Читать книгу 15.02.13. Они держали за руку город - Роман Грачёв, Роман Грачев - Страница 5

Сезон половых подарков закончился, так и не начавшись. И это было несладко.

Под «половыми подарками» тридцатитрехлетняя Юлия Казанцева подразумевала обмен «валентинками» 14-го февраля с последующим ужином в ресторане, плавно переходящим в безумный секс в его спальне, заканчивающийся утром чисткой зубов и круассанами под кофе. Далее, конечно, наступало 23 февраля со всеми его дезодорантами, носками и кремами для бритья; якобы мужской день, в который, тем не менее, гуляет вся страна – мужчины, женщины и даже те, кто не попадает попой в горшок. Через две недели, соответственно, случался апофеоз этого гендерного безобразия – Восьмое, мать его, марта: роскошный букет алых роз за две с половиной тысячи рублей, колье за пять тысяч, опять же ужин в ресторане, секс и круассаны. Изнурительный марафон, в течение которого стараешься отдать и получить столько, сколько не отдавал и не получал за весь год.

Для Юли он был важен еще и тем, что это был первый для них с Женей тест на глубину чувств и серьезность намерений. Они познакомились в октябре, под нежный финальный аккорд бабьего лета (бабы уходят в спячку вместе с медведями в зоопарке, пошутил Женя). Он услышал ее в эфире, влюбился в ее волшебный голос, сказал, что новости об урожае зерновых в ее исполнении звучат как вальсы Штрауса, как журчание весеннего ручья, как хруст французской булки поутру… Он стал забрасывать ее сообщениями, добился свидания, и уже в середине ноября им обоим было так хорошо, как не было хорошо Тристану и Изольде.

Новый 2013 год они встречали вместе: шампанское, свечи, мандарины, фейерверк во дворе его дома и слияние тел под «Дискотеку восьмидесятых» в четыре утра.

Вместе с крещенскими морозами пришло охлаждение в отношениях. Юля списывала это на обычную постпраздничную усталость и отшвыривала от себя даже обрывки мыслей о том, что у Евгения появилась другая. Так ведь не бывает, чтобы через два-три месяца пламенной страсти мужчина мог разлюбить или переключиться на иной объект обожания. Ведь не бывает же, правда? Женя ведь не такой. Он романтичный, обходительный, вдумчивый, въедливый (а иначе стал бы он хозяином преуспевающей фирмы… ну, какой-то там фирмы по производству чего-то, без разницы). Что немаловажно, он был холостой. Юля уже попадала на женатика, который два года обещал ей развестись с благоверной, но в итоге сдулся. Так что спасибо, больше она на такое не подпишется.

Февраль уж близился, а постпраздничная усталость Евгения все никак не проходила. На предложения встретиться он все чаще отшучивался и ссылался на занятость, уверяя, что это временно, что в конечном итоге все будет хорошо. Что именно «хорошо» у них будет, он не уточнял, но очевидно же, что речь шла о совместном житье-бытье и, возможно, даже обручальном кольце.

Особые надежды Юля возлагала на «сезон половых подарков». Несмотря на то что возлюбленный как-то странно скукожился, она все же рассчитывала, что День святого Валентина они проведут вместе. Так бывает, что любовь вдруг задыхается, закупоривается, и тогда надо просто проковырять небольшую дырочку в боку, чтобы она вновь задышала полной грудью…

Юля рассматривала свою обнаженную грудь в зеркале в ванной, поворачивалась и так и эдак, приподнимала, встряхивала, как наполненные водой презервативы, и думала: «Ну не может такое не задышать!»

Не задышало. На Юлькины предпраздничные намеки возлюбленный ответил, что, мол, святой Валентин – прощелыга и мошенник, и что ему, Евгению, больше по душе Петр и Феврония, которые наступят в июле. Таким образом, романтическая встреча 14 февраля отменялась, а за ней автоматически сливались и два следующих праздника.

