Читать книгу Как мы росли - Роман Горбунов - Страница 3

Моя мама была родом из казацкой деревни на берегу Дона, и каждое лето на три месяца меня туда отвозили, пока в школе были каникулы. Мой беспокойный характер отнимал слишком много времени и сил у родителей, а в деревне моей дурости всегда находилось применение. В то время я привозил с собой кучу книг в надежде на то, что за три месяца все их прочту, но по итогу ни одну из них так не открывал. Сама деревня у меня в памяти отпечаталась двумя контрастными запахами: горьких лопухов и освежающих сосен. Там где не пахло соснами, всегда пахло лопухами, они росли повсюду, и своим горьким запахом напоминали, где ты находишься. Они росли везде: во дворах, на улицах, вдоль дорог, у магазинов, на озерах, вдоль рек, в общем везде, где не росли сосны. Лес был царством легенд, заходя в него, сразу же слышались голоса всех, кто в нем когда-то бывал. По верхам его крон гудел далекий ветер, внизу повсюду был расстелен ковер из опавших и уже засохших иголок в пересмешку с шишками. Мы ходили по этому мягкому покрывалу, вдыхая хвойные ароматы испаряющихся смол, и голову кружило от непривычного количества чистого воздуха. Мы искали красные ягоды, размером с ноготь, из которых бабушка потом делала очень вкусное варенье, которое я потом забирал домой, чтобы угостить родителей. Но эти ягоды любили не только мы, следы кабанов, которые разрывали своим хряком ямы, были повсюду. Честно говоря, за все время пребывания в лесу, я ни разу не видел ни одного кабана. Дед рассказывал, что зимой в поисках пищи, они постоянно приходили прямо к дому, их следы ног и хряков оставались на снегу. Несколько раз мне удавалось видеть лис, но они были такими ободранными, что больше походили на больших кошек, чем на диких опасных зверей. Ходя по лесным тропкам, мы забредали в детские лагеря, куда привозили детей на лето, у кого не было родственников в деревни. Однако редко встречали кого-то еще бродящего с нами по лесу, видимо он был таким огромным, либо уже всем надоел местным. По лесу мы часто ездили на дедовском мотоцикле, который гудел своим мотором на дальние километры, распугивая птиц. Ну как ездили, за рулем всегда ехал дядька, которому доверял транспорт дед, а я сидел в люльке довольный, что хвойный ветер хлестал меня по лицу. Однажды мы попытались вычислить с какой скоростью я могу бежать, для чего я должен был бежать державшись за резиновый поручень мотоцикла, и как только мои ноги переставали передвигаться и я падал, дядька засекал на спидометре скорость. Уже не помню какую скорость в итоге я развил, но точно помню что свел себе все коленки. Было у нас большое озеро с утками возле единственного магазина, куда мы ходили просто посидеть, как аристократы в чеховскую эпоху. Днем нужно было собирать либо огурцы, либо клубнику, на которые я до сих пор смотреть не могу. Просто когда вы смотрите на них в магазине по высокой цене, они кажутся дефицитными, а когда их плоды простираются на сотни метров вдаль к лесу, то ничего кроме отвращения к ним уже не испытываешь. В это самое время на улице размещались образцы продуктов, которые были в продаже, и большие грузовые машины сигналили, чтобы узнать цену и объем товара, который они скупали у нашего деда по дешевке, и с наценкой продавали у себя в больших городах на больших рынках. Я любил дожди тогда, потому что во время дождей нельзя было работать, и все сидели дома, играя в карты. А дожди там бывали такие сильные и долгие, что шли по нескольку дней, так что мы успевали создавать там целые карточные турниры. Однако нас детей все реже и реже привлекали к сбору урожая, так как мы слишком много топтали здоровых кустов, да еще к тому же пропускали за собой много ягод, прятавшимися за густыми листьями. В итоге за нами нужно было еще раз проходить по тем же местам. Пока взрослые работали в огороде, мы игрались в дедовские инструменты в мастерской, либо прятались в курятнике, пугая кур, которые переставали от этого потом нестись, а нам за все это влетало от деда. Однажды на большом дубе напротив нашего дома поселились белки, и мы их с любопытством подкармливали орехами, пока однажды наш кот не пронюхал о них, и не задрал всех, раскидав пушистые рыжие тушки на дороге. Для детской психики это было жестоко, помню я плакал, хотя кота тоже любил. Вечером мы собирались на длинной скамейке возле дома, лузгая семечки до глубокой темноты, здороваясь и обмениваясь слухами с прохожими. Небо в деревне особенное, на нем раза в три больше звезд чем на городском, и потому кажется, что сквозь эти белые дырочки к нам проникает больше солнца ночью, как сквозь решето. Наверное, поэтому деревенские ночи такие теплые как в воздухе, так и в душе. Еще лучше наблюдать за звездами, лежа на сеновале, – огромной горе скошенной травы, приготовленной для зимнего прокорма скота. Однако дед все время ругался и гонял нас от туда, а позже я узнал, что трава должна сначала высохнуть, прежде чем ее можно было придавливать, иначе она слипалась и загнивала. Несколько раз мне даже удалось поработать косой, длинной шваброй с острым закругленным металлическим концом. Одной рукой нужно было направлять само основание, а другой плавно подсекать острым концом траву. Сила там не нужна была, скорее больше изящества, поэтому в старину косили в основном женщины, а мужчины работали на сохе. Вот и мне удалось распахать сахой пару старых балаганов, – приятно было смотреть, как земля поднимается вверх под острым металлическим якорем, который тащили две мои хилые мальчишеские рученки. Вспоминались картины Льва Толстого в Ясной Поляне. Дед смотрел на меня и смеялся, позже он сказал, что соху в ручную редко таскали, а чаще запрягали в лошадь. Но мое самомнение, что я настоящий деревенский мужик после этого он уже унять не мог. Приезжих в деревню из города, местные всегда укоряли в чистоплотности и лености, и каждый из приезжих пытался доказать обратное, что он не хуже их, и тоже может сгодиться, работая на пределе своих возможностей.

