Читать книгу Время смерти - Роман Корнеев - Страница 10

Её явно продолжали подозревать.

Началось всё на второй день пребывания Цагаанбат в янгуанском внутреннем госпитале. Она ещё плавала в киселе пропитавших мозг опиатов, а в палату уже начали наведываться хмурые личности в форме «красножетонников» или с вовсе малопонятными знаками различия.

Впрочем, между сессиями хирургии от неё было мало толку – даже кормили её через зонд, а силы воли только и хватало, что разглядывать сложную систему распорок, поддерживающих «на плаву» то, что осталось от её ноги.

Цагаанбат пыталась отвлекаться, смотреть хотя бы в потолок, но глаза всё равно намертво застревали на помигивающем огоньками биологическом контейнере, в котором плескалась ядовитого цвета биожидкость. Сквозь стенки просвечивала и жёлтая кость, заканчивающаяся на двадцать сантиметров выше, чем нужно.

Лишь спустя неделю, когда нервные окончания были усмирены, и дозу обезболивающего удалось снизить, Цагаанбат стала замечать своих визитёров.

Начиналось всё издали, представлялись по форме, спрашивали, помнит ли она детали полёта, не отклонялась ли группа от курса и прочие ничего не значащие мелочи.

Цагаанбат старательно пыталась извлечь из памяти хоть что-нибудь, что могло бы их заинтересовать, но, похоже, её ответы их ничуть не волновали. Выглядело всё так, словно есть определённый порядок действий, вот люди со скучными лицами отрабатывают необходимую повинность, поставить галочки по графам и довольно, быстрей домой, к жене и детишкам.

То, что она не просто в госпитальной палате, а скорее под арестом, Цагаанбат сообразила, когда впервые попыталась связаться с мамой. Для начала ей отказались выдать её «айри», сказав, что «это вам сейчас вредно»; на стене висел вполне исправный аппарат, которым неоднократно пользовался персонал, с ним тоже не получилось – она по-прежнему не могла подняться, а медсёстры лишь косились на просьбы позвонить и куда-то всё время начинали спешить.

Тут же выяснилось, что она лежит одна в трёхместной плате неспроста, и соседей уже не дождётся.

И вот, наконец, появился он. Низкорослый, лысоватый, суетливый, пристальный. Не назвавшись, он сперва начал по кругу всё те же необязательные слова, на что Цагаанбат тут же пожелала написать официальный рапорт о полёте, «чтобы не упустить ни малейшей детали».

Тогда следак, если это был он, оставил в покое галочки и графы, перейдя, наконец, к сути дела:

– Капитан, вы всё нам напишете, и самым подробным образом, но позже, сейчас нас интересуют вполне конкретные детали происшествия, те самые детали, которые не могут ни подтвердить, ни опровергнуть прочие уцелевшие во время того воздушного боя, равно как и какие-либо записи.

Вот теперь понятно.

– Вы не подскажете, а у вас для этого достаточно полномочий? Мы везли полного советника «Янгуан Цзитуань», детали целей полёта которого нам даже не сообщили, откуда я знаю, что имею право вам что-то рассказывать?

И тогда он рассмеялся. Громко так, заразительно. Потом долго утирал слёзы. А потом перестал.

– Капитан, если бы мне нужно было вам что-то доказывать, я бы доказал. Но давайте поиграем в вашу игру, только лишь ради того, чтобы доставить вам такое удовольствие. Предположим, я простой муниципальный болван, расследующий дело о поножовщине во вверенном его ведению многоквартирнике. Мне не нужно никаких «секретов», вымышленных или действительных. Я и так знаю, куда и зачем вы летели. Причём вы сами из этих двух фактов знаете только ответ на вопрос «куда». Я же здесь – не за этим.

Он придвинул пластиковый стул, взобрался на него и полез в свою «айри».

– Прежде всего, меня интересует, знаете ли вы, что кроме вас из экипажа вашего конвертоплана никто не выжил, включая высокопоставленного пассажира?

Цагаанбат почесала в затылке.

– А это важно?

– А, по-вашему, нет?

Цагаанбат пожала плечами.

– Я не знаю, в какие игры вы тут играете, однако я – подготовленный бронепех и пилот. Не «красножетонник». Если в мои обязанности входило охранять чуткий сон господина советника, то мне об этом доложить забыли. Я – вояка. Моё дело – стрелять. И получать в ответ такую же стрельбу. Результат чего вы и можете видеть.

Цагаанбат сделала широкий жест. Гость продолжал ёрзать, но глаз не отводил.

– Если все мои бойцы погибли – прискорбно, но такова специфика нашей профессии. Надеюсь, «Янгуан Цзитуань» в уговоренные контрактом сроки выплатит их семьям положенную компенсацию. Что касается гибели советника – ещё более печально, но это скорее вопрос к тому, кто загнал нас в это пекло, а ещё к тому, кто не успел нас прикрыть уже после отбивки сигнала о вступлении в бой. Тут совесть моя чиста, я сделала всё, что могла, для успешного завершения миссии.