Ей бы принять и смириться – уж в который раз, – что в возрасте тридцать-плюс счастье надо уже не искать, а просто тупо ждать, сидя с попкорном перед телевизором. Но Юля решила прояснить ситуацию. Она не любила недосказанностей и умолчаний, ее так воспитали родители-комсомольцы.

Вечером 14 февраля она приехала к его дому. Нашла укромное место за парковкой, расположенной на дальнем краю двора, возле тополиной рощи. Черный «крузак» возлюбленного стоял на углу площадки. Стало быть, Женя либо дома, либо вне дома и выпивает. А с кем можно выпивать вечером в День святого Валентина? Не с мамой же!

Юля ждала двадцать минут. Становилось холодно. Она переминалась с ноги на ногу, стучала сапожками друг о друга, дышала в перчатки и осипшим голосом напевала:

– Магнит… болит… свербит… икает… Артрит, едрит, не сплю, бухаю…1

В начале девятого к правому подъезду десятиэтажки подъехало желтое такси. У Юли Казанцевой забилось сердечко… замерзшее и очерствевшее, но еще живое… а из машины вышли они. Евгений и какая-то пигалица с букетом роз вдвое шире ее туловища. Юлькиных роз! Он взял ее под руку и повел к подъезду. Перед тем как открыть дверь, он ее целовал. Долго целовал, прижимая за задницу. Затем они скрылись внутри.

– Вот же сука, – пробормотала Юля, и слезы потекли из ее больших бездонных глаз.

Боль?! Да что ты знаешь о боли?!

Слова эти вспомнились не потому, что ей было больно (хотя и больно тоже). Она вспомнила именно лицо Аль Пачино в тот момент, когда он это проорал. Ох, сколько в нем было страсти, сколько отчаяния и ярости! Слепой ярости. На таких эмоциях можно электричество добывать.

Юля сняла одну перчатку, вытерла слезы насухо, чтобы не осталось льдинок. Постояла молча, подышала, посмотрела вокруг. Зимний двор был тёмен, тих и безмятежен. А рядом стоял чертов «крузак» изменщика…

Решение пришло спонтанно.

Юля порыскала взглядом вокруг. В снегу под ближайшим деревом валялось что-то темное, толстое и длинное. Дубина женского гнева.

– Приве-ет, – пропела девушка, – я даже не скуча-аю…

Юля не без труда выдрала дубину из-под корки льда. Взвесила на руке. «Гнев женский» тянул килограммов на пять-шесть. В самый раз.

Осознавала ли она, что творит? Ну, разве что в общих чертах.

Первый удар, в который она вложила всю свою поруганную девичью честь, был нанесен по лобовому стеклу. Так сказать, по самой наглой морде, как пощечина. Стекло хрустнуло паутиной трещин, но выдержало. Юля знала, что возлюбленный ставит сигнализацию на беззвучный режим, а если брелок в кармане куртки вдруг начинает визжать, он даже не приподнимет зад, чтобы поинтересоваться причиной. «Дурная сигналка, – говорил Женя, – орет даже от голубиного дерьма на капоте. Все забываю заехать в сервис».

Второй удар вогнул стекло внутрь. Пожалуй, с него хватит, подумала Юля и перешла к зеркалам. У нее было не больше пары минут, чтобы закончить начатое, пока Евгений Николаевич Суков-Блядский не отвлечется наконец от мацабола с новой пассией и не выглянет в окно.

Зеркало у водительской дверцы сдалось после двух богатырских взмахов. Хорошая дубина, надежная. Габаритные огни джипа возмущались молча. Ни в чем не повинный автомобиль вел себя как истинный джентльмен: получал по морде смиренно, потупив очи и не подавая голоса. Интересно, как бы повел себя сам Евгений, случись у них такая драка? Перехватил бы ее руки и оттолкнул на диван, назвав дурой? Вряд ли. Он не такой, он романтичный, обходительный, вдумчивый… хотя кто знает, как себя ведут такие типы, когда им пытаются выцарапать глаза?

