Читать книгу Большая книга одесского юмора (сборник) - Роман Карцев - Страница 13

Живу я хорошо. Недалеко от города. Один в девятиэтажном доме. Ну не во всем, конечно, а только в одной квартире. Однокомнатной. На седьмом этаже. А так все удобства: там, плита газовая, туалет, совмещенный с умывальником… Хорошо…

Вот только белье сушить негде.

Короче, на балконах мы его сушим, это белье, будь оно трижды неладно!.. Из-за него все и случилось.

А дело-то как было? Выхожу я, значит, на свой балкон – и вижу: лежит там какая-то вещь. Ну явно, что не моя. То есть какие-то трусики женские сиреневого цвета, а сверху к ним еще и бюстгальтер пришит. Уже потом, в больнице, когда ко мне туда милиционер приходил протокол составлять, он мне сказал, что вещь эта грацией называется. А вначале я вообще ничего не понял. Откуда взялось? С неба, что ли, упало? Потом наверх посмотрел – точно… Прямо надо мной балкон восьмого этажа, а там на веревке какие-то женские вещички болтаются. Ну ясно, думаю. Значит, ветром снесло. Так, интересно, соображаю, и что же теперь мне с этой вещью делать? Как поступить? С одной стороны, вещь, конечно, красивая. С кружевами. И, видно, цены немалой. Но с другой – мне-то она к чему? Куда мне ее, к примеру, надеть? Если на работу к себе в котельную, так она слишком маркая. А на выход… Так я, кроме как в котельную, из своей квартиры никуда и не выхожу.

И тут вдруг меня как громом ударило! А что, думаю, если ее вернуть? Законным владельцам. Вот так… безвозмездно. Просто пойти и отдать!

И так у меня хорошо на душе от этой мысли сделалось! Нет, точно, думаю, вот пойду сейчас и отдам! И пусть люди знают, что вокруг не только бандиты и алкоголики ошиваются!.. А есть еще и такие граждане, у которых, как это там говорили по телевизору, «души прекрасные позывы». И всякое такое…

Вот с этими благородными мыслями поднимаюсь я на восьмой этаж, звоню в дверь – не открывают. Тогда я стучать начал. Сначала рукой. Потом ногой. Потом уже сильно. То есть двумя.

Слышу, зашевелились. Наконец появляется. Видимо, муж. Здоровый такой хмырь. В одной руке тарелка борща, в другой – ложка. Значит, дверь, видимо, тоже ногой открывал.

– Ну, – говорит, – чего тарабанишь? Шляются тут бомжи всякие. Пожрать не дают!.. Чего тебе надо?!

И такая меня злость почему-то на него взяла!.. Я к ним, можно сказать, со всей душой, а они…

– Да мне, – говорю, – как раз от вас, гражданин, вообще ничего не надо! А вот вы бы супружнице своей сказали, чтоб она за своими трусами да лифчиками следила получше!.. А то я вот, как честный человек, принес. А другой какой-нибудь у себя дома найдет, так вы с него и через суд не получите!

И протягиваю ему свою находку.

Смотрю, этот с борщом аж осел на задние лапы. А тут жена его из кухни подгребает. И тоже с борщом.

– Что тут за шум, – говорит, – Мусик? Кто к нам пришел?

– Это ты, – он ей говорит, – у меня спрашиваешь, кто к нам пришел?! Это я у тебя хочу спросить. Откуда это у него твое исподнее?!

Она присмотрелась…

– О-о, – говорит, – Мусик, так это же наш сосед! Под нами живет. А вещичка эта… Ну слава тебе, господи! Теперь все понятно. А то я уже обыскалась совсем. На веревке, смотрю, нету. На себе – тоже нету. А она, значит, у вас находилась!.. Спасибо, что занесли. Так, может, в гости зайдете? Мы сейчас с мужем покушаем быстренько и потом уже можем вместе чаю попить!..