Сам я хоть и вырос на берегу Волги, но когда впервые увидел Дон, был заворожен им. Волга как царица, капризная, задирающая нос, кокетничающая, а Дон всегда молчалив, суров и сдержан. Он навсегда меняет каждого, кто следил за его течением, оно как бы шепчет: «Делай как я! Будь спокоен и решителен!». Дон в тех местах был особенно близок, он огибал своими мокрыми объятиями полностью всю деревню, то есть она в трех сторон омывалась его тяжелыми струями. После того, как мы выполняли оговоренную норму прополки травы в огороде, ближе к вечеру приходили на берег реки купаться. Берег представлял собой белую полосу песка, покрытую как прыщами кое-где все теми же лопухами и коровьим пометом. Чуть выше пляж окаймлял широкий сосновый лес высотою с десяти этажный дом точно, поэтому по пути нам удавалось еще побродить по нему, и надо признаться бывать в лесу мне нравилось больше, чем купаться. Даже лежа на песке я постоянно огладывался на лес за спиной, чем смотрел в прохладные воды реки. Меня пьянил запах любого дерева, а запах свежих опилок вообще приводил в неописуемый экстаз. Как-то раз сидя на берегу дядька спросил меня: «Как ты думаешь, кто такой человек?». Я был ошарашен, мне тогда было всего 7 лет, не больше точно, что я мог об этом знать. Однако сразу понял, что вопрос был с философским подвохом. Я запомнил этот эпизод наверное потому, что я в том возрасте так усиленно больше никогда не напрягался, ответив ему достойно: «Люди не знают и никогда не узнают друг друга. Они знают все о технологиях, космических кораблях, а то, что у них под носом, они никогда не смогут разгадать». Теперь была моя очередь удивлять, дядька не ожидал такого ответа, посмотрев на меня так, как будто пытаясь понять, на каком заборе я это мог прочитать, ведь сам я в таком возрасте не мог такое придумать. Больше он меня в тот день ни о чем не спрашивал, а я ходил довольный тем, что смог ответить ему достойно. Вообще с ним всегда было весело, он знал наверное наизусть всего Достоевского и Ильфа и Петрова, цитаты из их книг сыпались на нас по поводу и без. Он умел искусно рассказывать истории из своей жизни, называя людей уменьшительно-ласкательными именами, например маму называл на старый манер маменькой, Лену Леночкой, а мужчину мужичком. От такой манеры речи невольно переносишься на сто лет назад, когда вместо машин по дорогам ездили повозки, а борода постоянно залезала в тарелку. Он был очень верующим, и несколько раз возил нас в известный монастырь со святым природным источником, расположенным недалеко от нашей деревни. Будил он нас в 5 утра, до сбора урожая, и прибыв туда, мы отстояв длинную очередь, окунались в ледяную воду три раза, перекрестившись, растирались на сухо. Ощущения были незабываемые, до сих пор помню все эти ощущения, и запахи деревянных келий, и серебряной воды. Другим летом с дядькой решили сплавать к роднику, который по слухам бил ключом на том берегу Дона, прямо напротив нашего пляжа. Ему эту историю рассказывали старшие, которые плавали туда по молодости, и вот он решил проверить: правда это, – существует ли там загадочный родник или нет. Не столько для пополнения своих питьевых запасов, сколько для безопасности, взяли с собой по две пустые пятилитровые бутылки, которые не тонули и оставались для нас как спасательные круги. Чем уже Дон и чем он извилистее, тем сильнее у него течение, и как раз оба эти условия были прямо перед нами. Даже никуда не плавая, можно просто нырнуть на месте и всплыть метрах в десяти от прежнего места, – течение нежно брало тебя на руки как младенца и переносило к себе на дно, где оно еще сильнее, а местами еще и закручивалось в водовороты. Сначала мы плыли с ним вровень, бросая вперед свои руки-бутылки, отталкиваясь от них, а затем я стал отставать, так как мои ноги начало закручивать холодным течением. Вскоре мне далось их выровнять с поверхностью, и скорость моя увеличилась. Отдалившись метров на сто от прямой линии противоположного берега, я подплыл к густым зарослям камыша, так как тот берег был совсем диким. Опустив ноги, я оказался стоящим по шею в воде, почувствовав наконец дно, я начал успокаиваться, восстанавливая прежнее дыхание. Камыши были настолько плотными, что пришлось идти не между ними, а ползти по ним, навалившись всем телом, порезавшись весь об острые их края. Докатившись до твердого берега, мне уже оттуда кричал дядька, которые к этому моменту нашел родник, и надо сказать это было не трудно сделать, так как его течение за долгие годы подмыло берег, образовав длинный овраг, спускающийся со склона, на котором журчал тоненький, как голос канарейки, ручеек. Вода оказалась очень насыщенной и прозрачной как стекло, мы набрали по полбутылки ее, так чтобы остаток воздуха все еще поднимал ее вверх, так как не хотелось лишаться такого вспомогательного средства на обратном пути, который надо сказать прошел гораздо быстрее и спокойнее. Дорога назад, как говаривали древние, всегда легче, потому что кажется уже привычнее. Дон облизал наши тела с ног до головы, и мы изрядно подмерзнув от холодного течения в центре, поплелись в гору через лес домой довольные.