Коротышка слез со стула и на ходу залистал какие-то доки на своей «айри».

– Прекрасно, вот давайте по этому и пройдёмся. Действительно, вы сумели во время боя пересадить пассажира на свой борт, когда его машина потеряла ход, на протяжении всего огневого контакта вы успешно командовали группой и так далее. Вопросы начинаются позже. Насколько чётко вы помните ту часть боя, когда вы уже добрались до бункера?

Цагаанбат даже не моргнула:

– Предельно чётко.

– Прекрасно, отчего советник оказался в бункере без бронекостюма?

Тут уже ей пришлось выпучить глаза.

– Что?

– Вы слышали, тело советника со следами пыток было обнаружено спасательной группой в дальнем помещении. Советник, согласно отчёту, был без брони.

– Понятия не имею, о чём вы. Последнее, что я видела, отправляя советника в сторону внутренней гермокамеры – он был в «веригах» и стандартном бронешлеме из бортового комплекта. Потом дверь разворо…

Коротышка жестом её остановил, продолжая копаться в доках.

– К этому мы ещё вернёмся. Значит, по-вашему, вы отправили советника одного, в броне, чтобы он заперся изнутри и ждал подкрепления, так?

– В точности. Я и два бортстрелка, как наименее бронированные, оставались во внешних помещениях бункера, остальные прикрывали наш отход снаружи.

– Вы не задумывались о том, что оставаться снаружи под огнём винтолётов даже для бронепехотинцев – это верная смерть?

– Если бы нас четверых никто не прикрывал, ваш советник не добрался бы даже до внешней двери. Парни дали нам несколько необходимых секунд. В конце концов, посмотрите записи бронекостюмов, они все снабжаются самописцами.

Коротышка наконец поднял свои честные глаза:

– А как вы думаете, что мы увидели на этих самописцах?

Так они смотрели друг другу в лицо, наверное, минуты три, потом коротышка так же спешно засобирался, долго просил прощения за «вторжение и назойливость» и, в конце концов, испарился, а за дверью Цагаанбат увидела двоих бравых вояк. Горбы «вериг» узнать нетрудно. Ничего себе замес.

Значит, её точно подозревают.

Возможно, просто потому, что она осталась в живых, простое механическое соблюдение процедуры.

Возможно, она всё-таки что-то упустила.

Подорванная ею в бункере «импа»24 была взята с пояса одного из стрелков, её комплект оставался не израсходован, так что тут им будет тяжело ей что-то предъявить, энергетический спектр «люсинчуя» отследить практически нереально, это штурмовой разрядник армейского образца, и когда пучок плазмы врезается в препятствие при таких энергиях, масса рабочего тела ничтожна, в основном поражающим фактором работает обычный воздух, ударная и вторичная температурная волна, ногу ей фактически разорвало пирокинетическим ударом.

Угу, с одновременной кремацией разлетающихся ошмётков.

Траектория поражения?

После взрыва двух пиро-гранат там все стены в решето от осколков брони обоих стрелков. Судя по всему, и ей изрядно досталось – Цагаанбат насчитала на себе минимум три антиожоговых повязки в тех местах, где армопласт всё-таки не устоял.

Значит, тут всё в порядке.

Никаких загадок. Самописцы выгорели – это преследователи, убираясь восвояси, подтёрли за собой. Что там было в горячке боя – от неё теперь сложно требовать подробностей. Отправила советника, заняла позицию позади стрелков, как учили, ногами к опасности, спиной к стене. Успела ли хоть раз выстрелить – не помнит, кажется, да, но всё случилось очень быстро, нападающие с ними цацкаться не стали.

Вот и вся история.

Цагаанбат прикрыла глаза и постаралась забыться.

Однако её как заклинило, она продолжала раз за разом прокручивать в уме тот бой, по новой, по новой, в каких-то уже совсем вымученных деталях, которых она и помнить-то не могла.

Да так, в конце концов, и заснула. Или врачи ей вкололи что-то.

Впрочем, проснулась она на следующий день с полегчавшей головой, и всё утро с интересом смотрела на светлеющее за окнами небо, казалось, сегодня случится невозможное и вдруг выглянет солнце.

В тот день никто так и не пришёл.

Цагаанбат вновь пыталась добиться возможности позвонить маме, но снова в этом не преуспела. Зато сообразила, почему ей «айри» не отдают. «Импа» наверняка выжгла что-то в интерфейсах, и теперь пока новый шлейф не смонтируют, только внешние терминалы.

Ну так и ими пользоваться не дают!

И двое вояк за дверью никуда не делись.

Приходили брать биопсию для селф-репозиции тканей.

Хороший знак, если «Янгуан» раскошелится, ногу ей вернут. Чувствительность, конечно, будет не та, но вояке это не главное, Цагаанбат знавала нескольких, у которых боевой армопласт заменял полноценный протез, у них там, в свободных полостях, даже какое-то лишнее оборудование смонтировано. Заманчивая перспектива, ничего не скажешь.