Тут ее муж, гляжу, совсем ошалел.

– Ах ты, – говорит, – Леля, такая-разэдакая! Даже не знаю, – говорит, – как тебя и назвать при чужом человеке, чтобы тебе мало не показалось!.. И я еще после всего должен с ним чаи распивать?! Ну теперь все понятно! Пока я, значит, дома сижу, так ты меня – Мусик-Пусик! А как за порог – так ты сразу к соседу бежишь! Еще и панталоны свои у него на квартире оставляешь, как будто бы у тебя, кроме них, еще какие-нибудь имеются!..

Тут уже и она завелась.

– Ты меня извини, – говорит, – Пусик, но только ты у меня совсем придурок какой-то! Не оставляла я у него на квартире никаких панталон! Объясняю ж тебе! Я на балкон вышла, чтобы их снять, а они…

– Ну правильно! – он кричит. – В квартире у него тебе раздеваться уже недостаточно. Тебе у него на балконе обязательно нужно с себя все сымать! Чтоб уже, значит, весь город видел, какая ты…

– Да не снимала я с себя ничего!! – орет она. – Их просто ветром сдуло!

– Конечно! – орет он. – Как супружеский долг исполнять, так тебя часами нужно упрашивать, чтобы ты хоть что-то с себя сняла! А сосед какой-нибудь только подмигнет, так с тебя все аж ветром сдувает!..

Тогда уже и я не выдержал.

– Слушай, – говорю, – ты действительно ненормальный какой-то! Тебе в дурдом обратиться нужно. Там тебе уже, наверное, года два как прогулы записывают! Русским же языком тебе объясняют: не сымала она у меня ничего! Ни в квартире, ни на балконе. Зачем же ты женщину-то оскорбляешь? Ну, допустим, моя физиономия тебе подозрительна. Так ты ж на ее лицо посмотри! А?! Да на кой ляд она мне нужна, такая красивая! Она эту вещь у себя дома постирала и на свой балкон повесила! Усекаешь?! А потом ее ветром сдуло! И она на мой балкон перелетела. Понял наконец?!

– Ах вот оно что! – он говорит. – Так вы меня и вправду за дурака принимаете!.. Значит, перелетела… Ясно. Ну тогда мы сейчас будем проводить летные испытания. То есть сначала я эту штуку буду с балкона сбрасывать, а если она куда-нибудь не туда полетит – тогда уже вас!

Жена его – в слезы:

– Умоляю, – кричит, – Степочка, только не это! У нас же восьмой этаж! Я и так эту вещь целый день искала, аж извелася вся, а ты опять хочешь ее отправить куда-то там в неизвестность… Давай я тебе лучше поплоше что-нибудь дам для твоих научных экспериментов!

И начинает таскать ему из шифоньера какие-то майки заштопанные, носки. А он все это с балкона сбрасывает. А тут – то ли ветер не в ту сторону подул, то ли что, но только все это барахло, как назло, мимо моего балкона летит – и прямо на землю шлепается. Там уже и народ собираться стал. Разбирает все это, примеривает. Потом крики всякие в нашу сторону раздаваться начали. Типа «Давай еще скидавай!», «А поновее у вас ничего нет?», «А из мебели?! Из мебели что-нибудь скиньте!»

В общем, смотрю я на это дело и думаю: все, Петро! Вот до чего тебя довело твое свинячее благородство! Сейчас у них в шифоньере старые шмутки закончатся, а вместе с ними и твоя молодая жизнь…

И тут вдруг жена этого придурочного как заверещит из своего шифоньера:

– Ой, Степочка, ой! Ты посмотри, что я нашла!

И достает оттуда точно такую же вещь, как я им уже принес, но только совсем другую!

– Так вот она, оказывается, где была, лапушка моя ненаглядная! – кричит эта самая жена. – Оказывается, она просто за полочку завалилась!

