Читать книгу Просветление - Роман Горбунов - Страница 4

Я шел уже три недели по острым камням, и узким горным тропам, которые виляли передо мной, как зовущая за собой рука молодой девушки. Сначала скрипели иголки под ногами, и поднимался запах хвои от шишек, потом они сменились грубыми камнями и щекочущим ступни песком.

На ногах появились ушибы, мозоли и ссадины. Но они были ничтожными, по сравнению с теми ранами – внутри, которые заставили меня покинуть родной дом и встать на незнакомый путь. Говорят, что кошки стесняются своей смерти, поэтому уходят из дома умирать вдаль.

Должны ли видеть наши слезы близкие нам люди, – вероятно нет. Но, только в том случае, если не они являются их причинами. Их языки острей мечей, не потому что точат их они, а потому что мы их сами, им в руки вкладываем. В любви мы все наги и беззащитны, снимая все доспехи.

А тот, кто держит против нас свой меч, и видит что без доспехов мы, – кто он тогда? Нам говорят: «в любви мы все равны», но видимо не все. Любовь ли это во-о-обще, – бить безоружного. И раны наши их не тревожат вовсе, а запах крови нашей их бодрит еще сильней.

Тут, под высоким и скалистым небом мы все равны, и птицы, и деревья, и мои мысли и сомнения. Здесь, среди равных друг другу, быстрее раны заживают, ведь все едины мы в порывы быть свободными и быть любимыми. И ветер всех ласкает нас – за гривы.

Кровоточат мои раны, я к ним прикладываю сострадание и радость, при чем не ту, где солнце светит, а ту где нету тени. Радость за других, когда от счастия соседа, мне самому становится светлее. Я стар и перепробовал лекарства разные, но помогают только эти два. Огромный океан открывается.

Вчера проснулся я слишком рано, солнце не поднялось еще над полосой, но уже осветило небо голубым покрывалом. С какой бы стороны я не смотрел на небо, оно казалось мне как огромная плоскость, наклоненная или перевернутая как стол сверху вниз, с которой скатывались облака.

Вокруг тишина, лишь в ушах шипел рой насекомых, который приветствовал подъем своего божества. Они шептали «Вставай!», но шептали это торжественно и хором. Может и мне научиться шептать как они, как вся та природа, в которой я живу, и частью которой я являюсь.

Мысли, как табун буйволов неслись с горы, поднимая за собой в тучи пыль. «Тише!», шепчу я им, «Подождите! Все успеется!», но шепчу как насекомые – тихо-тихо. И они останавливаются один за другим, и веер пыли за ними низко стелется под их копытами вниз к земле.

Сердце билось, как рыба, пойманная в сеть, отчаянно и во все стороны. «Тсс!», шепчу я, «Тише! Я тебя слышу! Говори тише!», и оно успокаивается и проскальзывает сквозь сеть, в глубины мутного океана. Тишина и шепот открывают любые двери, которые захлопываются перед нами.

Если бы мы научились не повышать голос друг на друга, когда нас перестают понимать, а напротив, пытались говорить тише и мягче, то не было бы между людьми столько конфликтов, которые тянутся за ними, как сухие листья за ветром, через многие тысячелетия.

Зачем кричать так громко, когда люди стоят так близко. Или может быть, им кажется, что из-за не понимания – они так далеки, что нужно повышать им свой голос. Но понимают ли они, что чем сильнее повышают голос, тем дальше от них отдаляются их собеседники.

Когда теплом друг на друга смотрят люди, им шепот кажется сильнее грома, им порою даже говорить не надо, настолько схожи. Но если холод изо рта исходит у кого-то, то тут же между ними ров растет, и наполняется рекою бурною, перекричать которую уже никто не может.

Этим утром, я дал обет: говорить с людьми только шепотом, о чем бы они меня не спрашивали, и чтобы они передо мной не вытворяли. Мало того, я зарекся перед самим собой, научиться еще мыслить шепотом. Кто из нас задумывался, как громко он мыслит и почему. «Тише, не надо!».