Интересно, а не могла она в бреду, накачанная по уши каппа-опиоидами, что-нибудь такое наговорить, что её взяли в работу?

Не должна, в стандартную программу подготовки вояк входила пассивная тренировка по рефлекторному подавлению речевых и двигательных центров в случае потери самоконтроля. Вовсе не для того, чтобы лучше «играть в партизан на допросе» (любимое мамино выражение), а потому что в беспамятстве можно было при помощи экзоскелета винтолёт разнести. Техника не знает, что такое гипоксия или дезориентация, если она уж работает, то на полную катушку. И рефлекторный удар миоусилителя, сравнимый по энергии с килограммом тротилового эквивалента, может натворить дел на борту. Что-то труженики клизмы такое делали с их мозгами, чтобы ничего подобного не случалось.

Так что Цагаанбат могла заговорить, только когда хоть частично пришла в себя.

Значит, на этом и сосредоточимся.

Цагаанбат так и проторчала весь тот день в палате, прерываясь на еду и сон, даже ни о чём толком не думала.

А на следующий день, прямо с утра, вновь явился коротышка.

Точно так же деловито побегал по палате, потом сел на стул и принялся мучить «айри». Потом сразу взял быка за рога:

– Капитан, нашим спецам очень помогли бы утраченные самописцы, но и без них удалось многое реконструировать. Давайте я перечислю всё, что мы знаем, а вы меня поправьте. Итак, вы с двумя стрелками и советником десантировались последними, вас настигала вторая группа конвертопланов противника, по этой причине вы настроили автопилот винтолёта на прикрытие, а бойцам в тяжёлых экзоскелетах приказали произвести беспокоящий огонь из наплечных ЗРК, после чего попытаться проследовать за вами в бункер. Однако противник решил с вами больше не церемониться и накрыл посадочную площадку веерным залпом. Отряд, оставшийся снаружи, был немедленно уничтожен. Тогда вы заперли внешнюю гермодверь и приказали советнику проследовать во внутреннюю «комнату страха» и приготовились обороняться. Внешнюю дверь они вскрыли довольно быстро, вы потеряли сознание от болевого шока, двое стрелков погибли. На этом ваши показания заканчиваются. Всё верно?

– Так точно.

– Спустя четырнадцать минут после того, как была заперта внешняя дверь, на месте оказались наши спасатели. Нападающие в этот момент уже уходили в пятидесяти километрах севернее.

– Жаль. Я думала, наши их хоть потрепать успели.

– Увы, увы. Но вам не интересно, как они за 14 минут сумели не только выкурить из норы вас троих, но и попасть в «комнату страха»?

Цагаанбат заинтересованно посмотрела на коротышку.

– Вскрыли её, как внешнюю?

– Вы не заметили, наверное, но внешняя дверь была слегка тоньше внутренней. К тому же, этим они скорее всего добились бы смерти советника, но я в прошлый раз говорил, что там были следы пыток.

Цагаанбат пожала плечами.

– Я подскажу вам, капитан. Внутренняя дверь не закрылась.

– Это как?

– Видимо, случайный осколок попал в сдвижной механизм. Его заклинило.

– Печально.

– Вам не пришло в голову обернуться и посмотреть, как там советник, благополучно ли заперся?

– Мне было не до советника, если честно. Я даю распоряжения, все выполняют. Такие правила. В вашей службе – иначе?

– Советник не ваш подчинённый.

– Советник вообще не имеет звания, поэтому в бою он младше рядового. Ещё раз повторяю, такие правила. Если он их не выполняет – тем хуже для него.

Цагаанбат добавила в свой голос толику презрения. Пиджаки, цао ни ма гэ тоу.

Коротышка примирительно воздел две руки.

– Прекрасно, тогда пойдём дальше. Значит, нападающие входят, проникают сквозь заклинившую дверь в «комнату страха», аккуратно снимают с советника «вериги» и бронешлем, не спеша производят экзекуцию, возможно, что-то у него выведывают, потом уходят в коридор, закладывают за собой один импульсный и два пирозаряда и благополучно скрываются на севере. Не слишком много действий за 14 минут?

– 14 минут это ваша цифра, не моя, но если ей поверить, возможно, их было человек пять и они торопились… Но почему им было не забрать советника с собой?

Коротышка с видимым восторгом повторил этот вопрос, аж руками всплеснул.

– И действительно, почему бы! Скажите, что сложнее, разомкнуть обычный кистевой замок, которым ценные контейнеры с грузом пристёгивают, или без согласия их носителя снять с него исправный бронешлем и «вериги»?

Цагаанбат не отвечала, ну, начал, так уж договаривай.

– Тело советника было пристёгнуто к стене, там есть такая скоба. И скобу можно было выдернуть, и замок переломить, в конце концов, вы же выжили, капитан, после попадания плазменного разряда в ногу, почему советник бы не смог пережить аналогичное ранение в руку? И залп, по интересной случайности, из вашего «люсинчуя» был произведён только один. В то время как оба ваши стрелка почти выработали штатную батарею.