Зеркало оторвалось и повисло на проводе. Юля переключилась на передний бампер. Радиаторная решетка не поддалась – дубина отскочила от нее, как от натянутого батута, с болезненной отдачей в руки. Тогда Юля замахнулась как следует и вонзила оружие черному монстру в левый глаз. Фара тоже оказалась крепкой, но настойчивость города берет. Еще удар – и трещина есть. Теперь точно под замену.

Юля поняла, что выдохлась. Опустила дубину концом в снег, согнулась. Ее вырвало недавним перекусом (два пресных бутерброда с колбасой и чай – на большее ее в последние дни не хватало). Она посмотрела на темные разводы на снегу, вытерла губы и повернула голову к дому. В окне на третьем этаже маячила знакомая фигура. Женя ее увидел.

– Валим, – сказала она вслух, отбросила дубину и помчалась куда глаза глядят. Через рощу, по сугробам, спотыкаясь и падая. Подальше от места преступления. Подальше от боли.

В заднем кармане джинсов неистово хрюкал телефон.

Выслушав рассказ, Сашка не придумал ничего лучше, как сесть рядом с девушкой на диван и обнять обеими руками.

– Ну ты, мать, даешь.

Она шмыгнула носом, спрятала лицо на его груди.

– Не тем даю.

– Похоже на то. Выпьешь что-нибудь?

– А что есть?

– Немного вискаря осталось. Для дома, для семьи.

Она кивнула. Сашка сходил на кухню, налил виски в маленькую рюмку. Подумал, не плеснуть ли себе, но решил, что тогда это будет уже пьянка, в то время как одна маленькая рюмочка для леди – это медицинская помощь.

– Телефон выключила? – спросил он, когда Юля вернула опустошенный наперсток и устроилась в углу дивана, подтянув к себе ноги.

– Да. Но он успел прислать какое-то сообщение. Даже читать не хочу.

– И не надо пока. Утром на свежую голову решишь, что с этим делать. Здесь тебя никто не найдет, а завтра посмотрим.

– Спасибо тебе, Саш. – Она протянула к нему руки. Он великодушно позволил себя облапать.

Через час, после душа и вечернего чая с вафлями, Юля угомонилась, легла на диване у стенки. Он укрыл ее, поправил подушку. С внезапно нахлынувшей нежностью оглядел торчащие из-под одеяла голые коленки, джинсы и блузку на спинке стула, скомканные носки на полу. Подумал: «Чистая дружба между мужчиной и женщиной, конечно, существует. Но… всегда есть это проклятое «но».

Сашка не сказал бы за всех женщин – им лучше знать, что у них на уме, – но за мужчин мог сказать определенно: водя чистую дружбу с женщиной, ты никогда не забываешь, что у этого друга, черт побери, есть сиськи, и при определенных обстоятельствах ты бы с удовольствием познакомился с ними поближе, даже рискуя разрушить магию истинного товарищества. Это какое-то древнее проклятие, не иначе.

Он лег рядом, не раздеваясь. Накрылся краем одеяла, повернулся спиной к Юле и стал смотреть телевизор. Шел боевик с Томом Крузом.

– Саш, – раздалось за спиной.

Он развернулся, вгляделся в бледный овал ее лица.

– Да, Юль?

– Что у нас с ним случилось, как ты думаешь? Почему вообще такое случается?

Он ответил не сразу. По его разумению, вопрос «почему умирает любовь?» простительно задавать в шестнадцать лет, но уж никак не на четвертом десятке.

– Мой ответ тебе не понравится.

– И всё же.

Сашка вздохнул.

– Он влюбился в твой голос. Познав тебя в реальной жизни, он понял, что… – Саня замялся. Юля толкнула его в бок. – …что ты – обычная, каких много. Извини уж.

Он ждал шипения или нового тычка, но Юля просто сказала:

– Умеешь ты подбодрить, Олень. Спокойной ночи.

– И тебе.

Напоследок она все же толкнула его попой в бедро.