливо отшвырнув ее прочь, капитулирующее поднял руки. При всем уважении к дону Риего-и-Ордасу, сейчас я боялся его значительно меньше, чем этого рыжеволосого краснокожего монстра с огромным кистенем. И интуиция подсказывала мне, что потомок отважных Эйнара, Бьорна и Родерига Сандаваргов уже так легко от нас не отвяжется…