Читать книгу Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой! - Роман Кожухаров - Страница 24

Когда среди лихорадочного сумбура мыслей, роившихся в голове Гвоздева, мелькнула эта, по поводу страха, он подсознательно имел в виду скорее себя, а не кого-нибудь другого. Черт возьми, что же они могут предпринять? Неужели он всерьез замыслил некий план, по которому они смогут задержать два вражеских танка или дать им бой? Относительно отступления всей группы Фомин скорее всего был прав. Укрыться до самой реки им было бы негде, а на ту сторону, увяжись немецкие танки за ними, они бы переправиться не успели.

Хотя, с другой стороны, успех их вылазки в сторону колхоза напрямую зависел от незаметности их передвижения. Теперь, когда враг их обнаружил, даже попытка приблизиться к «Октябрьскому» оказывается под большим вопросом. Не поспешил ли он с решением? Может, где-то в глубине души он чувствовал, что Сарай по большому счету прав. Поэтому и накинулся на того с кулаками. Ерунда… Вот и Фома поддержал его линию, и Фаррах. В конце концов, есть приказ, и надо ему следовать.

Коптюк отправил группу в разведку, и если это – разведка боем, то так тому и быть. В конце концов, в лес они вряд ли сунутся. Могут попробовать, да только побоятся. И деревья немаленькие, и не знают гитлеровские танкисты, сколько их тут прячется и как они вооружены. Вот он бы в такой ситуации без поддержки пехоты дальше опушки не пошел бы.

Хотя намерения у этих лязгающих чуд-юд, судя по всему, серьезные. Теперь уже обе машины были видны четко, как на ладони. Это были «пантеры» – новые плоды дьявольски изобретательной фашистской инженерии. Уже довелось повстречаться с ними в бою. Тогда спины штрафников прикрывала артиллерийская батарея. Расчет ЗИС-2 лейтенанта Перешивко, как скорлупу ореха, раскалывал бок хваленой «пантеры». Да, броня на бортах у нее не шибко сильна, для подкалиберного 57-мм – несложное дело ее продырявить. И в самую морду можно выцелить. Если под маску сумеешь попасть, будет толк. Ведь только чуть больше недели прошло, а кажется, будто было все это целую вечность назад: огонь, и смерть, и дым, и взрывы, и горящие черными углями глаза артиллериста Перешивко, с кровью, которая лила из-под набрякшего красным бинта на лбу, заливала лицо, которую он размазывал вместе с пылью и потом измазанным красным рукавом гимнастерки. И крик его, обреченно спокойный: «Огонь!..»