Мы с ее охломоном аж остолбенели оба. А потом он мне тихо так говорит:

– Ах ты…

Ну, в общем, вы понимаете, что он мне говорит. Типа: что же это вы… ну, типа, товарищ, чуть не разрушили сейчас нашу здоровую семью? И на кой же это вы, ну, типа, хрен принесли в наш мирный дом эту совершенно не принадлежащую нам, ну, типа, хреновину? Мы тут с женой жили, можно сказать, душа в душу!.. Слова громкого никогда!..

И тянется уже, гад, за табуреткой…

Но только вдруг эта самая жена ему и говорит:

– Нет, подожди, Степан. Что-то я не пойму… Эта вещь, которую я сейчас в шифоньере нашла, она, конечно, моя… Но только и та, вторая, которую сосед принес… Я же ее тоже вчера, когда из магазина пришла, на диване увидела. Ну и постирала, конечно, сушить повесила. Так вот она-то у нас откуда вчера в квартире взялась, а? – и смотрит на своего супруга как-то без большого доверия.

Гляжу, этот Степан стушевался. И даже вроде бы с лица начал спадать.

– Ну, – говорит, – Лелечка, мало ли… Откуда я знаю…

Э, думаю, плохи его дела. Надо выручать мужика.

– Я, – говорю, – знаю! Тут, видимо, вот какая история получилась. Над вами же еще один балкон имеется? Девятого этажа. Вот оттуда, наверное, она к вам и прилетела. Вы ее за свою приняли. Постирали, повесили, а потом она уже полетела ко мне!..

– Точно! – говорит этот самый Степан. – Ну правильно. Просто она балкон перепутала! Видишь, Леля? А у тебя сразу какие-то подозрения!..

– Хорошо! – говорит эта самая Леля. – Тогда давай поднимемся сейчас на девятый этаж и выясним. И вы, сосед, с нами пойдемте. Вы у нас свидетелем будете. А может, и понятым…

Вот тут бы мне и упереться рогом. Мол, не пойду – и все! Тогда, может быть, эта история и закончилась бы для меня как-нибудь безболезненно. А я что-то слабину дал…

В общем, поднимаемся мы на девятый этаж, звоним. Открывает нам дверь старичок какой-то сморщенный, как сухой перец. В руке – костыль. Степан ему эту штуковину показывает:

– Не твоя, – говорит, – дед? Хотя откуда она у тебя такая может быть?..

А дед ему вдруг:

– Ошибаетесь, – говорит, – товарищ! У меня как раз таких много. Нам, ветеранам гражданской войны, их сейчас вместо пенсии выдают. У государства нашего денег временно не хватает, а товар этот у них на каком-то там складе еще с прошлых времен затоварился. Так что я их уже, считай, года два получаю. У меня их сейчас ровно двадцать четыре штуки накопилось. А вчера было даже двадцать пять. Только тут племянница моя прибежала. «Дедуль, – говорит, – дай мне эту твою фиговину поносить. А то я здесь с мужиком одним познакомилась. В вашем доме на восьмом этаже живет. Он меня в гости к себе пригласил, пока его жена в магазин отлучилась. Так чтобы выглядеть как-то пообразованней…»

Только он это проговорил, как тут, значит, Леля своего благоверного коленом под дых – шарах! Чтобы верность ей сохранял. Тот, в свою очередь, деда кулаком, чтобы много не разговаривал. А тот уже меня костылем – за компанию. Хотя я-то при чем?.. Но сильно они там разбирались в гражданскую…

Потом, конечно, соседи всякие повыскакивали. Как же не поучаствовать?!

Короче, лежим мы сейчас все в травматологии, и я вот думаю: поставят меня наши медики на ноги, выйду я отсюда на инвалидность – и больше уж из своей квартиры ни на шаг! Ну разве за пенсией там. Или за бутылкой. Ну, в общем, только то, что необходимо для жизни. Потому что с благородными какими-нибудь целями в наше время из своего помещения выходить – чистая смерть.